Как только раненый мужчина и юная девушка спрыгнули на мокрую палубу, из окруживших их джентльменов удачи вперед выдвинулся омерзительный незнакомец, отличавшийся до крайности неприятной наружностью; он давно уже достиг тридцатипятилетнего возраста, обладал отталкивавшей внешностью и, как оказалось, исполнял в разбойничьем братстве обязанность квартирмейстера, или, говоря современным языком, второго человека в команде, заведовавшего всей хозяйственной частью. Соответствуя значимой должности, бандит был одет гораздо лучше всех остальных, но его респектабельный вид портился зверским выражением продолговатой физиономии, морщинистой и изборождённой уродливыми, страшными шрамами, всклокоченной бородой, а также голубыми глазами, блестевшими неиссякаемым гневом и не передававшими собой ничего более-менее доброго; закончить его внешний облик можно надвинутой на узкий лоб кожаной треуголкой.
– Ага, добыча сама прибежала к нам в ловкие руки! – воскликнул он под жуткий вой ветра, выставляя вперед прямую, остроконечную шпагу, по-видимому захваченную у какого-нибудь богатого офицера; одновременно он скривил в зловещей усмешке противное и пропито?е лицо. – Сейчас мы с ней позабавимся!
Ужасное изречение, немногословное, но сравнительно ёмкое, бандит заканчивал, вонзая острый клинок в и так умирающее тело представителя сильного пола и нанося ему второе смертоубийственное ранение; для хорошенькой девушки им была избрана не менее прискорбная участь – какая? – стало известно из его дальнейшей команды:
– А теперь давайте, почтенные джентльмены, натешимся с этой маленькой шлюшкой, пока она, смазливая «сучка», не сдохнет!
Той же секундой к ней потянулись грязные, обтекавшие слюнями, довольные рожи, немытые руки, которые сначала ее тихонько поглаживали, нерешительно и опасливо, а затем, переходя ко все более активным инсинуациям, стали рвать на ней красивое одеяние, лишь в верхней части прикрывающее ее великолепно сложённое туловище; далее, когда задралась и без того короткая юбка, а грудь едва ли не полностью оголилась, остервенелые насильники, довольные доставшимся им «лёгким уловом», повалили оравшую девушку, бившуюся в страшной истерике, на мокрую, склизкую палубу; ну, а затем, как оно и полагается, первым на нее навалился, конечно же, квартирмейстер, однозначно задавшийся конечной целью – в полной мере насладиться непревзойденно восхитительным телом.
– На помощь! Спасите! Хоть кто-нибудь! – до того момента, как грязная ладонь накрыла ее бесподобное личико, отчаянным криком успела воскликнуть Хуляева; да, непроизвольно она пыталась искать действительной подмоги самым простым и проверенным способом – путем пронзительного верещания и сумасшедшего, ни с чем не сравнимого, крика.
В следующую секунду на Лере были порваны непрочные кружевные трусики (сорванный бюстгальтер уже валялся неподалеку и возлежал на мокрой палубе вместе со стянутой курткой и белоснежной сорочкой); сама же она, обливаясь слезами и извиваясь в безумной истерике, готовилась сопротивляться до полного окончания – и чего бы ей это не стоило! Тем более что дальнейшая судьба была ей предопределена словами безжалостного пирата, основным смыслом которых предполагалось, что ей, покуда она остается живой, до самой смерти предстоит ублажать всю многочисленную разбойничью братию, в лице пока всего лишь пяти подонков смердящую на нее отвратительным запахом, сравнимым разве что с вонью грязных, никогда не мытых, диких животных. В то же самое время ее невольный напарник, дважды пронзенный в области живота, был все еще жив, но уже медленно, пошатываясь, опустился на деревянное палубное покрытие, где теперь истекал багряной живительной жидкостью, где периодически закатывал кверху измученные глаза и где, выставляя на обозрение безжизненные белки, лишь отчасти созерцал ужасное зрелище, представшее его постепенно затухавшему изумлённому взору; старшина умирал, и, безвольно прислонившись спиной к борту, он был уже не в силах чем-то помочь очаровательной спутнице, а, испуская матросский дух, лишь ненавязчиво, и беспомощно, и омерзительно ёкал.
Но и это еще не все участники тех жутких и странных событий! На нижней палубе пиратского корабля, в трюме, предназначенном для содержания пленников, отгороженные от вольной воли железной решеткой, томились два незадачливых человека. Касаясь первого, можно сказать, что он был мужчиной, достигнутым возрастом стремившийся к шестидесяти годам, но, в отличии от пиратского капитана, тот поседел еще не полностью и сохранил в густой шевелюре кучерявые, черные локоны; Джек Колипо (имя, унаследованное им от рождения, либо он сам же себе его и выдумал) выделялся сильной фигурой, физически развитой и отнюдь не выделявшейся естественным жиром (она прикрывалась простоватой, но добротной одеждой, сирой неприметностью выдававшей обыкновенного обывателя, какие существовали в далёкий период начала развития Нового времени); физиономия его хотя и была испещрена множеством неприятных, глубоких морщин, но в целом выглядела довольно прилично и (не в пример отпетым разбойникам) не носила на себе печати беспробудного пьянства – она обозначалась уверенным взглядом, внешне доброжелательным, однако в глубине скрывавшим «буйственную» жестокость, всклоченной, никогда нечесаной, бородой и отсутствием правого глаза, прикрытого выцветшим кожаным кругляшом, аккуратно обрезанным и закрепленным неширокой перемычкой за голову. Второй откликался на имя Джонатан Рид, или попросту Джо, считался «неоперившимся» юнцом, едва достигшим девятнадцати лет, а разнясь с возрастным сокамерником, был одет в однотонный, тёмный камзол, отличавшийся дороговизной материала и качеством исполнения. Молодой человек обладал худощавой, но в то же время и жилистой внешностью, где выносливая фигура представлялась на удивление стройной, не лишенной физической силы и, в отличие от истинного положения, казавшейся необычайно высокой; лицо его виделось смуглым, обветренным, для представителя сильного пола несоразмерно красивым, но и не лишенным мужского достоинства; по уверенному взгляду каре-зеленых глаз можно было судить о непререкаемой воле, бесстрашном характере, а где-то и безрассудной отваге, присущей, как известно, любому романтику; особое внимание следует заострить на прямом, явно аристократическом, носе, широких и тонких губах, говорящих о хитрости, а заодно и роскошных, густых волосах, черными прядями спускающихся к самым плечам и слегка прикрывающих изящные брови (перечисленное великолепие скрывается за простой, но добротной кожаной шляпой). Из обуви на обоих пленниках надеты доброкачественные длинные сапоги, по странному стечению обстоятельств не отобранные пиратами, хотя к предполагаемой экспроприации, возможно, пока еще попросту не назначено необходимое время.
Они слышали грозный клич капитана, призывавший команду наверх и требовавший готовиться к непременному абордажу, а затем, пускай и сквозь рев урагана, до них отчетливо стали доноситься звуки ведомого боя и, что интересно, непривычная, если не устрашающая трескотня неведомых автоматов.
– Что это, воспитатель? – обратился молодой человек к старшему спутнику, применяя несколько необычный термин; одновременно он поднялся с занимаемого места (они оба сидели на полу, спиной прижавшись к борту) и подошел к металлической решетке, надежно отгораживавшей их «малюсенький закуточек». – Вроде бы мы, – имел он в виду пиратский корабль, – на кого-то напали? Но что это за необычные выстрелы, будто единовременно, друг вслед за другом, стреляют с полсотни заряженных ружей?
– Да кто его «…маму» знает? – «матюкнулся» более зрелый мужчина, точно так же поднимаясь и приближаясь к железной преграде. – Вместе с тем для нас образовалась неплохая возможность, чтобы попытаться изменить положение, а главное, статус. Давай-ка, брат, как утверждают пираты, поднимем с тобой «Веселого Роджера», – предположил Колипо, что пришла пора немного «повеселиться», – и покинем осточертевшее, крайне неприятное, место.
«Покопошившись» пальцами в густой бороде, Джек извлек наружу небольшой, но острый предмет, похожий на гвоздь, разве только немного загнутый на заточенном окончании. Он подошел к решетчатой двери и неторопливо стал ковыряться в массивном замке, висевшем снаружи, производя впечатление человека, не раз уже занимавшегося чем-то подобным. Воспитанник смотрел на него широко открытыми глазами и до крайности изумленным взглядом, явно увидев почтенного спутника с совсем неожиданной стороны, ранее ему, по сути, неведомой.
– Но как?.. – пролепетал он в качестве комментария либо неназойливого вопроса, изобразив на безусом лице бескрайнее удивление. – Нас же вроде обыскивали?.. И еще… почему Вы, – Джо обращался к пожилому мужчине почтительно, – не воспользовались отмычкой чуть раньше и что все это, вообще говоря, означает?
– Ничего такого, что истолковывалось бы превратно, – не оборачиваясь к юноше (тот в ходе процесса непреднамеренно оказался сзади), рассудительно ответил наставник, продолжая ковыряться в запорном устройстве и издавать характерные звуки, передающие неприятный скрежет металла, – ты же ведь, надеюсь, будешь не против, чтобы мы отсюда без разрешения выбрались?
– Откровенно сказать, нисколько! – горячо воскликнул молодой человек, приподнимая шляпу и вскидывая кверху неестественно красивые брови. – Я только не могу понять: как такое стало возможным и как все это прикажете понимать?
– Ты имеешь в виду то странное обстоятельство, – усмехнулся Колипо, ни на секунду не прекращая освободительное занятие, – что я тебе постоянно твердил, что следует всегда поступать по совести и жить по закону?
Ответить Рид не успел, так как раздался едва различимый щелчок, подтверждавший, что Джек успешно завершил взятую на себя непростую задачу, а следом за ним прозвучал пронзительный крик, раздавшийся с верхней палубы и принадлежавший, по-видимому, совсем еще юной особе.
– Поспешим? – вопросительно уставился Джек на вздрогнувшего воспитанника, очевидно ища у того словесной поддержки.
– Поспешим! – вторя ему, но уже в утвердительном ключе ответствовал юноша, решительно распахивая решетчатую створку и стремительно устремляясь наружу.
Они успели аккурат к тому моменту, когда старшина умирал, а сопротивление красавицы было полностью сломлено – в конечном итоге она была прижата четырьмя морскими разбойниками, за руки и за ноги, к полу, а квартирмейстер готовился осуществить омерзительное, до последней гнусности отвратное, дело.
– Делай как я! – стараясь заглушить ревы всемогущего ветра, прокричал пожилой мужчина, уверенной походкой приблизившийся к крайним бандитам и в одно мгновение ока выхвативший у них из-за поясо?в пистолеты.
Молодой человек в точности исполнил озвученную рекомендацию – вот только подбежал он к более отдаленным противникам, удерживавшим у девушки конечности слева. Никто из пиратов так ничего и не успел толково осмыслить, как выстрел, произведенный в ухо, выбил дух из их «охочего» предводителя, заставив того неприятным и грузным телом непредумышленно навалиться на молодую путану – она точно так же ничего пока еще не поняла, зато не замедлила сразу же вцепиться в отвратительное лицо остервенелого недруга белоснежными, как оказалось, до крайности острыми зубками.
– Корабль наш, джентльмены! – приняв горделивую осанку, провозгласил седовласый мужчина; а следующим окриком он развеял малейшие сомнения, вдруг способные у кого-то возникнуть, назвав пиратское прозвище, отлично известное среди подобного общества. – Я, Джек Мортишен, – на русском наречии выглядит как Умертвитель, – новый капитан судна, предлагаю вам, «грязным подонкам», поступить под мое командование – в противном случае? – несогласных ждет аналогичная участь! – он указал вторым, пока еще неразряженным, пистолетом на поверженного в ходе первоначальной стычки значимого пирата.
Очевидно, произнесенное имя, да жуткий облик недавнего пленника, представшего искателям приключений в совсем ином свете, да, наверное (что, конечно, важнее!), вид бездыханного тела их неуёмного предводителя произвели ожидаемое, должное впечатление, вследствие чего они, поднимаясь и выстраиваясь в одну линию с понурыми головами, любезно согласились с озвученным предложением и покорно стали дожидаться дальнейших распоряжений.
– Тогда свистать всех наверх: мы отправляемся в плавание! – победоносно главенствовал самопровозгласивший себя капитан, размахивая перед собою огнестрельным оружием. – Отдать концы! Отставших, – разумеется, он имел в виду тех, кто захватывал «Независимость – 2», – дожидаться не будем.
В то же самое время, когда новоиспеченный главарь произносил торжественный монолог, его воспитанник энергичным, по большей части пренебрежительным, движением сбрасывал с полураздетой красавицы мертвое тело, принадлежавшее бывшему квартирмейстеру, и помогал ей поспешно подняться. Откусив с омерзительной щеки солидный кусок человеческой плоти, та выплюнула его на собственного хозяина и, оставаясь с окровавленным ртом, приобрела в тот грандиозный момент вид древней фурии, отчаянной и кровожадной, не знавшей ни капельки человеческой жалости.
– Не гоже в таком одеянии показываться пиратам, – сказал юноша, скидывая с себя камзол и передавая его спасённой красавице, чтобы она немедленно прикрыла им оголенные части поразительно роскошного тела, – Вам непременно нужно, – продолжал он выдавать отменное воспитание, – подыскать что-нибудь подходящее обстановке.
– У, «мерзость»! – выражала негодование Лера, поочередно поднимая с палубы и осматривая порванные куртку, блузку и лифчик, а чтобы получше донести возникшие чувства, злобно пнула восхитительной ножкой по омерзительной, враз опостылевшей, роже пирата, прямо у нее на глазах умерщвленного столь неожиданным образом.
Она была перевозбуждена и не до конца отдавала себе отчет, что же с ней приключилось; единственное, что ей было сейчас просто необходимо, – это выплеснуть куда-нибудь накопившиеся эмоции. Верная женской натуре, возмущенная девушка буквально впала в истерику и принялась методично, следуя один за одним, наносить удары, пиная ногами по ненавистному телу морского разбойника; одновременно она не забывала смачивать его противную рожу обильно выделяющейся слюной, плевками передаваемой на лицо и одежду.
– Хватит! Хватит! – вежливо, но настойчиво Джо пытался оттащить красавицу от уже остывающего покойника. – Он умер.
– Да?! – недоумевала разбушевавшаяся красавица. – Так пусть отправляется в Ад! – И снова возвращалась к противному телу, и продолжала его тиранить прекраснейшими ногами, давно уже изодрав тоненькие чулки и полностью отломав высокие, эффектные шпильки.
Но не только молодые люди были заняты в то тревожное мгновение «правильным» делом: другие участники развернувшейся печальной трагедии, незамедлительно бросились исполнять приказ самопровозглашенного капитана – похватав топоры, они начали скидывать в море абордажные лестницы и обрубать веревочные концы, заброшенные «кошечными крюками» на соседнее судно… Как раз в тот самый момент оттуда раздавался торжествовавший возглас лёгкой победы, издаваемый десятками оголтелых и радостных глоток; но… почти сразу же, едва лишь заработали «беспринципные плотники», чудовищный ор внезапно затих, а буквально через секунду раздался с удвоенной силой, куда в интонацию примешались еще и гнев, и печаль, и отчаяние. Ничто больше не связывало два корабля, и, словно одноименно заряженные частицы, ведомые чьей-то злой волей, они стали стремительно отдаляться, двигаясь каждый в отдельную сторону: военный – прочь от страшного урагана; пиратский – в самое жерло страшной и черной воронки. И вот именно в этот момент, в блеске сверкающих молний, Мадмэн увидел того, кто беспардонно захватил его великолепное судно.
– Катись ты к Дэви Джонсу, дважды мной про?клятый Умертвитель! Опять ты угоняешь принадлежащий мне бриг! – прогрохотал он голосом, значительно усиленным ветром и беспрепятственно достигшим Колипо. – Что, впрочем, у него уже входит в привычку, – договорил он чуть слышно, очевидно адресуя последнее выражение только лишь для себя.
Он смотрел в сторону уплывавшего от него славного корабля, пока тот не приблизился к самому центру кошмарной воронки и пока не скрылся в замысловатых клубах невиданно жуткого урагана, какой ему когда-либо приходилось увидеть. «А-а-а!!!» – прорычал капитан в полнейшем отчаянии, и буквально в то же мгновение голова командера Вильямса, отсеченная, покатилась по палубе. Почти сразу же всё вокруг единовременно стихло: темные тучи рассеялись, а бушевавшее море вмиг успокоилось, будто бы сама природа (неизвестно зачем?) устроила для этих отважных людей доселе невиданное, невероятно жестокое, испытание.
Часть первая. Пираты и проститутка
Глава I. На захваченном бриге
Люди, оставшиеся на пиратском судне, с восхищением и ужасом смотрели на гнев то ли неба, а то ли самой Преисподней: никто из них не в силах был сдвинуться с места, когда их с чудовищной силой затягивало в «клубившуюся» чёрной жутью неуправляемую стихию; единственное, что в целях безопасности они удосужились сделать, – крепко схватились руками за деревянные поручни, чтобы никого из них случайно не смыло ни накатившейся волной, ни порывом ураганного ветра, то и дело подвергавшим судно нешуточным испытаниям. В основном эпицентре буря была настолько мощной, что никакие силы легких не смогли бы перекричать морское торнадо, поэтому и грозные мужчины, и молодой юнец, и прекрасная девушка не издавали ни единого звука, а с молчаливым трепетом ожидали, чем же ураганное буйство в конечном итоге закончится.
Ждать пришлось недолго, и лишь только их затянуло в огромнейшую воронку, как корабль словно бы куда-то неожиданно рухнул, мгновенно пролетел сквозь безраздельное пространство и бесконечное время, после чего вынырнул в совершенно спокойное море, ровной гладью и сверкавшей синевой блестевшее в лучах взошедшего яркого солнца.
– Уф, – выдохнула Валерия, следующим высказыванием передавая в том числе и чувства остальных членов матроской команды, оставшихся в самом минимальном количестве, какое необходимо для управления парусным судном, – вроде бы выбрались. Кста-а-ти, – заговорщицки растянула она ключевое высказывание, – а кто-нибудь мне подскажет, где мы сейчас находимся и – что еще важнее! – в каком, стесняюсь спросить, измерении?
Вопрос явился в нужную тему и заставил видавших виды мужчин, закаленных в боях, шторма?х, опасностях, и, безусловно, погонях, недовольно поежиться и переглянуться друг с другом, как бы ища поддержки у стоящего рядом: они уже стали свидетелями необузданности характера миловидной, но и суровой особы, а принимая во внимание еще и тот факт, что за нее вступился сам капитан, причем носивший столь славное и грозное имя, стоило хорошенько подумать, прежде чем хоть что-нибудь отвечать, дабы не навлекать на себя лишний раз немилость столь отчаянных и, без сомнения, смелых людей.
– Попробуй ты, – указала она рукой на пирата, производившего впечатление наиболее умного, а еще и способного к здравому размышлению.
Умертвитель и Рид молчали, предоставив новой знакомой полную возможность производить предварительное дознание; одновременно оба они любовались ее напыщенным видом, с одной стороны самоуверенным, а с другой – безмерно прекрасным.
– Бесстрашный… Ричард Бесстрашный, – начал морской разбойник с короткого псевдонима, но мгновенно понял допущенную ошибку и представился полным именем, как того требовали принятые в пиратском братстве приличия, – боцман и одновременно помощник квартирмейстера по хозяйственной части. Что же касается поставленного вопроса?.. Тут мне ответить трудно, потому как и сам я нахожусь в полнейшем неведении.
Становилось очевидно, что на захваченном судне все находятся в равных информационных возможностях и что хозяева настолько же осведомлены об истинном местоположении, насколько и их невольные «гости». Вместе с тем, не получив вразумительного ответа, Лера все же успела, пока тот говорил, внимательно его рассмотреть. Еще вчера, странный мужчина показался бы ей удивительным и необычным, но в свете последних событий воспринимался естественно и нормально. Итак, она сумела выделить следующие характерные признаки: словно бы соответствуя порученной корабельной должности, Риччи (как его моментально окрестила молодая путана) имел высокий рост, крупное телосложение и немалую силу; он был метис и больше походил на индейца, но, вопреки (во времена эпохи колонизации) вроде бы позорному факту, пользовался среди разбойничьих соплеменников непререкаемым авторитетом, а жестокостью прославился далеко за пределами всего судоходного братства; по внешнему виду ему можно было дать тридцать два года; из отличительных особенностей наиболее выделялась круглая физиономия, зауженная чуть книзу; на ней (когда было нужно) яростно «загорались» самоуверенные глаза, в обычное время выражавшие непоколебимую твердость, суровую решительность и не сворачиваемое упрямство; из остальных очертаний можно выделить красноватую кожу, немного сгорбленный нос а также иссиня-черные волосы густые и длинные; одежда виделась прочной, добротной, представлялась темно-серым камзолом, однотонными штанами, необходимым вооружением – и, странное дело, не содержала в себе никакого головного убора.
– Ладно, с тобой все понятно, – сплюнула Хулиева за борт кровавой слюной, все еще продолжавшей сохраняться во рту и находившейся там после неприятного «знакомства» с непривлекательной рожей недавно умерщвленного квартирмейстера (сама она, в силу недавних событий, продолжала оставаться у деревянных поручней, а бывшие хозяева брига теперь непроизвольно выстроились перед ней в единую линию; спасители стояли: молодой – справа, а пожилой – слева, и немножко поодаль), – давайте поинтересуемся мнением остальных? Значит, так, господа, – последнее слово она почему-то сказала по-русски, но сразу же снова перешла на английский: – Кто-нибудь сможет прояснить возникшую ситуацию: где мы сейчас находимся – в каком, «…мать его», временно?м измерении?
В момент выражения неподдельных эмоций Валерия обратила внимание, что выровнявшиеся перед ней (чуть ли не по команде «смирно»!) морские разбойники удивленно вскинули брови и недовольно поморщились. Не понимая истинную причину, она тот час же решила прояснить себе их странную неприветливость, ведь как она всегда полагала – крепкое словцо в подобном обществе должно было добавить ей дополнительной значимости.
– Что?.. Что такое? – нахмурила она очаровательный лобик и посмотрела на неприветливых оппонентов, желая услышать рациональные объяснения, взглядом же ища поддержки сначала у Рида, а затем Умертвителя.
– Простите, мисс… со всем уважением, – взял слово другой бандит, стоявший по левую руку от грозного боцмана; по несколько дней небритой щетине и пропито?му лицу он выглядел лет на сорок, но едва ли прожил чуть более тридцати; на макушке говоривший успел облысеть, смотрелся несколько несуразно, а ещё и беспрестанно «бегал» пугливыми, зелеными зенками, – но Кодекс запрещает «отвязную» матерщину на корабле, – произносил он не очень уверенно, периодически поглядывая в сторону Джека Калипо, который не замедлил обзавестись остроконечной шпагой поверженного врага и который неприветливо теперь покручивал ее в мускулистой ладони, – вы ведь живете по Кодексу?
– Как твое имя, пират?! – неприветливым тоном окликнул его капитан, угрожающе наставляя смертоносное, боевое оружие. – Ты не представился – вероятно, просто забыл?
– Бартоломью Стич, или, если вкратце, Опасливый, – отрекомендовался разбойник, нервно теребя поношенный синий кафтан; в то же самое время другой рукой он словно проверил золотую серьгу, массивно торчавшую в ухе, – еще раз простите. Так как, – нашел он в себе душевные силы продолжить осведомляться, но лишь немного переиначил первоначальный вопрос, – мы попали к пиратам или же нас отправят на виселицу?
