Неприятная дилемма, между прочим, интересовала голубоглазую девушку, взявшую на себя командную роль, ничуть не меньше, а возможно, даже и чуточку больше – озадаченная, она посмотрела на более пожилого мужчину, державшегося невозмутимо, уверенно и позволявшего думать, что, видимо, ему чего-то известно.
– Всему свое время, – произнес он размытую фразу, перевел остриё захваченной шпаги с говорившего с ним пирата (кроме всего прочего имевшего невысокий рост, восполненный разве плотным телосложением) на следующего бандита и незамедлительно заставил его откровенно признаться: – Ну, а ты?.. Ты кто такой?
– Да, действительно, – поддавшись неусидчивой, любопытной натуре, не замедлила вмешаться и Лера, – раз уж все мы оказались, так скажем, на одном корабле – давайте как следует познакомимся, – в тот же самый момент она нагибалась к трагически погибшему Кедми, брала из его бездвижной ладони знаменитый американский «Кольт М1911» (как известно, в нём оставался еще один боевой заряд) и вытаскивала из груди абордажную саблю, продолжавшую оставаться с тех пор, как на них неожиданно напал остервенелый разбойник, вознамерившийся расправиться с ними на борту «Второй Независимости».
– Плохой Билл, или попросту Бед, – представился морской разбойник, которому приказал Умертвитель, – канонир… унесу на руках любую пушку, стреляю без промаха. – К наступившему моменту он уже обзавелся кожаной треуголкой, некогда принадлежавшей покойному квартирмейстеру и, по его субъективному мнению, являвшейся тому, по сути, ненужной; теперь же он незатейливо вертел ею в руках, все еще не решаясь водрузить себе на большую макушку.
Про его внешность стоит сказать, что выглядел он лет эдак на тридцать пять (по ровному счету оно соответствовало реальной действительности), что природой в него было заложено неограниченное здоровье и что даже каждодневная выпивка не смогла лишить его поистине нечеловеческой силы; вне всякого сомнения, мужчина этот представлялся просто огромным, имел могучее телосложение, почти всегда ходил с голым торсом, скрытым лишь кожаной перевязью, носил однотипные штаны и высокие сапоги; обветренным лицом он был похож на разгневанную гориллу, а невероятно смуглым цветом кожи выдавал однозначную принадлежность к негроидной расе; остальными признаками можно выделить: выпуклые серо-голубые глаза, когда необходимо наливавшиеся кровавым оттенком, массивный, на конце покрытый морщинами нос, кучерявые волосы, неприглядно торчавшие в разные стороны, а ещё… невероятно огромные уши.
– Отличный воин! – присвистнул Колипо, оценивая его сверхчеловеческие возможности, и, опустив наконец клинок, кивнул головой на четвертого: – А ты? Что скажешь про себя ты?
Последний из разбойничьей четверки не выделялся какими-нибудь сверх уникальными особенностями – выглядел как обычный, среднестатистический пират, погнавшийся за морской удачей; он был еще достаточно юн, то есть безусым лицом (неприятным и перекошенным отвратительным шрамом) выглядел лет на двадцать пять, возможно, чуть больше; молодой парень, скорее всего, пока еще не утратил возрастные амбиции и изо всего остального сборища казался наиболее обеспеченным – был одет в ярко-красную шелковую рубаху, перехваченную позолоченной перевязью, атласные шаровары, прочные высокие сапоги и широкополую шляпу, украшенную роскошными перьями; в остальном он выглядел как простой обыватель и имел прямой, немножечко вздернутый, нос, серо-голубые глаза, горевшие неиссякаемой живостью, бледные щеки, впалые и угрястые, темные волосы, длинные и кудрявые, спускавшиеся к самым плечам, высокий рост и худое телосложение.
– Джим Тэтчер, – представился он истинным именем; очевидно из-за молодости лет парень еще не заслужил пиратское прозвище, а может, и сам не хотел утратить столь значимую фамилию, красивую и, несомненно, дворянскую, – обыкновенный матрос, без каких-либо регалий и привилегий, – могу делать все, что только прикажут.
– Замечательно! – воскликнул старый морской разбойник, видимо вполне удовлетворенный произведенным первоначальным осмотром. – С командой все ясно, теперь следует и об остальных разузнать поподробнее, – здесь он прошел несколько шагов вперед и встал таким образом, чтобы оказаться вполоборота и к неопытным юнцам, и к одичалым пиратам, – как ранее обозначено, сам я являюсь некогда прославленным капитаном Умертвителем-Джеком, волею случая и судьбы вынужденным спуститься на берег, – охарактеризовал он «отход от основных дел» термином, понятным среди подобного воинства, – не выпучивай на меня изумленных глаз, – заметил он выражение, последнее время не сходившее с лица его моложавого спутника, – я не стал тебе ничего говорить по легко объяснимым причинам, а если немного подождешь, то обязательно их услышишь – итак, о чем это я? – ага, вспомнил, – на секунду почернев, а следом вновь приняв благодушное выражение, продолжал Колипо неоконченный многозначительный монолог, – этот юнец, что не перестает удивляться, – кивнул он на Рида, – мой давний воспитанник – он, собственно, будет помощником. Ну, а эта прекрасная леди?.. – посмотрел старый разбойник на дерзкую особу нескрываемо восхищенно. – Судя по всему, готовится стать квартирмейстером. Кстати, – заострил он внимание на белокурой красавице, – про нас тебе, дерзкая мисс, – в обращениях старик особо не церемонился, – все стало известно, теперь пришла пора и тебе просветить нас, как следует к тебе обращаться. Что ты умеешь делать, – он назидательно ткнул шпагой в откусанную часть щеки поверженного бандита, – мы все, здесь собравшиеся, только что видели.
– Я Лера Хо…, – вдруг неожиданно осеклась хорошенькая блондинка, справедливо прикинув, что прозвище «шлюха» в пиратской среде вряд ли добавит ей достойного уважения (а то – вроде бы как невозможное? – обстоятельство, что волею нелепого случая либо же злого рока она оказалось именно в романтическом обществе, после всех пережитых ужасов у нее никаких сомнений не вызывало); стало быть, тем же мгновением, без дополнительных проволочек, белокурая красавица поспешила поправиться: – Лера Доджер… зовите меня Лерою Доджер.
– Ловкачка?! – оценивая придуманный псевдоним, старый разбойник по привычке легонько присвистну. – «Фью-ить»! Ну что же, посмотрим?
– Может быть, сэр, – либо так, либо еще «воспитатель» имел привычку обращаться к зрелому спутнику Рид; по вполне объяснимому молодому нетерпению он стремился прояснить кое-какие сомнительные детали, – и мне поведаете некие, неизвестные мне, подробности?
– Да, пожалуй, юнец, ты прав, – несмотря на девятнадцатилетний возраст, по устоявшейся привычке Джек продолжал именовать его именно так, – пришла и тебе пора узнать некоторые удивительные тонкости из собственной прославленной родословной. Однако, давайте сначала выставим правильный курс и поплывем – куда? – пока на север – а дальше? – по ходу определимся. Почему на север? По той лишь простой причине, что есть у меня на Бермудских островах одно таинственное местечко, никому неизвестное, зато довольно уютное, где какое-то время можно пересидеть, осмотреться, собраться, что называется, с мыслями, а заодно установить, в какой мы, извините, находимся «заднице».
Здесь капитан умолк, поводил глазами по верхним реям, словно что-то обдумывая либо же вспоминая, после чего выдал собравшимся членам команды вполне однозначное заключение:
– Ветер попутный; но плыть, считаю, будем небыстро, так как мы еще даже не ведаем, с чем впереди нам придется столкнуться. Поэтому ставим только, – на период шторма паруса были сняты, – фок, грот, все кливера и ограничимся еще обоими марселями. Ну?.. Чего встали?! – прокричал он уже более строго, не позабыв в том числе молодежь. – Вперед, по местам! И вы тоже не стойте, а включайтесь в основную работу; опытные матросы вам подскажут, что нужно делать. Когда закончите, поднимайтесь ко мне на мостик, там и посплетничаем. Да… – не смог он не заострить внимания на разорванном одеянии, – тебе, мисс Доджер, будет лучше переодеться, а не то как бы снова чего не вышло? Впрочем, и самой тебе станет гораздо удобнее: в таком наряде, – кроме камзола, данного ей молодым человеком, на ней оставались короткая юбка, разодранные чулки да поломанные эффектные «ботильоны», – не с руки будет лазить по реям.
Что он имел в виду под словами «как бы снова чего не вышло» было более чем понятно, на что Валерия грозно сказала: «Пусть только попробуют!» – презрительно фыркнула и одарила слишком уж похотливых членов команды настолько «испепеляющим» взглядом, насколько те невольно поежились и предпочли тут же броситься исполнять озвученное им простое задание. Осведомлённый боцман вынуждено остался, чтобы исполнить вторую часть капитанского приказания – выдать Лере пиратское платье.
– Пройдемте, мисс, подберем Вам что-нибудь подходящее, а заодно посмотрите на хозяйственные владения, ведь я так понимаю – Вы назначены квартирмейстером и являетесь моим прямым командиром.
– Тогда чего же мы ждем?! – бодро воскликнула несравненная девушка, вытерла окровавленную саблю об одежду укушенного пирата и твердой походкой направилась в сторону вместительного отверстия, ведущего на нижние палубы (как принято на судах того времени, там располагались пушки, матросские отсеки и корабельные кладовые). – За мной, мистер Риччи, и, пожалуйста, побыстрее!
Все остальные к тому времени уже были заняты основным корабельным делом: переводили судно на подвижное состояние. Помогал им в нелегком занятии в том числе и новоиспеченный капитанский помощник. Оказавшись в хозяйственных помещениях, Лера, сразу же воспользовалась предоставленной возможностью и неожиданным положением и целенаправленно выбрала себе самые простенькие одежды, какие имелись в распоряжении грозных разбойников и какие пришлись ей по вкусу, а главное, подошли по великолепной фигуре.
– Ничего страшного, подошью, – сказала она, когда, облачившись, вдруг поняла, что прочные коричневые брюки и точно такой же камзол немного великоваты и что они топорщатся на ней, как на неказистой, неопрятной «капусте», – все равно ничего более лучшего нет; хорошо хоть белая рубашка пришлась мне вроде как впору.
Дальше было еще сложнее, ведь изо всех имеющихся сапог размера, равного тридцать шестому или к нему прибли?женного, на пиратском бриге попросту не имелось; единственное, что ей посчастливилось подобрать, – это женские полусапожки, захваченные в ходе очередного безжалостного налета и сохранившиеся здесь по случаю, но как будто бы преднамеренно. Раздосадованную девушку подобное положение хотя и устраивало, но все же не очень: она предпочитала, что если уж довелось облачиться в морского бандита, то приобретаемый новый облик должен точно так же полностью соответствовать, в том смысле, разумеется, и простая обувка; но, делать нечего, ей пришлось смириться с найденными штиблетами, хорошо еще верхним ободом спрятавшимися под широкими шароварами и выдававшими истинное предназначение лишь небольшим, книзу сужавшимся каблучком и остроконечным, слегка загибавшимся носом. Венцом ее обновленной наружности стали большая широкополая шляпа, изготовленная из плотной, но мягкой бараньей кожи, однотонная основному платью и ничем пока еще не украшенная, а также прочная перевязь, снабженная острой саблей, дававшей Валерии основательный повод, захваченную ранее, без сожаления выбросить.
Поскольку любые женщины относятся к внешнему виду более избирательно, чем те же мужчины, Бесстрашный Ричард сразу сообразил, что, по всей видимости, она здесь изрядно задержится, поэтому, особо долго не задумываясь, он оставил ее перевоплощаться одну, сам же отправился помогать остальным участникам пиратского коллектива ставить судно по назначенному капитаном «бермудскому курсу». Наконец, одна из самых сложных задача была успешно закончена, и, потратив на сборы чуть менее часа, очаровательная девушка представилась грозному взору пиратов в новом, неожиданном, виде, однако ничуть ее не портившим, наоборот, придававшим дополнительной женской загадки и необычного шарма. Другие пираты только-только закончили с парусами, выбросили за борт убитые трупы, уже начавшие противно «попахивать», а следовательно, в полной мере могли насладиться созерцанием новоиспеченного квартирмейстера, незамедлительно вернувшего верхнее одеяние, ставшее больше ненужным, былому хозяину. Действительно, здесь было на что посмотреть: грозный вид, плотно сжатые губы, нахмуренные брови и «сверкавший» взгляд никак не сочетались с прекрасным женственным обликом, когда-либо и кому-либо дарованным от щедрой природы.
– Ежели бы я не знал, что ты, мисс Доджер, являешься девушкой, – осматривая прекрасного заместителя, в очередной раз присвистнул Колипо, – никогда бы не сказал, что ты не мужчина! – восхитился он, не оставив ухмыльнувшуюся красотку без любезного комментария; дальше он перешел к вопросам насущным: – Теперь же, когда корабельная оснастка готова и когда мы дружно поставили «Кровавую Мэри» на северный курс, – произнес он название, в 1739 году наводившее ужас на все торговые, а частично и военные корабли; (не стоит удивляться, как и его воспитаннику, ему оно представлялось отлично известным), – команде предлагаю немного расслабиться, и даже «накласть на бездумные глазницы черные метки», – имел он в виду поспать, – а мы с молодыми людьми чуть-чуть посекретничаем и ненадолго уединимся: у нас, я так понимаю, возникли вопросы семейного плана.
Глядя, каким зачарованным взглядом Джо посматривает на прекраснейшую блондинку, облаченную в мужскую одежду, но ничуть не утратившую почти божественной привлекательности, старый «морской волк» вспоминал себя в прославленной молодости и нисколько не сомневался, что его благочестивый воспитанник попал под острые стрелы Амура. Его несомненная уверенность подтверждалась в том числе и самой Валерией, безусловно отвечавшей парню полной взаимностью; она в свою очередь где-то кокетливым, а в чем-то восторженным взором, периодически бросаемым в сторону красивого юноши, лишний раз давала понять, что строит в отношении него определённые, вполне очевидные, планы. Судя по всему, между двумя юными и горячими сердцами зарождалось нечто такое, что по чудодейственной силе и безудержной страсти можно сравнить с бушующим ураганом, неутолимой пылкости с необузданным ветром, а девственной чистотой и ослепляющим светом разве что с самим небесным светилом. Однако он все же переживал: вдруг от молодой леди последует пагубное предательство либо гнилое коварство, как было лично с ним пару десятилетий назад? Как бы ему не виделось, а поделиться всей интересующей информацией с любопытной представительницей прекрасного пола, как не изворачивайся, но рано или поздно придется – так почему не сделать это в самом начале и тем самым не заслужить себе дополнительное доверие?
Терзаемый спорными мыслями, капитан умилённо посматривал на юных влюбленных; в результате вначале он даже и не заметил, что остальные члены пиратской команды тоже не сильно торопятся расходится, а по всей видимости, дожидаются от него некого продолжения.
– А вы чего застыли, обалдуи беспечные?! – вставил грубоватый старик излюбленное словечко, придуманное им еще в далёкой и бурной молодости. – Соглашения, что ли, ждете? – нескромно поинтересовался и сам же себе ответил, едва лишь от послушных разбойников последовало утвердительное кивание: – Будут вам правила, но только после того, как мы достигнем суши и сможем, в конце концов, определиться: в каком конкретно сомнительном положении оказались? А сейчас, – прикрикнул он грозно, – всем отдыхать, а то особо недовольных заставлю начисто выдраить палубу!
Четыре человека команды после сказанных слов тем же мигом устремились к проему, ведущему на нижние палубы; наверху же остались одни заинтересованные лица, наиболее приближённые к суровому капитану. Побеседовать в нелюбезном ключе и поговорить с оголтелыми морскими разбойниками Колипо спускался с капитанского мостика вниз; круговой штурвал на тот небольшой период он закрепил с помощью одного из концов бегучего такелажа – теперь можно было вернуться к нему обратно и самолично продолжить управление захваченным судном. В точности так он и поступил, предложив молодым людям двигаться следом:
– А теперь, нетерпеливая молодежь, пойдемте чуть-чуть посекретничаем.
***
Без каких-либо особенных затруднений они взобрались втроём на капитанское возвышение, где приготовились – двое внимательно слушать, а третий рассказывать.
– Итак, – начал старый разбойник, как оказалось, давно уже готовый к назревшему разговору и дожидавшийся нужного времени, которое, вероятнее всего, сейчас и настало, – родился я в тысяча шестьсот восемьдесят третьем году, в Англии, в семье бедного морехода, с большим трудом от рейса перебивавшегося до рейсу – не было никакой надежды, что он когда-нибудь сможет выбраться из ужасающей нищеты и обеспечит многочисленной семье достойную жизнь. Я подрастал, а являясь довольно сообразительным юношей, в конечном счёте решительно посчитал, что убогое, жалкое «влачение» мне ничуть не подходит, поэтому сразу же, по исполнении шестнадцати лет, сел на торговое судно, направлявшееся к Новому свету и отправился в поисках достойного заработка и, разумеется, рискованных приключений. Чтобы рассчитывать в команде на «сытую пайку», мне пришлось подрабатывать юнгой; но, скажу честно, нелегкий труд пошёл мне только на пользу: я быстро освоил морскую науку, вследствие чего, благополучно закончив первое плавание – а ко всему прочему обладая еще и сильной, взрослой на вид, фигурой – в дальнейшем смог уже наниматься плавать не обыкновенным, ни на что негодным, мальчишкой на побегушках, а бравым, профессиональным матросом. Однако, как уже говорилось, наемные моряки, притом самых низших чинов, на торговых судах навряд ли могли чем-нибудь как следует «подобедать», – в понимании рассказчика приведённое обозначение означало разжиться, – поэтому я стал подумывать: а не податься ли мне в пираты?..
– То есть, – словоохотливая девушка не могла удержаться в долгом молчании; единовременно, устав глуповато стоять, она стала усаживаться на предохранительный поручень (молодой Рид принял выразительную позу, полную аристократического достоинства, и скрестил перед собою обе руки), но и не позабыла озадачиваться всесторонне справедливым вопросом: – получается, во все времена честная жизнь не приносила достойного заработка, необходимого для нормальной жизни и благого существования?
– Правильно, мисс, – согласился Джек вроде бы как с вопросом, а по сути, скорее всего, утверждением; в следующий миг он снял с застопоренного штурвала незадачливое крепление и, немного выправив руль, стал продолжать повествование дальше: – Так вот, несмотря на то что в те времена велась активная борьба с карибским пиратством; другими словами, давно уже были уничтожены разбойничьи пристанища на Тортуге и в Порт-Рояле, тем не менее существовали еще острова – к примеру, такие как Нью-Провиденс – где морские бандиты чувствовали себя довольно вольготно. Волею случая, а может, по повелению злодейки-судьбы, в тысяча семьсот третьем году я оказался в одной из таверн самого крупного острова Багамского побережья, считавшегося на те времена пиратской республикой. Там я познакомился с человеком, носившим имя Фрэнка Уойна, позднее он заслужил себе прозвище Бешеный Фрэнк. Тот парень был старше меня всего на четыре года, но уже успел прославиться удачливым капитаном, наделенным и необузданным характером, и крайней жестокостью. Молодой «морской волк», он как раз набирал себе команду из отчаянных разбойников, желавших поучаствовать в вооружённых грабежах и быстрой наживе; похожее предложение поступило и мне. Как вы считаете: что я тогда необдуманно сделал? Совершенно верно, особо не задумываясь, поступил к нему на долгосрочную службу. Сначала, в течении аж десяти лет, я плавал обыкновенным матросом, вместе с тем доход мой стал значительно отличаться – сравнительно с тем, что доводилось зарабатывать на тягостной королевской службе – я мог считать себя уже богачом и подумывать о сходе на берег. Но, оказалось, в моей мятежной душе напрочь укоренились бунтарские настроения, и я уже не представлял себе другой жизни, без того чтобы не грабить, убивать и, конечно, разбойничать. Со временем на жестокие, злобные качества обратил внимание и сам Бешеный Фрэнк: он сделал меня квартирмейстером. С тех самых пор я имел право на полторы доли добычи и заведовал награбленным добром, наказанием провинившихся, а главное, возглавлял абордажную команду, «жутковавшую» в периоды наших безжалостных и, в то же время, бесчисленных нападений. Именно тогда, выделяясь среди остальных разбойников непоколебимым, неуравновешенным нравом, не предоставлявшим врагам никакой маломальской пощады, я заслужил громкое прозвище… Умертвитель.
Неожиданно Джек замолчал, откупорил бутылку крепчайшего рома, заранее принесённую к капитанскому мостику, а сделав из нее несколько смачных глотков, умиляясь, задумался, словно бы предавшись нахлынувшим внезапно давним воспоминаниям. В то же самое время, кроме почтительного юнца, терпеливо дожидавшегося, пока его замкнутый воспитатель насладится смакованием выпитого напитка, была в той удивительной компании одна, до крайности неусидчивая, натура, которой просто не терпелось узнать закономерное продолжение.
– А дальше? Что было дальше? – торопила она рассказчика, подталкивая его к немедленному продолжению начатой повести и нетерпеливо ерзая на перилах.
– В недалёком будущем, – по привычке присвистнув, продолжил Колипо, принуждённый столь настойчивым требованием, – мы попали в неприятную ситуацию: нас выследил испанский трехмачтовый галеон – и вот тут жестокий капитан Уойн проявил… осторожность, непривычную для себя и полностью идущую вразрез с его убийственным статусом. Да, он не стал вступать в ожесточённую битву, а, пользуясь юркой способностью брига – как и большинство пиратов, он использовал именно быстроходные корабли – предпочел трусливо отправиться в бегство. Бо?льшая часть команды с его решением была, естественно, не согласна, предпочитая безжалостный бой, хороший грабеж и собственную наживу; но, делать нечего, в экстренных случаях капитан обличается непререкаемой властью, поэтому мы вынуждены были в точности исполнять его нелепые указания. Испанцы преследовали нас целые сутки; но – то ли было угодно Богу, то ли, как и всегда, мы оказались удачливее? – нам посчастливилось оторваться настолько, что постепенно преследователи скрылись из виду. И наступила очередь капитана! Он был обязан держать ответ перед разъяренной командой. Я к тому времени достиг уже тридцати трехлетнего возраста, как я уже указывал, был на судне вторым человеком… впрочем, в силу сильно завышенных амбиций, мне хотелось чего-то большего, а это-то как раз и была наилучшая возможность подвигнуть недовольных пиратов на унизительный бунт, сместить Бешеного Фрэнка и самому возглавить непримиримое бандитское общество. Точно так я и поступил: мне удалось подговорить команду, и мы выдали Уойну, а также верными ему сподвижникам сразу по три черные метки. Вы спросите: что это означает?
– Да, – откликнулась восхитительная блондинка, продолжая выказывать нетерпеливую непоседливость; в отличии от неё, Джо продолжал почтительно отмалчиваться, горделиво постаивая в сторонке, – лично мне невероятно интересны самые маленькие нюансы: раньше мне, поверьте, ничего похожего даже не снилось, хотя, если честно, я повидала «всякого», да и книг про корсаров и флибустьеров прочитала великое множество, – употребила она каперские названия, не разбираясь в тогдашней терминологии, – поэтому было бы очень познавательно услышать обо всем происходившем воочию, так сказать самолично.
– Хорошо, тогда слушайте, – сделав пару глотков из открытой бутылки, вернулся Колипо к прерванному рассказу, – три черные метки означают, что пират должен быть высажен на необитаемый остров с бутылками рома и воды, а также пистолетом, заряженном одной пулей. Мы поступили честнее: заковали капитана и верных ему сподвижников в железные кандалы и посадили их в клетку, сравнимую с той, из какой мы только недавно выбрались сами, – кивнул он воспитаннику широкополой шляпой, которой обзавелся прямо тут же, на захваченном судне, найдя ее на палубе, сброшенной кем-то из бывших членов команды, в порыве абордажного азарта устремившихся на «Независимость – 2», – в дальнейшем провели успешную операцию и захватили небольшую рыбацкую лодку, способную свободно взять на борт и свергнутого Фрэнка, и не предавших его отпетых разбойников. Как вы понимаете, впоследствии наши пути существенно разошлись и мы сделались друг другу врагами, соревнуясь в ловкости, удачливости и суровой жестокости. Между тем ни он ни я никогда не шли на открытое столкновение, прекрасно понимая, что отлично знаем заковыристые повадки противника, а значит, победа при таких обстоятельствах достанется волею счастливого случая – подобное положение дел, простите, ни мне ни ему было попросту не приемлемо, так как мы привыкли полагаться исключительно на продуманные действия, подкрепленные и значительной силой, и холодным расчётом. Итак, пришла пора перейти к самой интересной части невероятно правдивой истории…
Он ненадолго умолк, прихлебнул из почти опустевшей стеклянной бутылки и застыл в немом смаковании. На этот раз его никто не прерывал, так как оба слушателя вперились в него завороженными глазами, с открытыми ртами ожидая грядущего продолжения. По привычке удовлетворенно присвистнув, искушённый рассказчик, слегка уже охмелевший, через непродолжительное мгновенье продолжил:
– Плавал я, верховодя пиратским судном, примерно три года, успешно нападал на торговые, а отчасти и военные корабли, пока конфликтовавшие страны не заключили между собой позорного перемирия и пока не бросили совместные силы либо на полное уничтожение, либо – при самом лучшем раскладе! – поимку удачливых и жестоких бандитов. Тогда наступил тысяча семьсот девятнадцатый год и всем вольным разбойникам приходилось очень и очень несладко – часть сошла на берег, а такие, как я и мне подобные, продолжали бороздить океан и остервенело нападали на зазевавшихся ротозеев. Как не покажется странным, но нашему кораблю – благо он перешел по наследству от везунчика Фрэнка – неизменно сопутствовала удача, и мы продолжали быть полностью невредимыми. И вот тут-то моя жизнь совершила самый что ни на есть крутой поворот! Что это было? – в очередной раз он заострил внимание благодарный слушателей, так и не решавшихся больше его прерывать. – Да просто, парень, – первый раз старый «морской волк» обратился к неоперившемуся воспитаннику не как-нибудь по-иному, скажем, по сложившейся традиции не назвал его по-простому «юнцом», – именно тогда я повстречал твою… мать!
– Как?! – удивленно вскинул юноша густые, черные брови, впервые решившийся прервать почтенного воспитателя (Лера, наблюдая их очевидное сходство, о чем-то таком догадывалась, поэтому последнее изречение не вызвало у нее особого удивления; словом, она продолжала молчать, терпеливо ожидая, что будет дальше). – Получается, вы мой отец?
– Кто дослушает, тот узнаем, – спокойно провозгласил Колипо, допивая бутылку и посылая за следующей, – сходи-ка лучше принеси мне еще чего-нибудь выпить, а то столь продолжительные речи мне горло полностью высушили: почти двадцать лет не брал в рот ни грамма, а тут словно накатило – прям не могу удержаться!
– А моя мама? – продолжал допытывать Джо, осведомляясь уже на ходу: он послушно отправился выполнять несложное поручение. – Она жива? Я смогу с ней увидеться?
– Потерпи – и непременно узнаешь! – крикнул ему вдогонку поседевший пират, не позабыв легонько присвистнуть. – Ну, а ты, мисс, – спросил грозный разбойник у прекраснейшей девушки, чуть только они остались одни, – какие планы на юнца у тебя, мисс Доджер?
– Скажу тебе честно, пират, – приученная с клиентами к вольному обращению и начисто не принимая в расчет почётное положение, в откровенных выражениях бывалая проститутка, так же как и он, особо не церемонилась, – он мне понравился! Это ты хотел услышать, или…
Закончить она не успела, так как посыльный резво выполнил доверенное задание и быстрее-быстрого возвращался обратно; в руках он нес непо?чатую бутылку. Оказавшись на капитанском мостике, парень передал ее пьяному воспитателю и приготовился слушать занятное продолжение, придав себе обычную позу, обозначенную горделивой осанкой и перекрещенными перед собою руками. Очаровательная блондинка, устав сидеть на поручне, спрыгнула на мокрую палубу, подтащила свернутую в рулон витую веревку, а водрузив на нее прекрасную задницу, обратилась в волнительное внимание, подперев миловидную мордашку двумя кулачками и буквально поедая искусного повествователя голубенькими глазами. Тот не заставил себя продолжительно уговаривать, откупорил непрозрачную емкость, сделал из нее огромной глоток, прищелкнул языком, а затем охотно продолжил:
– В один из очередных налетов мы напали на торговое судно, следовавшее из Англии и перевозившее на себе обывателей, желавших спрятаться в Новом свете – кто от закона, кто от нищеты и убогости, а кто просто от жестокосердных родителей. На том судне плыла одна интересная молодая чета, некоторое время назад обвенчавшаяся и, как оказалось, сбегавшая от гнева аристократических предков, поклявшихся смыть позор непослушной дочери исключительно кровью неотёсанного избранника, и, что вполне нормально, больше ничем. Все верно, – заприметил он недоумевавший взгляд, принадлежавший любопытной «очаровнице», – девушка та была из дворянской семьи – настоящая леди! – ее же муж был обыкновенный, никчемный босяк, чтобы прокормить себя и молодую жену нанявшийся на судно самым «последним» матросом. С Монни Рид – именно такую фамилию унаследовала она от бестолкового мужа – мои бравые ребята, откровенно говоря, хотели обойтись точно так же, как парой часов назад с тобой, мисс Доджер, – он снова мотнул пьяной головой в сторону Леры, – но я, пораженный непередаваемой, изумительной красотой, вступился за молодую аристократку и помог спастись и ей самой, и ее, как я тогда был уверен, безмозглому провожатому, объявив подвластным лихим компаньонам, что в обмен на их свободу, отказываюсь от причитающейся мне денежной доли. Алчность пиратов не знает границ, и они, не задумываясь, согласились с предложенным мнением, после чего и милая леди, и ее – вроде бы как? – неотесанный спутник стали частью моей команды. О! Как же я тогда ошибался! Мне даже не думалось, что я совершаю непоправимую, большую ошибку.
Состарившийся морской «волк» снова умолк и с печальным видом уставился в горизонт, наложив на обветренное лицо печать сильнейшего сожаления; однако молчал он недолго и, отхлебнув в очередной раз крепкого «целебного рома», вернулся к недосказанной повести:
– Вот так, совсем незатейливо, и началась наша с Монни любовь, продолжавшаяся, к сожалению, очень недолго; я тогда полностью растворился в нахлынувших чувствах и настолько потерял разумную голову, что ничегошеньки вокруг не увидел, даже того, что буквально творилось за моей незащищенной спиной… И вот тут ко мне вернулся злосчастный «бумеранг», запущенный некогда во Фрэнка Уойна. Итак, однажды ночью, после одного успешного дела, я, как и обычно, «вусмерть» напился; но – то ли напиток тогда оказался «паленный», то ли попросту меня в тот раз не брало? – на полчаса «отрубившись», я внезапно проснулся и почувствовал, что очень хочу чего-нибудь выпить. Как назло – это я сейчас понимаю, что к счастью – у меня в капитанской каюте полностью закончился «живительный ром», а чтобы восполнить его запасы, мне потребовалось спуститься на нижние палубы. Была ночь, основные члены команды, «надравшись», – подразумевалось «напившись», – спали, и только небольшая горстка злых заговорщиков, уединившись в винном отсеке, держала предательский, тайный совет. Я подкрался поближе и стал внимательно вслушиваться – но что же я слышу?! – оказывается, подчинённой команде давно уже надоел мой необузданный, крайне вспыльчивый, нрав и все они ничуть не против сменить капитана. Вы спросите: что же их до сих пор останавливало? Странное дело, отсутствие подходящей кандидатуры… И вот такой человек нашелся! – почти торжественно объявил Умертвитель, одновременно делая следующий нехилый глоток. – Им оказался – как я был слеп! – униженный муж моей, казалось бы, покорнейшей женщины, на самом деле оказавшийся ее коварным сообщником; получается, театральный спектакль с безраздельной любовью они разыграли лишь для того, чтобы ввести меня в тлетворное заблуждение и захватить себе прекрасное судно, чуть раньше точно таким же способом отнятое у Бешеного Уойна. Все было решено: на утро меня ждали четыре черные метки, означавшие смертную казнь любым из проверенных пиратами способов; в общем, нетрудно было понять, что в недалеком будущем мне предстоит безвольно болтаться на рее. Времени на длительные раздумья не было никакого, поэтому, воспользовавшись привязанной к корме маленькой шлюпкой, и под прикрытием ночной темноты, я, не задумываясь, покинул враз опостылевшее губительное судёнышко.
– Ни че себе! – выругалась по-русски восхитительная блондинка, до глубины души пораженная вероломностью Монни. – Как же она могла? Ты ведь, Джек, самое меньшее, спас ее честь, а самое большее – жизнь?!
