– Да, красавица, – не стал старый морской разбойник оспаривать приведённое утверждение; он, не переставая, отхлебывал из бутылки, – так же подумал и я, но на тот момент было уже достаточно поздно, то есть все, что я смог, – это вовремя унести «горящие огнем» трусливые ноги. Мне повезло: я удачливо спасся. С тех пор ваш покорный слуга поклялся больше никогда не прикасаться к спиртному и успешно исполнял взятое обязательство вплоть до наступившего времени. Возвращаясь к трагической повести – вот парадокс! – к пиратской жизни я тоже вернуться не мог, ведь я проявил «неприличную осторожность»… практически в бою посмел сбежать от грядущей опасности. Согласно пиратского Кодекса, проявленная слабость является поступком абсолютно недопустимым! Хорошо ещё, все награбленные богатства остались при мне, а значит, можно было с полной уверенностью «спускаться на берег» и рассчитывать в дальнейшем на спокойную и – что не менее важно! – безбедную жизнь. Так в точности я и поступил… – на последней фразе Джек отобразился грустной печалью; видимо, ему вспомнились давно минувшие славные годы, – а что же, вы спросите, новоявленный капитан и досточтимая миссис Рид? С ними произошло, как должно было случиться с отъявленными предателями. Какое-то время, присвоив себе мое грозное имя, «мерзкий подонок» и его отчаянная супруга бороздили атлантические моря, Саргассово и Карибское, наводя беспредельный ужас на любого, кто удосуживался попасться им на пути; но в конечном итоге, по прошествии шести месяцев, ми?нувших с момента нашего расставания, «Кровавая Мэри» была взята в безвыходное кольцо и окружена четырьмя трехмачтовыми фрегатами, общим вооружением доходившими до двухсот орудий; не стоит сомневаться, они без особого труда сломили непродолжительное сопротивление, а затем непринуждённо пленили проштрафившуюся команду… О чем это говорит? Правильно, – опередил он мисс Доджер, – нужно знать предельную меру, чтобы за тобой не снаряжали несокрушимую морскую эскадру. С простыми пиратами расправились прямо на месте, перевешав на реях, а главарей отправили на Ямайку, где подвергли показательному суду и приговорили к безоговорочной казни. Наивные! Они тогда предполагали, что схватили меня… но затянули тугую петлю на шее у несчастного муженька разлюбезной Монни. Ее саму – поскольку выявили у нее восьмой месяц беременности – до поры до времени оставили невредимой. Наконец, она родила… да, да, тебя, – заметив вопросительное выражение, Колипо поспешил развеять любые сомнения, способные возникнуть у чувствительного воспитанника, – соответственно, можно было приводить приговор в исполнение; но неожиданно вмешался ее влиятельный папочка, ради спасения «запутавшейся» дочки поспешивший лично приплыть из чопорной Англии. Пользуясь неисчислимым богатством и значимым положением, он буквально выдернул дочку из верёвочной петли, практически затянувшейся на миленькой шее.
– Странно? – удивилась восхитительная блондинка, в то время как Джо ожидал продолжения с трепетным замиранием сердца. – Но как же получилось, что родившийся ребенок оказался на воспитании у изгнанного пирата?
– И здесь все нисколько не сложно, мисс Доджер, – присвистнул пират, заканчивая вторую бутылку и уже едва держась на шатающихся ногах, – английский лорд отказался от преступного выродка, вследствие чего мальчик был передан в миссионерский приют, откуда мною благополучно впоследствии выкуплен. Вы, конечно же, спросите: как, зная о тайном заговоре бывшей возлюбленной, я вдруг уверовал, что Джонатан является моим сыном? Ага, вижу: оно вам особенно интересно! – говорил Колипо уже почти непонятно. – Так вот, прознав о позорном факте – если смотреть с точки зрения высокомерной британской знати – я отправился в сиротскую миссию. По характерным признакам: строению ушей, подбородка, губ, цвету волос, и ещё кое-чего, о чем при дамах не говорят – без труда и сомнений определил, что красивейший мальчик является моим прямым и единственным отпрыском.
– А мама? Что стало с мамой? – продолжал молодой человек стремиться к установлению тягостной истины; но говорил он, виновато опуская глаза. – Она уехала… в Англию?
– Нет, – еле-еле выговаривая слова, ответил капитан заплетавшимся языком; удивительное дело, даже невзирая на почти мертвецкое состояние, он как-то умудрялся сохранять не шаткое равновесие и твёрдо держался на качавшейся палубе, – твой дед ни за что на свете не допустил бы такого бесчестия, как возвращение блудной беглянки обратно в Британию. Тогда вы, естественно, озадачитесь: а что, интересно знать, он в противном случае сделал? Взял да и просто-напросто купил ей на американском континенте тростниковую плантацию, а следом выдал замуж за высокопоставленного, уважаемого в Новом свете, чиновника.
– Выходит, она жива, – от нескончаемых потрясений Рид едва сдерживался, чтобы не разрыдаться, – и я смогу с ней увидеться?
– Уверена, о твоей печальной судьбе ей отлично известно! – всплеснув руками, неожиданно грубо вместо пирата ответила молодая путана, которой пришлось пережить нечто подобное, вспоминая в детском приюте о старших сестрах, после вынужденной разлуки так никогда больше и не появившихся в ее неудавшейся жизни. – Если бы она хотела, то обязательно бы – несмотря ни что! – тебя, повзрослев, нашла… ну, или хоть как-нибудь по-другому, но любящая мать непременно бы проявилась.
Она достала из кармана верхней одежды пачку «Мальборо», чуть раньше (когда осматривала одежду, перед тем как начать тиранить несостоявшегося насильника) вынутую ею из потрепанной куртки, причём вместе с бензиновой зажигалкой, необходимой косметикой, водительскими правами и (ну так, на всякий случай?) современным смартфоном, нервно себе подкурила – и с горделивым взглядом, не передававшим ничего, кроме твердого характера, вспыльчивой натуры и придирчивой наглости, уставилась на новых знакомых; по-видимому, она ожидала, подтвердит ли сделанное предположение старый морской разбойник либо же нет.
– Пожалуй, красавица, ты права, – опытный пропойца, напившийся «до белёсых белков», все еще мог контролировать щекотливую ситуацию, а в том числе и собственные изречения, передаваемые, принимая во внимание его нестандартное состояние, не очень понятно, – но, возможно, не до конца… Что-то я подустал, – правдиво констатировал капитан давно состоявшийся неудивительный факт, – пойду немного посплю, а вы тут правьте пока… уверен, парень, после всего, чему я тебя когда-нибудь обучил, – он омерзительно ёкнул, – с несложной задачей ты справишься без каких-либо особенных затруднений. Не надо мне помогать, – оттолкнул старик руку почтительного воспитанника, вознамерившегося поддерживать его по пути в капитанскую комнату, – я сам… поверь, не впервой. – И пошатываясь – удивительно как?! – поплелся спускаться по изогнутой лестнице.
Глава II. Сделка
Обезглавив кома?ндера, Бешенный Фрэнк стоял перед выстроившейся плененной командой; лишившись собственного судна, он раздумывал: чего же ему в связи со всем случившимся следует делать? Все они – и хозяева, и нежданные «гости» – находились на широкой площадке (где, кроме людей, размещалась еще и военная техника, а конкретно два вертолета); та переходила в управленческие отсеки, а затем в носовую часть, где располагалась корабельная пушка и на которую можно было попасть либо с нижней палубы, либо минуя капитанскую рубку. Занималось утро, и первые лучи солнца едва-едва коснулись отливавшей сталью отполированной палубы.
– Приведите ко мне «ставящего» эту удивительную «посудину» на ход! – прикрикнул Уойн на Скупого с Бродягой, после утраты квартирмейстера пользовавшихся у него наибольшим доверием; неоспоримым распоряжением он посылал их на нижние палубы (каким-то необыкновенным пиратским чутьем, да разве ещё руководствуясь тем неотъемлемым обстоятельством, что корабль продолжал осуществлять безостановочное движение, неглупый капитан без особенного труда сумел догадаться, что механики машинного отделения ими пока не захвачены и что они настойчиво продолжают исполнять основные обязанности, предписанные им в экстренных ситуациях, – на всех «парах» гонят судно к ближайшему порту).
Немедля ни секунды, посыльные скрылись исполнять несложное приказание, а все остальные – и мерзкие пираты, и пленная команда – остались дожидаться их скорого возвращения. Главарь разбойничьего братства, оказавшись в ситуации непривычной, неординарной, а главное, нисколько ему не знакомой, не спешил расправляться с захваченными врагами; наоборот, он терпеливо выжидал, пока хоть что-нибудь прояснится. Вдруг! Неожиданно даже для него самого, в кармане брюк Липкена (непутёвый повеса благоразумно облачился в первостепенный мужской предмет перед самым походом на верхнюю палубу), зазвонил телефон, находившийся там с того самого момента, когда немногим ранее его «счастливый» обладатель изволил раздеться, развлекаясь с приглашенной на борт очаровательной шлюхой; странным и необычным звуком он заставил вздрогнуть не только жестокого главаря и верных ему свирепых разбойников, но в том числе и легкомысленного владельца современнейшего iPhone-а, и толпившихся с ним рядом пленённых соратников.
– Что это?! – грозно прорычал Бешенный Фрэнк, по понятным причинам не осведомленный, что существуют такие устройства, как мобильные телефоны. – Что это, дьявол меня разбери, за скрежещущий звук?! – Никакого другого сравнения ему и в голову в тот момент, по правде сказать, не пришло.
– Мне кто-то звонит, – пробормотал дрожавшим голосом Джеймс, в обычной жизни имевший распущенную натуру, напрочь распутную и наполненную высокомерной жестокостью, но нисколько не наделенную смелой отвагой.
– «Звани?т»? – на собственный лад беспощадный морской преступник переиначил и формулировку, и ударение, не позабыв изобразить на почерневшем лице неподдельное удивление. – Это еще что за такая, за дьявольщина?
– Долго объяснять… – пробормотал не в меру напуганный лейтенант, осторожно протягивая руку к боковому карману, – можно я лучше продемонстрирую, – приблизив ладонь к обозначенному разрезу, он не сильно спешил извлекать трезвонивший аппаратик наружу, не представляя, какая, в связи с предпринятым движением, последует реакция от грозных пиратов.
– Попробуй, – недоверчиво пробурчал разбойничий капитан, приближаясь к молодому человеку едва-едва не вплотную и наставляя ему под подборок абордажную саблю, – но только без шуток – а иначе? – в противном случае тем же мгновением отправишься следом, – не отнимая клинка, он кивнул седой головой, прикрытой широкополой шляпой, украшенной великолепными перьями, в сторону обезглавленного кома?ндера, одновременно обдавая невольного собеседника противным дыханием.
Поддавшийся смертельному страху, офицер словно бы и не обратил никакого внимания на тот зловонный отвратительный запах, что изрыгнулся на него из пропито?й разбойничьей глотки; напротив, получив «высокое» разрешение, он достал наружу современный мобильник, надрывавшийся надсадным звучанием. Сразу же стало понятно, что до него пытается дозвониться отец, – случившееся обстоятельство, вполне, впрочем, объяснимое, наводило на определенные размышления.
– Считаю, правильным будет ответить, – предположил Липкен, с подобострастным сомнением поглядывая на морского разбойника и ничуть не скрывая будоражившего душу слепого волнения, – это самый главный адмирал Военно-морских сил США, а он, извините, беспричинно звонить не будет; значит, случилось что-то невероятно серьезное.
– Хорошо, отвечай, – хотя ничего по большей части и не поняв, зато услышав «главный адмирал военно-морских сил», без долгих раздумий разрешил капитан, однако все же предусмотрительно оставил угрожавшее острие возле горла подозрительного противника, не внушавшего никакого доверия.
Машинально поставив мобильное устройство на громкую связь, молодой офицер не стал приближать его напрямую к уху, а оставив на весу, перешел к стандартному изъяснению:
– Слушаю, сэр, лейтенант Липкен – на сотовой связи.
– Джеймс, сынок… вы куда внезапно пропали? – прозвучал до крайности взволнованный голос, не в пример занимаемой должности не выказывавший профессионального, должного хладнокровия. – Мы, если быть честным, все извелись: вы не отвечаете на посылаемые призывы почти восемь часов; а учитывая, что вам пришлось оказаться в области сильнейшего урагана, мы уже стали рассчитывать на самое худшее… Так как, всё ли у вас нормально?
Бешенный Фрэнк стоял обескураженный, бесконечно ошеломленный (что и понятно!): первый раз в закоренелой пиратской жизни ему довелось стать свидетелем необычайного, если не фантастического общения, когда, не видя прямого собеседника, можно вести с ним переговоры через длинное расстояние; а еще… предусмотрительный заместитель обезглавленного кома?ндера додумался включить непривычную видеосвязь, предоставив неотесанному мужлану созерцать говорившего человека в обличии, хотя и слишком уменьшенном, зато наблюдаемом довольно отчетливо. Непутёвый повеса не спешил пускаться в подробные объяснения, терпеливо дожидаясь, когда же у типичного представителя колониальной эпохи пройдет его первый шок, как того и следовало ожидать, вызванный ошеломлённым созерцанием современнейшей техники. Тем временем его отец тараторил буквально без умолку:
– Ты меня слышишь, сынок? Что у вас, вообще, происходит и кто этот отвратительный человек, что стоит сейчас рядом с тобой? Ответь что-нибудь, а то мы здесь уже начинаем томиться и нехорошими, и серьёзными подозрениями?
– Вы что-нибудь скажете, капитан? – невзирая на сверхъестественный страх, молодой повеса, повинуясь взбалмошной, своенравной натуре, нашел в себе силы неприветливо усмехнуться. – Говорить нужно сюда, – поставил он портативный экран прямо перед озадаченным лицом обескураженного морского разбойника, – Вас отчетливо слышат.
Может показаться странным, но грозный главарь, способный снискать себе славу как в отчаянных битвах, так и жестоких грабежах, и беспринципных разбоях, – он и сейчас смог быстро справиться с нежданно нахлынувшим унизительным малодушием и то?тчас же сориентировался в сомнительных обстоятельствах.
– Мы захватили этот корабль! – не нашел Уойн ничего более лучшего, как прорычать в ответ само собой очевидный термин, напрочь укоренившийся среди безрассудных джентльменов удачи.
– Ты ещё кто такой?! – неожиданно грубо гаркнул главный военный адмирал американского флота, делая до крайности неприветливое лицо. – Только попробуй сделать что-нибудь моему истому сыну – и тогда я лично тобою займусь!
Что он имел в виду последней фразой, так и осталось загадкой, потому как, увидев омерзительную внешность пирата и прижатый к подбородку его любимого отпрыска острый, причем едва ли не средневековый, клинок, военачальник без особых трудностей и сложных умозаключений сумел догадаться, что его самые наихудшие предположения, к прискорбию, оправдались – «повесив трубку», он отключился от сотовой связи. Главнокомандующий, вопреки столь раннему утру (было еще только четыре часа), находился уже на службе, в штаб-квартире Пентагона, расположенной в округе Арлингтон, штате Вирджиния: его подняли около двенадцати часов «пренеприятнейшим» сообщением, что сверхсовременное судно (на котором, между прочим, несет службу его достопочтенный сыночек) попало в эпицентр страшнейшего урагана, что оно, возможно, терпит трагическое крушение и что, самое страшное, с ним полностью потеряно сообщение. Ничего на свете не могло быть важнее, и адмирал незамедлительно выдвинулся в центральный военный офис, где по-быстрому собрал экстренное совещание ближайших и верных соратников. Ранее уже говорилось, что высокопоставленный лидер питал к непутёвому отпрыску удивительную любовь, закрывал глаза на все его шалости, несовместимые с морским уставом и прочими правилами, и делал несоразмерные чину большие поблажки. Сам он был человек властный, самоуверенный, не привыкший считаться с чьим-либо мнением, легко подминал под себя любого, кто волей или неволей оказывался в его прямом подчинении, а следовательно, и в полной зависимости; он упивался безграничной властью и полагал, что раз он смог добиться высокого положения, то ему, в принципе, дозволена любая непостижимая прихоть, поэтому и не признавал никаких иных авторитетов, кроме разве что Президента. Касаясь внушительной внешности, следует выделить статную, подтянутую фигуру, где высокий рост отлично сочетался с физически развитым жилистым телом; лицо выглядело мужественным, выдававшим человека, достигшего пятидесятитрехлетнего возраста, с давно устоявшимися жизненными позициями, – особое внимание обращали на себя широкие скулы, зелено-оливковые глаза, прямой, чуть расширенный на кончике, нос, неровные губы (тонкая верхняя и утолщенная нижняя), а также смуглая кожа, необычайно гладкая и, казалось бы, «бронзовая»; маленькие ушки виделись плотно прижатыми, а светлые, едва ли не рыжие, волосы коротко стриженными; одет он был в форму военно-морского офицера, соответственно носимому званию. Как уже сказано, в столь необычное время он уже находился в штаб-квартире Пентагона и держал совет в составе четырех самых преданных ему высших чинов военно-морских сил Соединенных Штатов Америки.
– Итак, господа, – обратился Джеральдин Липкен к верноподданным сослуживцам, едва лишь, поддавшись резкому нервному возбуждению, бросил на стол новенький «Apple», отличавшийся самой последней моделью, – надеюсь, все поняли, что один из наших самых современных, разумеется секретных, судов, захвачен – кем?! – пока не знаю, но, прежде чем мы вступим в переговоры, давайте обсудим – что?! – надлежит в связи с возникшей ситуацией делать, а главное, – как?! – освободить моего дорогого сына, взятого врагами в заложники. Полагаю, не надо лишний раз объяснять, что укоренившаяся позиция «переговоров с террористами мы не ведем» в настоящем случае полностью неуместна! – закончил он циничное высказывание несколько грубо и отобразившись недовольной физиономией.
– Министру докладывать будем? – поинтересовался вице-адмирал Насреддин Смол, так же, как и его руководитель, одетый по форме. – Ведь все-таки чрезвычайность ситуации…
– А кто, собственно, он такой, – резким окриком не дал ему договорить более высокопоставленный офицер, – что мы должны ставить его в курс наших военных планов?! – прозвучал недвусмысленный намек на то существенное условие, что верховная должность в Америке достается гражданским. – Пусть занимается хозяйственный деятельностью, да и тем более, оставаясь в блаженном неведении, он спать будет намного спокойнее, как, впрочем, и сам Президент, – озвучил главнокомандующий жесткую, крайне устойчивую, позицию и вперил гневный взгляд в подчиненного, словно бы тот был не один из его ближайших соратников, без долгих раздумий готовый ради командира на всё, в том числе и на предательство государственных интересов, а заодно и на любое превышение должностных полномочий.
Да, действительно, как и все остальные, собравшиеся в том просторном, деловом кабинете (где из офисной мебели присутствовали массивный стол, предназначенный для проведения совещаний, огромный телевизионный экран, бывший в плазменном исполнении, тридцать штук металлических стульев, на сидениях проложенных поролоном), Смол давно уже попал под непререкаемое влияние адмирала Липкена и не имел никакого другого варианта, как согласиться со всем, что ему оным предписывалось. Когда-то, очень давно, настырный и волевой мужчина, родословной уходивший к арабским (а возможно, и берберским?) корням, успел в молодую бытность поучаствовать в афганском конфликте, где проявил себя бойцом отважным и смелым; однако, достигнув высокого положения и пятидесятисемилетнего возраста, стал более расчетливым, податливым и практически не обладавшим собственным мнением. Подвластный мужчина давно поседел, оброс возрастным жирком и (если бы не морское обмундирование) представлялся бы простым обывателем, полностью удовлетворенным заработанным положением, готовым (как говорят пираты) в любой момент спуститься на берег; о похожих намерениях лучше всего иного свидетельствовало умиротворенное лицо, казавшееся круглым и не в меру упитанным, – на нём можно выделить чрезвычайно карие, давно потухшие, «поросячьи» глаза, масляный, потный, нос и пухлые, мясистые губы; круглая голова давно облысела, и теперь представлялась гладкой, поблескивавшей выделяемой влагой, и отличалась плотно прижатыми небольшими ушами.
– Так как же, мистер вице-адмирал, – на этот раз Джеральдин обращался лично к нему, словно бы не обращая внимание на остальных троих контр-адмиралов, – мы с вами, – имел он в виду уже и других членов собрания, – дальше поступим?
В сложившейся ситуации подчиненному офицеру не оставалось ничего более или менее верного, как совершенно спокойно ответить:
– Необходимо узнать, какие у террористов требования, а в последующем действовать соответственно их запросам, если они – подчеркну! – окажутся соразмерны нашим возможностям. Ну, а там, собственно, уже и задумываться: стоит ли ставить в курс вышестоящее руководство? – Сказал он вроде бы и не о чём, размыто, но в то же время доходчиво.
– Вот именно это я и хотел сейчас слышать, – удовлетворенно кивнул высокопоставленный командир, а в следующее мгновение обратился к остальным, присутствовавшим на собрании, лицам, пытаясь заручиться их немедленным одобрением: – Все ли разделяют наше с заместителем мнение? – последовал тройной согласный кивок. – Тогда мы – я и Насреддин – берем с собой четыре эсминца – полагаю, что хватит? – и следуем выручать наше судно, – а чуть тише, предназначая неофициальную фразу лишь для себя, – и в том числе моего неразумного сына. Оставшиеся члены собрания будут прикрывать наши тылы на месте, а заодно и координировать конкретные действия! – Сказал он в качестве бесспорного заключения.
***
В то же самое время, но только на борту «Второй Независимости», пиратский капитан, пусть в какой-то степени и удивлённый неожиданным способом общения, но не утративший способности к логическому мышлению, сумел мгновенно сообразить, что, едва начавшись, неоконченные переговоры были прерваны почему-то именно его оппонентом, а не какими-то сторонними, непредвиденными событиями; ещё он смог себе уяснить, что, вопреки установленным правилам хорошего тона, принятым среди джентльменов удачи, разговор закончился резко, внезапно, без надлежавших случаю убедительных объяснений.
– Куда он делся? – изумился кровавый разбойник, несмотря на существенный провал в имевшихся знаниях все же определивший, что от него сейчас просто-напросто ненавязчиво «отбрыкнулись». – И почему твоя штуковина ничего нам больше не говорит? Твой отец что, – установление несложного факта не явилось чем-то уж чересчур затруднительным, – решился шутки со мною, что ли, шутить? – острие клинка уперлось в нежную кожу адмиральского отпрыска, осуществив на горле едва заметный надрез, не замедливший обозначиться вытекающей кровью. – Никому не дозволено вести себя со мной нахальным, неприемлемым образом.
– Нет, – буквально затрясся от страха окончательно протрезвевший недостойный повеса; он молитвенно сложил перед собой обе руки, как бы взывая к пиратскому милосердию, – просто у американской армии существует определённый порядок: на любые переговоры подобного рода необходимо получить верховное одобрение – почему? – потому что с Вами сейчас разговаривал не верховный главнокомандующий, то есть ему, прежде чем чего-то решать, нужно получить наивысшую консультацию – а вот когда все дальнейшие мероприятия окажутся согласованы, тогда-то они с Вами, не сомневайтесь, немедленно снова и свяжутся.
Доводя простейшие истины, молодой человек отворачивал лицо, так как ужасный капитан почти вплотную приближал к нему отвратительную физиономию и беспрестанно дышал на него омерзительным запахом, копившемся внутри его гнившего тела на протяжении долгого времени, прожитого в грехах и распутстве, и сохранённым словно бы специально для возникшего случая.
– Ты чего это воротишь от меня холёное, милое личико? – негодовал закоренелый разбойник, прекрасно осознавая, что благими ароматами он нисколько не пышет. – Тебе, что ли, богатенький выродок, не нравится, как от меня сейчас пахнет? Ты оскорбить меня хочешь?!
– Нет, простите… даже не думал, – старясь собрать всю имеющуюся волю, чтобы невольно не сморщиться, отпрыск высокопоставленного родителя продолжал ничуть не легонько подрагивать, не чая уже, что сможет выбраться из сложной, непредвиденной ситуации и что останется и целым, и невредимым, – просто Вы, сэр, наводите на меня нечеловеческий ужас и нагоняете несказанного страху, – не стал Липкен геройствовать и изображать, чего и в помине-то не было, а именно отвагу и смелость.
– Тебе действительно страшно? – удовлетворенно и более миролюбиво провозгласил главарь отпетых разбойников, одновременно расплываясь в самодовольной, а в чем-то и благодушной улыбке и отнимая от молодого офицера остроконечную саблю. – Понагнали мы здесь чудовищного кошмара?
– Правда, сэр, – чувствуя перед подчиненным личным составом большую неловкость, молодой повеса опустил напуганные глаза, закономерно стыдясь незавидного, трусливого положения и не представляя, что остальные члены матроской команды напуганы нисколько не меньше.
– Понятно, джентльмены? – обратился главарь к сопровождавшим членам пиратского братства, неприятно ощерившись и выставляя на показ два чудовищных, практически полусгнивших, клыка. – Мы с вами страшные!
– Га-га-га, – было ему отвечено дружным, многоголосым гоготом, подхваченным почти сотней разбойничьих глоток.
