То есть кто-то за него получал.
Изловчился.
А нынче, поди, на Бессмертный полк ходит!
Доктора, одержимого православием, фельдшерá избегают – неловко, говорят, за него как-то.
Перед больными.
Концерт Шнура в Ленсовете.
Пьяные, потные, полуголые, неуправляемые имбецилы.
Летающие бутылки, битые черепа, облака табачья.
Кровь, моча, разлитое пиво.
Хрип и корчи со сцены.
И мат.
Отовсюду.
Со всех сторон.
Вакханалия матерщины.
Увозили сразу троих и чуть не подрались с ними в салоне.
Сдали, отзвонились – опять туда же!
Ну уж хер!
Взяли остановку в пути: видим, мол, тело на тротуаре, проехать мимо клятва Гиппократа не позволяет, а сами зашхерились у Ботанического и минут сорок только в себя приходили.
Болтают, Шнур нынче в Оперу подался и там, по слухам, всю труппу очаровал.
А меня вот, как вспомню, до сих пор передёргивает.
Молодые мамы, заспавшие новорожденных.
Обнимут его во сне, а он под тяжестью руки задохнётся.
Маленький же ещё.
Раза три попадал – полпачки потом выкуривал за присест.
Перевернулись на «Скорой».
Легли на бок и, вращаясь, метров тридцать проскрежетали.
Остановились, выбили люк в крыше, вылезли.
Первое, что увидели, – руки с мобильниками.
Фотографируют!
Человек десять, не меньше.
Корячились, извлекали больного – никто не помог.
Ходили кругами, ракурсы выбирали.
Муть стёкол.
Скелеты перил.
Бред поколений маркером по стене.
Аварийное освещение, мочало проводки, лишаи извести.
Аммиак и кошатина.
«Оно никогда не настанет!» – закричал вдруг Пилат страшным голосом…
Псих в равной степени и всемогущ, и беспомощен.
Коллеги. Везли бомжару в больницу и метелили его всю дорогу. Крики писали на диктофон. Вечером пили чай, слушали и смеялись под тортик…
Одной фразой?
Пожалуйста.
– Не, не поедем. Мы вас лучше ещё раз вызовем.
Люди безумны.
Отступление
Testimonium Paupertatis
[3]
Был Рим. Держал мир в кулаке. Строил города, дороги, знания умножал. А потом кончился. В одночасье. Забыли всё. Тысячу лет жгли людей, молились на деревяху, испражняясь там, где приспичило.
Питер. Метро. Технологический институт. Даты на стенах: первый спутник, ядерный синтез, оптический генератор – полвека назад.
А ныне только: хлеба и зрелищ!
Один в один.
Настораживает.
«Чё, бл…дь, до х…я умный»?
Повседневное.«Бить нельзя их, а не вникнут – разъяснять…»
КлассическоеВызвали ночью и не хотели пускать, пока документы не предъявлю.
Умер Углов.
В аккурат на первомедовский выпуск.
Санитар морга промеж молодых докторов.
Слегка подшофе:
– С академиком сфотографироваться не желаете?
Маленький триптих
I
На глаз – месяц запоя.
А уверяют – три дня.
– Мужик, давай честно?
– Ну, может, четыре…
Насмерть стоят.
II
Никакие.
Аж ссутся непроизвольно.
Но – поголовно:
– Д-да я тока бутылку пива с-сёдня…
III
Ещё раз:
Синь темнит.
Медик догадывается.
Обязан.
Ему, бля, деньги за это платят!
Доброхоты.
Сдёргивают с обеда: «На остановке, в инвалидной коляске».
– Что – в коляске?
– Не знаю, езжайте.
Мертвецки пьяная побирушка.
– Домой её отвезите!
Ну не уроды?
Жидкость для труб.
Стакан.
До дна.
В два приёма.
Пи…дец какой-то!
Суррогаты, панкреонекроз, кранты поджелудочной.
Свезли к хирургам.
Месяц, два, и опять он.
Живот в рубцах – еле выжил.
Под сиреной обратно.
Выписку обмывал.
Рабочий посёлок.
Пропитые упыри, плевки, помои из окон.
Дети играют «в пигмалионов».
В подвале, на трубах…
Выросли, поди, спились.
Отправили на учёбу.
В первый же день: так, сдаём по «штуке» на нужды кафедры!
Отказался.
Домой звонили.
Два раза.
Комиссии.
Юные женщины в макияже.
Запинаясь, читают список и требуют предъявить.
Потом ставят галочки.
Надменны и робки одновременно.
Как им так удаётся?
Центнер живого веса.
– Идите за мужиками – нести надо.
Мнутся.
– Может, мы с вами вдвоём как-нибудь?
Х…й их знает, а вдруг правда – врождённая деликатность?
Госпитализация.
– Едете?
– Н-не знаю… Надо Тамаре позвонить… Алё, Тома? Меня врачи забирают – ехать, как думаешь?
И к этому привыкаешь.
Кафель, хром, крахмал простыней.
Стоит тело, ссыт на пол.
А римляне, когда убивали, упав, плащом накрывались.
На подвздохах.
Чтоб не глазели.
Никого не трогали, ждали на светофоре.
А он по зебре вихлял, пьяненький.
Увидел, встал напротив – и матом
Потом всхрапнул, пал оземь и заелозил копытами.
Откачали уё…ка.
Мы ж добрые.
Детей только жалко.
Они счастливы.
Им сравнить не с чем.
Звезда.
Вживую.
Пьяная.
Омерзительно.
Бухал всю осень – бросила баба.
Обезножил: умоляет, трясётся…
Ну, хули делать, лекарим.
– Я ей DVD купил, – успокаиваясь, – фильмов кучу, микроволновку, утюг…
И вдруг – волком:
– Атамщу-у-у-у-у! Х-х-х… атамщу-у-у-у-у!
Наркоманы и алкаши.
Конца краю…
Впечатление – линия партии.
Прямой эфир, конкурс.
А как вы гадите сослуживцам?
Самым оригинальным – по два билета.
Взахлёб, веришь?
Микрофон рвали.
Смотришь пациента, а в голове: не тебя ли я сейчас слышал?
Конкретно накрыло.
Особняк.
Аритмия.
Купировал, собираюсь.
– Вы не хотели бы у нас дворником поработать?
Ахуй.
Ступор.
Онемел, честно.
Они ж, на голубом глазу, дальше:
– Нам дворник нужен, интеллигентный. Чтоб и пообщаться, и помощь оказать, если что. И зарплата достойная – не то что ваши копейки…
И главный хит:
– Не понимаю, почему вы отказываетесь?
Краснорожий кабан – лежит, пену пускает.
Бутылки, бутылки, бутылки, бутылки…
Прошлись по соседям: вынести не поможете?
– Хорошо, сейчас. В какую квартиру? Э-э, нет…
Весь подъезд отказался.
Рабочий посёлок.
«Скорая».
Сразу предупредили:
– Больные двух категорий: «скотина» и «скотина пьяная».
Шокировали – подтвердилось.
– Что ж ты так керосинишь, родной?
– А чё ещё делать-то?
Водила попросил аспирин:
– Завезём сыну? А то звонил, сказал, что заболевает.
Сыну – тридцатник и живет черт-те где.
– Он что, не может выйти таблеток себе купить?
– Да, как же! Купит он таблеток, ага. Пива – купит.
Обрёл истину: чиновный люд считает наши деньги своими.
Сами признают.
– В больницу? Надолго? Ч-чёрт! Транш, как назло, нам пришёл…
Диспетчер заполняет сканворд.
– Слышь, эта… водяные часы?
Второй год про них спрашивает.
Негласно – принимать всё.
На днях, к примеру, на флюс отправили.
Я серьёзно.
Езжай, говорят, не вы…бывайся – записан вызов!
Абстенуху откапать?
Это не к нам.
Крик.
Мат.
Даже харкнул вдогонку.
А минутой раньше трупом лежал.
И голос такой слабый-слабый…
Инфантилы.
Один в один.
Не получив желаемого, визжат, колотя ногами.
– Мы не будем обезболивать ваши зубы.
– Зае…ись, медицина! Нах…й вы ваще тада? А ну, съе…али отсюда, пулей!
Девятнадцать лет, плохо.
На похмел к сы́ночке вызывают.
Мне б в таком возрасте и в голову не пришло.
Волшебное слово?
Ладно, на ушко:
А вдруг он умрёт?
Отмычка.
Золотой ключик.
Приедет бригада.
– Не, – возразят, – ну а мало ли?
Резонно.
Только ещё 140 миллионов медиков нужно – по одному на рыло, за спиною дежурить.
Но – незадача! – и штатных-то не хватает.
Никто ж не хочет: грязно, бедно, неблагодарно…
– Короче, ясно: умрёте, тогда звоните, да?
Бинго!!!
«…при состояниях, угрожающих жизни».
Иначе повадятся: «А к нам приезжали! А нам делали!!!»
Да.
Согласен.
Засранцы.
Врачи-вредители.
Но в общем зачёте – с большим отрывом!
По очкам.
У Бога.
Идёшь по городу – каждые пять минут «Скорая».
А за бугром – ну хоть бы одна!
Делом занимаются потому что.
Заходил, спрашивал.
«Запах алкоголя в выдыхаемом воздухе. Речь, поведение и движения пьяного человека…»
На «вы» – борзеют.
За прогиб принимают.
Ужрался, рухнул, замёрз.
Попал в тепло – полез в драку.
Без вариантов.
Дубинки порой сказочно не хватает.
Пьяных ветеранов велено развозить по домам.
Реверанс, типа: заслужили, чертяки!
Но только раз в год.
Девятого.
Спасли боярина кардиологи.
А свезли уже коммерсанты – у них салон комфортабельней.
Спецы же, с приказом не отставать, кресло-каталку следом доставили.
Дорогую, с моторчиком, – на все сто доверие оправдали!
Рабочий посёлок.
Зарплата.
Накануне оповещают.
Готовность «раз».
И хирургов на низкий старт.
Памятное, говорите?
На «спазмы живота» вызов.
Оказалось – рожает.
Не поверили.
Звонили на станцию: вы кого нам прислали?
Спросили, за сколько диплом купил?
Там и принял, куда деваться.
Думаете, извинились?
Х…й!
«Вы должны!» – говорят.
Не совсем уверенно, впрочем.
Пьяный, ругань, угрозы – с чистой совестью кладёшь трубку.
По инструкции.
Но это раньше, а теперь так:
– Что там?
– Слушай, не знаю, они матом орут – ты съезди, глянь…
Спецы зашиваются.
Линия вешается.
Диспетчерá в дыму сутками.
Начальство, лелея карьеры, боится жалоб.
Главврач, разжирев килограммов на двадцать, отменил выездным ужин.
Приказом.
Оперативность, типа, страдает.
Панариций из поликлиники в Военмед.
– Вы серьёзно?
А то! Лютый недуг.
– Да ладно гнать! Кто там у вас?
Райздравовский протеже.
– Так бы и говорили…
Конспираторы, ёпт!
Загадка.
«Состояние после падения с 9-го этажа через мусоропровод».
Ась?
То-то.
Рабочий посёлок, Новый год в общежитии.
Особняк.
Забор.
Домофон.
Открывают – кавказец.
Нос к носу.
Чуть ли не метр в холке.
А с крыльца уже наблюдают.
Сорвал спектакль – не трогают меня псы.
Крикнули: пациент ждать не стал, уехал сам, к частникам.
И все поголовно на дороге «Скорую» пропускают – непременно уведомят.
– Давно?
– Со… ф-ф-фх… со среды.
– А вызвать?
– Пройдёт… кх-кх… думал.
– Сколько лет болен?
– С де… фх-х-х… с детства.
– Хоть раз само проходило?
– Нет.
– Тогда почему?
– Фх-х-х… не знаю, отстаньте!
Астма.
Стандарт.
Железно!
Каждый второй.
Жалуется и трещит семечками.
– Может, прервётесь?
– Не, я без них не могу. Наркотик. Хотите?
Депутат, прогибаясь, накупил населению шоколадок.
Дешёвых, из сои.
В квартирах, на лестницах, на почтовых ящиках – россыпи.
И понеслось:
– Возьмите, ребята, с чаем съедите… работа ведь трудная, да?
Новострой.
Запах краски и свежести.
А в квартирах уже ханыжник – подошвы липнут.
Расселение коммуналок…
Здоровьем нации озаботились, надо же!
Инопланетяне, ё!
Точно помню – не так было, застал ещё. Это потом – как мутным селем с горы. Под гонор и улюлюканье. С соплями и ностальгией в сухом остатке.
Вернуться? Можно. Выключить телик, сесть и подумать. В тишине. Мозгом. Главное, на других потом не равняться – у них-то, сирых, по-прежнему всё…
«Чудны дела Твои, Господи!»
9:00–00:00«…ибо не ведают, что творят».
00:00–9:00Заблудились, тормознули возле старушек на лавочке.
– День добрый! Не подскажете – Граничная улица?
– ГРАНИЧНАЯ или ТУПИКОВАЯ?
Не нашли, что ответить. Молча отъехали.
День. Двор. Детсад.
Работяги кладут шифер на крыши беседок.
Утром туда же – детсад, двор, беседки…
Без шифера.
Сняли ночью.
Для дач.
– О, «Скорая»!
– Эт за тобой. Эй, эй… заберите его в дурдом!!!
Повсеместно.
Из года в год.
Боксёр.
Чемпион.
Медали, пояса, кубки.
Неадекват: от угроз к плачу без обертонов.
Трезвый.
Не псих.
Во страху было!
Кашель, хрип, жгуты гноя из лёгких.
В бронхах грязевой гейзер, температура сорок один.
Абсцедирующая пневмония.
Участковая – накануне. Выписала лекарство, вон, рядом, на тумбочке…
ТАБЛЕТКИ ОТ КАШЛЯ.
Довёз живым.
И там смогли, вытянули.
Не пропустив, впилила нам в борт.
Отдышалась: накапайте корвалола…
Выяснилось – третье ДТП за год, но больше, утверждает, не попадёт – Бог не допустит.
Надо, надо было накапать.
Чтоб надула.
Отключили воду на станции.
В обед огласили вердикт: дай бог под утро!
Позвонил в районную администрацию, представился главврачом…
Дали через сорок минут.
Даже мелкий начальник любит ввернуть, что у нас работа без права сна.
Дескать, койки ваши со станций – в любой момент!
В идеале: скамья, получивший вызов выходит, остальные сдвигаются ближе к двери.
А освобождённую площадь можно в аренду сдать.
Истинно свободны – неизлечимые.
Из тех, кто ещё ходить может.
Чужеземный премьер привёз беременную жену, и к ней немедленно кардиологов прикрепили.
А ну как рожать начнёт?
Сутки за ней ездили, поссать сходить не могли: сказано же – неотлучно!
Линия, естественно, без спецов: шоки, инфаркты…
Неплохую жатву смертушка собрала.
Врачей обязали сдавать зачёт.
Высокопоставленной медсестре.
Угасал барин.
«Скорая» – ежедневно.
Официально: «Плохо онкологическому».
На деле – меняли калоприёмник.
Реаниматологов посылали.
Обещанный грипп.
Тупенькие, смешливые кисы с тридцатью семью и тремя.
Ночью, после всех дел.
Форточки наглухо.
Откройте, вы ж духотой только усугубляете.
Мы потом, говорят.
А в глазах: ишь, что удумал!
Продует же.
Под двумя одеялами.
Многие, живя с удобствами, моются раз в неделю.
По субботам.
Как отцы их и деды.
Старухи.
Сантиметровой толщины ногти на пальцах ног.
Слоями.
Как торт «Полярный».
Слегла коллега с печальным диагнозом.
Даже заведующая вздохнула:
– Жаль! Ещё одной единицы не стало…
Правительственная резиденция. Банкет. Поплохело участнице.
Послали нас и кардиобригаду вдогон.
Разобрались, отзваниваемся: ничего серьёзного, не правительство, отменяйте спецов.
И ответственный – сам, лично:
– Пусть едут. Переключаю на консультанта, опишите кардиограмму – подробно…
Он и кардиологов заставлял ЭКГ переснять.
Жополиз х…ев!
Сняли с электрички с укусом змеи.
На вопрос, кто укусил, расстегнув молнию, вытащил из кармана гадюку.
Живую.
– Алё, чего от живота лучше принять?
– Лучше – если к вам доктор подъедет.
– Не, мы в Лондоне. К врачу дорого, так вы скажите, чё нам купить?
«Нош-бру» посоветовали.
Брынцаловскую.
Пусть ищут.
В Лондоне.
Пожар. Хрущоба. Третий этаж.
Горят кухня с прихожей.
Балкон, дети, восточная женщина.
Орёт, рвёт волосы, мечется.
Снизу в тридцать глоток: да уймись ты – ребятишек пугаешь! Сейчас снимут вас!!!
Невменяемая.
Хватает малышей и вниз, одного за другим.
Народ под балкон, как голкиперы…
Незабываемо.
Повально:
Звонят старикам; те, как водится, сетуют на здоровье, а им – «Скорую»:
«Задыхается, теряет сознание, боли в сердце…»
Вваливаешься всклокоченный, а там и не в курсе: не вызывали мы, говорят.
А кто?
Дочка, наверное. Она не с нами живёт…
И перезванивает потом: мол, как там?
Божья роса, ёпт!
Обострятся, ухудшатся, належат осложнений и скажут в глухой ночи: не хотели вас беспокоить…
– Ну и не беспокоили бы.
– Так плохо же!
– Сразу б и вызвали.
– Так беспокоить же не хотели!
Бесконечно.
Как космос.
Мужчина, тридцать два, звонит из гостиницы.
Покусали клопы.
Отказали.
Истерика.
Звонок в горячую линию.
Потом звонок из райздрава.
Съездили.
Повод: «Укус насекомого».
Диагноз: тот же.
Могу поклясться.
Сочувствовать вредно – наполнятся значимостью, начнут тыкать…
Некоторые старушки сушат на батарее использованные прокладки.
Из экономии.
Маразм, несомненно, но вдуматься…
Наведалась СЭС.
Запретила посуду.
Ввели морфин на инфаркте. Забыли ампулу. Хватились поздно – уже ведро вынесли.