Записки на кардиограммах

Часть вторая

Синдром отмены

Требуют продолжений – подсадил, не иначе.

И сам подсел, если честно, вроде как и не хватает чего.

Посему продолжу, назло недовольным.

Им, кстати, ещё раз, ещё раз, ещё раз!!!

«Скорая помощь… при заболеваниях… резким ухудшением… угрожающих жизни… экстренного вмешательства».

Ферштейн?

Точно?

Смотрите…

«Слабое женское сословие, густо облепившее подоконники, громко негодовало на дворника, но от окон не отходило».

«Ещё, кричит, ещё!»

«Неча на зеркало пенять…»

Не знаю, отвечают, не знаю.

Не знаю, не знаю.

Не знаю, не знаю, не знаю, не знаю…

Как много детей, у которых не будет велосипеда.

Пока не вырастут.

И не смогут себе украсть.

Новенькая «газель».

Первым делом – потолочные швы.

На герметик.

А то текут.

Дороги, ухабы, тряска.

Вторая столица.

Третье тысячелетие.

Открыли подстанцию под ТВ и фанфары.

Пару месяцев стояла без персонала.

Потом из других районов перевели.

Принудительно.

Даренные с шиком машины стоят без дела.

Взять и поехать они не могут – килограмм бумаг нужен.

И оформлять ещё, бегать.

Проще сгноить.

Перебои с физраствором.

Нет, вы не ослышались.

Кислородный ингалятор.

Середина прошлого века.

Противогазная сумка, матерчатый шланг, один размер маски…

Европейцы дивятся.

Конституционный суд, заселившись, потребовал персональную «Скорую».

Давление на правосудие исключить.

Уважили столичных – за дело радеют.

Элитный дом.

Сунут трубку во время работы, а там Бог.

Интересуется, что да как.

Куда повезём, спросит.

Доброжелателен.

Ни чуточки не спесив.

Я часто думаю: вот за каким хером?

Проводя аналогии – разведка боем. Поди туда, не знаю куда. Уцелевших потом в санбат, провинившихся в трибунал, а комсостав, как водится, к правительственным наградам…

Спросят, замирая, о неприятном, а им:

– Знаете, как у старух ноги воняют?

И тема сворачивается.

Немытые ступни, серые простыни, липкие стулья, чёрные половицы…

– Садитесь, доктор.

– Спасибо, у меня штаны чище.

Жир обоев, картинки из «Огонька», сизые майки, окурки, собрания сочинений, провода, носки, ржавые клещи, окурки, кислятина, карта СССР, лупа, кинескопы, диван в клочьях ваты, гвоздь с намотанной леской, открытка, рассол, окурки, моделька без дверцы, ботинок, ворох штанов, квитанции, серое фото, будильник, настольный хоккей, гвоздодёр, окурки, дверные петли, мёртвые ходики, бейсболка, кроссворды, остов семиструнки, паяльник, газеты, шатучий стул, окурки, кетчуп, зонт наизнанку, корзина, галстук, шурупы, створка трюмо, окурки, доширак, блин подушки, мутный хрусталь, пиджак, треснувшие очки, пинцет, календарь, окурки – на столе, подоконнике, всюду, пола не видно, стоишь, поджав ногу, кардиограф на весу держишь…

Порой всё ясно уже по двери.

Войдёшь, бывало, а фельдшер ка-а-ак засипит, как захукает – бронхоспазм у него.

На запах.

Или сам, расчихавшись, пятнами зацветаешь.

Эуфиллин, глюконат… сидим после вызова, отхаживаем друг дружку.

Десять кошек.

Вырви глаз запашина.

Аж форму в стирку – насквозь пропиталась.

Иной раз даже не отзвониться.

Брезгуешь: снять трубку, приложить к уху…

Смердит ртом.

В лицо.

Не смущаясь.

Сидишь, думаешь: трупы он жрёт, что ли?

И как ему только жена даёт?

А жопу, яхонтовые, надо всё-таки мыть!

Это про внутримышечные инъекции.

Населённые пункты.

Слепые халупы, гниль досок, хламьё напоказ.

Лохмы полиэтилена, толь, заборы вповал.

И вдруг – особняк.

До неба.

Цари говна.

Смрад, затхлость, простыня мокрой верёвкой.

Провал рта, пролежни, сожжённая мочой кожа…

– Что же вы? – укоришь.

– Мы на работе всё время.

Подмоешь, перестелешь – берутся за кошельки.

– Сиделку лучше наймите.

Кадавры, бл…дь!

Скрутило в утробный вой – камень шёл.

Супруг же документировал на айфон.

И норовил показать.

– Да верю я, верю… хватит!

Пищал потом кнопками, дубли сортировал.

И на работе – сто пудов! – прокрутил.

И «ВКонтакт» выложил.

«Умирает!»

И нас вызвала, и священника.

А умирать не с чего, дали кислород – раздышалась.

Но лавры – исключительно РПЦ.

– Увидала вас, батюшка, и полегчало…

Дык ёпт!

Ко второму баллону пришёл.

Чудотворец.

Жил на её деньги.

Не угодила – от…издил.

Прихромала на станцию.

Смываем кровь – эсэмэс: «Обосралась – и в кусты?»

– Ему? Сорок один…

На двадцать лет старше.

«Скорая» во дворе.

Событие!

Кучковались, шушукались, засылали смельчаков разузнать.

Было время.

А сейчас – пф-ф-ф!

Подъезд настежь.

Каталка на изготовку.

Гудок сзади.

– Хули встал, на? Чё-чё – моё место… А? Да мне по…уй – отъезжай, ёб!

Имелось определение.

Издавна.

Ёмкое, хлёсткое, пулей в десятку.

Берегли, употребляя не часто, чтоб хмыкнули, оценив, и бился в слюнях награждённый, разрывая рубаху.

А нынче – на каждом углу.

Отовсюду.

Со всех сторон.

Хором, соло и а капелла.

Раньше месяцами не слышал, а тут решил посчитать, так на втором часу опротивело.

По любому поводу.

С нев…бенным апломбом.

Короче, подешевело.

Измочалили, истрепали, низвели Царь-девицу в шалаву.

А было – слово.

Самородок.

Шедевр.

Какое?

Да «быдло», конечно, какое ж ещё!

Узкий проезд.

Видит мигалки и прёт навстречу.

Уперевшись, мигает – пропускай, мол.

Темень, автуха[4], открытые переломы.

Сунул фонарь зеваке: посвети, а?

Обезболил, зашинировал, погрузил…

– Мужики, свет верните.

Хер!

Не вернули.

Умер терапевт.

В поликлинике, на приёме.

Реанимали двумя бригадами, а из-за двери:

– Что за издевательство!

– Будет новый врач или нет?

– Заведующую позвать…

– Внизу телефон для жалоб…

Дышал водярой, бычил, грозил уволить.

Потом привёл сына, поставил сзади.

– Так, я на кухню. А ты построже с ними, построже…

Интернет – зло.

Просмотрев симптомы, уличают в невежестве.

Скайп, веб-камера, ноутбук нараспашку.

Лица онлайн.

– Простите, кто эти люди?

Профессор, главврач, завкафедрой.

– А зачем?

– Вас контролировать.

Утвердился на носилках и снизошёл:

– Ну что, медики, по-прежнему такие же нищие?

Посочувствовать захотел.

Пи…дюк.

– Скажите, врача в больнице вы тоже будете мальчиком называть? Нет? А почему?

– Ну, извините.

– Что значит «ну»?

– Ты глянь, а? Не угодишь на него!

…а потом вдруг просят стационар поприличней.

I

Поликлиника – вот.

Дверь в дверь.

Метров пятнадцать.

Но вызвал «Скорую».

На «больно глотать».

II

«Болит живот».

Встретила на улице, собранная для больницы.

С направлением хирурга от февраля.

В августе.

III

Статистика за год:

– За истекший период бабка Павлова госпитализирована: поликлиникой – тридцать семь раз, нами – тридцать один…

Террористка.

Не вывезешь – за…бёт.

Начинает с рассветом.

К утренней кашке чтоб.

IV

Алкогольная абстенуха.

– Звоните похметологам – их хлеб.

– А вы не откапаете?

– Мы – нет.

Измором брал, сутки.

Всплакнули ментам – те, ничтоже сумняшесь, заточили в зиндан.

Прям как в кино: «Заковать в железа, содержать как злодея!»

Эмигрантов сразу предупреждают:

– Здесь не Рашка! Дёрнешь «Скорую» не по делу – по миру пустят…

Нужны ещё аргументы?

Перепись населения – так ещё можно назвать. Тупо ездишь и переписываешь: фамилия, возраст, адрес. Повод к вызову? Да-а-авно значения не имеет…

«Красное лицо».

– Зуд? Сыпь?

– Просто красное. Вторые сутки уже – пусть доктор глянет…

Половина третьего.

Ночи.

«Не уснуть».

Новинка.

Нет-нет, никакой терапии – просто съездить.

Объяснить, что так не положено.

На вызов отреагировать.

«Чешется под гипсом».

Как миленькие поехали.

«Удалили зуб, отошла «заморозка».

Святое дело.

Болит же!

«Сухость во рту».

И всё.

– Скажите, дражайший, а что тут экстренного?

– Откуда мне знать, я ж не доктор!

Сходил в качалку.

Заныли мышцы.

Доложил маме.

Та позвонила.

Зачастую просто хотят ЭКГ.

Мало ли, ночь впереди…

Протянешь ленту – что там? инфаркта нет? – и как по волшебству исцеляются.

Иные привыкли, каждый вечер звонят.

– Что беспокоит?

– Да так, не знаю… тревожно как-то. Сделайте кардиограмму, сахар… что там у вас ещё?

«Не дозвониться до поликлиники».

Хит всех времён.

– Да когда ещё тот участковый придёт…

Сама непосредственность.

Принял виагру, а е…ать некого – не пришла.

А член стоит, пятый час уже.

Послали бригаду с поводом «плохо».

Круглосуточная аптека.

Вид из окна.

Но – «болит голова, нет лекарств».

Говно вопрос, выехали!

Алгоритм прост:

1. Почистить зубы.

2. Сплюнуть прожилкой крови.

3. Кинуться к телефону.

И вы легенда при жизни.

Диспетчерá-самописцы.

Подвид.

Сверху вниз, по порядку:

Ф.И.О?

Адрес?

Со двора, с улицы?

Этаж-подъезд?

И лишь потом: что случилось?

Чисто зенитки – в небеса как в копейку, и только гильзы звенят.

– Я если и вызывал «Скорую», то только по делу…

Лучше молчите.

На сарказм пробивает.

Старые, добрые девяностые.

Бензин по лимиту – срывались только на дело, а на всякие «жена в истерике – успокойте» смеялись в трубку, комментируя непотребно.

Ностальжи!

Попытаюсь на пальцах.

Спецназ, так?

Стрелять влёт, убивать, прикоснувшись, исчезать, появляться, кидать, чтоб втыкалось… и при этом охраной в яслях, пенсионерок через дорогу, да изредка – как на праздник! – заложников выручать.

Глупо, да?

А вот с «03» запросто!

Рефрен прост: прев-ра-ти-ли служ-бу х…й зна-ет во что-о…

Высших начальников презирают.

Продавцы из мясного в креслах профессоров зоологии.

Вопреки им держимся.

Онкобольной в героиновом передозе.

Второй случай.

Всё просто.

Наркоту – приказом! – через месяц от начала болей.

Глупая молодёжь ищет, варит и штырит своих онкологических стариков.

Респект ей.

Суперприказ.

Всем, кто без ПЕРВИЧНОЙ специализации, – пройти курс!

Коллега, дед, сорок лет на колёсах.

Ему первому.

И до медсестёр с медбратьями дое…лись – переучивайтесь на фельдшеров или валите нах!

Ну, хули делать – пошли учиться.

За свои, без отрыва.

У кого двадцать стаж, у кого тридцать…

Выдают «корочки» – хоп! – отбой: в связи с недостатком кадров можно медсёстрами…

Разогнали студентов – статистику, стервецы, портят.

Сертификатов-то нет, откуда?

Студенты выходили с семнадцати до восьми.

Ждали их – как самолётов с Большой земли!

В окружении.

Конфликт?

Значит, виновен.

Не нашёл подход к пациенту!

Хоть он там с колуном кидался.

На вас, утверждают, возложены и социальные функции.

Ни приказа при этом, ни номера.

Ни даты, ни автора.

На чужом горбу в рай – н-н-но, родимые!

Письменный отказ от госпитализации не имеет юридической силы.

Помрёт – вздрючат.

За то, что не убедил.

Ты-дыщщщь!

Свершилось!

Стали рассматривать анонимки.

В туалет на адресе – ни-ни-ни!

Главврач запретил, лично.

И сам небось терпит, суча ногами.

С девяти до пяти.

Госнаркоконтроль.

Влетят ночью:

– Врач есть? Сюда, быстро!!!

Спорхнёт в чём был, а ему:

– Где наркота?

– Наверху, в куртке…

Заводят дело.

С ведома Главного.

Нанимают согласных – впихивать купюры в карман.

Пишут на диктофон, прячут понятых по кладовкам.

Коррупцию изводят.

Изо всех сил.

Пополз курс – задержат получку.

На три дня.

После чего приедет начальник – рассказать нам, что всё прозрачно.

Примета такая.

Ни разу не подвела.

«…грабили нас грамотеи-десятники».

Доплаты с надбавками.

Крутят, задерживают, сыпят абракадаброй, но чуть что:

– Так, чтоб пулей – мама бухгалтера!

А водилы покупают резину – за свои, кровные.

И запчасти, само собой!

И на ремонт скидываются.

Иначе встанем.

Приходил молодой.

Подводили к машине: значит, слушай сюда!

Сел – дверь на замок, сразу.

Окно наполовину, или выпадаешь при перевёртыше.

Тут – так.

Там – эдак.

Здесь – однозначно! – никак иначе.

И с кем-то одним: месяц, полгода, год…

Опыт.

Наставничество.

Полностью ликвидировано.

Как в штрафроте на передке.

За спиной артиллерия, танки, воздушная разведка с резервом командования…

А тут – трёхлинейка, штык, обойма патронов.

И вперёд.

На мины.

Тайну хотите?

Чем по ночам занимаемся?

Возим тех, кто днём отказался.

Звонят в третий раз.

Согласны ехать.

– Ну, не сердитесь на нас…

Повтор после отказа.