Картина преступления

Три

Я проснулся рядом с Шарлоттой и еще кем-то, отдергивающим занавески.

Даже после внезапной вспышки света, даже зная, что в комнате кто-то чужой, я не мог заставить себя открыть глаза. Как будто я спал не более пяти минут – причем за последние пять месяцев – и мое тело в итоге дошло до точки.

– Уходите, – сказал я и отвернулся.

Зажглась лампа.

– Шарлотта, – произнес низкий ленивый голос, – когда я давал тебе эту футболку, я не предполагал, что ты воспримешь надпись на ней буквально.

Тут я продрал глаза, но говоривший человек оставался в тени.

– Я тоже не думала, что ты предполагал, что я когда-нибудь ее надену.

Холмс была рядом, и голос у нее был довольный. Почему-то она уже вовсе не выглядела усталой – напротив, она сидела прямо, подобрав колени под футболку и натягивая слова «Химия – для влюбленных».

– Это худший рождественский подарок, который я когда-либо получала, а это что-то да значит.

– Хуже, чем Барби, которую подарил тебе Майло? – вознегодовал голос. – Тогда я чудовище. Вставай, цыпленок. Представь меня своему другу, если только не собираешься притворяться, что он невидимый, иначе я буду подыгрывать и дальше.

Холмс помолчала.

– Лекций не будет?

Леандр – потому что это должен был быть Леандр – рассмеялся.

– Ты делала нечто похуже, и в любом случае достаточно очевидно, что секса как такового у вас не было. Это может прозвучать бестактно, но простыни недостаточно измяты. Так что я не вполне уверен, о чем тебе читать лекции.

Вот тебе и на. Следовало бы принять закон против людей, которые занимаются дедукцией до завтрака.

Когда я сел, протирая глаза, Леандр подошел к другой стороне кровати. Наконец я смог его рассмотреть. Мы встречались один раз, на праздновании моего седьмого дня рождения. Он подарил мне домашнего кролика. Я запомнил его лишь как высокого мужчину с широкими плечами, который провел весь вечер, посмеиваясь с моим отцом в углу.

Впечатление было верным, хотя человек, стоящий передо мной, был еще и безукоризненно одет для текущего времени суток (часы рядом со мной показывали четверть восьмого – этот мир меня убивал). Он был в клубном пиджаке, его туфли сияли, как зеркала. Глаза улыбались из-под зачесанных назад волос. Он протянул мне руку.

– Джейми Ватсон, – сказал он, – знаешь, ты выглядишь, как твой отец, когда мы с ним впервые встретились. Что кажется мне немного странным, так что не мог бы ты покинуть постель, которую делишь с моей племянницей?

Я поднялся на ноги.

– Мы не… Я не… Очень приятно встретиться с вами.

Холмс за мной хихикнула, и я обернулся:

– Ну ты серьезно? Мне бы не помешала поддержка.

– Значит, ты хочешь, чтобы я ему изложила детали?

– А ты хочешь, чтобы я вручил тебе лопату, чтобы ты продолжила меня закапывать?

– Умоляю. – Она подалась назад. – Я лучше посмотрю. Ты прекрасно и сам справляешься.

Что-то шло не так. Наше обычное подшучивание выглядело мелочнее, злее, чем обычно. Я умолк, не зная, что сказать.

Меня спас Леандр.

– Дети, – сказал он, открывая дверь, – перестаньте ссориться, а то я оставлю вас без завтрака.

Кухня была похожа на пещеру – из металла, мрамора и стекла. Домоправительница уже хлопотала, раскатывая блин теста на столе. Не знаю, почему это меня удивило. Очевидно, родители Холмс не сами себе готовили, хотя бы судя по вчерашнему официальному обеду.

– Здравствуйте, Сара, – сказал Леандр, целуя ее в щеку. – Сколько вы еще не спали вчера вечером, приводя все в порядок после суаре [1]? Я вам помогу. Мы пошлем завтрак в вашу комнату.

Он кинул ей взгляд, который я знал слишком хорошо – преступно очаровательная улыбка прямо из сборника «Шарлотта Холмс Вас Надувает».

Домоправительница засмеялась, вспыхнула и в итоге передала ему свой фартук перед тем, как уйти.

В углу Холмс подперла голову кулаками:

– У тебя это лучше получается, чем у меня.

Леандр не отвечал с минуту, выбирая соусник из висячей медной подставки. Холмс следила за его руками.

– Знаешь, лучше всего это работает, когда ты имеешь в виду то, что говоришь, – сказал он. – Яичницу?

– Я не голодна. – Она наклонилась вперед. – Интересные синяки у тебя на запястьях.

– Это да, – отозвался он, как будто речь шла о погоде. – Джейми? Бекон? Бисквиты?

– Боже, о да. Тут есть где-нибудь чайник? Хочу чаю.

Он указал лопаточкой, и мы вдвоем занялись приготовлением завтрака на целую армию. Все это время Холмс сидела с прищуренными глазами, разбирая дядюшку по частям.

– Ну, поехал, – сказал наконец Леандр. – Давай проверим, насколько правильна твоя дедукция.

Холмс не стала медлить:

– Обувь зашнурована наспех – на левой ноге не так, как на правой. Блейзер измят на локтях. И я знаю, что ты в курсе – ты так же знаешь об этих вещах, как и я. Или ты пытаешься послать кому-то сигнал, или ты слишком вымотался и устал, чтобы заботиться о том, чтобы выглядеть идеально. Это значит, что в последнее время тебе приходилось тяжко. Стригли тебя где-то в Германии. Не смотри на меня так, стрижка более стильная, чем обычно. И Майло это заметил, встретив тебя недавно. Значит, Берлин. Если убрать помаду, волосы легли бы как у любимых эмо-певцов Джейми. О, перестаньте пялиться, вы, двое! Так уж вышло, что мне известно: дядя Леандр ходит к одному и тому же парикмахеру в Истберне с подросткового возраста. – Она нетерпеливо дернула себя за собственные волосы. – Ты скрываешь хромоту, ты отрастил выдающуюся щетину на шее и – ты что, целовал кого-то?

Чайник начал свистеть так громко, что моего смеха они не услышали.

Леандр изобразил своей лопаточкой знак согласия. – Шарлотта. – (Он единственный в семье не называл ее уменьшительным именем.) – Дорогая девочка, я не скажу тебе ни слова, пока ты не поешь.

– Хорошо. – Улыбка поползла по ее лицу. – Жуткий ты тип.

После того как Леандр отнес поднос в комнату домоправительницы и мы устроились в углу, я бросил украдкой взгляд на дядю Холмс. Она не ошиблась: он выглядел усталым. Это был тот тип усталости, что и у меня прошлой осенью, когда я чувствовал, что не должен позволить себе такой слабости, как сон. На нее накладывался отпечаток беспокойства, не полностью спрятанного под улыбкой шоумена, и мне было бы интересно узнать, где он был до Сассекса.

– В Германии, – сказал он, прочитав мои мысли. – На этот счет Шарлотта права. Руководство попросило меня разобраться с шайкой фальсификаторов, которые могли поставить на поток подделку картин немецкого художника тридцатых годов. Или не могли. Я работал под прикрытием, и довольно долго. Это тонкое дело. Нужно заслужить доверие опасных людей и уметь разговаривать с осторожными студентами-художниками, которые подделывают Рембрандта ради заработка. – Неожиданно он улыбнулся. – На деле это довольно забавно. Вроде игры «Попади в крота», только с пистолетами и в парике.

Холмс оттянула обшлаг его рубашки, открывая взгляду синяк:

– Да. Забавно.

– Ешь свой бекон, а то я не буду рассказывать. – Он пододвинул к ней ее тарелку. – Как я уже сказал, последние несколько месяцев я не вращался в обществе наиболее интеллигентной публики. И, честно говоря, я не хотел браться за это дело. Это интересно, но тут надо много ходить, а мои ноги лучше всего чувствуют себя на диване. Мне нравятся славные небольшие загадки, как и любому другому человеку, но тут… Ну а потом я пообедал с твоим отцом, Джейми, и он уговорил меня взяться. Как в старые времена, когда мы вместе занимались сыском в Эдинбурге, сказал он. Теперь у него семья, так что он не так мобилен, как я, но я посылал ему сообщения каждый день, и он издали помогал мне складывать всё вместе.

– Да? – спросил я ошеломленно. – От него была польза?

Мой отец был возбудимым, безответственным и слегка тронутым человеком. Я не мог представить его в роли аналитического гения.

Леандр поднял брови:

– Ты в самом деле думаешь, что я стал бы втягивать его в это дело, если бы он не был полезен?

Я поднял брови еще выше. Мой отец мог быть полезным, конечно же, а мог просто служить аудиторией в магическом шоу Леандра. С Холмсами никогда не знаешь, какое место тебе отводят.

Рядом со мной моя Холмс крошила бисквит.

– Ладно, но синяки. И поцелуи.

– Работа под прикрытием, – сказал ее дядя драматическим тоном. – Глубокое, глубокое прикрытие.

Она сморщила нос:

– Тогда почему ты здесь, в Англии? Нет, я, конечно, рада тебя видеть…

Леандр встал и собрал наши тарелки.

– Потому что у твоего отца есть контакты, к которым я не могу получить доступ нелегальными средствами. И потому, что я хотел повнимательнее посмотреть на Джейми, поскольку вы теперь неразлейвода. И днем и ночью, по-видимому.

Холмс пожала худыми плечами, выступающими под рубашкой, и поднесла ко рту кусочек бисквита. Я смотрел на нее, на линию ее руки, на губы, которые по-прежнему выглядели так, словно их ужалила пчела, после прошлой ночи. Или я только воображал эти детали, расцвечивая их для своего рассказа, чтобы видеть причины и следствия там, где их не было?

Она меня почти поцеловала. Я хотел этого. Все было замечательно.

– Если это имеет значение, – сказал Леандр от раковины, закатывая рукава, – то я одобряю.

Холмс улыбнулась ему, и я улыбнулся ему, потому что никто из нас не знал, что сказать.

Как будто предыдущая ночь существовала в какой-то другой вселенной. Один час среди моря неловкости, когда мы могли говорить друг с другом, как раньше, – и вот, все прошло, и мы снова в растерянности.

Следующие несколько дней тянулись медленно, как почти любое наказание. Днем я читал роман Фолкнера, который брал с собой в солнечный уголок возле комнат прислуги. Эти комнаты теперь были почти пусты, так что я мог не беспокоиться, что меня найдут. Это было облечением. У меня довольно быстро кончился запас тем, на которые я мог говорить с родителями Холмс. Пусть я и находил ее мать ужасающей, ненавидеть ее я не мог. Она была больна и беспокоилась за дочь.

Потом Алистер сказал нам, что состояние Эммы начало ухудшаться. Она перестала обедать с нами. Однажды вечером перед обедом я видел, как Леандр дает указания санитарам, затаскивающим больничную кровать через переднюю дверь.

– Я думала, у нее фибромиалгия [2], – прошептала Холмс за моим плечом. – Фибромиалгия не требует постоянного наблюдения. Я думала… Я думала, что ей становится лучше.

Я чуть не подпрыгнул. Она взяла себе привычку, словно призрак, проплывать мимо той комнаты, в которой я на тот момент находился, а потом, когда я ее замечал, извинялась и убегала. Поэтому я ей ничего не сказал, не попытался ее успокоить, а просто смотрел, как морщится Леандр при виде санитаров, бьющих кроватью о дверной косяк.

Наверху мужской голос громко произнес: «Но оффшорные счета – нет, я отказываюсь». Это был Алистер? Хлопнула дверь.

Меня это не касалось. Когда я обернулся, Холмс уже ушла.

Позднее я нашел Леандра в гостиной. «Гостиная» было слишком мягким обозначением того, чем в действительности являлась комната. Черная софа, низкий, дорого выглядящий стол, стоящие на коврике из воловьей кожи. Я бродил по коридорам в поисках моего отсутствующего лучшего друга, а вместо этого наткнулся на ее дядю и мать.

Я был удивлен. Больничная кровать уже прошла через переднюю дверь, и я ожидал, что Эмма Холмс будет пребывать в ней. Но нет, она лежала на софе, прижав ладони ко лбу, а Леандр с грозным видом стоял над ней.

– Это последняя услуга, которую я вам окажу, – говорил он с тихим бешенством. – До конца наших жизней. Последняя. Я хочу, чтобы вы это поняли. Ни платы за школьное обучение. Ни срочной финансовой помощи. Можете просить меня о чем угодно, но это…

Эмма опустила руки:

– Я знаю, что значит «последняя», Леандр, – сказала она. И в этот момент ее голос звучал, как голос Шарлотты.

– Ну? – спросил он. – Когда я вам понадоблюсь?

– Ты узнаешь, – сказала Эмма. – Уже скоро.

Тут она встала, покачиваясь. Как будто все ее мягкие части усохли, осталась только пустая пыльная оболочка.

Леандр тоже заметил это и протянул руку, чтобы поддержать ее, но Эмма предупредила его жестом. Медленными, трудными шагами она покинула комнату.

– Привет, Джейми, – сказал Леандр, все еще стоя спиной ко мне.

– Как же вы узнали, что это я? – шутливым тоном сказал я. – Вам всем нужны новые трюки. Этот я сейчас почти ожидал.

– Садись, – пригласил он, направляя меня к софе. – Где Шарлотта?

Я пожал плечами.

– Я думал, что так оно и может случиться, – сказал Леандр.

– С миссис Холмс все в порядке? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Нет, – ответил он. – Хотя это и так очевидно. Скажи мне – я связывался с твоим отцом, но хочу это услышать от тебя, – как дела в твоей семье? Как твоя дорогая маленькая сестренка? Она все еще любит «Твоих маленьких пони», или как там они называются? Иногда Джеймс очень по ней скучает.

– С Шелби все хорошо, – сказал я. – Она покончила с маленькими пони и теперь рисует портреты собак. Начинает приглядываться к средним школам в районе нашей квартиры.

Леандр улыбнулся:

– Джеймс шумел насчет того, чтобы отослать ее в Шеррингфорд. Было бы прекрасно, если бы вы учились в одном месте. Воскресные обеды. Мини-гольф по выходным. Или роллер-дерби. Это ведь семейный спорт, нет?

– Ну да. – Хотя я был почти уверен, что это называлось просто катанием на роликовых коньках и что я бы скорее умер, чем занялся подобным. – Только я слышал, как вы сказали: «Никакой платы за школьное обучение». Мы не можем себе позволить отправить Шелби в Шеррингфорд. Не своими силами. И уже не секрет, что вы оплачиваете расходы на меня.

Его улыбка погасла:

– Это не относится к твоей семье. И никогда не станет относиться. Я буду поддерживать твоего отца всегда, Джейми. Потому что знаю, что он никогда не попросит меня о… Не важно, о чем. Послушай, никогда не думай, что ты будешь жертвой в этой войне. Ты ею не будешь. Я об этом позабочусь.

Невидимая война с невидимой кровью. Или с видимой, только не нашей – пока. Ли Добсон уже стал ее жертвой, и я был на волосок от того, чтобы тоже ею стать.

– Как она хотя бы началась? – Я задал вопрос, который мучил меня неделями. – К примеру, зачем Холмсы вообще наняли Августа Мориарти? Я знаю, что это был рекламный трюк или что-то в этом роде, но если вы все так ненавидите друг друга, для чего родителям Холмс было идти на этот риск?

– Знаешь, это долгая история.

Я рассмеялся:

– Я хотел сказать, что даже не знаю, как мне вставить ее в мое плотное расписание избегаемого гостя.

И это было правдой. Что еще я собирался делать в этот день? С тем же успехом я мог бы заполнить несколько пробелов, с которыми Холмс не собиралась мне помогать.

– Ладно, – сказал Леандр. – Но, если ты собираешься заставить меня рассказать об этом, сначала мы выпьем чаю.

Через десять минут и после чайника «Эрл Грея» мы устроились на софе. Где-то вдалеке раздавался шум прибоя.

– Ты знаком с историей столкновений Шерлока Холмса с профессором Мориарти, не так ли? Шерлок обезвредил немало злодеев, но Мориарти превосходил их всех. Настоящий ублюдок. Каждый второй преступник в Англии платил ему за крышу. Он организовывал их действия, связал их в сеть. И Холмс смог вычислить паука в этой паутине. – С отсутствующим видом Леандр потер виски. – Останови меня, если уже слышал это раньше.

– Я слышал это раньше, – сказал я и подул на чай.

Полмира слышало об этом раньше. Шерлок Холмс готовится к схватке с профессором, Холмс и доктор Ватсон мчат в Швейцарию, чтобы ускользнуть от него, мой прапрапрадедушка на скале всматривается в водопад, не зная, погиб ли его друг и напарник в его глубинах. И Холмс, и Мориарти в тот день исчезли. Мориарти навсегда, а человек, который вернулся на Бейкер-стрит, сделал это только через годы, уничтожив последних агентов короля преступного мира.

В рассказе было как-то так.

– В детстве я не понимал, почему так важен Мориарти, – продолжал Леандр. – В историях доброго доктора он не упоминался вовсе вплоть до «Последнего дела Холмса», где он, казалось, был придуман специально, чтобы объяснить все фантастически странные преступления, расследованные Шерлоком. А потом он снова исчез. И ты знаешь, развиваясь, наши отношения с этой семьей стали вполне цивилизованными. Ну, на самом деле – в некоторой степени пронизанными осознанием своей вины. У них была не лучшая репутация – проклятье печально известной фамилии делает такое с людьми – «грехи отцов» и так далее. Но они не были Наполеонами преступного мира. Именно это я и сказал моему отцу.

– И как дело пошло дальше?

Леандр провел рукой по гладко зачесанным назад волосам.

– Так себе, – признался он. – Он ответил мне, что у них в крови есть наклонность к преступлениям. Мы могли быть в мире с ними до начала этой истории с Августом, но мы так или иначе провели бо́льшую часть двадцатого столетия, враждуя.

– А мы провели? – уточнил я, потом поправился: – Вы провели?

Как я понимал, Ватсоны провели двадцатое столетие, преимущественно проматывая в карты впечатляющее наследство.

– Извини, если я ошибусь с датой, – сказал Леандр, прихлебывая чай, – но в девятьсот восемнадцатом Фиона Мориарти, переодетая мужчиной, заняла должность охранника в Синг-Синге. Костюм, как я понимаю, включал в себя мешочки с мукой, привязанные вокруг ее талии ради объема. По-видимому, маскировка была прекрасной. После двух месяцев избиений наиболее закоренелых преступников и, как полагают, сбора информации она уволилась. Через две недели она дала себя арестовать за ограбление банка среди бела дня, снова переодетая мужчиной, но уже другим. Ее посадили. Ночью она вывела из Синг-Синга двадцать заключенных через туннель, который копала предыдущие десять дней. Туннель прошел под Гудзоном.

Я позволил себе присвистнуть:

– И она смылась?

Он улыбнулся:

– У туннелей есть вход и выход, так? Мой прадедушка устроил на выходе костер. Бедные заключенные с воплями побежали обратно к своим камерам. Они думали, что получат свободу, а получили только клубы дыма. И она тоже осталась за решеткой. План у нее был умный, знаешь ли. Целых пять из этих заключенных были подручными ее отца. Они помогали растить ее. После смерти Мориарти-старшего они сбежали в Америку, чтобы не попасть в длинные руки Шерлока Холмса, – Леандр поднял бровь. – Сантименты. В итоге они всегда вас подводят. – Для этой части он приберег патетический тон.

– Вы не можете в это верить, – сказал я.

– Ну, Фиону в конце концов подвели именно они. Самое смешное, что она была при деньгах. Их у нее было достаточно, чтобы подкупить местных судей. Чтобы подкупить полицейских. Чтобы подкупить гангстеров из Таммани-холла [3]. И она пыталась, но никто из них не притронулся к ее деньгам. Они слишком опасались последствий. Более того, один из них написал своему старому другу Генри Холмсу, который первым же кораблем приплыл в Америку – как раз вовремя, чтобы раскрыть ее планы и разрушить их.

– И это был не конец истории, я думаю.

– Нет. Все продолжилось следующим образом. Тысяча девятьсот тридцатый год. Ограбление банковского хранилища. Глазго. Все преступники схвачены, но драгоценности исчезли. Догадайся, кто появился в обществе в рубинах ценой в миллионы фунтов? – Он рассмеялся, заметив недоумение на моем лице. – Джейми, ты пробыл в Америке слишком долго. Фунтов стерлингов. Денежная единица. По-видимому, один из нанятых ими жуликов доставил им рубины через канализацию, с помощью подъемного блока. Квентин Мориарти заявил, что драгоценности достались его жене по наследству, но Джонатан Холмс доказал лживость этого заявления с помощью пары крыс, скальпеля и женского носового платка. Тысяча девятьсот сорок четвертый год, Мориарти грабят музеи Европы в течение Второй мировой войны. Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой – они заседают в Нобелевском комитете. Тысяча девятьсот семьдесят второй – мою старшую сестру Араминту попросили раскодировать серию сообщений, зашифрованных подстановочным кодом Френсиса Бекона. В сообщениях говорилось о продаже ядерных боеголовок. Теперь Уолтер Мориарти. На кой черт ему понадобились боеголовки? Наверно, перепродать их с выгодой. Он пошел под суд. У двоих присяжных обнаружилась редкая форма рака. Жена судьи пропала. Все спокойно. В новости ничего не попадает. А потом кто-то убил всех трех кошек Араминты.