banner banner banner
Черти в Париже
Черти в Париже
Оценить:
 Рейтинг: 0

Черти в Париже


Хотя, блин, какой это романсус – так себе солянка и обман зрения.

Все в Угадайке плюют на этот роман…сус, бля. Пазлы какие–то… Рваные. Для помойки само то.

И читают его только потому, что меня знает полгорода. И им любопытно, каким образом я там «ссу на Мрассу», и какого размера у меня член.

Я тоже эти пазлы [в романсусах правильно говорить «пазлусы»]– надо же слово такое придумать «пазлы» – от слова «****ы» [соответственно «пёздусы»], да ладно уж, – просто читал.

/Чёрт, эту фразу с «пёздусами» чистоплюи в редакциях и в ОК ещё припомнят./

От корки до корки, и несколько раз причём.

Искал ложь и карандашом подчёркивал преувеличения.

Конечно, там есть частица правды. Потому что я ему – тому 1/2Эктову – подробно рассказывал многое. Включая способ прикрепления палатки к земле: гвоздями. Но не пригодился вариант, ибо палатку так и не раскинули ни разу.

А он, сволочь, или кто он там, записывал всё в свой грёбаный диктофон.

– Чен Джу что ли? Эй, ты чего? Мы так не делились.

– С членом он приврал.

Член как член, ничего особенного в нем нет.

– Я про член вообще ничего не диктовал. Всё это чистой воды выдумка из гуанного его пальца.

Про механическую сочинительницу ДЖУ–2, вбитую в джипиэс, обнародовал только в Париже. И только своему ближайшему другу.

Бим удивился, и сделал вид, будто бы поверил.

[Понимаю: решил, что я чиканулся!]

А на самом деле неоднократно проверял, я сам видел. Стуча втихаря по коробке со всех сторон и ища нужную кнопку.

Фигов ему! Секретик заключался не в кнопке, а в комбинации кнопок.

Испорченный он, и гнусный тип, этот 1/2Эктов, который Чен, ещё и Джу, ещё и в ОК. Разве что не голубой; но ему до этого голубого только один шаг сделать.

Спрошу как–нибудь при встрече. Честно. Глядя в глаза. Если он, конечно, не смоется к тому времени на небушко своё… так часто описуемое им.

И объясню ему, коли не смоется, что мне лучше видно, какой у меня член. Нечего гнать понапраслину.

Член у меня родной и мною горячо любимый. Особенно по утрам, когда с просыпа встаёт. А там у него в книжонке – бумажный и приукрашенный.

Вроде главного героя. Будто бы он мной руководил, а не моя умнющая голова с термопарой…

Нет, механический сочинитель – вот это таки настоящая вещь.

Опасная для мира вещь.

Хуже бабы.

Хуже вулкана, если каждому писателю по такому дать.

Да что писателю: дай обывателю наиобыкновеннейшему. Возомнившему…

– И что?

– А что что? Пи, пи, пи, и… Здец литературе!

Нельзя ходить с голыми пятками – правило вулканических прогулок. Не догоняю возможностей.

– Медь, железо, газ. Возгонка. Тыща градусов. Маска. Скафандр. Венера. Застряли. Запах палёного. Образование новых минералов…

– Чаво?

Тут же писк:

– Отвлеклись. Ездец, 3,1415, Никарахуя, пи–пи–пи, золото, жилы, платина, текут, пи–пи–пи.

– Бля–а–а! Щас сгорит.

Нет, недоработанная ещё штучка. Точно сгорит!

Выключаю прибор.

Он же ещё и недоволен.

Точно: баба он!

***

Потом 1/2Эктов приставал неоднократно: а как вот тут у вас было?

А вот здесь это ты пёркнул, или это был Порфирий, или он изначально ослышался?

У него диктофон какой–то хлипкий, постоянно барахлит.

А про Париж у него вообще все записи пропали.

А Малёха, надо сказать честно, мои записи все прослушал – я ему скидывал всё в ноут.

А потом, поняв, что там про него нет ни одного хорошего слова – а мы с Бимом про него немало правдивых слов сказали – всё вычистил. Думая, что я забуду.

А у меня память о–го–го! Даже Бим удивляется.

А ларчик тут простой. Я гляжу на фотографии – а их немеряно – и тут же всё слово в слово будто оживает или просыпается.

Инфраструктура мозга.