Поговорив ещё немного с Андреем, я всё же достала фотоаппарат, ведь я же сюда по делу приехала.
Камера меня сегодня совсем не слушалась. Даже штатив никак не хотел устанавливаться. Несмотря на прекрасный солнечный день, выбрать нужный ракурс никак не получалось.
Съёмка не ладилась, потому я решила не приглашать старика принять в ней участие, однако сам он был крайне заинтересован процессом и не отходил от меня ни на шаг. С любопытством ребёнка следил за всем, что я делала, несколько раз даже заглядывал в объектив камеры, что было очень забавно.
Думаю, предложи я ему выступить в качестве модели, он бы с радостью согласился. Только вот будет ли так же рад увидеть фото, где он изображён в негативе на фоне старой кирхи Алленберга?
Было понятно, что старика держит в этом месте что-то. Только что? Я очень хотела узнать, но мне не хотелось ранить старика расспросами о тех былых днях.
– Андрей, а вы не спрашивали Аркадия Михайловича, для чего он приходит сюда? – спросила я охранника, когда он провожал меня к выходу.
– Спрашивал, и не раз. Говорил ему: «Дед, ну чего тебе здесь торчать целыми днями? Иди домой, огородик посади, с соседскими дедами в домино поиграй», а он мне ответил: «Нет, Андрей. Пока я ходить могу, приходить сюда буду. Здесь у меня всё осталось, вся моя жизнь».
– Может, его хотя бы на полставки устроить? Ведь есть же от него какая-то польза.
– Ещё какая польза! Он только с виду еле передвигается, а на самом деле дед стойкий. Ходит вокруг зданий, собирает мусор, упавшие ветки, осенью сгребает и палит сухую листву, летом понемногу окашивает территорию. Насколько может, конечно. Глядя на него, и я рядом становлюсь. Если бы не он, так всё вокруг заросло бы, ведь никому нет до этого места никакого дела. Сейчас уже дед стал понемногу сдавать, возраст всё-таки.
– В таком случае почему не устроить его сюда работать?
– Да кто его возьмёт? – удивился Андрей. – Сами же поразились, когда подумали, что он здесь охранник. Хотели мы его устроить, но нет, не берут по возрасту. Мы с ребятами решили его обмануть, сказали, что взяли его на полставки, и деньги ему протянули, только его не проведёшь. Старик сразу нас раскусил: «Где контракт, ребята, почему меня не оформили как положено? Вы ребята добрые, только денег ваших мне не надо. Я сюда не работать прихожу, потому ничего не возьму. Здесь моя жизнь осталась, здесь мой дом».
– Интересно, что он подразумевает под этим?
– Да кто же его знает. Расспросов дед не любит, слишком сентиментален, чуть больше спросишь, так он расплачется. Видимо, сильно в жизни его помотало, но старик он добрый и как родной уже нам.
– Да, я заметила, очень душевный старичок.
– А вы правда его в театр пригласили? – недоверчиво спросил парень.
– Пригласила.
– Ну что ж, повезло старику. С такой девушкой я бы тоже в театр сходил.
«Эй, ты чего, парень, неужели решил ко мне подкатить? Только этого мне не хватало. У меня на тебя совсем другие планы», – подумала я, и хитро улыбнулась.
– Мне пора ехать. Спасибо за возможность быть здесь и за экскурсию, – сказала я ему.
– За экскурсию благодарите деда, он тут каждый куст знает, а я очень рад помочь вам, если понадобится.
– Думаю, что я здесь не в последний раз.
– Буду рад, если ещё раз приедете, – улыбаясь, сказал парень.
И я приеду. Обязательно приеду.
Глава 3
Мчусь по трассе в направлении Калининграда. Широкая шоссейная полоса добротно отремонтированной трассы позволяет моему старенькому БМВ разогнаться до ста тридцати. Мимо меня мелькают деревья, иногда старые покосившиеся домики, в основном ещё немецкой постройки. В голове так же одна за другой проносятся мысли.
Вспоминаю истории, которые мой дедушка рассказывал о войне, о нацистах, и по телу пробегает дрожь.
А что, если старик из Алленберга неправ? А что, если Кенигсберг всё ещё был жив, также как был жив Велау и другие прусские города? Они были живы вот в этих старых зданиях из красного кирпича, в этих кирхах, амбарах и обветшалых домах, даже в реках и озёрах, что были выкопаны ими – людьми другой нации. Нации, что взяла на себя право Бога, право решать, кто будет жить, а кто жить не должен. Для этого судилища было построено множество концлагерей – машин для убийств тысяч людей… Людей, лишних для избранной расы.
Нет-нет, нельзя так всех под одну гребёнку. Всегда и во все времена были люди среди мрази и мрази среди людей. Ведь не все немцы были фашистами, не все хотели человеческой мясорубки.
Я тихо плакала.
Это было… Было очень давно… Почему же я думаю об этом сейчас? Почему старая полуразрушенная психушка заставила меня задуматься об этом?
Глава 4
Темно. Местами безлюдную улицу освещал тусклый свет уличных фонарей. В ночной тиши сонного города были слышны только постукивания каблучков изящных женских туфелек жёлтого цвета, сшитых по последней европейской моде.
Их обладательница, совсем ещё молодая женщина, спешила в сторону Гроссе Крангассе[2 - Ныне набережная напротив Музея мирового океана в г. Калининграде]. Её стройная фигурка в светящемся голубом платье была заметна даже в темноте. Копна вьющихся каштановых волос развевалась на ветру, на лице читалось полное отчаяние, даже боль.
– Стойте! – остановил её строгий мужской голос.
Женщина тут же замерла и с ужасом уставилась на незнакомца.
– У меня всего двадцать марок, пожалуйста, возьмите их, – дрожащим голосом произнесла она.
– На кой чёрт мне сдались ваши деньги, вы за кого меня держите? – спросил мужчина, приближаясь к ней.
– У меня есть ещё серьги, они с бриллиантами, возьмите их.
Незнакомец вплотную подошёл к ней. Высокий мужчина в длинном сером пальто и шляпе с полями не вызывал у девушки доверия.
– Что вам нужно? – решительно спросила она и отошла на шаг назад.
– Это вы здесь что забыли? – с усмешкой спросил он. – Почему вы бродите здесь одна в такое время, да ещё и в таком виде.
Мужчина осмотрел её. Остановив свой взгляд на обуви, он улыбнулся.
– Сейчас вы неплохая добыча для всяких отбросов или для солдат СС. Впрочем, это одно и то же.
Он замолчал, девушка тоже молчала, не находясь, что ответить.
– Вы только не подумайте, – продолжил незнакомец, – что я спасаю по ночам хорошеньких фройляйн в жёлтых туфлях, но что-то же привело меня сюда, что-то заставило заметить в темноте ваши туфельки отвратительного цвета.
Он улыбнулся. Девушка всё так же серьёзно смотрела на него.
– И что же это, по-вашему?
– Кто знает, но раз уж я вас встретил, то одной вам идти не придётся, я провожу. Куда вы направляетесь?
– У вас своих дел не имеется? – спросила она с враждебностью.
– Какие уж там дела у человека в два часа ночи, который мучается бессонницей с тридцать третьего года.
