Тонкая грань
– А вы к Маше сходите! – посоветовала Дуся, глядя сочувственно на Лену с Андрейкой. – У неё, наверное, ещё осталось. Уж простите, что так получилось.
Лена с сыном прошли на другой конец деревни к Маше. К счастью, у той действительно ещё осталось молоко. Взяли целый бидон и ещё выпили по кружке на месте. Обратно шли другой дорогой, и про фиолетовый цветок Лена вспомнила, когда уже подходили к дому.
За чаем, когда они все вместе сидели на террасе, Сергей несколько раз мысленно собирался заговорить с Леной, тщетно ища какой-нибудь предлог. Лена следила глазами за тем, как Андрейка рисует цветными карандашами в альбоме, и казалось, это его занятие полностью поглотило её. Наконец, не в силах выносить тягостного молчания, Сергей поднялся из-за стола:
– Пойду прогуляюсь.
Лена молча взглянула на него и кивнула головой.
Сергей шёл без всякой цели лесной тропинкой, которая вскоре вывела его к железной дороге. Он присел на каменистую, нагретую солнцем насыпь и вытянул ноги. Мимо с шумом пронеслась электричка. Лёгкий ветерок коснулся его лба, потрепал волосы – как когда-то в детстве делала это бабушка. Они часто проводили с ней лето в деревне. Бабушка тогда была уже старенькой, но родители каждый год привозили его к ней, и бабушка встречала его с неизменной добротой и вниманием. Да и он вроде рос послушным малым, не доставлял ей волнений. Часто по вечерам, когда все дела были переделаны, они шли к железной дороге и сидели вот так же на насыпи, глядя на проходящие поезда. С бабушкой легко было говорить обо всём, почему же теперь ему так трудно с собственной женой?
Сергей встал, отряхнул брюки и потряс поочередно ногами – от сидения в неудобной позе они изрядно затекли. Перешёл железнодорожное полотно, чтобы пройтись узкой тропинкой. И тут он заметил красивый цветок. Насыщенно-фиолетовый резной конус возвышался среди травы на прямой длинной ножке. Удивительно, как он вырос тут, у самой обочины – такому красавцу место на ухоженной клумбе. Сергей наклонился и осторожно срезал его перочинным ножичком почти у самого основания. «Лене, наверное, понравится», – подумал он, разглядывая необычный цветок.
Вернувшись домой, он достал с полки пустую бутыль с ручкой, набрал воды и, воткнув в неё цветок, поставил на стол.
На ужин Лена приготовила тушёные кабачки с курицей. Вкусно получилось, прямо объедение! Сергею хотелось весело воскликнуть: «Ленка, какая ты молодец! Такую вкуснятину приготовила!» Но он боялся сбиться на фальшь, предстать этаким петрушкой. Лена рассеянно смотрела на сгущающиеся сумерки за окном, и вдруг её взгляд остановился на бутыли с цветком. Глаза её расширились от удивления, она перестала есть и воскликнула:
– Что это? Откуда?
Сергей, изумлённый её реакцией, смущённо ответил:
– Да вот, шёл вечером, у железной дороги – такой красивый цветок…
Хотел добавить, что это для неё он сорвал, чтобы порадовать, но слова застревали в горле.
– Ты представляешь, я сегодня утром видела этот цветок у железной дороги! Когда мы с Андрейкой за молоком ходили, – Лена говорила громко, взволнованно, глаза её блестели.
– Неужели тот самый? – с притворным удивлением вскинул брови Сергей.
– Да, точно, пап! – заверил его Андрейка. – Я ещё сказал тогда маме, что он на ракету похож!
– И правда похож, – улыбнулся Сергей сыну. – Фиолетовая космическая ракета.
– Я ещё хотела его тогда сорвать, – продолжила Лена, – а потом решила: на обратном пути, и забыла. И так расстроилась, что забыла! А ты его увидел и принёс! Разве такое возможно? Среди тысячи цветов, среди травы…
Она смотрела на него удивлённо, восхищённо. Сергей встал и, подойдя к жене, поцеловал её в висок.
– Лен, конечно, такое возможно: ведь мы муж и жена, видим и чувствуем едино. Родная моя! – он уткнулся лицом в её макушку, вдыхая пшеничный запах волос.
Лена взяла его за руку и подняла к нему своё лицо. В глазах её стояли слёзы.
– Ведь у нас всё хорошо, правда? – низким от волнения голосом спросила она.
– Всё хорошо, – Сергей крепко сжал её плечи. – И всегда будет хорошо. Пусть искривляются время и пространство, но наши чувства и отношения останутся неизменными.
Небесная обитель
Наталья Михайловна, или попросту Михална, слыла в своём поселке женщиной серьезной и работящей. И впрямь: хозяйство своё она содержала в образцовом порядке, для чего поднималась каждый день с петухами, работала и в огороде, и дома не покладая рук. Да ещё держала козу и кур – хлопотное это дело. Но от трудов своих Михална не уставала: такая жизнь была ей привычна, с ранней молодости помогала она во всём матери, почти до самой смерти своей проработавшей в колхозе. И теперь вот уже многие годы делала всё сама, словно продолжая двигаться по накатанной колее. Соседки относились к Михалне почтительно, но с оговорками: не нравилось им, что та малообщительна, в гости не ходит, новостями не делится. Получалось, что гордая она, эта Михална.
Дом, в котором жила Наталья Михайловна со своим мужем Алексеем Петровичем, остался им от мужних родителей – дед в своё время его сам строил. Добротный был дом, бревенчатый, стволы шли на него – не обхватишь. Алексей тоже руки имел золотые, но прока от того Михалне было мало. Почему так? Ведь когда она выходила за него замуж, он представлялся ей человеком мастеровитым, с которым будешь жить как за каменной стеной. Но Алексей, хоть и делал всё, как и его дед, на славу, был в своих занятиях неспешен, и ждать необходимого приходилось долго. Да ещё и соседи вовсю пользовались безотказностью Алексея – то один попросит подсобить, то другой, а тот всем помогает. Михална уж пилила-пилила его, наставляя на путь истинный, да всё без толку. Терраса, выстроенная мужем по её просьбе, чтобы было где на старости лет по вечерам чай пить, так и стояла пятый год заваленная строительным хламом, досками и инструментом. Ни пройти ни проехать. А тут ещё соседка эта, Глашка, даром что кривая, повадилась заглядывать. То одно принесёт в починку, то другое. Чайник у неё, видишь ли, сломался, а то приёмник не работает. А глазами так и зыркает на Алексея, голосок елейный делает. Михална ей говорит:
– Глафира, у тебя что, своего мужика нет, что ты всё к нам шастаешь?
А та ей в ответ:
– Ой, что толку от моего Васьки – руки как крюки. Только бутылку и умеет держать. Не то что Алексей Петрович – мастер первоклассный!
А Алексей в усы улыбается – приятны ему такие похвалы. От жены-то забыл, когда доброе слово слышал. Он на неё не серчал, понимал, что жена устаёт, однако и свою работу не откладывал. В своё время Алексей трудился на ближней лесопилке – хорошая была работа, заказы так и сыпались. Не начнись в стране перемены, он бы до сих пор, глядишь, там работал. А так лесопилку уже десять лет как закрыли, и теперь там китайцы теплиц понастроили. Однако Алексей приобретённых навыков со временем не растерял, а опыта прибавилось – и не только в столярном, но и в слесарном деле. Да и не пил он, как многие, так что по праву считался на селе лучшим мастером. Соседи так и шли к нему чередой. Да и как другим не помочь? Прибыток от таких работ небольшой, ну а много ли им со старухой надо? Бог миловал: покуда живы-здоровы, ни в чём не нуждаются.
Однажды, когда Глашка опять заявилась – на сей раз со сломанным утюгом, Михална не выдержала и выскочила на неё с кочергой:
– А ну пошла отсюдова! Повадилась ходить! Пошла, кому говорят, и чтоб ноги твоей тут больше не было!
Алексей хотел было вступиться за отпрянувшую Глафиру, но Михална была непреклонна и вытолкала соседушку взашей.
– Ох, не права ты, мать, – вздохнул Алексей, качая головой. – Что на человека набросилась? Злая ты стала, как земляная оса. – И направился на террасу к своему станку.
Михална сначала хотела ответить ему что-то дерзкое – уж очень задела её эта «земляная оса» – мол, забыл ты, старый, где твой дом и чей ты муж. Но потом остыла, и сделалось ей стыдно. «И чего это я действительно на неё набросилась? – подумала она. – Куда ей в самом деле со своими поломками идти?» Михална переживала из-за случившегося, но извиняться перед Глафирой не собиралась. Решила, что лучше съездит в церковь или монастырь, покается.
Михална шла по широкой гравиевой дороге, которая в ранний час была совершенно безлюдна. Утро выдалось свежее, чистое, идти было легко – будто не шла она, а летела. Вдали вырисовывались синие купола монастыря, высокая колокольня, неприступные белые стены. Лёгкая дымка скрывала нижнюю часть стен – казалось, будто монастырь парит над землёй. «Красота-то какая! – дивилась Михална, глядя на открывающуюся картину. – И что же это я раньше никогда сюда не ездила?»
При входе, у распахнутых кованых ворот стоял крепкий седобородый старик, внимательно оглядывающий входящих. Когда Михална поравнялась с ним, он вдруг преградил ей дорогу:
– Вам туда нельзя.
– Это почему? – удивилась Михална. Она была сражена и напугана. Это ж надо, такой путь проделала – и что, напрасно? Монастырь, должно быть, мужской, ну и что? Разве нельзя женщинам в мужские монастыри заходить? Может, правила какие новые ввели? Она стояла в растерянности, не зная, что предпринять. Вгляделась в находящихся на территории монастыря – нет, там были не только мужчины! Вон и женщины в платках стоят. Почему же ей нельзя? И вдруг она увидела за воротами своего Алексея! Как он мог тут оказаться? Ведь она не говорила ему, куда именно собирается, – сказала только, что в церковь. Невероятно! Она присмотрелась получше: точно он! Его высокая, худая, немного сгорбленная фигура.
– Алексей! – позвала она громко. – Алексей!
Алексей повернулся, увидел её и обрадованно замахал рукой. Быстрым шагом приблизился он к воротам и сказал старику:
– Пропусти её, Пётр, это моя жена, Наталья.
«Ишь ты, уже со всеми перезнакомиться успел!» – удивилась Михална, глядя на мужа.
– Та самая злая Наталья, у которой все люди – канальи? – спросил старик, строго взглянув на Наталью.
У той упало сердце. «Неужто люди про меня так говорят?» – пронеслось у неё в голове. Она опустила глаза, стараясь скрыть волнение.
– Пропусти, она хороший человек! – снова попросил Алексей. – Если и сердится когда, то потом жалеет.
Старик поколебался, но потом отодвинулся в сторону, освобождая для Натальи проход. Оказавшись рядом с мужем, Михална схватила его за руку:
– А ты как сюда попал? Почему он не хотел пускать меня?
Алексей взял её под локоть и повёл по тропинке. Вокруг было так благолепно, что Михална не переставала охать от восторга, оглядываясь по сторонам. Цветы – яркие, невиданных оттенков, крупные и мелкие – покрывали собой пологие склоны. Солнце грело как-то особенно приветливо, над деревьями порхали, чирикая, птицы.
– Господи, благодать-то какая! – повторяла Михална. – Прямо-таки небесная обитель!
– Ты что там всё бормочешь?
Михална открыла глаза и увидела склонившегося над ней мужа.
– Здорова ли ты? Уж десятый час, а ты всё спишь и бормочешь во сне.
Михална присела на кровати, оторопело глядя на мужа.
– Мы чё, уже вернулись? – спросила она, тяжело дыша.
– Точно не в себе! – испугался Алексей. – Может, тебе врача вызвать? Откуда мы вернулись? Не ездили никуда.
– А-а, – протянула Михална, откинувшись на подушки и постепенно приходя в себя. – Приснилось, значит.
Встав с кровати, она тщательно оделась, причесалась и отправилась на кухню. Через некоторое время она появилась в мастерской мужа с тарелкой в руках, на которой лежали горкой горячие оладьи. Михална поставила тарелку перед мужем:
– Алёшенька, передохни, дружок. Устал, наверное. Перекуси вот оладушками.
Алексей, опустив доску, оторопело смотрел на жену – румяную, похорошевшую. А она, присев рядом на табурет, как ни в чём не бывало продолжала:
– Сейчас за яичками схожу, на обед твой любимый мясной рулет сделаю, – и потом, смутившись, добавила, глядя в пол: – Лёш, ты уж там… это… не бросай меня там, ладно?
Алексей взглянул на неё с недоумением и, помолчав секунду, расхохотался:
– Так ты что, может, к Глафире меня приревновала? Решила, что уйду? Ах ты, глупая моя женщина!
Он снова засмеялся, стряхивая стружку с колен.
– Да нет, я не то… – оправдывалась, краснея, Наталья. Но что было «то», объяснить не решалась.
Милые люди
Свою жизнь Татьяна считала вполне благополучной. С мужем они жили хорошо; дочь, окончив медицинский институт, вышла замуж за своего однокурсника, и оба работали в районной больнице. Сама Татьяна занималась дизайнерскими проектами, и эта деятельность вполне устраивала её. Муж неплохо зарабатывал в логистическом бизнесе, на здоровье никто не жаловался. То есть семейное положение можно было бы назвать вполне благополучным, если бы не одно обстоятельство. И обстоятельством этим был Татьянин младший брат Алексей. Три года – не такая уж большая разница в возрасте, но с самого детства Татьяна чувствовала ответственность за него, чему способствовало отношение матери к детям: она часто оставляла их вдвоём, наказывая Тане следить за младшим братом и выполнять небольшие домашние поручения. Давно уже не было в живых ни отца, ни матери, но привычка заботиться о младшем брате – теперь уже сорокадвухлетнем мужчине – так и не оставила Татьяну. Брат, проявлявший в юности недюжинные математические способности, с лёгкостью окончил Физтех и поначалу вполне успешно работал в конструкторском бюро. Но потом в экономике страны начали происходить непонятные явления, лавинообразно закрывались самые, казалось бы, устойчивые заводы, институты и предприятия, закрылось и КБ, в котором работал Алексей. И вот с тех пор – уже более десяти лет – брат перебивался случайными заработками по временным контрактам. Жена ушла от него к более успешному коллеге, сын жил отдельно и мало беспокоился об отце. Казалось бы, все уже взрослые люди, но Татьяна не могла отмахнуться от неустроенности брата, горевала о том, что Алексей, такой талантливый, добрый и весёлый, оказался по жизни неудачником. Утешало её лишь то, что сам Алексей, похоже, таковым себя не считал и унынию не поддавался, жил скромно и довольствовался малым.
Как-то Татьяне позвонила школьная подруга матери, с которой они много лет поддерживали добрые отношения, правда, в основном по телефону. У тёти Кати, доброй общительной старушки, приближался юбилей, и она позвала Таню в гости. «Будут только свои, – сказала она, – сын Никита с женой и внук Стасик. И ещё одна подружка с бывшей работы зайдёт. Так что посидим по-домашнему, узким кругом».
Таня хорошо помнила дом тёти Кати, хотя в последний раз посещала её давно, вместе с мамой, когда та была ещё жива. В те времена в однокомнатной квартире у тёти Кати и дяди Иннокентия собирались большие шумные компании. И хотя с продуктами в стране было сложно, в памяти остались тёплые застолья, интересные разговоры, шутки и смех. Теперь, когда не стало дяди Иннокентия и времена изменились, дом тёти Кати тоже, наверное, стал другим. Размышляя так, Татьяна собиралась всё же в гости с воодушевлением и решила позвать с собой Алексея. «Пусть развеется, – подумала она, – а то всё, небось, дома сидит».
В детстве Алексей дружил с Никитой – они были ровесники. Несколько раз ездили вместе с родителями на каникулы в Карелию и потом вспоминали со смехом множество забавных моментов, случавшихся во время этих поездок. «А помнишь, как мы плыли в лодке и решили все разом сказать каждый своё: “спички”, “ящик”, “чижик”, “хрящик” – и получился один грандиозный чих, так что лодка чуть не перевернулась!»
«Не буду тёте Кате говорить, что мы вместе приедем, – решила Таня, – пусть для всех это будет сюрприз! Вот Никита, наверное, обрадуется!»
Алексей охотно согласился поехать к тёте Кате – он её хорошо помнил и любил. И Никиту, хоть и не виделись с ним сто лет, тоже хотелось увидеть! По дороге они зашли в магазин, купили цветов и фруктов и, прождав довольно долго автобуса, прибыли по назначенному адресу с некоторым опозданием. Татьяна в душе немного переживала, как встретят Алексея преуспевающие родственники тёти Кати. Никита держал автосалон, жена его работала в крупном банке, а сын учился в университете. Но она отогнала свои сомнения: «Всё будет нормально, они же с Никитой знакомы с детства». В магазине Татьяна исподволь оглядела брата и осталась довольна: выглядит хорошо и одет вполне прилично.
Тётя Катя, открыв дверь, сразу приняла Алексея в свои мягкие старушечьи объятия, заахала, обрадовавшись его приезду. Раздеваясь в тесной прихожей и обмениваясь с тётей Катей дружественными приветствиями, Татьяна пыталась понять, все ли гости уже собрались и не пришлось ли им ждать опаздывающих (прежде было не принято садиться за стол, пока все не собрались). Но и из комнаты, дверь в которую была открыта, не долетало ни звука. «Неужто мы первые?» – подумала Таня.
Войдя в комнату, они увидели, что все уже в сборе. За небольшим столом на диване сидели Никита с женой Юлей, рядом – их сын Стас, в торце стола, очевидно, находилось место хозяйки дома, далее устроилась в обветшавшем кресле подруга тёти Кати, подле которой было оставлено место для Тани. Тётя Катя шустро занесла в комнату ещё один стул из кухни для Алексея и поставила перед ним чистую тарелку.
– Мы уж тут начали, – извинилась тётя Катя, указывая на стол. – Все такие голодные, после работы.
– Да конечно же! – воскликнули в один голос Татьяна и Алексей. – Простите, что опоздали – пришлось автобуса ждать.
Тётя Катя щедрой рукой наполнила их тарелки. Алексей налил себе водочки, Татьяне – красного вина. Вздохнули полной грудью и замерли в ожидании продолжения прерванной беседы. Прошла секунда, другая. В помещении царила странная тишина, нарушаемая лишь постукиванием вилок о тарелки. Таня почувствовала нарастающую неловкость. Никто из гостей не встал при их появлении, не бросился радостно навстречу. Никита лишь кивнул Алексею, будто они виделись только вчера. И теперь все сидели молча, с безразличными физиономиями, занятые едой. Татьяна не решалась посмотреть на брата, боясь встретить его изумлённый взгляд. «Почему они молчат? – недоумевала она. – Или за полчаса успели сказать все тосты и обсудить все новости?» Через некоторое время, когда всеобщее молчание стало нестерпимым, Татьяна поднялась с бокалом в руке:
– Разрешите мне, на правах опоздавшей, но доброй знакомой, поздравить нашу дорогую тётю Катю с днем рождения и пожелать ей многая и благая лета!
Таня сказала ещё несколько добрых слов в адрес именинницы, подошла к тёте Кате и, обняв её за плечи, поцеловала и чокнулась с ней. Потянулись к ней со своими рюмками и другие. Тётя Катя, казалось, только и ждала этого момента и с удовольствием опрокинула свою чарочку.
Таня взглянула на Алексея. Тот, раскрасневшись с мороза, а может, с рюмки водочки, с улыбкой смотрел на тётю Катю. Потом перевёл взгляд на Никиту.
– Никит, а ты, я слышал, бизнесом заправляешь? – спросил Алексей, подкладывая себе салата. – Каким именно?
– Шиномонтаж, – тихо ответил Никита, будто сообщая государственную тайну.
– И как дела, успешно идут?
– Да, успешно.
– А сын чем занимается?
– На юриста учусь, – бесстрастным тоном пояснил Стас.
Никита, возможно, был наслышан от своей матери, что у Алексея дела идут не слишком хорошо, поэтому от встречных вопросов воздержался, за что Татьяна была ему в душе благодарна.
Жена Никиты Юля, худощавая женщина со строгим лицом, за весь вечер не проронила ни слова. Лишь изредка она наклонялась к Никите и что-то шептала ему на ухо; по тому, как кривилось при этом его лицо, можно было понять, что замечания касаются выпитого им. Стас сидел с отсутствующим взглядом, то и дело поглядывая на лежащий перед ним телефон.
– А я вот недавно была на выставке Якунчиковой в Третьяковке, – начала Татьяна, надеясь вовлечь гостей в общую беседу. – Никто ещё не видел? Очень советую: такое интересное сочетание традиции и символизма. И необычная техника выжигания на дереве…
Однако никто не подхватил начатую тему – гости по-прежнему молчали.
– Тётя Катя, позвольте и мне сказать тост, – Алексей встал, расправив плечи. – Сколько лет вас знаю, столько согреваюсь вашим радушием! Помню в детстве, когда вы были рядом, меня родители ни за какие проказы не ругали! Вы всех защищали и покрывали. Пусть ваши близкие отвечают вам такой же любовью!
Он встал и подошёл к тёте Кате.
– Никита, подлей-ка мне! – скомандовала та, пододвинув рюмку. – Я тоже хочу сказать ответное слово, – тётя Катя подняла наполненную рюмку и на секунду задумалась, глядя перед собой. – Вот сегодня мне исполнилось семьдесят пять лет – страшная цифра, если вдуматься! Но когда рядом с тобой твои дети, внуки и близкие, чувствуешь себя совершенно молодой и счастливой! Пусть будет так ещё долго! Доброго всем здравия!
После того как все пригубили свои бокалы, подруга тёти Кати, к счастью, пустилась в рассуждения о благоустройстве Москвы. Кто-то возразил ей, кто-то поддержал. Лёд молчаливого оцепенения растаял.
– А помните, – вдруг весело воскликнул Алексей, отставляя тарелку, – как мы в Карелию вместе ездили? Никита, помнишь? Как в лодке катались? И там ещё вместе кричали: «ящик», «хрящик» – и получился жуткий чих, так что из соседней лодки чуть люди не выпали!
Татьяна, Алексей и тётя Катя дружно рассмеялись. На лице Никиты появилось некое подобие улыбки.
Перед чаем Таня и Алексей переместились вместе с тётей Катей к большому письменному столу, заваленному книгами и бумагами. После того как дяди Иннокентия не стало, никто толком не разбирал его архив. Тётя Катя выудила откуда-то снизу старую книгу в потёртом переплете, и они начали горячо обсуждать её с Алексеем. Потом, усевшись на диване, рассматривали фотографии, находя общих знакомых и вспоминая минувшие дни. Таня, облокотившись на большую подушку, совершенно расслабилась, очарованная уютом домашней обстановки. «Почему в доме у тёти Кати всегда так хорошо? – думала она. – Сколько помню наши приходы к ним, с самого детства, всегда здесь отогревалась душой. Никогда не хотелось уходить из этих гостей. Вот и теперь, случись какая беда, не найдётся другого столь утешительного места, как дом тёти Кати».
Когда хозяйка накрыла стол к чаю, Татьяне захотелось сказать ещё один тост в честь тёти Кати. Она ждала, когда все соберутся, но Никита с женой, исчезнувшие какое-то время назад, всё не возвращались.
– А где же ваша молодёжь? – спросила она тётю Катю.
– А они уже ушли, – ответила та. – По-английски, чтобы никого не отвлекать.
– Пора и мне откланяться, – поднялся со своего места Стас, отправляя в рот эклер. – Надо к зачёту готовиться. Спасибо, бабуль! Рад был познакомиться, – кивнул он Татьяне и Алексею от дверей.
Оставшись вчетвером, маленькая компания продолжила праздник. И был он сердечным, добрым, скреплённым взаимным пониманием и теплотой. Тётя Катя достала из ящика старую пластинку и поставила её на проигрыватель. Алексей, галантно поклонившись, пригласил тётю Катю на танец, и они ловко задвигались в такт музыке между стульев и столов.
Но вот настало время прощаться. Когда Татьяна и Алексей обувались, сидя на танкетке в маленькой прихожей, Татьяна с горечью заметила, какие у Алексея старые, давно не чищенные ботинки. «Наверное, и Никита это увидел, уходя», – подумала она, испытывая одновременно и досаду, и жалость к брату.
Они пошли к метро пешком. Мороз усилился, хватал за щёки, кусался. На узкой улице, едва освещённой тусклыми фонарями, было тихо, лишь снег звучно хрустел под ногами.
– Как же хорошо посидели! – воскликнул с чувством Алексей. – А тётя Катя совсем не изменилась – хотя уж лет десять я её не видел. Да. Какая молодец! И Никита с семьёй – такие милые люди! Видно, всё у них хорошо. Слава богу!
– А как ты про «ящик-хрящик» вставил! – вспомнила Татьяна.
И они снова громко рассмеялись.
Голосов овраг
Полина Викторовна долго сопротивлялась натиску дочери, вознамерившейся разменять их квартиру и разъехаться. С одной стороны, она понимала дочь, желавшую жить со своей семьёй отдельно, а с другой, недоумевала: казалось, в большой трёхкомнатной квартире места хватало всем, сама она старалась держаться незаметно, не лезть в дела молодых, да и в помощи им никогда не отказывала. С трудом представляла себе Полина Викторовна, как это она сорвётся с родных мест, из центра Москвы, и поедет невесть куда… Однако через некоторое время всё же уступила, и размен состоялся. «Что поделаешь! – говорила она своим приятельницам. – Пусть будет так. Поживу теперь свободным человеком». Полина Викторовна, надо сказать, хоть и вышла уже несколько лет назад на пенсию, была женщиной энергичной, моложавой и привлекательной, так что перспективы перед ней открывались вполне отрадные.
К своему новому месту жительства Полина Викторовна привыкла на удивление быстро, и немаловажную роль тут сыграл находившийся поблизости парк-заповедник Коломенское. Парк – большой, просторный – спускался с холмов неровными ярусами к Москве-реке. Во всём тут чувствовалась старина, размах, да и немудрено: раньше здесь находилась летняя резиденция царей с обширными постройками, церквями и садами, многое сохранилось и до наших дней. Ещё раньше доводилось ей слышать, что Коломенское – не вполне обычное место. Есть тут на самой высокой точке церковь, построенная аж по личному указанию Ивана Грозного – любил он охотиться в здешних местах. Сохранились и обширные яблоневые сады – со столь причудливо изогнутыми стволами, что поговаривали, будто в них зашифрована небесная музыка. Был тут и какой-то таинственный Голосов овраг, где якобы надолго пропадают, а потом снова появляются люди. А храм Вознесения! Есть поверье, что, сколь долго будет стоять этот храм, столько и Россия будет стоять. И вот теперь Полина Викторовна могла созерцать все эти таинственные красоты воочию. Выходя на прогулку, она специально оставляла дома все гаджеты, чтобы не отвлекаться, и полностью погружалась в очарованье старины.