– Трезвый человек назвал бы такие действия шантажом. Если хмельное вино побуждает вассала шантажировать собственного господина, то лучшее, что может сделать вассал, – это сунуть два пальца в рот и очистить свой желудок. А затем перейти на напитки покрепче, вроде орджа или нортвудского ханти. Они бывают горьки, но никогда не вызывают рвоты.
Как и в беседе с архиепископом, Эрвин оставил решающий аргумент напоследок. Встать на сторону герцога Альмеры, пытающегося давить на владыку, – означает пойти на конфликт с императором и двумя могучими северными землями. Союз с Эрвином обещает лорду Генри не меньше выгод, но таит значительно меньше опасностей.
Лорд Генри Фарвей потер подбородок.
– Слухи не врут, милорд. Вы… м-м-м… хороший игрок в стратемы. Считайте, что получили еще одну фишку.
Конец мая 1774 года от Сошествия
Река (около 380 миль от границы империи Полари)
– Стреляйте, мой лорд! Стреляйте! Уйдет же!..
Эрвин София очнулся от размышлений. В тридцати шагах от него стоял олень – грациозный красавец со светлыми подпалинами на шее.
В четвертый уже раз Эрвин ходил на охоту вместе с Кидом и Томми. До сих пор он не встретил ни кабана, ни косули, ни даже зайца. Если бы владыка провел турнир на звание худшего охотника империи, Эрвин без труда завоевал бы первый приз. Он распугивал дичь всеми доступными способами: хрустел ветками, наступал на шишки, говорил редко, но всегда невпопад, а если замечал в чаще какое-то движение и принимался взводить тетиву, то арбалет непременно издавал пронзительный скрип, от которого и мертвец вздрогнул бы. Кид говорил: «Возьмите лучше лук, мой лорд! Он тише и быстрее». Да уж. Эрвин кое-как справлялся с арбалетом и, случалось, даже поражал мишень. Но стрелою из лука он вряд ли попал бы в рельсовый тягач, стоящий на месте! Кид говорил: «От вас пахнет, мой лорд… Чем-то таким странным… мылом, что ли? Дичь издалека запах чует». На вопрос, что же делать с этим, Кид посоветовал измазать одежду оленьим навозом. Эрвин в изысканных выражениях отказался. Кид говорил: «Учитесь ходить тише, мой лорд». Эрвин спрашивал: «Как это – тише?» Охотник пояснял: «Смотрите, куда ногу ставите. Сушняк, валежник, шишки хрустят, когда на них становишься». Отличная мысль, да только в лесу повсюду или шишки, или валежник, а летать Эрвин пока еще не обучился. В качестве крайней меры Кид предложил вовсе не ходить, а лечь в засаду у ручья: рано или поздно зверье придет на водопой. Они проторчали в кустах несколько часов, и самым крупным зверем, которого подстерег лорд Ориджин, оказалась зеленая гусеница. Томми уснул и принялся громко храпеть, его клокочущий рык ни капли не смутил охотника. Храп, мол, – натуральный звук, он не пугает дичь. Но как только Эрвин пытался пошевелиться чтобы размять затекшее тело, под ним непременно ломалась какая-нибудь веточка, и Кид болезненно морщился. «Вы громко лежите, мой лорд… Все зверье переполошили!»
Охота – дело сложное, со вздохом думал Эрвин. А всякую непростую учебу следует начинать с малого. Вернусь в Первую Зиму – пойду охотиться на овец. Их в долине полным-полно. Переоденусь пастухом, чтобы усыпить их бдительность, возьму для маскировки дудочку, ведь овцы – хитрые бестии, их так просто не проведешь. Подкрадусь поближе, а потом вскину арбалет – хлоп! И вот первый охотничий трофей у меня в руках! Впрочем, попасть в овцу не так уж легко – мелкая, верткая тварь. Выследить бы корову… желательно привязанную.
Лежа в засаде и изнемогая от скуки, Эрвин проваливался в воспоминания о столице и своей дипломатической игре, развлекал себя, мысленно переставляя на доске политические фигуры. Дело шло к закату, и он уж не надеялся встретить никого крупнее гусеницы, как вдруг Кид ткнул его в бок:
– Стреляйте, мой лорд!
Олень склонился к ручью прямо на виду у людей, как ни в чем не бывало. Или не заметил их, или заметил, но не счел достойными внимания. Может, олень решил, что люди спят – ведь Томми храпел за троих.
Эрвин приподнялся на локтях, наводя арбалет. Что-то шурхнуло под рукой, олень встрепенулся. Эрвин выстрелил. Болт ушел ниже и правее головы, пробил шею навылет по краю. Олень заревел и ускакал, кровь текла по его загривку. Кид выпустил ему вслед две стрелы, но лишь ранил в ляжку. Вскоре зверь скрылся из виду.
Эрвин сказал в сердцах:
– К Темному Идо такую охоту! Лучше бы вовсе не стрелял!
– Не так уж плохо, мой лорд! Вы ведь попали, даже в шею.
– В том и беда. Мне жаль этого оленя.
– Так ведь мы собирались убить его, мой лорд.
– Да, но мгновенно. А теперь он будет долго умирать от раны.
– Он не умрет, – ответил Кид. – Рана не смертельна, вы не перебили горло.
– Она загноится, и зверь умрет от гнилой крови. Я видел, как такое случается с воинами.
– Не умрет, мой лорд, – повторил Кид.
Встал, побродил вокруг, разыскивая что-то, затем нагнулся и выдернул пучок травы. В Первой Зиме такой травы Эрвин не видал: мясистые стебли с крохотными пупырышками, продолговатые полусвернутые листья, темные сверху и почти белые снизу.
– Это змей-трава, мой лорд. Вот попробуйте.
Кид несколько раз переломил стебли, сжал пучок, и на сломах выступили росинки сока. Охотник протянул их Эрвину, и тот лизнул сок кончиком языка. Вкус был горько-пекучим, язык обожгло.
– Гадость какая!
– Это яд, – бесхитростно заявил Кид. Эрвин быстро сплюнул.
– Ты умом тронулся?
– Капля безвредна, мой лорд. Чтобы умереть, нужно больше. Здоровые звери не едят змей-траву, но раненые разыскивают ее и жуют. Не только олени, а даже и волки. Сок змей-травы убивает гниль в крови, и раны заживают быстрее.
– Ты же говорил, от нее можно умереть?
– Можно, если съешь лишнее. А если в меру – то выживешь.
– Откуда олени знают меру?
– Чуют, мой лорд. Звери порою мудрее людей.
Эрвин склонен был согласиться. Он знавал мало зверей, зато много людей. Большинство были глупы.
К закату охотники вернулись в лагерь с пустыми руками. Колемон встретил их угрюмым взглядом, потеребил бороду и сказал:
– Плохо дело, ваша светлость. Лес не дает дичи. Боги хмурятся. Лучше бы нам вернуться.
Восемь дней назад отряд выбрался из Мягких Полей и двинулся на восток сквозь густой лес.
После предательских топей чаща казалась сказкой. Земля под ногами была тверда. Эрвин вернулся в седло и несколько дней пребывал на вершине блаженства.
Мятеж, едва не случившийся на болоте, был предан забвению – словно канул в трясину. Теобарту, вернувшемуся из разведки, Эрвин сообщил лишь то, что кайр Джемис попытался поднять бунт и был наказан. Лорд умолчал о том, насколько преуспел Джемис и сколь многие воины едва не встали на его сторону. Похоже, кайры сочли его поступок достойным. Во всяком случае, Эрвин больше не слышал слова «неженка» и не ловил на себе осуждающих взглядов.
Приближалась Река – главная цель путешествия. Все чаще среди его спутников заходили разговоры об искре и связанных с нею чудесах.
Что представляет собою искровая сила, большинство воинов знали по герцогскому замку в Первой Зиме. Праздничными ночами или, скажем, на недавней свадьбе леди Ионы по зубцам стен и верхушкам башен загорались цветные огоньки. Когда замок запирается, готовясь к осаде – это помнили по оборонным учениям, – вспыхивают направленные огни и шарят пятнами света по земле вокруг стен. Кроме того, в центральных башнях имеются насосы, которые закачивают воду из колодцев в водонапорные емкости на верхних этажах. Та странная сила, что зажигает огни и вращает валы насосов, и есть таинственная искра.
Еще об искре знали то, что она как-то связана с медными проводами, обернутыми вощеной тканью, и с разлапистыми ветряками, торчащими на мачтах. Вращение крыльев ветряной мельницы представлялось воинам делом ясным, понятны были и пятна света в замковом дворе – примерно как от факелов, только белее и не дрожат. Но вот все, что происходило в зазоре между дуновением ветра и появлением света, виделось сплошным колдовством. Природа искровой силы была столь запутана, чудесна и непонятна, что воины даже не пытались думать на эту тему – все равно умом ее не постичь.
Однако легко было понять, что несколько ветряных мельниц – безделица в сравнении с целой рекой, которая пережата плотиной и крутит сотни водяных колес. Любому ясно: река намного сильнее ветра, и искровой силы она даст куда больше. На это и направилось воображение участников похода: как изменится лес и все Запределье, когда здесь выстроят плотину и цех?
– Весь лес огоньками осветят! Каждое дерево засияет! – заявлял один из греев.
– Это еще зачем? – возражал другой. – Замок выстроят и осветят, да еще двор. А лес-то зачем?
– А охотиться при свете знатно будет! Всякая дичь – как на ладони, стреляй себе.
– Так дичь от огоньков и распугается, дурья твоя башка.
– Да? Но лес-то все равно осветить можно. Чудо будет! Ни у кого из герцогов такого нет, даже у самого владыки. А у наших-то будет!
Тут воин опасливо глянул на Эрвина, но тот лишь лукаво подмигнул ему: мол, да, именно в том и состоит великий план дома Ориджин – сделать лес с огоньками.
