Титан

Глава 13

Жребий брошен

Важное значение этого визита вскоре стало очевидным. На небесах в крупных делах жизненные хитросплетения сводят людей между собой почти необъяснимым образом. Теперь, когда дело было представлено на его рассмотрение, мистер Маккенти был заинтересован во всестороннем изучении ситуации с газовыми компаниями, в частности, не выгоднее ли заключить сделку со Шрайхартом и что-нибудь другое. Но в итоге он сделал вывод, что план Каупервуда был наиболее оправданным с политической точки зрения, главным образом потому, что Шрайхарт оказался недальновидным и не догадался умаслить пиратов из городской ратуши.

Когда Каупервуд в следующий раз сделал визит в дом Маккенти, хозяин пребывал в боевом настроении.

– Ну что же, – сказал он после теплого обмена приветствиями, – я навел справки. Ваше предложение достаточно справедливо. Подготовьте все, как полагается, и действуйте. Потом представьте ходатайство, и мы посмотрим, что можно будет сделать.

Они долго и подробно обсуждали будущее распределение акционерного капитала, который временно будет находиться на депозите в подконтрольном мистеру Маккенти банке, пока условия соглашения о слиянии со старыми компаниями или устав новой объединенной компании не будут приняты окончательно, и так далее, и тому подобное. Это было довольно затейливое соглашение, которое не слишком понравилось Каупервуду, но достаточное для успеха. Оно требовало непременного участия генерала Ван-Сайкла, Генри де Сото Сиппенса, Кента Берроуза Маккиббена и советника Доулинга на первоначальном этапе. Наконец все было готово для переворота.

Вечером в понедельник в соответствии с протоколом городского совета должны были приниматься подобные решения; ходатайство Каупервуда было публично оглашено, в спешном порядке рассмотрено членами городского совета и получило одобрение. Для публичной дискуссии не было времени, а Каупервуд и Маккенти, разумеется, старались ее избежать. На следующий день Шрайхарт через своих юристов и управляющих старых газовых компаний поспешно обратился в газеты и объявил происходящее чистой воды грабежом, – но что они могли поделать? Для настоящего скандала оставалось слишком мало времени. Городские газеты, зависимые от солидной финансовой группы, стали писать о «нечестной игре со старыми компаниями», о неразумности конкурирующих компаний там, где предпочтительна монополия. И все же общественность, подстрекаемая агентами Маккенти, была еще не готова принять случившееся. Потребитель все еще был на стороне известных ему старых поставщиков газа.

Вечером в понедельник, когда постановление городского совета наконец было утверждено, президент газовой компании Южной стороны мистер Сэмюэль Блэкмен, небольшой худенький человек, с лицом, обрамленным бакенбардами, произнес с глубоким чувством:

– Это скандал! Если мэр поставит свою подпись, его следует отстранить от должности. Сегодня вечером все голоса были куплены – абсолютно все! Это настоящий бандитизм в нашем родном городе; люди, годами строившие свое дело, не могут чувствовать себя в безопасности!

– Вы абсолютно правы в каждом слове, – жалобно поддержал его мистер Джордан Джулс, президент компании Северной стороны, невысокий толстый человек с яйцеобразной бахромой волос вокруг лысины и жесткими голубыми глазами. Рядом с ним стоял высокий медлительный мистер Хадсон Бейкер, президент Западной компании. Все трое пришли, чтобы заявить свой протест.

– Все из-за этого негодяя из Филадельфии. Он – причина всех наших несчастий. Честным деловым людям давно пора понять, с каким типом им приходится иметь дело. Он должен покинуть Чикаго. Только посмотрите на его заслуги в Филадельфии! Там его отправили в тюрьму, и здесь его следует отправить туда же.

Мистер Бейкер, верный соратник Шрайхарта, недавно нанесший ему визит, тоже был крайне огорчен.

– Этот человек – настоящий шарлатан, – обратился он к Блэкмену. – Он мошенник. Ему не место в порядочном обществе!

Несмотря на это, постановление было принято, что стало горькой пилюлей для мистера Нормана Шрайхарта, мистера Норри Симмса и всех остальных, имевших несчастье занять их сторону. Комиссия, состоявшая из представителей трех компаний, нанесла визит мэру Чикаго, но последний, будучи пешкой в руках Маккенти, поставил свою подпись. Каупервуд получил долгожданную концессию и теперь, несмотря на крики и стоны, дал понять, кто здесь главный. Один лишь Шрайхарт продолжал думать, что его личные счеты с Каупервудом еще не окончены. Он собирался встретиться с финансистом позже по какому-нибудь другому поводу, но пока, будучи проницательным человеком, был готов на компромисс.

Через некоторое время, постаравшись притушить нанесенную обиду, он стал искать встречи с Каупервудом в обоих клубах, где тот получил членство, но Каупервуд тщательно избегал его общества, так что Магомету пришлось прийти к горе. Однажды, тихим июньским днем, мистер Шрайхарт пришел в контору Каупервуда. На нем был новенький костюм стального цвета и соломенная шляпа. Из нагрудного кармана, согласно последней моде, выглядывал шелковый носовой платок с голубой каемкой, на ногах красовались безупречно начищенные полуботинки.

– Через несколько дней я отплываю в Европу, мистер Каупервуд, – добродушно сказал он. – Так что я решил потолковать с вами: не сможем ли мы достигнуть какого-либо соглашения. Само собой, боссы старых компаний не хотят иметь конкурентов в этой области, и я уверен, что вы не заинтересованы в ведении бесполезной тарифной войны, которая никому не выгодна. Насколько я помню, вы были готовы к компромиссу на условиях равных долей. Придерживаетесь ли вы до сих пор этого мнения?

– Садитесь, садитесь, мистер Шрайхарт, – приветливо произнес Каупервуд, указывая гостю на стул. – Очень рад снова видеть вас. Нет, я не более заинтересован в тарифной войне, чем вы. По сути, я надеялся избежать ее, но, видите ли, со времени нашей последней встречи обстоятельства несколько изменились. Джентльмены, учредившие новую городскую компанию и вложившие свои деньги, совершенно готовы, в сущности, даже хотят, продолжить это дело и развивать законный бизнес. Они совершенно уверены, что могут это сделать, и я согласен с ними. Между старыми и новыми компаниями возможно достижение компромисса, но уже иначе. С тех пор была создана новая компания, выпущены акции и потрачены большие деньги. (Это была неправда.) Этот капитал должен быть учтен в новом соглашении. Полагаю, корпорация весьма желательна, но она будет существовать за счет обмена одной старой акции до четырех новых по номиналу, не по рыночной стоимости.

Лицо мистера Шрайхарта удивленно вытянулось.

– Вам не кажется, что это дороговато? – помрачнев, спросил он.

– Нет, что вы! – отозвался Каупервуд. – Вы же понимаете, что наши новые издержки были отнюдь не добровольными. (Его ирония не ускользнула от мистера Шрайхарта, но тот предпочел промолчать.)

– Я признаю это, но вам не кажется, что поскольку сейчас ваши акции практически ничего не стоят, то можно было бы довольствоваться обменом по номиналу?

– Не понимаю, с какой стати, – ответил Каупервуд. – У нас хорошие перспективы. Согласование возможно только на равных условиях или вообще невозможно. Я хочу знать, сколько новых акций вы хотите сохранить у себя, после того как старые акционеры получат свои доли?

– Ну, как я и предполагал раньше, от тридцати до сорока процентов от всего выпуска, – ответил Шрайхарт, все еще надеявшийся на выгодную сделку. – Думаю, мы можем прийти к соглашению на этой основе.

– А кто получит этот пакет?

– По всей видимости, учредители, – осторожно сказал Шрайхарт. – Вероятно, мы с вами.

– И как вы потом рассчитываете поделить его? Пятьдесят на пятьдесят, как и раньше?

– Полагаю, это было бы справедливо.

– Этого недостаточно, – отрезал Каупервуд. – После нашего предыдущего разговора я был вынужден принять на себя обязательства и заключить соглашения, не входившие в мои первоначальные расчеты. Лучшее, что я могу предложить, это мое участие на три четверти.

Шрайхарт оскорбленно выпрямился. «Это возмутительно! – подумал он. – Неслыханно! Что за наглость?»

– Это невозможно, мистер Каупервуд, – сквозь зубы процедил он. – Вы пытаетесь сбросить на баланс новой компании огромную массу никчемных акций. Как известно, акции старых компаний торгуются от ста пятидесяти до двухсот десяти долларов за штуку; ваши же акции не стоят ничего. Если вы хотите выручить по две или три к одному за эти бумажки, да еще получить три четверти остатка, я не желаю иметь ничего общего с подобной сделкой. Вы хотите контролировать новую компанию и распылить ее капитал – так поступает только жулье. Лучшее, что я мог бы предложить акционерам старых компаний, – это пятьдесят на пятьдесят. И скажу откровенно, хотя вы не поверите: старые компании не согласятся ни на одну схему, которая передала бы контрольный пакет в ваши руки. Они чрезвычайно возмущены и не собираются успокаиваться. Для вас это будет означать долгую изнурительную борьбу, но они не пойдут на компромисс. В общем, если у вас имеется какое-то действительно разумное предложение, то я с радостью выслушаю его. Иначе, боюсь, эти переговоры ни к чему не приведут.

– Равноценный обмен акций и три четверти остатка, – сурово повторил Каупервуд. – У меня нет желания контролировать новую компанию. Если они захотят собрать средства и выкупить мои активы на этих условиях, то я готов продать свои компании. Мне нужен достойный доход на вложенный капитал, и я собираюсь его иметь. Я не могу говорить за остальных, кто поддерживает меня, но пока я представляю их интересы, они ожидают получить именно такой результат.

Мистер Шрайхарт в гневе ушел прочь. Он рассердился не на шутку. Предложение, сделанное Каупервудом, было настоящим мошенничеством. При необходимости он был готов выйти из капитала старых компаний и предоставить им возможность разбираться с Каупервудом по собственному усмотрению. Но пока он имеет отношение к этому, Каупервуд никогда не добьется контроля над газовыми поставками. Возможно, будет лучше поймать его на слове, собрать средства и выкупить его активы, пусть даже по заоблачной цене. Тогда старые компании смогут продолжать свое дело, как и прежде, и без всяких треволнений. Но что за мошенник! Что за выскочка! Как хитроумно, сильно и стремительно он все провернул! Это крайне раздражало мистера Шрайхарта.

В конце концов стороны достигли компромисса, при котором Каупервуд получал половину резервных акций от всего выпуска и по две акции объединенной компании за каждую акцию своих новых компаний. Одновременно была проведена операция по продаже акционерного капитала старым компаниям, позволившая Каупервуду выйти из этого бизнеса. Это была очень выгодная сделка, и он смог щедро вознаградить не только мистера Маккенти и Эддисона, но и остальных, кто был связан с ним. Маккенти и Эддисон заверяли его, что это был блестящий ход. Теперь, после одержанной победы, он стал оглядываться по сторонам в поисках новых свершений.

Но эта победа сопровождалась определенными сложностями в другом направлении: теперь будущее Каупервуда и Эйлин в светском обществе оказалось под сомнением. Шрайхарт, имевший значительное влияние в высшем свете и потерпевший поражение от Каупервуда, стал его непримиримым врагом. Разумеется, Норри Симмс тоже принял сторону своих старых партнеров. Но самый тяжкий удар пришел со стороны миссис Энсон Меррилл. Вскоре после новоселья Каупервудов, когда газовые распри и обвинения в заговоре достигли кульминации, она побывала в Нью-Йорке, где случайно встретилась со своей старой знакомой, миссис Мартин Уолкер из Филадельфии, принадлежавшей к тому кругу избранных, куда честолюбивый Каупервуд уже довольно давно и тщетно пытался попасть. Миссис Меррилл, которая знала об интересе, пробужденном Каупервудами у миссис Симмс и других гостей, ухватилась за возможность выяснить что-то определенное.

– Кстати, вам не приходилось слышать о Фрэнке Алджерноне Каупервуде или о его жене в Филадельфии? – поинтересовалась она у миссис Уолкер.

– А что, дорогая Нелли, разве эти люди обосновались в Чикаго? – откликнулась ее подруга, ошеломленная, что такая светская дама, как миссис Меррилл, могла упомянуть о них. – Его карьера в Филадельфии, мягко говоря, была живописной. Он был связан с городским казначеем, укравшим пятьсот тысяч долларов, и оба отправились в тюрьму. Но это было еще не все! Он вступил в связь с юной девицей – кстати, это была мисс Батлер, сестра Оуэна Батлера, который теперь имеет значительное влияние в Филадельфии, а потом… – Она возвела очи горе. – Пока он сидел в тюрьме, его отец умер, а семья распалась. Я даже слышала, что старый джентльмен покончил с собой. (Она имела в виду отца Эйлин, Эдварда Мэлию Батлера.) Когда Каупервуд вышел из тюрьмы, он исчез, а потом кто-то сказал, что он уехал на Запад, развелся с женой и снова женился. Его первая жена с двумя детьми до сих пор живет в Филадельфии.

Миссис Меррилл была шокирована, но не показала виду.

– Довольно интересная история, не так ли? – равнодушно заметила она, думая, как легко теперь будет поставить Каупервудов на место и как она рада, что никогда не проявляла особого интереса к ним. – Вы когда-нибудь видели ее… эту новую жену?

– Кажется, да, но я забыла, где именно. Она вроде бы любила прогулки верхом и часто разъезжала в коляске по улицам Филадельфии.

– У нее были рыжие волосы?

– Ну да. Весьма экзотическая блондинка.

– Полагаю, речь идет об одном и том же человеке. Недавно о них писали в чикагских газетах, я просто хотела убедиться.

Миссис Меррилл уже обдумывала свои остроумные комментарии по этому поводу в ближайшем будущем.

– Полагаю, теперь они стараются проникнуть в чикагское общество? – Миссис Уолкер иронично улыбнулась, как бы выражая мнение чикагского света о Каупервудах.

– Они могли бы попытаться сделать это у себя и добиться успеха, впрочем, не знаю, – язвительно заметила миссис Меррилл. – Но в Чикаго между попыткой и успехом есть большая разница.

Этого было достаточно, чтобы положить конец обсуждению. Когда миссис Симмс в очередной раз неосторожно упомянула Каупервудов, или скорее необычную шумиху вокруг самого имени Каупервуда, ей не преминули напомнить, какого мнения нужно придерживаться.

– Прислушайтесь к моему совету, – сказала миссис Меррилл. – Чем меньше общего вы будете иметь с этими новыми знакомыми, тем лучше. Мне все известно о них. Вам с самого начала не следовало встречаться с ними; они никогда не будут приняты в приличном обществе.

Миссис Меррилл не потрудилась объяснить причину, но миссис Симмс вскоре узнала правду от своего мужа и преисполнилась праведным гневом. По правде говоря, она была немного испугана. «Но кого можно винить в этом?» – подумала она. Кто их познакомил? Разумеется, Эддисоны. Но их влияние в обществе было недостижимо, так что о претензиях к ним не могло быть и речи. Однако Каупервудов следовало немедленно исключить из списков и поставить в известность об этом всех друзей, что и было сделано. Престиж Каупервудов в обществе был поколеблен, хотя и не слишком заметно.

Первый признак наступившей перемены заметила Эйлин: стали реже приносить визитные карточки и приглашения на приемы, которые еще недавно поступали в изобилии. Затем количество гостей, приходивших на ее собственные, слишком поспешно учрежденные, но регулярные приемы по средам, уменьшилось до жалкой кучки. Сначала она не могла этого понять, отказываясь верить, что после столь очевидного триумфа на новоселье в собственном доме недавние почитатели ее красоты вдруг охладели к ней. Из семидесяти пяти или пятидесяти человек, которые могли нанести визит или прислать приглашение, через три недели после новоселья откликнулись только двадцать. Еще через неделю их количество сократилось до десяти, а через пять недель – практически никого. Правда, несколько человек, еще искавших ее внимания, а также Тейлор Лорд и Кент Маккиббен, обязанные ее мужу своим финансовым благополучием, сохраняли верность, но на самом деле это было даже хуже, чем ничего. Эйлин была вне себя от разочарования, обиды и стыда. Есть люди с толстой кожей и железной выдержкой, способные перенести любые испытания, не имея душевных страданий и надеясь на победу, но она не принадлежала к их числу. Несмотря на врожденную смелость, на способность мало прислушиваться к общественному мнению и пренебрежение правами бывшей миссис Каупервуд, она со временем стала осознавать, чем может обернуться ее прошлое для ее будущего. Она могла найти себе оправдание юной страстью и мужской неотразимостью Каупервуда. При других обстоятельствах она могла бы спокойно, без скандала, выйти замуж. Теперь же только прочное положение в обществе должно было оправдать ее в собственных глазах и, как она думала, в глазах своего мужа.

– Можешь убрать сэндвичи в ящик со льдом, – обратилась она к дворецкому Луи после одного из первых неудачных приемов. Она имела в виду щедрый запас деликатесов, перевязанных розовыми и голубыми ленточками на превосходных тарелках севрского фарфора. – Цветы можно отослать в больницу. Слуги могут выпить кларет и лимонад. Пирожные можно подать к ужину.

Дворецкий церемонно кивнул.

– Да, мадам, – сказал он. Потом, словно желая подбодрить расстроенную хозяйку, добавил: – День выдался непогожий.

Эйлин вспыхнула. Она уже была готова поставить его на место, но в последний момент передумала.

– Полагаю, что так, – сухо ответила она и поднялась к себе. Если даже одно неудачное домашнее мероприятие вызывает у слуг сочувствие, значит, дела принимают нехороший оборот. На следующей неделе она убедилась, что дело не в погоде, а в действительной перемене общественного мнения. На этот раз вышло еще хуже. Певицам, которых она пригласила, пришлось заплатить, не воспользовавшись их услугами. Кент Маккиббен и Тейлор Лорд, осведомленные о слухах, уже доносящихся со всех сторон, все-таки пришли, но находились в подавленном состоянии духа. Эйлин сразу же заметила это. Вечер, на который из приглашенных откликнулись, кроме этих двоих завсегдатаев, только миссис Вебстер Израэль и миссис Генри Хаддлстоун, был печальным свидетельством катастрофы. Эйлин пришлось притвориться больной и извиниться перед ними. На третью неделю, опасаясь окончательного краха, она продолжала соблюдать «постельный режим». Потом она увидела, что прислали лишь три визитные карточки. Это был конец. Ее домашние приемы завершились полным провалом.

В то же самое время и Каупервуд получил свою долю недоверия и общественной изоляции, которые теперь были почти повсеместными.

Его первая догадка об истинном положении вещей пришла в связи с одним званым ужином, где им пришлось присутствовать, так как приглашение было получено давно, когда Эйлин была еще не уверена в неудаче своих вечеров. Ужин был устроен супругами Сандерленд Следд, которые не имели особого влияния в светском обществе и до которых еще не дошли безобразные слухи о Каупервудах или хотя бы о перемене в отношении к ним. В то время уже многим, в том числе Симмсам, Коттонам и Кингслендам, было известно, что Следды поступили неосмотрительно и что с Каупервудами нельзя иметь никаких дел.

На этот ужин был приглашены многие светские знакомые Следдов. Но, когда они узнали, что там ожидается появление Каупервудов, то все, выразив сожаление, отказались от приглашения. Кроме Следдов, там присутствовали лишь супруги Хоксэм, не представлявшие ни для кого особого интереса. Это был невыносимо скучный вечер. Эйлин пожаловалась на головную боль, и они отправились домой.

Вскоре после этого случая на приеме у соседей Хаадштадтов, куда они уже давно были приглашены, Каупервуды столкнулись с явной холодностью по отношению к себе, хотя хозяева оставались дружелюбными. Еще недавно бомонд был рад познакомиться с Каупервудами, потому что всех восхищала красота Эйлин. Но в тот день Эйлин и Каупервуд недоумевали (хотя у обоих имелись подозрения), потому что им никто не был представлен. Многие знакомые ограничивались ничего не значащими фразами и старались держаться подальше. Каупервуд быстро понял затруднительность их положения.

– Думаю, нам лучше уйти пораньше, – обратился он к Эйлин через некоторое время. – Здесь не очень интересно.

Они вернулись домой, и, чтобы избежать разговоров с Эйлин, Каупервуд уехал. Сейчас ему не хотелось обсуждать случившееся.

Накануне приема в клубе «Юнион» он получил первый удар в свою сторону, хотя и косвенный. Однажды утром Эддисон, с которым он беседовал в конторе банка «Лейк Нэшнл», доверительно обратился к нему, и его слова прозвучали как гром с ясного неба:

– Я хочу вам кое-что сказать, Каупервуд. Теперь вы кое-что знаете о чикагском высшем обществе. Вам известно мое отношение к перипетиям вашей жизни, о которых вы мне поведали при нашем знакомстве. Сейчас о вас ходит масса слухов и сплетен, а в клубах, в которых мы с вами состоим, полно лицемеров, возбужденных кривотолками в местных газетах. Несколько акционеров старых компаний, которые являются членами этих клубов, пытаются поставить вопрос о вашем исключении. Они раскопали историю, о которой вы мне рассказали, и теперь собираются предъявить обвинения в клубные советы. В любом случае из этого ничего не выйдет, поскольку они обратились ко мне, но до следующего приема вы будете знать, что делать. Им придется включить вас в список приглашенных, хотя это противоречит их намерениям. (Каупервуд прекрасно понимал, о чем идет речь.) По моему мнению, эта нелепая ситуация рано или поздно забудется. Так обязательно случится, пока от меня что-то зависит, но пока…