Нисхождение
– Меня зовут Николас, сын Нарэла, ― гордо продиктовал мальчик, вдохновленный словами наставника.
Перо заплясало по пергаменту.
– Хорошо, кто еще хочет, чтобы его имя было в списке? Возможно, вы? ― магистр указал на Лаверию.
– Нет, я не готова. ― Лави сжалась, но Ник больно пнул ее ботинком по ноге и она резко встала. ― Я Лаверия.
– Лаверия, расскажите нам, каков талант творца у вашего отца? ― магистр, желающий даровать надежду каждому ученику, замер в ожидании ответа.
– Я не знаю, у нас в доме не принято об этом говорить. ― Уловив на себе осуждающие взгляды сверстников, выдавила: ― моего папу зовут Лавий, он… ― глубоко вздохнув, пробормотала, ― глава парламента.
По аудитории раздались перешептывания.
– Прошу тишины, ― постучав по кафедре, прервал разговоры магистр. ― Вот яркий пример устройства жизни на плато. Сын художника и дочь главы парламента сидят рядом, в нашем городе все равны. Шанс достичь успеха есть у каждого. Но не у всех есть желание занять место в парламенте. О чем мечтаете вы, Лаверия?
– Посмотреть наш город и поскорее пойти домой.
Магистр разразился смехом.
– Зато честно, ― успокоившись, отметил он. ― Возможно, в вас таится дух исследователя. Уверен, вы обязательно найдете дисциплину, которая увлечет вас своими тайнами и загадками настолько, что через несколько лет вас с трудом можно будет выпроводить из аудитории.
Лаверия была уверена, что это не так. Но почтительно кивнула, дождавшись от магистра позволения сесть, расположилась на своем месте. Заметив, как Ник отодвигается, расстроилась. Если мальчик и был зол, то не на нее, а на то, что внушал ему дома Нарэл. Первое занятие еще не успело завершиться, а у нее уже появилось желание сбежать, обнять Леону и никогда больше не возвращаться в стены холодного храма науки. Пять лет ‒ звучало как приговор. Неважно, что сулили ей годы обучения в плане сокровищ знаний.
Стоило магистру покинуть аудиторию, как девочки с шумом подбежали к Лаверии. Каждая пыталась заговорить первой, наперебой расхваливая наряд, и уточняя, правда ли, что ее отец глава парламента. Ник не проронил ни слова, поднялся, освободив место для новоявленных подруг, визжащих от восторга. Медленно спустился по лестнице и вышел из помещения.
Он не вернулся на свое место и после того, как магистр истории вошел в аудиторию. Николас ушел в первый ряд. Ее радость, что нашла друга, была мимолетной. Да, Лаверия стала центром внимания, но не из-за своей уникальности, а лишь потому, что великий ее отец. Это было обидно.
Магистр истории располагал к себе своим добрым взглядом и вкрадчивой, спокойной речью. Говорил он тихо, девочка вновь ловила информацию лишь частично, но и вникать в слова не могла. Эмоции перебивали возможность слушать. Неужели ей придется всю свою жизнь быть в тени достижений собственного папы? Его авторитет будет выбирать ей друзей, отсекать ее интересы и требовать соответствовать статусу величайшей династии. Ник, он другой ‒ настоящий, живой. А девочки, которые хвалили ее банты и пытались расспрашивать про отца, они же и есть та самая лесть, о которой вчера говорил папа.
– И поэтому сейчас мы с вами вместе, по древней традиции, отправимся на экскурсию по городу, ― мастер улыбнулся, ожидая, когда дети завершат свои громкие ликования. ― Вам необходимо построиться в пары.
Дети сбежались к выходу, в спешке забыв про статусы. Лаверия, отметив, что пары ей не нашлось, спустилась, замерев одиноко в стороне. Николас оживленно беседовал с белокурым мальчишкой, держа его за руку. Как легко он забыл свои обещания. Магистр, заметив огорчение ученицы, протянул руку навстречу девочке:
– У меня тоже пары нет. Вы составите мне компанию на прогулке?
– Я вам признательна, ― отозвалась она, едва сдерживая слезы.
Манускрипт
Полуденное солнце по-весеннему ласково согревало улицы плато. Прохожие замирали в созерцании новоявленных учеников магистратуры. В этом для детей была особенная гордость. Каждый из них еще вчера засыпал в тревоге от предвкушения первого дня обучения, а сегодня шагает по городу в сопровождении мастера на церемонии знакомства с Вершиной Творцов.
Магистр истории Дориан, заботливо опекая своих подопечных, степенно следовал, держа за руку Лаверию. Полы его праздничной белой мантии струились до самой земли, ложась при движении на каменную поверхность улицы. Лави старательно наблюдала за шагами мастера, опасаясь наступить на светлую ткань. Теперь ей отчетливо было слышно каждое слово магистра, и перед ней открывался новый мир.
– Исторически наши предки сначала населили район, в котором и сейчас располагаются жилые кварталы. Позже, когда спроектировали новые строения, парламент принял решение отделить научный квартал. Первое здание, созданное в этой части города, и есть наш храм науки ‒ магистратура. Сегодня мы с вами посетим библиотеку, в ней хранится манускрипт прародителей, ― рассказывал Дориан увлеченно, стараясь вложить в маленьких последователей интерес к своему предмету и любовь к родному городу.
Невысокое светлое строение с белой дугообразной крышей возвышалось за стройными рядами кипарисов. Колоннада переходила во фронтон, украшенный барельефом раскрытой книги.
– Прошу обратить ваше внимание, форма библиотеки и система вентиляции подразумевает круглогодичный контроль температуры внутри помещения. Это важно для сохранности древних фолиантов. Многие из них содержатся в специальных резервуарах из минерального стекла. Руками трогать экспонаты исторического зала запрещено.
Увесистая дверь распахнулась, выпустив навстречу запах кожаных переплетов, папируса и чернил. Лаверия влюбилась в этот аромат сразу. Неизвестно, что больше повлияло на девочку: умиротворяющие речи Дориана, солнечные лучи, бегущие в полумраке по глади мраморного пола, или отголоски предков династии.
Каждый ученик по-своему открывал дисциплины, и в момент безмолвного замирания магистры могли интуитивно определить расположенность потенциала. Но до пробуждения силы углубляться в знания по конкретному предмету не позволялось. В пятнадцать лет юным творцам предстоял выбор наставника. Магистры с нетерпением ждали, когда полюбившийся им подопечный захочет связать жизнь с их наукой.
В центре просторного вестибюля возвышалась винтовая лестница с изящным кованым ограждением. Дориан пояснил детям, что под куполом библиотеки располагается кафедра астрономии, которую им предстоит посещать на третьем году их обучения в магистратуре. В период основания кафедры выяснилось: с этой точки обзор для телескопов оптимальный. Форма крыши подразумевала возможность встроить механические люки, и оборудование в итоге установили здесь. Именно поэтому на первый взгляд нелогичное размещение лестницы в центре вестибюля ‒ это дополнение, а не задумка проектировщиков библиотеки. Рвение детей попасть на второй этаж отвлекло от убранства зала.
Навстречу вышла утонченная рыжеволосая женщина в темных зауженных брюках и приталенной светлой рубашке. Ученики удивленно осматривали ее наряд. Все детство они созерцали дома отцов в мантиях и матерей в платьях, а тут женщина в брюках. По залу эхом раздались перешептывания.
– Рада приветствовать вас в гостях книжного мира. Поздравляю с началом обучения, ― прервала разговоры библиотекарь, ― меня зовут Меллори, сегодня я покажу вам несколько залов. Следуйте за мной!
Лаверия не сводила глаз с женщины, представляя, насколько удобно в таких одеждах лазать по деревьям. Наблюдая за насмешками детей, Лави хотела встать на защиту этого невероятного наряда, она возмущенно сжала ладонь Дориана.
– Вас что-то беспокоит? ― отреагировал на давление магистр.
– Почему они над ней смеются?
– Не волнуйтесь, сейчас Меллори объяснит причину своей формы одежды, ― снисходительно улыбнулся в ответ Дориан.
Периметр центрального зала обрамляли упирающиеся в потолок стеллажи. Ряды читательских столов увенчивались стойкой кафедры выдачи книг. Меллори остановилась в центре зала.
– Мы находимся в читальном зале, на кафедре выдачи хранится каталог. Чтобы стать посетителем библиотеки, вам необходимо завести формуляр читателя. Эта процедура важна для целости нашего фонда. У каждой книги есть свое место на стеллаже, после запроса, ― Меллори подошла к кафедре, взяла маленькую черную коробочку с кнопками, ― я отправляюсь к месту расположения книги, ― Меллори нажала на кнопку. Высокая лестница шумно проскользнула по металлическим полозьям и остановилась у нужного ей стеллажа. Бойко взобравшись на самую верхнюю ступень, библиотекарь достала искомый фолиант. ― Надеюсь, теперь у вас не возникает вопросов, почему у меня такой странный наряд? ― доброжелательно обратилась она к ученикам.
Лави была очарована происходящим. Она подняла взор на свод купола, на нем впервые увидела карту древней Визарии. Окруженный водами океана материк с обозначенной точкой Вершины Творцов. Если их город лишь малюсенькая точка на карте, как же безгранична сама Визария? ― озадачилась Лави. Дориан, заметив интерес девочки, отвлекся от остальных.
― Не правда ли, потрясающе? ― наклонившись к Лаверии, спросил он. ― Для изучения Визарии у вас будет дисциплина ‒ дипломатия. Магистр Шима расскажет вам тонкости жизни внизу.
– А это когда будет? ― любопытство девочки не унималось.
– Все в этом мире имеет свое место и время. ― Дориан приложил к губам указательный палец в жесте «тихо».
– По традиции первого посещения библиотеки я устраиваю игру: нажимаю случайную кнопку на пульте и беру книгу, которая послана духами кому-то из вас. Итак, ― Меллори распахнула кожаный переплет, инкрустированный разноцветными камнями. ― Путь Дракона, ― с испугом посмотрела на магистра.
– Дракона? ― хором переспросили удивленные ученики.
– Почитайте нам про дракона, ― прозвучала просьба.
– Тихо! ― Дориан впервые повысил голос. ― Это мифологические создания, их не существует! Мы занимаемся наукой, сказки пусть вам дома родители читают. ― Магистр подошел к Меллори, положив руку на фолиант, зло прошептал ей что-то.
– В историческом зале вас ожидают уникальные экспонаты. ― Скрывая неловкость, Меллори спрятала книгу в выдвижной ящик стойки.
В хранилище ценных артефактов, на мраморном постаменте, в кубе из минерального стекла возвышался манускрипт прародителей. Дети замерли, впечатленные его объемами и тем, как он парил, источая радужное свечение.
– До того как мы перейдем к манускрипту, расскажу вам, чем пользовались для письма в древности. На стенде справа вы можете наблюдать спасенные от вандализма и невежества людей предметы. Первобытные люди наносили на скалы символы и рисунки, именуемые петроглифами. Обратите внимание на этот экземпляр: кость животного с вырезанными знаками ‒ это называется пиктограммы ‒ один из видов предписьма. Дерево, кость, кожа, глина, камни, металл, папирус ‒ все применялось для возможности передачи потомкам важной информации! ― Дориан приблизился к стеклянному стенду, освещенному энергетическим средоточением.
Послушники последовали за магистром и столпились рядом, стараясь разглядеть как можно больше. Лави ожидала, когда их интерес спадет, зачарованно озираясь по сторонам. Ей нравилось открывать свой, неведомый другим, мир, отмечать для себя что-то важное, цепляться любопытным взором за то, что скрыто от посторонних. А еще ей очень хотелось взглянуть на брюки Меллори вблизи, но это было бы некультурно.
Когда дети вместе с Дорианом отошли к манускрипту, Лаверия шагнула к стенду. Библиотекарь присоединилась к ней и шепотом рассказывала про экспонаты. Свет от кристаллов разоблачил забавные веснушки на лице женщины. Лави раньше не встречала на коже у творцов таких точечек, они подпрыгивали, когда собеседница улыбалась. В сочетании с пушистыми волосами огненно-рыжего цвета выглядело завораживающе. Меллори располагала к себе уютной теплотой, словно камин в зябкий вечер.
– А что такое вандализм? Я просто забуду это слово, пока папу дождусь, ― переспросила Лави, проникнувшись доверием.
– Это когда кто-то вредит и разрушает достояния культуры и искусства. ― Меллори опустила ладонь на плечо девочки поглаживая.
– А зачем они это делают? ― негодующе уточнила Лави.
– Возможно, просто злятся, что сами не могут творить. Трудно объяснить. Но наша задача ‒ оберегать и сохранять произведения искусства. ― Библиотекарь подвела девочку к остальным ученикам. ― А твоя задача ‒ внимательно слушать магистра и не отвлекаться.
– Спасибо, я буду стараться. ― Искреннее восхищение озаряло Лаверию.
Из-за риска выцветания чернил через стекло был доступен лишь просмотр переплета и потрепанных краев манускрипта. Магистр поведал, что есть современные экземпляры содержимого манускрипта, которые составляют основы жизни Вершины Творцов. Все правила и своды законов, записанные в рукописи, много лет не менялись. В этом и есть стабильность плато: чтить историю и соблюдать заветы предков.
Дети, уставшие от непривычного объема информации, принялись беседовать друг с другом. Заметив это, Дориан объявил о возвращении в магистратуру на праздничный обед.
В просторном обеденном зале было шумно. Лави с волнением ожидала завершения трапезы, чтобы поскорей вернуться домой. Дети смогли уже найти себе приятелей, только у девочки это совершенно не получалось. Она не могла понять, что же в ней не так, почему не хотят с ней ладить? Наблюдала за улыбками и разговорами, пытаясь стать частью компании. Ник излагал новому другу что-то увлекательное, разводя руками в сторону. После открытия статуса Лаверии он ни разу не посмотрел на нее и не заговорил с ней.
Все вокруг будто кричало: «Ты здесь чужая, тебя не приняли!». Дождавшись, когда магистр Дориан оповестил, что можно идти на улицу, где уже ждут родители, Лави торопливо направилась к выходу из зала. Остановилась около двери в ожидании других. Но все проходили мимо, поглощенные беседами. Она волнительно поправляла кружевной воротник платья, стараясь скрыть свое огорчение. Магистр не смог сдержать участливое переживание за судьбу малышки, отвлекая беседой, сопроводил Лаверию.
Юные творцы рассыпались навстречу своим родителям перед зданием магистратуры. Лаверия искала взглядом папу или маму, но встречать ее пришла Леона. Девочка подбежала в распахнутые объятья няни, устав весь день скрывать свою обиду, разрыдалась. Кормилица прижала ее к себе, поглаживая по голове:
– Что случилось, милая? ― попыталась выведать она, но в ответ раздавались лишь горькие всхлипывания.
– Я никому не нужна! Никому, даже папе и маме, ― плакала Лави.
– Мне нужна, детка! Ты мне нужна, ― вытирая влажные от слез щеки малышки, причитала няня.
Окружающие с недоумением следили за трогательной сценой. Сердце кормилицы сжалось. Леона надеялась, что хотя бы в магистратуре у Лави будет отдушина, но слезы подопечной разрушили эти мечты.
Отец
― И если печали твои глубоки, пора отправляться на берег реки, ― начал общение Лавий с дочерью. Леона поведала ему о настроении девочки, которая не хотела категорически рассказывать, что стало причиной слез. ― Эту песню мне пела в детстве мама, я всех слов не запомнил, а эти почему-то помню. ― Сел на траву рядом с дочкой в саду. ― Как прошел твой первый день?
– Плохо! Меня никто не любит, ― задумчиво ответила Лави, выдергивая с комьями земли зеленую поросль.
– И ты решила отомстить за это нашему саду и сделать его лысым? ― посмотрев на кучку травы рядом, спросил с иронией отец.
– Ты меня не поймешь.
– А ты расскажи, может, мы сможем что-то исправить вместе? ― Лавий обнял малышку. ― Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться к реке?
– К реке? ― Лави смахнула рукой с глаз слезы, шмыгнула носом, ― сейчас?
– Да, сейчас, если ты не сильно устала после учебы.
– Я хочу к реке, ― оживилась девочка.
Из окна спальни за прозрачной вуалью занавески за супругом и дочерью наблюдала Верония. Муж снова направляется за ворота с Лаверией, уже не спросив ее согласия. Гневно задернула штору. Никто в этом городе не способен понять горечь ее заточения в доме главы парламента. Она ‒ узница, теперь уже лишенная права слова и в воспитании дочери. Раздражение жаром охватило тело. Подойдя к зеркалу, женщина обнаружила: шея от ярости краснеет под серебряным амулетом. Смочив в настоях трав белую ткань, Верония вернулась в постель, накрыв голову материей. Есть то, что контролировать внутри себя ей мучительно. Ярость копилась с каждым днем, затмевая рассудок мрачными помыслами.
Если Лавий узнает о темных магах в династии Веронии, он не простит ее семье подделку записей генеалогического древа. Их низвергнут в долину к простым смертным за ложь. Его гнев остановить будет невозможно. А ей надоело сидеть за стенами дома в ожидании, когда супруг уделит ей несколько минут своего драгоценного времени. Но изменить прошлое нельзя, остается лишь медленно угасать в четырех стенах.
Лави шла с папой по узкой тропинке расщелины скал.
– Запомни ‒ это секретное место. Никого никогда сюда не приводи, ― пытаясь увлечь дочь ореолом тайны, Лавий осторожно прощупывал ногами дальнейший путь.
– Я обещаю тебе, ― шепотом ответила она, увлеченная новыми для себя эмоциями доверия ей сокровенного.
Шумные воды реки огибали каменистый берег. Потоки бурлили, ниспадая водопадом с гор вниз, в долину Визарии. Перед ними открывался вид на равнину под Вершиной Творцов, устланный бескрайним простором хвойного леса.
– Когда-то наши предки поднялись на эту вершину, в попытке скрыться от гонений людей. Получается, их тоже никто не любил? ― Задумчиво спросил отец.
– Нет, ну как, они же любили друг друга, если вместе все собрались и пошли? ― девочка попыталась жестом передать удивление от того, что родителю непонятны очевидные вещи.
– Вы в библиотеке были сегодня? ― продолжил Лавий.
– Да.
– Ты видела манускрипт прародителей?
– Его нам не показали, он под кубом закрытый, ― Лави огорченно выдохнула
– Вот и я его не видел, у нас доступ есть только к его рукописным копиям. И там, доченька, своды правил, которые не о любви друг к другу, а предостережения от ссор и конфликтов для жителей Вершины Творцов. ― Отец наблюдал, как луна сменяет солнце на небосводе. ― Все мы разные ‒ это данность. Чтобы обрести близких людей, иногда нужно познать горечь чуждости.
– Но мы же здесь все один народ?
– Верно, но у каждого есть свои мечты и стремления, амбиции, и ограниченное количество мест в парламенте. Не обольщайся дружбой в детстве, вы неизбежно достигнете возраста, когда один другого предавать будет ради места под солнцем.
– Грустно это как-то. ― Лави подняла камень с земли и бросила в реку. ― Давай лучше камни кидать. А то я совсем запутаюсь с этим вашим манускриптом, вандалмизмом и именами магистров.
– Каким еще вандалмизмом? ― Лавий с трудом сдержал улыбку.
– Мне Меллори рассказала, это разрушение первобытных рисунков.
– Да, судя по всему, с учебой у нас будут проблемы, ― рассмеялся отец, ― «вандализм» ‒ ты хотела сказать. ― А Меллори, это у нас кто?
– Библиотекарь, папочка, ты же глава парламента, должен знать. Точно, вандализм, я тебя весь день ждала, старалась слово не забыть.― Лаверия замахнулась, пытаясь бросить камень в реку подальше.
– И решила устроить вандалмизм в саду? Ну и характер… ― подняв камень с земли, отец присоединился к увлекательному занятию. ― В кого ты только такая пошла?
– В тебя, наверно. Я вот сегодня сначала нашла друга, а потом он меня предал, ― Лаверия со злостью запулила камень вдаль.
– За один день и нашла, и предал? ― мужчина покачал головой, приподняв в ухмылке брови. ― Поразительная скорость. ― То ли на полет камня, то ли на стремительное развитие отношений отреагировал отец.
– Да, он как узнал, что я, твоя дочь, сразу от меня отсел и больше не разговаривает.
– А девочки? Тебе же с девочками дружить надо.
– Не знаю, пап, сложные они какие-то все, сначала хвалят, потом не хотят дружить.
– А ты сама пыталась с кем-нибудь заговорить первая? ― вглядываясь в свете луны в лицо дочери, он ждал ответа.
– Нет, зачем? ― девочка удивилась.
– А как ты тогда дружить хочешь? А с мальчиком этим говорила, почему он отстранился?
– Нет! Что мне за ним бегать, что ли? Ты такие вопросы задаешь непонятные.
По небу рассыпались яркие созвездия, мерцая в темноте ночи.
– Я бы тоже с тобой дружить не стал, ― попытался подшутить над девочкой отец, ― слишком уж ты гордая. Если хочешь, чтобы к тебе подошли, попробуй сделать шаг навстречу. Заговори первой, интересуйся делами детей, в чем можешь, помоги, где-то спроси, что непонятно тебе. Разве Леона тебя этому не учила?
– Вообще-то, других детей не кормилицы водят и учат, а их родители.
– Ах, так вот в чем дело! Ты огорчилась, что мы не смогли тебя повести в твой первый день в магистратуру? ― Лавий взял девочку за руку. ― Извини, у меня такая работа, сегодня я не мог пропустить заседание. Нам пора домой.
– А мама? ― Следуя за отцом, девочка аккуратно ступала в темноте.
– А мама заболела, но потом обязательно будет водить тебя на учебу, ― понимая, что с этой ситуацией надо что-то срочно делать, глава парламента притих, уходя в свои мысли.
– Если она болеет, почему вы не зовете лекаря? ― Лаверии непросто было в ее возрасте понять ситуацию.
– Надеемся, что поправится сама.
Лавий подхватил дочь на руки, в надежде, что это утешит ее.
Прохладный весенний ветер из открытого окна развивал вуаль балдахина. Лавий тихо проник в спальню супруги, приблизился к кровати и раскрыл прозрачную ткань.
– Верония, ты спишь? ― в лунном сиянии попытался различить силуэт жены.
Супруга поднялась, недовольно заворчав. Перед мужчиной предстало лицо, накрытое тканью.
– Что надо? ― Стягивая с лица белый хлопок, женщина взглянула на мужа.
– Ты как египетский фараон, ― пошутил Лавий.
– Смешно! ― позлорадствовала та в ответ.
– Опять головная боль терзает? ― в голосе супруга проявилась забота. ― Я тебя очень прошу, давай мы обратимся к лекарю, не может это столько времени продолжаться. Ты сама себя истязаешь! ― Глава парламента сел на кровати рядом.
– Спасибо, я справлюсь, ― тронутая неожиданной лаской Верония прижалась к мужу.
– Ты уверена?
– Да, вполне. Ты же знаешь, у меня повышенная чувствительность к магнитным бурям.
– Хризопраз в амулете не спасает? ― недоуменно уточнил он, зная, что камень помогает метеозависимым.
– Нет! Видимо, мой организм сильней минералов.
– Твоей стойкости можно только позавидовать, сильнее камня мало кому, дано быть, ― пытаясь поддержать, крепко обнял супругу.
Верония впервые за долгие годы почувствовала давно забытое тепло мужа. Внутри нее встрепенулась та девочка, которая жаждала любви. Вспомнив первые годы совместной жизни, ее лицо озарилось надеждой.
– Как давно мы не были просто вместе… ― капля веры, что она сможет вернуть расположение мужа, смягчила ее сердце. Она провела рукой по его груди, прильнула в предвкушении поцелуя.
– Я хотел бы с тобой поговорить о нашей дочери, ― перешел он сухо к истинной причине визита.
– Говори, ― бездушно отреагировала Верония, вновь отвергнутая мужем. Свечение ее лица померкло.
– Нашей девочке необходима забота матери, ― попытался воздействовать на нее влиянием.
– У нее есть кормилица и ты. Не стоит за нее переживать.
– Верония, ты не понимаешь, ей нужна мать! ― обреченно сорвался на крик.
– Нужна по регламенту? Ты же не о ней сейчас говоришь, о себе, Лавий. Ты боишься, Вершина Творцов не примет, что семья главы парламента не подает пример, достойный статуса. А о том, что мне нужен муж, об этом ты не хочешь поговорить? Муж, Лавий, мужчина, который любит меня, а не фикция.
– Верония, я говорю о ребенке! Нельзя быть такой жестокой.
– Лавий, мне надоело играть роль счастливой жены. На роль хорошей матери меня, прости, уже не хватает. ― Поднялась, демонстративно смочив ткань в настое с травами. Легла, накрыв лицо.
– Верония, я с тобой разговариваю!
– Уйди, мне плохо.
Лавий вошел в свои покои, коснувшись минерала рукой, зарядил его свечением. Муж, покоривший стихии, наделенный властью над народом творцов, оказался бессилен перед лицом любимой когда-то жены, матерью его ребенка. Повлиять на это ни речами, ни даром убеждения он не властен.
Время беспощадно приближало его уход, но как он оставит дочь на Леону ‒ обычную женщину из земли Визарийской? Как молить прародителей о судьбе его любимой малышки? В раздумьях сел за стол, достал писчие принадлежности. Лишь с рассветными лучами солнца работа главы парламента была завершена.
Парламент
― Господа парламентарии, хочу обсудить ряд инициатив, ― Лавий всматривался в лица заседателей, чувствуя их сопротивление. Разложил перед собой записи доклада, над которыми он кропотливо трудился ночью, продолжил. ― Мы чтим законы манускрипта прародителей, много веков соблюдая их беспрекословно, но сегодня требуется обсуждение внесения ряда дополнений.