–?Но он спасется? Вернется к своей любимой?
Ответил слушавший их Митенька:
–?Не спасется. Там все погибли. Я читал.
Рухнов сочувственно посмотрел на него. Никакой он не соперник, товарищ по несчастью. Да и глядит Настя на Митеньку по-другому, обеспокоенно, не так, как на остальных. Видимо, переживает за родственника.
Музыка играла постоянно, замирая лишь во время тостов. Общего разговора за столом не получалось, зато все с удовольствием общались с соседями.
–?Давно сюда прибыли? – поинтересовался Северский у американца Рооса.
–?Уже две недели в России! Ох, как вкусно! – Этнограф попробовал медвежью котлетку.
–?Это я косолапого завалил! – похвастался князь. – Если побудете в России подольше, в свою Америку и возвращаться не захотите!
–?Да, Россия – лучшая в мире страна! – согласился Веригин и полушутя спросил этнографа: – Надеюсь, господин иноземец, возражений нет?
Американец спрятался за авторитет великого предшественника:
–?Еще Геродот заметил: каждый народ убежден, что его собственные обычаи и образ жизни – наилучшие.
–?И что, ваши полуголые индейцы тоже так считают? – удивился генерал.
–?Представьте себе, да.
–?И французы? – поинтересовалась княгиня Кусманская.
–?Ваше сиятельство, абсолютно все народы, – заверил Роос.
–?Так ведь они лягушек едят и сыр плесневелый! С таким-то рылом и в калашный ряд?
–?Ерунда это все, – заметила Растоцкая, – не едят они плесневелого. Когда после войны вернулись в имение, съестного не обнаружили. Только сыр! Он в погребе плесенью покрылся, и лягушатники есть его не стали. А остальное все сожрали – и собак, и кошек.
Тосты произносились все чаще: и за молодых, и за будущих деток, и за всех присутствующих, и за здоровье отдельных, особо важных, гостей.
Рухнов заговорить с Настей так и не решился. Но девица вдруг сама обратилась к нему:
–?Что это вы, Михаил Ильич, воды в рот набрали? Выпили мало? Вчера-то с Глазьевым «барыню» плясали, стихи срамные декламировали, а сегодня будто немой сидите. Неужто сплин?
О вчерашнем Рухнов помнил далеко не все и окончательно смутился. С трудом промямлил:
–?Нет, Анастасия Романовна, не сплин. Соседство с вами подействовало!
–?Соседство со мной? – удивилась Настя. – Я разве похожа на Медузу Горгону?
–?Медуза Горгона? Не имел чести быть ей представленным, – сумел пошутить Рухнов. – Как только сели рядом, мной такая нерешительность овладела!
–?Хм, я давно заметила, – неожиданно сказала Настя. – Мужчины – существа нерешительные. С виду сильны, мужественны, на словах всегда знают, что делать. Но если женщина не подтолкнет, с места не сдвинутся.
–?Подтолкните меня, Настенька, – полушутя-полувсерьез попросил Рухнов.
–?Пожалуйста! – Настя легонько толкнула его плечом, и оба засмеялись. Оцепенение мигом исчезло.
–?Я хотел бы переговорить с вами тет-а-тет, – попросил Михаил Ильич.
Зеленые глаза удивленно распахнулись. Сердце несчастного замерло:
–?Не думайте плохого, Настенька! Мыслей предосудительных не имею!
–?Вот как? О чем же тогда разговор пойдет? – насмешливо спросила красавица.
Рухнов облизнул внезапно пересохшие губы. Отпустивший было ступор начинался заново.
–?У меня намерения серьезные…
Зеленые глаза прищурились.
–?Я…
–?В белой гостиной, во время фейерверка, – оборвала Настя и повернулась к Шулявскому.
Рухнов залпом выпил фужер коньяка.
Обед тем временем подошел к концу. Насытившиеся гости вполуха слушали Рооса, рассказывавшего о нравах различных народов:
–?У магрибцев столкнулся с совершенно дурацким обычаем. Почетному гостю, такому, как вы, генерал, у них на пиру полагается самый лучший кусок зажаренного барана.
–?Что в том дурацкого? Я подобное отношение своими ранами заслужил! – чуть не обиделся генерал.
–?Почетный гость, по мнению магрибцев, не должен утруждать себя жеванием. Жует мясо, а потом руками засовывает гостю прямо в рот самая старая, беззубая женщина. Ну как эта старушка, – Роос указал на сидевшую рядом с Северским его мать.
Княгиня Анна Михайловна Северская была одета совсем не празднично: тяжелое платье, больше похожее на салоп, на голове – невообразимый чепец с лентами и бумажными цветами. Личного доктора Антона Альбертовича Глазьева посадили с ней рядом, чтобы присматривал, но он, по своему обыкновению, налегал на напитки. Анна Михайловна иногда ела, причем с аппетитом, но большую часть обеда просто сидела молча, смотря невидящими глазами поверх голов.
После бестактных слов все дружно уставились на княгиню. Наступила тишина, даже оркестр смолк. А взгляд княгини вдруг стал осмысленным:
–?Вася! Это что – свадьба? – спросила старая Северская.
–?Да, матушка! А это моя жена, Лизонька, – ответил князь
–?Я благословения не давала, – ледяным тоном сообщила Анна Михайловна.
–?Матушка, вы не помните…
–?Я-то все помню. А ты? Помнишь свою клятву? – спросил скрипучий голос громко и четко.
–?Какую клятву, маменька? О чем вы?
–?Я тебе больше не маменька! Я… Я проклинаю тебя! Не сын ты мне боле, – закончила разговор с ним княгиня и обратилась к невестке: – А ты уезжай отсюда, да побыстрей…
