
Генерал занял командный пункт, встав ровно посередине между саблями, но сойдя с аллеи почти на аршин. За его спиной разместились адъютант с доктором. Роос, отойдя подальше, достал свой блокнот. Веригин прокашлялся:
– Господа дуэлянты, снимите с себя все, что может задержать пулю.
Шулявский вынул из кармана фрака пухлое портмоне и вкупе с какой-то бархатной коробочкой отдал Рухнову. Тучин снял длинный, сковывавший движения темный сюртук и отбросил в сторону, оставшись в сорочке.
– Теперь, господа дуэлянты, займите свои места.
– Я очень прошу, не убивайте моего друга! – обратился Угаров к Шулявскому. – Александр чересчур высокого мнения о себе и потому вспыльчив.
Поляк ответил серьезно:
– Если я его не убью, он наверняка застрелит меня с десяти шагов. Сожалею, но выполнить просьбу при всем желании не смогу. – В глазах Угарова появились слезы. Он надеялся, что ему удастся уговорить Шулявского. – Однако соглашусь принять извинения.
– Я попробую убедить Александра, – с надеждой сказал Угаров. – Спасибо.
Генерал тем временем продолжал:
– Секунданты, отнесите своим доверителям оружие.
Рухнов взял из рук Николая пистолет и отправился к Шулявскому. Угаров быстро раскланялся с поляком, добежал до адъютанта, схватил пистолет и устремился к Тучину. Отдав оружие, стал яростно ему что-то доказывать. Но Александр лишь мотал головой в ответ.
– Все, все, все, – воскликнул генерал. – До окончания поединка дуэлянты обязаны сохранять молчание. Секунданты! Займите свои места.
Рухнов и Угаров встали по разные стороны от дороги, рядом с барьерами-саблями.
Генерал напомнил правила:
– По моей команде «Сближаться» начинайте движение к своим барьерам. Но вы вправе и остаться на месте. Пистолет держите вертикально, дулом вверх. Стрелять можно в любой момент, однако на ходу нельзя! Решил сделать выстрел – остановись, прицелься, пли. Ежели вдруг в последний миг передумали, можете снова идти вперед, но не забудьте поднять дуло вверх.
– А после выстрела? – спросил Роос.
– Тут в зависимости от результата. Если соперник убит – мои поздравления. Если нет – стойте, где стреляли, и ждите пулю в ответ. Ждать, кстати, долго не доведется – у соперника на выстрел всего полминуты. У кого часы с собой?
– У меня, – сказал Тоннер и достал из нагрудного кармана хронометр – подарок благодарного пациента.
– Засеките время первого выстрела, будьте так любезны, – попросил Веригин. – Кстати, если второй стрелок ранен, на выстрел отводится не полминуты, а целых две. Всем понятно?
Шулявский и Тучин утвердительно кивнули.
– Не желаете примириться?
Шулявский помедлил, но Тучин уверенно помотал головой. Мол, ни в коем случае. Поляк повторил его движение. Угаров в отчаянии топнул ногой.
– К поединку готовы?
Снова утвердительные кивки.
– Курки взвести!
Разговоры на аллее прервали ночной сон старой вороны. Она кружила над парком и выражала недовольство резким карканьем.
Денис во все глаза смотрел на Сашу. Сейчас генерал даст команду сходиться. Шулявский – превосходный стрелок, с пятнадцати шагов попал в яблоко. Тучин не успеет и шага сделать, как получит пулю в лоб. Господи, как быть?!
Генерал медлил с командой. Перекрикивать сумасшедшую ворону ему не хотелось.
– Зря ружье не захватили, – заметил Веригин. – Пристрелил бы дуру.
– Кыш, кыш! – Ретивый адъютант, за неимением ружья, схватив камень, запустил в птицу, но не попал.
Ворона разозлилась. Усевшись на верхушку высокой ели, принялась орать еще громче и пронзительней, призывая товарок ужаснуться безобразиям, творящимся на «их» аллее.
Угаров по-прежнему молящим взором смотрел на Тучина. Может, опомнится? Ведь его родители не перенесут такого горя! Почему Александр не думает о них, не думает о сестре Варе? Боже! Что он скажет ей? «Я тебя люблю, но не смог вразумить твоего брата, и он погиб на моих глазах»? Господи, сотвори чудо!
Бог, похоже, услышал молитву Угарова. Генерал, плюнув на ворону, уже было взмахнул рукой, собираясь скомандовать «Сближаться», но его опередили:
– Немедленно прекратить!
К месту поединка изо всех сил спешил капитан-исправник Киросиров, растрепанный, в расстегнутом мундире.
– Дуэли государем императором категорически запрещены. Нарушителей отдают под суд. Если немедленно не прекратите, буду вынужден всех взять под стражу.
– Откуда он взялся? – удивился Веригин. Следом за исправником из темноты вынырнул Митя – это он разбудил Киросирова.
– Извольте пистолет! – Исправник подошел к Шулявскому и протянул руку.
– И ваш, – Киросиров двинулся к Тучину.
– Шли бы вы, исправник, спать. И не лезли бы не в свое дело, – посоветовал ему юный художник.
Киросиров, направив отобранный у поляка пистолет прямо в грудь Тучина, скомандовал:
– Пистолет! Живо!
Художник, скрипнув зубами, отдал оружие.
Митенька громко объявил:
– Всех желает видеть князь Василий Васильевич. Ожидает в «трофейной».
– Божечки! – Веригин всплеснул руками. – Его-то зачем побеспокоили?
– Я боялся, что исправник с вами не совладает.
– И напрасно боялись, Дмитрий Александрович, совершенно напрасно, – посетовал довольный собой Киросиров.
Все двинулись к дому.
– Если нам не позволят закончить здесь, где вас найти в Петербурге? – Тучин сблизился с поляком, который шел, весело что-то насвистывая.
– Демутов трактир на Мойке. Я всегда там останавливаюсь.
– А вы, друг мой, зря за исправником побежали. – Тучин обернулся к Митеньке. – Если б я погиб, избавились бы от соперника. Я ведь заметил, что вы ревновали!
Прыщавый юноша покраснел:
– Я… Я не приемлю насилия. Убийство – недостойное человека занятие.
– А что будешь в армии делать? – спросил у него генерал. – Или вместо того, чтоб стрелять, к горцам целоваться полезешь?
– В армию поступать не желаю. Мечтаю проявить себя на дипломатическом поприще, – с достоинством ответил Митенька. – Словами можно достичь гораздо больше, чем пистолетом.
– Что за молодежь пошла! Никто воевать не желает, – проворчал Веригин.
В жарко натопленном доме у Тоннера тут же разболелась голова. Хмель из нее выветрился, глаза слипались, и снова заныло правое колено.
«Никакой это не предвестник трупа! Банальный ревматизм! – решил доктор. – Приеду в Петербург, покажусь профессору Штильху».
Взглянув на Дениса, доктор заметил его бледность и дрожащие руки.
«Надо успокоить парня», – подумал Тоннер.
Одетый в яркий шелковый халат, князь выглядел на удивление свежо. Румянец, огоньки в глазах.
«Как преображают нас, мужчин в летах, молодые жены!» – с завистью подумал генерал.
– Милостивые государи! Я предоставил вам кров не для того, чтобы вы поубивали друг друга. Извольте найти другое место для выяснения отношений. Мне неприятности ни к чему…
Все молчали, словно школяры, которых отчитывает строгий учитель.
– Ваше сиятельство, пистолеты куда положить? – подобострастно спросил Киросиров.
– На камин, – махнул рукой князь. – Благодарю вас, господин капитан-исправник, что пресекли безобразие.
– Простите нас, ваше сиятельство, – начал генерал. – Горячие головы немного выпили…
– Я так и понял. – Князь кивнул на стоявшие по углам бутылки, которые Гришка поленился убрать. – Напоминаю, завтра с утра охота, поэтому всем советую разойтись по комнатам и отдохнуть.
Шулявский щелкнул каблуками.
– Закончен ли мост, ваше сиятельство?
– К утру будет готов!
– А разве супруга вам не сообщила, что охота не состоится? Завтра с утра мы с ней и с вами отправляемся в Петербург!
– Какой, к черту, Петербург?! – рассвирепел князь.
– У нас там важное и срочное дело! Откладывать поездку никак нельзя!
– Сначала охота! – Князь кипел от возмущения.
– Могу я переговорить с вашей супругой сейчас же?
– Вы забываетесь! – Князь сжал кулаки. – Повторяю, сначала охота, потом будет видно, кто куда поедет!
– В таком случае разрешите откланяться! – Шулявский снова щелкнул каблуками.
– Я, с вашего разрешения, ваше сиятельство, тоже удалюсь, – сказал Роос. – Напиток, которым угостил генерал, имеет странную особенность. Голова ясная, а ноги ватные.
Вместе с ним ушел переводчик.
Рухнов плюхнулся рядом с храпящим Глазьевым, глупо улыбаясь.
– Опять накушались, Михаил Ильич? – брезгливо поинтересовался князь.
– Накушался, – не стал спорить Рухнов.
В дверях появился Гришка.
– Где тебя носит? – закричал князь. – Час не могу дозваться!
– Убирался в буфетной, – глядя в одну точку, промолвил слуга.
– Шампанское осталось?
При упоминании об игристом Гришка икнул.
– Бутылочка!
– Неси в спальню.
– Давайте я, а то Гришка, не дай Бог, разобьет. – По лестнице спускалась рыжая Катя. Сопровождал горничную тучинский слуга Данила. Весь вечер ни на шаг от нее не отошел. Уж больно нравилась!
– И еды с кухни принеси, я проголодался, – велел ей князь. – А ты, Гришка, оттащи господина Рухнова в его комнату и спать уложи.
– А Глазьева?
– Сам дойдет. Все! Господа, еще раз желаю всем спокойной ночи.
Гости нестройными голосами пожелали ему того же.
– Где шлялся? – Тучин заметил Данилу, и накопившаяся в нем злоба обрушилась на несчастного дядьку. – Я из-за тебя второй час лечь спать пойти не могу. Самому мне, что ли, раздеваться? – И молодой человек, отдав общий поклон, удалился вместе со слугой.
Генерал махнул рукой в направлении бутылки коньяка, и Николай разлил остатки по рюмкам.
– Давайте на посошок, господа!
Непьянеющий Угаров чокнулся и выпил. Тоннер вежливо отказался, его рюмочку взял Рухнов, но поднести ко рту уже не смог. Столь же пьяный Гришка попытался поднять его с оттоманки.
Генерал, крякнув, выпил. Подражая ему, крякнул и адъютант. Попрощавшись, они удалились.
– У вас дрожат руки. – Тоннер подошел к Угарову.
– А если бы Тучина убили?! – Глаза юноши увлажнились.
– Не корите себя. Вы сделали все, чтобы предотвратить дуэль!
– Вы разве не слышали? Александр хочет довести дело до конца в Петербурге. Хорошо хоть, что поляк утром уезжает! Никакой запрет не помешал бы Тучину завтра продолжить дуэль!
– Он всегда такой несдержанный? – поинтересовался Тоннер.
– Да! И опять его спасло лишь чудо! В Неаполе мне удалось насыпать мокрого пороха в пистолеты, сегодня Тучина спасла ворона.
– Но ведь ваш друг сам провоцировал дуэль. Зачем?
– Говорит, что для вдохновения ему нужны острые ощущения.
– Вам бы поспать! – Илья Андреевич считал сон лучшим лекарством от всех бед и болезней.
– Спать? Нет, не пойду! – воскликнул Угаров. – У нас с Тучиным общая комната! А я зол на него! Если сейчас все ему выскажу, вызовет на дуэль и меня!
– Позвольте тогда предложить вам заночевать у меня. В моей комнате две кровати. Я не храплю, разговорами донимать не стану. А в моей дорожной аптечке найдется настойка трав, успокаивающая нервы. – Тоннеру очень хотелось помочь несчастному юноше.
Денис, подумав, согласился. Они стали подниматься по лестнице. В «трофейной» сладко храпел Глазьев. Лакею Гришке с десятой попытки удалось-таки приподнять с оттоманки Рухнова.
Глава восьмая
Данила, придя утром в комнату Тоннера, чтобы одеть и умыть Дениса, пожаловался тому на Тучина – не зная про его проигрыш и несостоявшуюся дуэль, дядька сдуру обратился с просьбой выкупить у Северских Катерину, мол, жениться хочу, а Сашка его за волосы оттаскал!
Сашка, Сашка! Где тебя носит?
Проходя по коридору второго этажа, где располагались гостевые комнаты, Угаров заглянул в отведенную им комнату: Тучина там не было. В столовой, куда Денис спустился на завтрак, его тоже не оказалось. Рисовать отправился? Или на свидание с Машей? А вдруг с Шулявским стреляться? Поляка-то тоже нет за столом.
Нет! Что за дуэль без секундантов?
– А где князь с княгиней? – осведомился спустившийся следом в столовую Тоннер. – Завтракать в отсутствие хозяев как-то неприлично.
– Не стесняйтесь, – на правах старшего ободрил доктора генерал. – Княгиня Елизавета чрезвычайно мудра – распорядилась потчевать нас в любое время.
– Выпить никто не желает? – с надеждой поинтересовался доктор Глазьев.
Генерал взглянул на Угарова: как ты, непьянеющий, чувствуешь себя поутру? Денис с улыбкой помотал головой, отказываясь похмеляться.
– И я повременю, – Веригин разрезал сочный кусок ветчины. – Охота пьяных не любит. Особенно когда идешь на вепря. Опасный зверь! Ишь, как псы заходятся!
Снаружи доносился громкий собачий лай. На лужайке позади дома бегала не свора, не стая – целая туча собак.
– Хотел спросить, – подал голос этнограф. Как и псы, он был возбужден предстоящим гоном и даже не снял за столом охотничью, наподобие тирольской, шляпу с серым пером (Роос уверял, что трофей, настоящее орлиное). – Что это за зверь – вепель?
Генерал ткнул вилкой в кусок ветчины на тарелке:
– Как раз его мясо. Очень вкусное, кстати. Попробуйте.
Роос уставился на розовый ломоть.
– Свинья? – удивился он.
– Свинья, свинья, – радостно подтвердил Веригин. – Но огромная и опасная! Вы только вслушайтесь, какое слово грозное! Вепрь! Мурашки по коже от него пробегают!
Роос повторил по слогам страшное слово, и все расхохотались.
– Смейтесь, смейтесь! – Генерал не терял нить разговора. – А вот выскочит на вас такое чудовище, берковца в два весом, длиною в сажень, по-другому запоете.
Загадочные русские меры длины и веса этнографу пришлось терпеливо разъяснять: пуд – это сорок фунтов, два берковца – восемьсот.
Роос присвистнул:
– Свинья весом восемьсот фунтов – это фантастика!
С саженью оказалось сложнее. Сошлись, что длина вепря чуть больше роста высокого мужчины, такого, как Терлецкий.
– А еще у него клыки в три вершка, – продолжил Веригин. Показать три вершка оказалось проще простого: находчивый Угаров вытянул ладонь – вот они, искомые, и есть.
– А вот и мы! – В столовую вошли Михаил Ильич и Гришка, будто и не расставались со вчерашнего вечера. – А где Настенька?
Генерал пожал плечами. Зачем люди пьют, коли не умеют? Рожа помята, жилетка не на те пуговицы застегнута!
– И Тучина нет! И Шулявского! – не переставал удивляться Михаил Ильич. – И их сиятельств!
– Их сиятельств будить пора! К охоте все готово! – Никто не заметил, как через буфетную в столовую зашел Никодим, егерь князя. – Как бы вепрь не скрылся!
Никодим среди челяди, видно, считался большим начальником. Седой дворецкий, распоряжавшийся за завтраком, тут же почтительно согнулся:
– Сию минуту, Никодим Терентьевич! Мы бы давно, но Гришка не пойми где шлялся.
– Мне барин Михаила Ильича велел уложить, – парировал Гришка, с завистью смотря на рюмочку в руках доктора Глазьева. В лице Рухнова тот наконец обрел собутыльника, они торопливо чокнулись. – Я и уложил!
– А где тебя потом носило? – Дворецкий и Гришка терпеть друг друга не могли и сие не скрывали.
– Рядом с ним прилег! Потому что устал!
Никодим оборвал перепалку:
– Хватит препираться!
– Князь покои на ключ запер, а где запасной ключ, один Гришка знает! – пожаловался дворецкий.
– В буфетной, за шкапом! – икнул Гришка.
Через секунду дворецкий выскочил из буфетной, на ходу показывая Никодиму ключ.
– Коллега! – обратился Тоннер к сидящему рядом Глазьеву. – Княгиня Елизавета Петровна просила меня осмотреть вашу подопечную. Однако сперва я хотел бы побеседовать с вами. Чем больна Анна Михайловна?
Глазьев покрутил пальцем у виска:
– Старость, знаете ли! И общая одряхлелость организьма!
– Стучал им из кабинета! Не ответили! Тихо в спальне! Спят-с! – докладывал вернувшийся дворецкий Никодиму.
– Почему не вошел?
– Барыня там, неудобно.
– Неудобно ему! Сам разбужу.
– А конкретней? – настаивал Тоннер. – Вы же Анну Михайловну давно наблюдаете! Опишите, пожалуйста, симптомы!
– У нее целый букет заболеваний! Сейчас покушаем, вместе и осмотрим!
– Больная сегодня хорошо себя чувствует?
– Не навещал еще. Только проснулся. Вчера и не помню, как в кровати очутился. Вроде в «трофейной» заснул, а проснулся у себя в комнате…
Договорить Глазьев не успел.
– Не просыпается его сиятельство! – ворвался в столовую с подсвечником в руках Никодим.
– Как не просыпается? – не понял дворецкий.
– Холодный весь, синий.
– Что ты сказал, братец? Повтори! – Веригин повернулся к Никодиму.
Киросиров с Терлецким среагировали быстрее. Вскочив с мест, бросились в покои князя. За ними, даже не выдернув из-под воротника салфетку, рванул Тоннер.
– Василий Васильевич не просыпается, – повторил Никодим.
– Помер? – первым произнес страшное слово дворецкий.
До Веригина наконец дошел смысл сказанного. Вскочив, он с грохотом опрокинул стул и побежал вслед за доктором. Путаясь, по своему обыкновению, ногами в шпаге, за ним поспешил адъютант Николай. Митенька, закрыв лицо руками, по-детски заплакал.
– Ужас какой! – промолвил доктор Глазьев. Трагическое известие застало его с очередной рюмочкой в руках. Он счел за лучшее отправить ее в рот вслед за остальными.
– Почему вы сидите? – наорал на него Угаров. – Вдруг нужна ваша помощь?
– Так столичный доктор туда побежал! Где нам со свиным рылом… – Глазьев не успел договорить: опомнившийся Никодим подскочил к нему, выдернул за шкирку из-за стола и потащил к покоям князя. Следом поспешили Угаров с Митей.
– Куда все уходят? – недоуменно спросил американец у Рухнова.
– Говорят, хозяин дома скончался.
– Какое несчастье! – расстроился Роос. – Безобразие, мой переводчик побежал туда, а мне даже не сообщил.
«Хм, нашел переводчика, – подумал Рухнов. – За версту Тайным приказом или, как он сейчас называется, Третьим отделением от него разит. Вывески меняют, суть остается. Этих господ ни с кем не спутаешь».
– Пойдемте, мистер Рухнов, я хочу посмотреть, – начал упрашивать долговязый Роос. Свадьбы, смерти – все было ему интересно. – Переведете мне, вдруг что-то непонятно будет.
– Туда доктора пошли. Мешать будем.
– Пожалуйста! – Роос умоляюще сложил руки.
– Ну, хорошо, пойдемте.
Глава девятая
В «трофейной» Денис на секунду остановился. Что-то здесь изменилось со вчерашнего вечера. Митя на обстановку внимания не обратил, распахнул дверь в покои князя и тотчас повернул направо.
У приоткрытой из кабинета двери толпились генерал с денщиком и Никодим с Глазьевым, через их головы заглянуть в спальню было затруднительно. Митя развернулся, Угаров за ним. Пробегая мимо бюро, Митя махнул рукой входившим из «трофейной» Рухнову и этнографу:
– Зайдем через гардеробную.
Дверь туда находилась в другом конце кабинета. В узенькой гардеробной было очень тепло. И неудивительно! Общую со спальней стенку занимала печка. Здорово придумано! Дениса почему-то всегда раздражали дрова в спальне. Нет, конечно, против камина он не возражал! Сесть с книжкой и вытянуть ноги к огню – что может быть лучше? Но камином комнату не обогреть. Печка за стенкой, в гардеробной – отличная идея. Опять же и вещи под рукой.
Оба помещения соединялись дверью, ее-то Митя и открыл, тут же услышав окрик Тоннера:
– Не входить!
Князь лежал на кровати в полутора шагах от Дениса. Тоннер, склонившись над ним, левой рукой искал пульс, правой держал маленькое зеркальце у носа Северского. Киросиров и Терлецкий стояли рядом.
– Князя бы прикрыть, а то нагим лежит, люди глазеют, – предложил капитан-исправник.
– Мертвые сраму не имут, – отодвинув зеркало, произнес Тоннер.
– Князь умер? – спросил Терлецкий, нагибаясь, чтобы поднять с пола бокал.
– Да!
– Царствие небесное, – перекрестились стоявшие в дверях.
– Не трогайте ничего, Федор Максимович. Надо внимательно все осмотреть. А вдруг убийство?
– Убийств без ран не бывает, Илья Андреевич. А здесь ни крови, ни отверстий, – резонно заметил Терлецкий.
– Еще как бывают, Федор Максимович! У меня опыт – будь здоров, всяко видал. Я по специальности – судебный медик.
– Вот как! – удивился Терлецкий. – То-то удивлялся, откуда так хорошо полицейские порядки знаете? Входить нельзя, трогать нельзя…
Тоннер, повернувшись к Киросирову, спросил:
– Угорают часто?
– Да! Очень! Прошлой зимой каждую неделю кто-нибудь угорал. А в Больших Углах в сочельник – целая семья!
– Целая семья?! – взмахнул руками Федор Максимович.
– Да! Отец, мать, трое ребятишек, коза…
– Козу в доме держали? – удивился Терлецкий.
– Нет, в хлеву. Но тоже угорела. Волшебным, понимаете, образом. Вместе с коровой и тремя свиньями. Сам не видел, снега намело – ужас, только на вторые сутки туда добрался. Староста доложил. И главное, никаких следов от скотины не осталось. Угорела подчистую.
– Мда… – Терлецкий, покачав головой, с сомнением посмотрел на исправника.
– И здесь угар, всенепременно, угар! – безапелляционно заявил Киросиров, голос его внезапно стал грозен: – И кто тут печку топит?
– Я, – раздался голос за спиной Дениса. Гришка подошел тихонько вместе с остальными слугами и выглядывал из-за господских спин. – Барин рюматизьмой страдал, любил, когда тепленько.
Митя кивнул в сторону печки:
– А вьюшку когда задвинул?
– Вообще не закрывал. Василий Васильевич угара боялись, как в воду глядели. – Гришка всхлипнул и утер слезу. – Закрывать только в лютые морозы разрешал. И то под его присмотром.
– Убивец!
Никодим, выпустив Глазьева, рванул через спальню. Стоявшие на пути Киросиров с Терлецким не успели и бровью повести, как могучий егерь в два прыжка пересек комнату.
– Пьяница! – Он схватил несчастного Григория за грудки, уже засвистел в замахе кулак, но ударить не смог. На руке егеря повисла рыжая Катерина:
– Не бей его. Отпусти, антихрист. Я ночью барину еду приносила. А князь велел заодно дров в печку подкинуть. Вьюшку я оставила открытой! Святой истинный крест!
Егерь нехотя отпустил Гришку. Катерина была девушкой ответственной – все это знали.
– А где княгиня? – Веригин, решив, что формальности закончены, вошел в спальню, следом за ним протиснулся выпущенный Никодимом Глазьев.
Кашлянув, ответил егерь:
– Утром велела лошадь подать и на ней ускакала.
– Вот как! – поднял брови Терлецкий. – Сам видел?
– Старший конюх сказывал, – ответил Никодим.
– Интересный какой угар! Князь, получается, умер, а княгиня нет? – Веригин обернулся к Тоннеру. – Давно он мертв?
– Несколько часов! Окоченение уже началось, но трупных пятен пока нет, – задумчиво произнес Тоннер и обратился к Глазьеву: – А ваше мнение, коллега?
Антон Альбертович боязливо придвинулся к трупу и осторожно потрогал безжизненную кисть:
– Тепленький еще! Часа три как преставился!
– Жарко тут… – напомнил Тоннер, но договорить не успел. Его перебил Веригин:
– Часа три? Стало быть, в шесть утра скончался! А княгиня в котором часу ускакала?
– Сейчас узнаем. Ну-ка кликните того конюха, – скомандовал Киросиров.
– Я за ним схожу, – вызвался Никодим.
Денис оглянулся. Весть о смерти хозяина уже облетела дворню, и народ потянулся в покои князя – плакали, крестились дрожащими руками. Только у Никодима ни слезинки. Белый весь, как хозяин его покойный, глаза налиты кровью, кулаки сжаты. Если найдет, кто вьюшку задвинул, сам убьет!
– Сходи, – разрешил Киросиров.
Никодим ласково погладил по голове Митю, который не отрываясь смотрел на покойного кузена, и быстро удалился.
– Катерина! – позвал служанку Тоннер. Что-то доктора беспокоило. Что-то было в спальне не так.
Девушка вошла в комнату, боязливо покосившись на мертвое тело.
– Дверь в покои на ключ ты закрыла?
– Нет, что вы! Князь меня в спальню не пустил, еду и шампанское приказал в кабинете оставить. Сам, сказал, подам. Попросил дров подкинуть и выпроводил. А дверь своим ключом изнутри закрыл.
– Непонятно! Непонятно! – задумчиво сказал Тоннер.
– Что тут непонятного? – удивился Веригин. – Княгиня проснулась, когда Северский еще спал. Она оделась…
– Сама? – изумился Терлецкий.
– Получается, сама, – уже менее уверенно сказал генерал.
– Дворовые Бергов сказывали, что Елизавета Петровна и одеться сама может, и умыться, – подтвердила Катерина. – Шутит, мол, не барыня, все делать умею.
– Значит, – продолжил вдохновленный поддержкой генерал, – и дров в печку могла подкинуть. И по неопытности вьюшку закрыть.
– Да, – согласился Терлецкий, – скорее всего, так и было.
Генерал обрадовался и по привычке принял на себя руководство:
– Эй, кликните-ка управляющего! Гроб надо делать, за священником послать. А пока прикройте покойного. Покрывало иль одеяло какое надо найти…