Он не отпустит

Пролог

– Спасибо, – я проводила курьера, и закрыла входную дверь.

Опустила ладонь на живот – он там, толкается. Мой ребенок. До сих пор поверить не могу, что забеременела.

Почему именно в тот день, ставший концом? Почему я забеременела не раньше – не при таких обстоятельствах?

Я бы смогла полюбить своего ребенка, я бы обожала его всей душой, несмотря на то что мы с его отцом расстались, если бы он не… если бы я забеременела не в тот день, когда он вышвырнул меня.

Может, получится забыть? Ребенок ведь не виноват ни в чем. Дочь еще не родилась, я не должна ее обвинять, я и не обвиняю. Я просто ничего не чувствую к ней.

Погладила живот, и… ничего.

– Славушка, идем, – мама показалась в коридоре, и поманила меня в комнату. – Антон с Юрой собирают манеж, давай посмотрим. Мужчин нужно контролировать и вдохновлять.

Я улыбнулась маме, и направилась в свою спальню. Она преобразилась, курьер привез сборный манеж, приставную колыбель, и все это сейчас в моей комнате. А раньше здесь висели постеры с любимыми певцами.

Я присела на кровать, наблюдая, как папа с братом с энтузиазмом собирают манеж. Готовятся. Радуются. Только мама поглядывает на меня с тревогой. Она все эти месяцы на меня так смотрит, все то время, что прошло после моего возвращения домой. Я ничего ей не рассказывала, сначала даже о беременности своей не говорила.

Стыдно было – перед мамой, перед отцом. Отпустили дочь отдохнуть, называется. Уже потом, когда поняла, что ребенка оставлю, призналась. Папа не осудил. Расспрашивал, от кого, но трясти не стал.

А мама только грустно смотрела на меня, и тревоги в ее взгляде становилось с каждым днем все больше, и больше. Неужели, она чувствует, что происходит со мной? Неужели, мои улыбки ее не обманывают?

– Имя-то дочке выбрала? – спросил папа.

– Может, Зоя? – сестренка села рядом со мной, и спросила: – Можно?

Я кивнула, и она положила ладонь на мой живот. Улыбнулась трогательно, и мне горько стало: почему я не могу радоваться? Я ведь так хотела детей именно от Игната! Безумно хотела, грезила этим мужчиной.

Если бы я забеременела в любой другой день, не в тех обстоятельствах… если бы, Боже!

– Анастасия? – предложила сестра. – Или, ой, подожди, Кристина.

– Юля? – взглянул на меня папа, и я кивнула.

– Мне нравится. Пусть будет Юля.

– Ты даже не выбирала сама. Пусть будет! Ну как так, Слав?! – возмутилась сестра. – Будь я на твоем месте, я бы с самого начала имя выбирать, а ты…

– Ты на месте Славы еще очень долго не будешь, – строго перебил папа. – Ольга, напомню, вам пятнадцать лет, барышня! Какие дети? В куклы иди играть.

– Славке восемнадцать, всего-то три года разницы, – фыркнула мелкая. – Я в восемнадцать тоже ребенка хочу, это же счастье.

– Я пойду мусор вынесу, – поднялась с кровати, подошла к картону от упаковки.

– Я сам, милая.

– Пап, мне не тяжело, и я хочу пройтись, – торопливо пробормотала, и прошмыгнула мимо мамы.

Все что угодно, лишь бы поскорее остаться в одиночестве. Все эти месяцы в моем сердце царит стыд. Папа нас обожает, мама не устает повторять, как он хотел всех нас. Мама тоже детьми грезила, даже моя маленькая сестра-подросток.

И я такой была. Когда Игната увидела – сразу поняла, что это моё. То самое, когда сразу, и на всю жизнь. Свадьбу хотела, детей. Всё с ним хотела, и вот…

– Ну, ребенка я от него получила, – выдохнула я, спускаясь в лифте на первый этаж.

Под мышкой листы картона, на ногах удобные кроксы, а в сердце настоящая буря. Она уже который месяц не успокаивается от понимания: я – та самая девушка, которая не может принять собственного ребенка.

Наверное, я сгорю за это в аду.

Выбросила картон, и медленным шагом отправилась в дом. Мимо лавочек со старушками, с молодыми мамочками с колясками. Скоро и я так буду: выходить на солнышко с дочкой, чтобы погреться; гулять с ней в парке; кормить, укачивать ее, и… и она ни в чем не виновата. Не виновата в том, как поступил со мной ее отец!

Я полюблю. Обязательно полюблю своего ребенка, иначе что же я за сволочь такая? А если не полюблю, то она никогда этого не почувствует. Не узнает. Я буду целовать ее, обнимать, утешать, играть, делать все то, что делала моя мама, и продолжает делать. Но дочь никогда не поймет, что я чувствую, я позабочусь об этом.

Расправила плечи, и подошла к подъезду, а там…

– Слава, – выдохнул Игнат.

Его взгляд опустился с моего лица ниже, на увеличившуюся грудь, на живот. И он шагнул ко мне.

– Не подходи, – прошептала я.

Трясет всю от паники, колотит. Может, я брежу? Он не мог после всего прийти ко мне просто так!

– Не подходи, – повторила я, отступая.

– Мне придется подойти. Ты моя, ребенок тоже. Я приехал за вами, – услышала я, проваливаясь в темноту.

Глава 1

8 месяцев назад

Бегу. Уже задыхаюсь, нога болит невыносимо. За мной даже никто не гонится, а я бегу по Питеру, и не могу остановиться, несмотря на то что бегать мне нельзя.

Говорят, что дочери повторяют судьбы матерей, вот и я повторила – нога больная, на генеральном прогоне «Баядерки» я получила два разрыва ахиллова сухожилия. С балетом на время пришлось попрощаться, учиться ходить заново, и надеяться, что смогу выйти на сцену.

Родители потому и отпустили меня в Питер – чтобы я развеялась, чтобы прекратила жалеть себя. А подруга, с которой я поехала, затащила нас обеих в квартиру своих знакомых.

Знакомые оказались так себе. Бежать от таких знакомых нужно.

Избалованные сволочи, считающие, что им все можно. Раздвигай ноги, девочка… богатые, взрослые ублюдки!

И я сбежала. В Питере мы с родителями были не раз, но от паники я уже не понимаю, где я. Где мой отель. Нужно остановиться, вызвать такси, отдышаться. Пожалеть больную ногу.

Но я продолжила бежать, не в силах остановиться.

Остановиться пришлось. Я банально врезалась в мужчину. Так сильно, что в глазах потемнело.

– Эй, – хрипло хохотнул незнакомец, придерживая меня за плечи, чтобы не упала, – от кого бежишь, красавица?

Вздрогнула от прикосновения мужских ладоней к плечам. Вдохнула полной грудью запах, исходящий от мужчины, и сглотнула – как вкусно он пахнет! Мама как-то сказала мне, что в отца она влюбилась в том числе из-за запаха, какие-то древние инстинкты.

Проморгалась, подняла на удерживавшего меня мужчину лицо, и сердце ухнуло в пропасть.

– Девушка, что-то случилось? – нахмурился незнакомец, все веселье пропало из его голоса. – Кто-то обидел?

– Нет, – слабо покачала головой, и продолжила рассматривать его.

Лет двадцать девять-тридцать. Темно-русые волосы, в мочке уха след от серьги, но он ее не носит. Синие глаза – такие темные, что почти черные. Как океан в сумерках. Легкая щетина – не та, модная, а обычная. Видимо, утром не побрился.

Скулы острые, взгляд режут. Квадратный, упрямый подбородок. В глазах наглость и сочувствие одновременно.

Сочувствие… не могу я рассказать этому мужчине, что ко мне в трусы пытался залезть какой-то обдолбанный мужик. Не хочу, чтобы он жалел меня.

– Помочь чем-то?

– Я… заблудилась. Не из Питера я, подруга встретила знакомых, а я вот, – пожала плечами, и мужчина отпустил меня.

Жаль.

– От кого бежала?

– Да пристали тут, – поморщилась. – Ничего серьезного, просто испугалась немного. Я Слава, – представилась, и протянула ладонь.

– Игнат, – мужчина усмехнулся, и пожал мою ладонь – она в его руке утонула. – Туристка? В отеле остановилась? Давай такси вызову, а вечерами в этом районе лучше одна не гуляй. Баров много, пьяных тоже.

– Не хочу такси, – заупрямилась я. – Я пешком дойду.

Игнат. Красивое имя. Вот только что со мной? Я так странно на этого мужчину реагирую, тянет прижаться к нему, обнять. И чтобы он обнял. Крепко, так, чтобы кости заныли, чтобы сжал и не отпускал.

– Странная девочка Слава, – покачал он головой, и скинул пальто. – Кто в ноябре носится по улицам в одном платье?

Ох, я только осознала, что выбежала из того лофта, забыв про свое пальтишко. Так торопилась убраться из этого притона.

На плечи опустилась тяжесть, и запах мужчины окутал меня еще более пьяняще. Даже голова закружилась. Что у него за парфюм такой?

– А как же вы?

– Идем. Я недалеко живу, накину на себя что-нибудь, и провожу тебя, ребенок.

Ребенок. Это задело.

– Мне восемнадцать, – заметила я, и пошла за Игнатом.

– Поздравляю. А мне тридцать.

– Тоже поздравляю, – усмехнулась я – страх начал отпускать.

А еще я пригрелась рядом с этим мужчиной. Впервые со мной такое.

– Сейчас ко мне поднимемся. Если боишься, можешь у подъезда подождать. А можешь со мной зайти – не обижу.

– Я зайду, – взяла Игната за руку, грея замерзшую ладонь в его – большой и теплой.

Мы в центре Питера, я вспомнила, что за улица, когда паника прошла. Миновали шумную улицу с барами, зашли за дом, остановились у ворот, и Игнат обернулся ко мне. Чуть склонился, и я затаила дыхание – вдруг поцелует?

А что мне тогда делать? Вроде как неприлично с незнакомцем, но… наверное, я сопротивляться не стану. Хоть узнаю, что такое настоящий поцелуй.

Но Игнат всего лишь просунул ладонь в карман пальто, укутавшего меня, достал ключи, и открыл ворота. Мы оказались в типичном дворе-колодце.

– Точно не боишься? – приподнял бровь Игнат. – Вдруг я маньяк?

– Всегда интересовалась маньяками. Так что сделай одолжение, – я довольно улыбнулась, и вошла в подъезд, а следом за мной и Игнат.

– Значит, любишь опасность, Слава?

– Слава? Больше не ребенок?

– Сама сказала, что тебе уже восемнадцать, – лифт открылся, мы вошли в него, и я почувствовала то самое.

Опасность, о которой говорил Игнат.

Она в его глазах.

Опасность есть, она имеет привкус перца, но страха нет. Этого мужчину я не знаю, но хочу. Может, об этом я пожалею, даже скорее всего, но из его квартиры этой ночью я не вернусь в отель.

Я это знаю. И Игнат, судя по его изменившемуся взгляду, тоже это знает.

– Красивая девочка, – хрипло прошептал он. Протянул ко мне руку, и провел пальцами по щеке. – От кого же ты бежала?

– Может, не от кого, а к кому? – смущенно прошептала я в ответ.

Мы вышли из лифта, Игнат открыл дверь, но вперед меня не пропустил. Взглянул на меня темно и голодно.

– Уверена, Слава?

– Да, – выдохнула, и вошла в его квартиру.

Глава 2

Игнат пропустил меня вперед. В свою квартиру. А затем дверь за моей спиной захлопнулась.

Я решилась – он станет первым.

Решилась. С незнакомцем, впервые. Совсем его не зная, Боже! Это наваждение, мистическая решимость, не иначе. Проклятая магия. Вдруг Игнат злой? Вдруг помешан на политике? Вдруг женщин не уважает, и вообще за людей не считает? Вдруг носки дырявые носит? Я ведь ничего про него не знаю, абсолютно.

Обернулась резко – он разувается. Носки целые, не дырявые. Интересно, а отпугнуло бы меня это? И что привлекло?

Не только ведь внешность. Что-то в глазах, в голосе, в запахе. Что-то неуловимое.

Действительно, магия.

– Слава, так что мы сейчас делаем? – вдруг остановился мужчина. – Я снова обуваюсь, накидываю пальто, и провожаю тебя? Или…

Он замолчал, дав мне еще один шанс опомниться, одуматься, и поступить как разумная девушка. Вместо ответа я скинула пальто, и протянула Игнату.

Зря, наверное. Шлюхой меня посчитает. Но я хочу остаться. И в отель не хочу – с подругой ругаться, что привела меня в элитный притон, что не реагировала на крики, пока я вырывалась.

Что послала меня, когда я схватила ее за руку, чтобы убежать вместе.

А комната у нас одна на двоих.

Нет, не хочу я этих разборок.

– Идем, чаем напою, согреешься хоть, – Игнат взял меня за руку, и повел по квартире. – Хм, или что-то покрепче. Ты алкоголь пробовала, взрослая моя?

– Пробовала, конечно, – улыбнулась я.

Так себе факт, но балерины – отнюдь не воздушные создания. Кому не хватает мышц – те пиво пьют, парни в основном. А девчонки – коньяк на вечеринках. Не поклонница всего этого, но пробовала, и не раз.

– Ты один живешь? – села на высокий барный стол, а Игнат достал бутылку. Затем отставил ее, и включил чайник.

– Один.

– Красивая квартира, – огляделась вокруг – неплохо он живет, не беднее моих родителей.

А семья у меня обеспеченная.

– У меня два уровня, – Игнат качнул головой вверх, и я поняла – следующий этаж тоже его. – Расскажешь, куда дела верхнюю одежду, и почему носилась по городу в одном платье?

– Это ерунда, – отмахнулась – страх прошел, отбилась же от урода, а рассказывать Игнату про это не тянет.

И ведь не к маргиналам мы пошли. Квартира была богатая, Женя сказала, что просто посидим.

Посидели…

– Ладно, тогда расскажи про себя, – Игнат поставил передо мной чашку черного чая, сахарницу, а затем все же открыл бутылку, и плеснул в бокал немного виски, – Больше не налью.

– А мне больше и не надо. Я только чай выпью.

Он придвинул бокал, и покачал головой.

– Выпей. Иначе заболеешь.

– Заботливый, – подарила мужчине улыбку.

Глаза у него пугающие. Синие, темные. Грозовые. Смотреть в них, и смотреть, и все равно не насмотришься. И фигура великолепная, а я в этом знаток – столько лет в балетном оттрубила, где все на анатомии помешаны. По взгляду теперь могу определить, сколько времени человек уделяет спорту.

Игнат – много. Не худой он. Крепкий, мускулистый.

Притягательный. Магнетизм животный, а запах его для меня – сильнейший феромон.

– Так расскажешь про себя, или это тоже секрет? – напомнил он, и опустился напротив.

– Я из провинции, переехала в столицу учиться балету.

– Научилась?

– Научилась, – немного помрачнела я.

Мама в ужасе была, когда я загорелась балетом. А случилось это именно из-за нее – еще до моего рождения мама попала в аварию, колено было травмировано так, что она хромала. Долго. И операции делала. Реабилитации помогали, но не так, как маме бы того хотелось, и она начала искать альтернативы.

Занялась балетной гимнастикой, а я маленькая была, наблюдала. Каждое утро смотрела, как мама садилась на коврик, и тянула ноги через силу, через боль. С мамой занимался пожилой балетмейстер, который и включил мне на планшете спектакль «Дон Кихот», чтобы я не мешала им.

И я пропала.

– Знаешь, мама не одобрила, когда я заявила, что пойду учиться балету. В позу встала, что только через ее труп – она знала, что травмы для балетных – это обыденность. Не хотела она для меня подобного.

– Но своего ты добилась? – Игнат сделал глоток виски.

– О да! Я голодовку объявила, – не смогла скрыть дурного хвастовства, когда сказала это, но вспоминать забавно ту войну с мамой.

– Упорная.

– Папа тоже так сказал, – рассмеялась я, вспоминая прошлое. – Мама сдалась. Они решили, что я позанимаюсь полгода максимум, и «блажь» пройдет. А она не прошла.

Меня порекомендовали в столицу. Конкурс – девяносто человек на место, но я прошла несмотря на то, что по возрасту не подходила – слишком маленькая. Но ведь взяли. И я училась, хотя каждый день было больно. Болели мышцы, кости, суставы. Но это того стоило. И уже на предпоследнем курсе я танцевала в главном театре страны.

Теперь бы только вернуться. Я уже и на кордебалет согласна!

– Творческая девушка. Балет, надо же, – Игнат едва заметно улыбнулся. Улыбка у него не мягкая, а… не знаю, говорящая очень. О том, что он меня хочет. – В Питер надолго?

– Обратного билета нет, приехала развеяться. С подругой.

– Вижу, что развеялась, – взгляд мужчины опустился на мою грудь.

Я вспыхнула.

От одного взгляда. А я ведь танцевала с партнерами, и нет места на моем теле, где бы меня не трогал мужчина в дуэтных танцах, при поддержках. А тут всего лишь взгляд.

И этого достаточно оказалось, чтобы я загорелась еще сильнее.

Чтобы захотела узнать – каково это, быть с мужчиной. Каково это – принадлежать ему?

– Может, теперь ты расскажешь про себя? – голос предательски дрожит.

– Тридцать лет, не женат, и никогда не был. Детей нет. До двадцати восьми был контрактником, скопил денег, и занялся бизнесом.

– Каким?

– Пока что у меня два автосалона. Не миллиардер, – пожал Игнат плечами.

Мне понравилось. И то, что он не женат. И то, что не стал распинаться, что через год займет первое место в рейтинге олигархов, а мужчины на это горазды – кидаться громкими словами, объясняя, что все деньги мира пока не в их карманах только потому, что кто-то там виноват.

Да и зачем мне олигарх нужен.

А Игнат – даже если бы он слесарем был, я бы все равно оказалась с ним в его квартире.

– Согрелась? – голос его стал звучать ниже.

– Согрелась, – мой голос предательски сорвался.

– Слышал, что у балерин хорошая растяжка. Покажешь?

Игнат встал, протянул руку, я поняла – это последний шанс, чтобы уйти. Он дал его мне. Третий шанс.

– Мужчины, – фыркнула я, поднялась, и вложила свою ладонь в его. – Я про танец, про искусство, а ты мне про растяжку. Вас только одно интересует.

– И много кто уже интересовался твоей растяжкой? – шепнул он мне на ухо.

Дыхание обожгло, опьянило больше тех двух глотков виски, что я выпила.

Я ничего не ответила Игнату, просто загадочно улыбнулась, и пошла за ним. В спальню. Наверное, стоило бы предупредить, но вдруг он не захочет связываться с девственницей?

Нет, пусть Игнат узнает, когда будет поздно.

Когда он станет первым.

Глава 3

В спальню мы вошли спокойно, не торопясь. И я успела быстро оглядеть ее: большая, с огромными окнами. А мебели минимум – широкая кровать, у стены штанга, и все. Ни тумбочек, ни милых мелочей.

Даже стульев нет, только кровать, на которую Игнат толкнул меня, едва мы вошли.

Я ахнула, падая. Поднялась на локтях, хотела встать. Но он опустился сверху, заключив меня в клетку из своего тела.

– Уже не убежишь. Раньше нужно было, – тихо произнес Игнат.

– Так ты, все же, маньяк?

– Тебе не повезло, Слава, – усмехнулся он, и поцеловал.

Так ярко. От одного прикосновения его губ к моим кровь вскипела, все краски мира обрушились на меня, когда язык Игната скользнул в мой рот. Вкусный. У этого мужчины вкус крепкого алкоголя – сводящий с ума вкус. И запах, о Боже мой, он будоражит.

Прикосновения. Я хочу почувствовать тяжесть его тела на себе, но Игнат не торопится. Удерживает свой вес на локтях, и целует. Ласкает языком мой, захватывает его в плен, прикусывает мои губы, и снова накидывается на мой рот.

Пожирает его.

Это безумие – так плавиться от одного лишь поцелуя. Кажется, мне хватит даже этой невинной ласки, чтобы достигнуть пика. Я дрожу от легкого, приятного страха; от предвкушения, делающего мое тело ватным; от подчиненности Игнату, от уязвимости.

Никогда не любила быть слабой, а сейчас я в восторге. Некоторым мужчинам приятно отдавать полную власть над собой.

– Тебе точно есть восемнадцать? – Игнат оставил мои губы, чуть опустился, и я подставила шею под поцелуи.

– А если нет, то ты остановишься?

После легких, нежных поцелуев я получила жесткий. Поцелуй-укус в самое чувствительное место у основания шеи, и вскрикнула.

– Остановлюсь, – хрипло ответил Игнат. И правда остановился, навис надо мной, вгляделся в лицо: – Ты, случаем, не школьница, поругавшаяся с родителями? Милая, мне проблемы не нужны.

– Мне восемнадцать. Правда.

А если бы не было – я бы солгала, сейчас я эгоистка.

Ко мне прикасались множество раз. Партнеры по дуэтным танцам, педагоги. К каждому миллиметру моего тела, ничего сокровенного не осталось. И я никогда не смущалась, это ведь работа.

А сейчас я в смущении. Страшно. И хочется большего.

Вот только лгать – плохая идея.

– Игнат, – прошептала, но он не услышал – губами накрыл мою грудь поверх платья.

Я тихо ахнула, и зарылась в его волосы, прижимая к себе, чтобы продолжил целовать. Чтобы я могла чувствовать его дыхание, его губы, чтобы плотнее ощущать, как он возбужден.

Как хочет меня. Не просто женщину, а меня, как мне бы хотелось думать.

Но сказать нужно.

– Игнат, у меня еще никого не было. Я хотела, чтобы ты знал. Ты первый, – зажмурившись, торопливо пробормотала.

Он вздрогнул, отстранился от меня, но не совсем. Просто немного приподнялся, и я снова закрыла глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.

Тепло его тела исчезло, он больше не греет. Наверное, сейчас выставит меня, посадит на такси. Кому охота возиться с девственницей?

Но вместо всего этого Игнат прикоснулся к моим бедрам, и повел ладонями наверх. С нажимом, задирая мое платье выше, и выше, и еще выше.

– Никогда и ни у кого я не был первым. Да и не хотел этого. А сейчас… я рад, – хрипло произнес мужчина, и я открыла глаза, чтобы вглядеться в него сквозь темноту. – Нежным быть не умею, но постараюсь. Не боишься?

– Нет.

– Тогда приподнимись, – скомандовал, и я выполнила, чтобы Игнат мог снять с меня платье.

Я осталась только в белье. Пожалуй, впервые в жизни мне захотелось, чтобы грудь у меня была большая, а не такая аккуратная.

– Красавица, – Игнат провел по моему телу рукой.

От шеи и по груди, прикрытой белым бюстгальтером. Ладонь спустилась на впалый живот, и я вздрогнула, внутри словно лава разливается. Томительное предвкушение, рожденной чувственностью.

Игнат поднялся, и начал скидывать с себя одежду – быстро, неаккуратно, а я, стесняясь, стянула с себя бюстгальтер, и потянулась к трусикам, чтобы снять и их.

– Я сам, – строго остановил он меня.

Я замерла.

Игнат обнажен. Мускулистый, даже излишне; на груди волос нет, а вот в паху… там есть. А эрекция… да он же не поместится в меня, это просто невозможно!

Или возможно?

Я облизнулась, и снова откинулась на спину. А затем раздвинула ноги в приглашающем жесте, и провела ладонью по лобку.

– Смелая девочка Слава. Дразнишь меня, – Игнат усмехнулся, сел у меня в ногах, и заставил убрать ладонь с трусиков.

Я думала, что он просто снимет их с меня, а он… он наклонился, и поцеловал меня. Прямо между широко раскинутых бедер. Я вскрикнула от неожиданности, вскинулась, но Игнат хрипло хохотнул, и надавил на мой живот.

– Лежи.

– А ты? – растерялась я.

– И я. Полижу. Никогда не пробовал, но тебя я хочу узнать на вкус, – прозвучало ужасно пошло и возбуждающе.

Как и новый поцелуй, и смачный укус в лобок.

А затем Игнат быстро расправился с моими трусиками, и я почувствовала его губы в самом интимном своем месте, уже не скрытом тканью. Игнат закинул мою ногу себе на плечо, и жадно, шумно поцеловал туда, где все пылало.

– Нет… хватит, подожди, – всхлипнула я. – Я хочу тебя по-настоящему, в себе. Не так…

– Еще рано, – прохрипел он, не отрываясь от ласк.

От его голоса, от того, что он творит, по всему моему телу вибрации. Я чувствую, насколько я мокрая, и это приятно-стыдно. А Игнат будто и правда наслаждается тем, что делает. Жадно всасывает в рот мою плоть, развязно целует. Ласкает языком, вылизывает.

В моем животе разрастается огненный шар. Я остро чувствую все, что происходит. Руки мои раскинуты на кровати, будто я хочу обнять весь мир; ноги раздвинуты, а между ними Игнат, выбивающий из меня стоны – сначала тихие, а сейчас громкие, животные.

– Черт, вкусная, – шепнул он, на миг оторвавшись, и со стоном вобрал в рот мой клитор.

Движения его языка быстрые. Такие быстрые, что в глазах темнеет, и меня выгибает на кровати. Мое всегда послушное тело перестало мне подчиняться, мышцы сокращаются, дрожат в агонии, я пытаюсь сдержать стоны, но не могу.

К губам, к языку добавился палец, вторгшийся в меня. Я ахнула, и Игнат усилил напор. От его ласк, от поцелуев, от движений языка, порхающего по моему клитору, я пылаю. Что-то неотвратимое приближается, как буря. Я это чувствую, Игнат тоже.

К одному пальцу добавляется второй. Он растягивает меня уже не так нежно. Резко, чуть грубовато готовит для себя, и продолжает влажно ласкать. Бьет языком по клитору, и зализывает удар. Зажимает его губами, заставляя меня всхлипывать, и обводит круговыми движениями. Снова, снова, снова, рождая во мне абсолютное безумие.

И я закричала от прошившего насквозь экстаза, скомкала в ладонях простыню, жалобно затрещавшую, и выгнулась от сокрушительного по своей силе оргазма.

Боже, если быть с мужчиной так восхитительно, то я готова оставаться на этой кровати вечность!

– Все, больше не могу, – услышала я голос Игната совсем рядом.

В глазах прояснилось, Игнат надо мной, нависает чуть склонившись. Упирается одним локтем в кровать, а второй ладонью продолжает ласкать меня, скользя внутрь по влаге.