Он не отпустит

Глава 4

ИГНАТ

Девчонка подо мной дрожит.

Такая хрупкая, уязвимая. Надеюсь, не соврала, и ей есть восемнадцать, иначе у меня будут проблемы.

Целую ее. Нежность ушла, надолго меня не хватило. Врываюсь языком в ее рот, трахаю его так, как хотел бы вдалбливаться членом. Но сдерживаюсь. Не двигаюсь, позволяю привыкнуть. Только языком пока могу трахать ее.

– Слава, – выдохнул, – посмотри на меня. Смотри. На меня.

Она открыла глаза, обняла меня еще сильнее, и двинулась подо мной. Мне навстречу.

Застонала болезненно, прикусила губу, но не остановилась.

– Сильно больно, маленькая?

– Очень, – прошептала она.

Я почувствовал себя последней скотиной, но остановиться не смог. Наверное, стоило бы, но слишком велик кайф – двигаться в ней тесно, туго, даже больно. И охренительно. Так сильно она сжимает мой член, так горячо и влажно, и это с ума сводит.

Заставляет звереть.

И я ускоряюсь. Стараюсь контролировать свои движения, чтобы не превращаться в совсем уж животное, но получается хреново. Выхожу из нее, и снова засаживаю. Уже быстрее. Мне нужно быстрее, хочу долбить ее так, чтобы орала от наслаждения.

Но сейчас Слава способна кричать только от боли.

Хорошо, что додумался приласкать девчонку до секса.

Мне нужен её взгляд.

– Не закрывай глаза. Смотри, – прохрипел, двигаясь в ней.

– Не сдерживайся, – Слава прикоснулась ладонью к моей щеке, обвела пальцем приоткрытые губы. – Мне уже почти не больно. Я не хочу, чтобы ты сдерживался. Хочу по-настоящему.

Я не должен был ее слушать, но её слова сломали мои тормоза. Сорвался. Просунул руку под ее раскрытые бедра, и вошел глубже. Резче. Движения абсолютно хаотичные, рваные, жадные. Мне нужно видеть ее всю – взгляд, направленный на меня, пока я трахаю её; подпрыгивающую небольшую грудь; прикушенные губы… и слышать ее. Слушать. Стоны, всхлипы.

Знаю, что сейчас она не кончит, но и это не останавливает, не заставляет сдерживаться.

Я впал в ненасытное безумие – такого со мной даже после армии не было, когда член почти не опадал, и трахаться хотелось без перерывов на сон и еду.

– Потерпи, я скоро кончу, слишком ты тесная. Потерпи, – постарался утешить, вдалбливаясь в нее безжалостно.

На всю длину.

– Поцелуй меня, – Слава потянулась ко мне, ласково погладила шею, и я набросился на ее губы.

Слишком нежная девочка. Не для такого психа, как я. Даже сейчас не целую ее, а кусаю, вгрызаюсь. Но она принимает все, и не пытается оттолкнуть. Ластится нежно, отдает себя полностью, отчего у меня окончательно срывает башню.

Рычу в ее рот, совершаю последние рывки, и буквально заставляю себя выйти из нее.

Член испачкан кровью. Сжимаю его ладонью, и со стоном кончаю на впалый живот Славы. Моя ладонь в её крови, её живот в моей сперме. Её много, я кончаю, спускаю на неё, и жадно смотрю. На ее раскрытые бедра в крови – это красиво, я конченый псих, должно быть, но это лучшее, что я видел в жизни.

Её кровь. И сперму, пачкающую её живот. Не могу удержаться, и веду ладонью по ее животу к лобку, смазываю её собой, ласкаю клитор. Член все еще твердый, еще минута таких игр, и я снова не сдержусь.

Нельзя.

Упал рядом со Славой, притянул её к себе, и вытер ладонь, измазанную кровью и спермой о простыню.

– Устала, малышка?

– Да, – мурлыкнула она мне в шею.

Улыбнулся, как идиот, и бросил:

– Спи.

– Надо в душ, я же вся в… ну, помыться нужно, – она заерзала, голос смущенный.

– Утром помоешься. Лежи, – поднялся, пошел в ванную, где быстро обтерся салфеткой. Намочил полотенце, и сел в ее ногах.

– Что ты… не нужно, – она попыталась не позволить мне раздвинуть ее ноги, но силы неравны.

Вытер кровь, стараясь быть аккуратным, и больше не причинять боли. Вывернул полотенце, и стер с её живота свои следы. У девчонки так щеки пылают, что в темноте видно.

И угораздило же меня!

Девочка, явно, в беду попала. Мелкая совсем, юная. Таким важно, чтобы первый раз был по любви, а затем, чтобы продолжение было. Прогулки, свидания, признания.

Бросил полотенце на пол, и снова опустился рядом со Славой. Она доверчиво обняла, закинула на меня ногу. Пальчиками вырисовывает какие-то буковки-цветочки на моей груди.

И мне впервые за долгое время хорошо и спокойно. Хотя я все отчетливее понимаю, что продолбался. Нужно было посадить девочку в такси, и не тащить в свою квартиру, зная, чем все завершится.

Она жалеть будет. А я ничего не смогу ей предложить – псих, помешанный на контроле себя, и всех окружающих.

Утром провожу её до отеля, и постараюсь объяснить, что первый раз для нас был последним. Для неё же лучше.

Слава заснула буквально через пару минут. Надо же – незнакомая обстановка, незнакомец, но так просто доверилась. А я лежал еще часа три, не меньше. На неё смотрел, в темноту, и думал.

Кто-то доверяется вот так, с лёту, а кто-то даже себе с трудом доверяет. Как я.

Может, все же, попробовать? С этой девочкой, уютно устроившейся на моем плече. Пара свиданий, а затем пригласить ее к себе, и пусть живет. Может, получится?

Нет. Я точно знаю, что будет. Будет злость, что на нее смотрят другие, а на такую, как Слава, не смотреть невозможно – очень уж красивая. И это будет сводить меня с ума. Будут требования пересмотреть круг общения, исключить из него всех парней, и большинство неподходящих подруг. Смена гардероба на водолазки и свободные штаны. И бесконечные проверки.

Никогда не жил с женщиной именно поэтому. Даже сейчас, стоит представить, начинаю беситься от того, что если Слава будет моей, то она станет несчастна.

Просто не дано мне это – доверять.

А значит… значит, только секс.

С этой мыслью я и заснул.

Глава 5

Первое, что я почувствовала – аромат кофе. Потянула носом, и улыбнулась.

А затем проснулась. Мама опять за своё взялась? У неё от кофе давление, но мама как маленькая себя ведет, и упорно пьёт то, что ей нельзя. Ну я ей устрою!

Открывать глаза не хочется. Знаю, что мама скажет на мои придирки: «Боже, никогда не жила со свекровью, и вот, родила её»

– Ну всё, – зевнула, и открыла глаза.

А я не дома. Я… я же в Петербурге, и даже не в отеле, а…

Игнат!

Оглянулась – его нет, зато в ногах скомканный плед, в который я шустро завернулась.

– Боже, – прошептала, чувствуя удушающий стыд.

Раньше я в голос смеялась над рассказами друзей, и над фильмами, где девушка после ночи с мужчиной ударялась в стенания: «Я не такая!», но… я же не такая! Ну не могла я с незнакомцем уйти, и так откровенно себя предлагать.

Не могла!

Но делала это. Я! Чёрт, и ведь не обвинить никого, в той квартире, куда меня Женька притащила, я даже не пила ничего, и не ела. Значит, подсыпать мне ничего не могли.

А жаль. Я бы хоть на наркотики свое поведение с чистой совестью спихнула. Но никаких наркотиков не было. Была пара глотков алкоголя – здесь, в квартире Игната. И когда я их делала, я уже знала, что будет дальше.

Кошмар какой!

«Если я сейчас выйду, и начну ныть, что я не такая, то буду дурой» – пришла вроде как умная мысль.

Или глупая – тут как посмотреть, опыта у меня нет абсолютно.

Хотя… опыт уже есть. Еще какой.

Встала с кровати, нашла свое платье, и натянула его – немного мятое, я помню, как его лишилась. Как лежала с раздвинутыми ногами, как между них была голова Игната.

И как это было восхитительно! Даже при воспоминании об этом – горячий, чуть шершавый язык, с напором ласкающий меня – томление охватывает. Низ живота тяжелеет, горит, а затем… тянет болью.

Боль до сих пор ощущается, и дискомфорт. Больно сейчас, а в тот, самый первый миг, я думала, что умру. А подруги-то говорили, что это вполне терпимо – девственности лишаться. Да если бы меня кто-то предупредил, что будет такая режущая, острая боль, то я…

… я все равно бы это сделала. С Игнатом. Боль потом утихла, и больше не вернется. Даже хорошо, что она была такой сильной.

Я всё прочувствовала. Так и должно быть. Наверное, именно так я и хотела – полного обладания, наслаждения от чужой силы и собственного бессилия, как жертва перед диким зверем – безудержным, яростным, голодным до одной меня.

Но хватит прятаться!

Белье я надевать не стала. Прошмыгнула в коридор, а затем и на огромную кухню, кажущуюся еще более пустой, чем вчера. Столько пространства! У нас дома тоже так, но мама накупила гораздо больше техники, всяких украшений, милых мелочей.

А здесь – воплощение минимализма.

Игнат – аскет? Буду знать.

– Проснулась? Кофе или чай?

– Кофе, – я улыбнулась мужчине.

Он одет только в домашние темно-серые штаны. Лучше бы футболкой озаботился, а то я пялюсь на его торс как дурочка какая-то. Но взгляд я отводить не стала. Смело подошла к поднявшемуся мужчине, и потянулась за поцелуем.

И получила его – короткий, но вспышкой зажегший во мне желание и обожание. Вот только Игнат колебался, пусть долю секунды, но я это уловила.

– Сейчас кофе тебе налью, – он мягко отстранил меня, во взгляде я увидела тень сожаления.

И все поняла.

Опустилась за барную стойку, на лицо надела привычную маску – что-то, а лицо нас педагоги научили держать. Даже тех, кто танцевал как коряга, и годился только канделябры по сцене таскать, и исполнять роль мебели – все умели делать хорошую мину при плохой игре.

– Сахар? Сливки?

– Нет, спасибо. Обычный эспрессо, – доброжелательно ответила я.

– Игнат у кофемашины, спиной ко мне. Ближе к шее она расцарапана – это я его так? Ну что ж, пусть запомнит. Навязываться я не стану.

Жалеть о том, что случилось – тоже. А вот жалеть о том, чего не случилось – буду, и очень долго.

– Если захочешь с сахаром, то вот, – Игнат поставил передо мной чашку, и указал на сахарницу. – Если хочешь принять душ, то можешь не стесняться. Или…

– Я у себя в отеле его приму, – перебила, и взглянула внимательно в его глаза.

Позволила дать понять, что мне все ясно, и не нужно расшаркиваться. Переспали? Бывает, жениться не обязательно.

Хотя обидно. Чертовски. Каждой девушке хочется, чтобы после первой близости ее целовали, заверяли в чувствах, а не подбирали слова, чтобы намекнуть, что неплохо бы распрощаться.

– Слава…

– Что? – сделала аккуратный глоток, и поставила чашку на стойку – горячий слишком. Если поперхнусь, то маска с лица спадет сухим гипсом, и я разревусь.

Лучше не рисковать.

– Прости, – бросил он.

На лице у него сожаление. Причем искреннее, и от этого еще больнее.

– Не нужно меня оскорблять своими извинениями.

– Ты же понимаешь?

– Наверное, – пожала плечами. – Сейчас кофе допью, и домой. Не переживай.

Может, у него девушка? Или вообще о жене наврал. Она в командировке, все по классике. Хотя… нет, квартира холостяцкая, никакая женщина здесь не живет, и долго не жила. Значит, это я такая непривлекательная, раз меня хочется поскорее выпроводить?!

– Ты чудесная девушка, и эта ночь… для меня, наверное, лучшая. Хотел бы думать, что и тебе было хорошо. Но, хоть это и звучит банально, дело не в тебе, а во мне.

– Звучит заученно, – усмехнулась я.

– Так и есть. Репетировал, – признался Игнат.

– Ладно, речь я оценила. Можешь не объясняться. Братьев-дядьев натравливать на тебя не стану, караулить у дома тоже. Я все понимаю. Так что давай без разговоров. Не хочешь, и не надо, – как можно более равнодушно бросила я, и переключила внимание на кофе.

Козёл! Хотя… может, это я дура, а он нормальный? Не зря же придумали, что сразу давать нельзя. Правило трех свиданий, как минимум, и все в духе того, что «зачем покупать корову, если молоко дают бесплатно?»

Нет уж, дала, и дала. Жалеть не буду. Классно было, хоть и больно.

– И все же, я объясню. Профдеформация у меня, характер поганый.

– Не заметила.

– Ты меня совсем не знаешь.

– Как и ты меня, – подняла на Игната глаза.

– Да, не знаю. Но вряд ли тебе бы понравилось иметь дело с таким, как я.

– А мне таких предложений не поступало – иметь дело с таким, как ты. Даже проверить не получится.

– Языкастая, – оскалился он. – Я про то, что… черт, хрен знает, как объяснить!

– Раз уж начал, то попытайся, сделай одолжение, – положила подбородок на сцепленные в замок ладони, и приготовилась слушать.

– Ты бы нормально отнеслась, если бы я заставлял тебя каждые пятнадцать минут звонить мне, или присылать смс с геолокацией? Если бы я контролировал, с кем ты общаешься, во что ты одета, не слишком ли откровенно? Если бы запрещал общаться с парнями, даже если это двоюродные братья?

– Ты ревнивец?

– Нет, – усмехнулся Игнат не очень весело. – Мне говорили, что я моральный урод. Дело не в ревности, а в контроле. Патологическом. Контроле всех, кто рядом. Тебе восемнадцать? Я примерно в это время понял, что нихера не получится. Встречался с девчонками, и каждый раз в эту ловушку попадал, при том, что не любил. Природа такая. Могу тебе отзывы уволенных сотрудников дать почитать, если интересно: «все зашибись, но начальник – говно, передохнуть не дает». Контроль, понимаешь? Безусловный. С возрастом, и с новым статусом все только хуже стало. Так что не вешай нос, мелкая, так будет лучше.

– А может не будет? – нахмурилась я. – Тебе-то откуда знать, что для меня – лучшее? Я привыкла к контролю. Говорила же – балетная я, педагоги были теми еще людоедами.

– И ты бы нормально отнеслась, если бы я пересмотрел твой круг общения?

Круг общения, состоящий из Жени и Веры?

– Да.

– И гардероб?

– Я скромно одеваюсь.

– И носишься по холоду в платьях, – хмыкнул Игнат. – Ладно. А если заставлю отчитываться по каждому шагу – где ты, с кем ты?

– Мне не сложно написать сообщение, или позвонить.

– День за днем? Передать полный контроль – это тебе не сложно?

– Нет, – фыркнула я – Боже, о чем он вообще? – Конечно, иногда это нереально – звонить и отчитываться. Например, я восстанавливаюсь, и скоро на сцену планирую вернуться. Грим, первый акт, но в антракте вполне могу звонить, пока подправляю макияж, и…

– Сцена, – перебил Игнат. – Ну а если мне не понравится то, что ты у всех на виду, и танцуешь? И я попрошу бросить то, на что ты годы потратила?

– Зачем? – растерялась я.

– Затем, что я – такой. Что скажешь?

– А ты попросишь об этом?

Игнат выразительно взглянул на меня.

Черт, и правда маньяк. Но балет… нет, не для того я столько мучилась, тренируя выворотность стоп, гибкость суставов и эти минимальные тридцать два фуэте, чтобы бросить до сорока пяти лет. Я же толком не танцевала еще!

– Дело даже не в сцене, – спокойно произнес Игнат, словно поняв, о чем я думала. – Тебя бы даже обязанность отчитываться о каждом своем шаге задолбала через неделю, малышка. Потому что это ненормально. А я бы ничего не смог с собой поделать, проходил уже это. Потому допивай кофе, а я отвезу тебя в отель.

Глава 6

Мы с Игнатом в машине.

Я молчу. Он молчит. Жалеет, или нет – плевать.

Я не жалею.

Понимаю, что это, наверное, не любовь, а чистая страсть, или же тень любви, ее начало, которое могло перерасти в нечто большее. Но не сложилось. Бывает. Это жизнь.

Мой педагог – Нина Васильевна – говорила, что ей в молодости, несмотря на красоту и талант, долго не позволяли танцевать партию Жизель. Потому что тогда она еще не любила, потому что тогда ее еще не предавали, не бросали, не отмахивались от нее. И любовь казалась светлым чувством. И только когда она пришла на одну из репетиций разбитая и уничтоженная после предательства мужа, тогда её и утвердили на эту роль.

Даже в разочаровании есть толика горького очарования. И все это может пойти на пользу.

– Может, в ресторан? Ты голодна?

– Нет, – легко улыбнулась Игнату.

Он уверенно ведет машину. Недоволен, хмурится. Он как отражение Петербурга, этого мрачного, величественного города.

– Надолго в Питере?

– Не знаю, – пожала плечами, – Обратный билет еще не куплен.

– Чем займешься сегодня?

– Чем-нибудь.

Чем я займусь? Как обычно – растяжкой. Даже в путешествиях, даже после травмы нужно стоять у станка, и тянуться, тренировать балетные позиции. Станок мне сейчас заменяет обычная вешалка для одежды – не слишком удобно и привычно, но хоть что-то.

А потом я пойду гулять. По Рубинштейна, а затем, как обычно, буду стоять у Исаакиевского – люблю это место.

– Вот мой отель, останови на парковке, пожалуйста.

– Здесь? – фыркнул Игнат. – Хреновое место, Слава.

– Зато недорогое.

– Тебе нужны деньги? Все совсем плохо? Я могу помочь. Снимешь хороший номер, и…

– Не стоит, – покачала головой. – Меня все устраивает.

– Даже тараканы и клопы?

– Мы сдружились, – хихикнула я.

Отель, нужно сказать, и правда жуткий. Родители исправно снабжали меня деньгами, но я не тратила, копила. Сама не знаю, на что я откладывала. И отель этот… да, он ужасен, но зато расположение прекрасное, и мы с Женькой неплохо уживаемся в одной комнате.

Уживались.

– Спасибо, что подвез. Пальто возвращаю, – скинула его на сидение, и хотела выйти из машины, но Игнат остановил, мягко сжал мою ладонь. – Что? Здесь два шага, не замерзну в платье.

– Про отношения я тебе все объяснил, но… как ты смотришь на то, чтобы встретиться? И встречаться, пока ты в Петербурге?

– Без обязательств, ты имеешь в виду?

– Да.

– Только секс?

Игнат поморщился, но кивнул.

А я… я не знаю. И ладонь чешется, просит пощечину отвесить – да как он смеет?! И соблазнительно это – согласиться. Рядом быть, Игнат ведь не просто понравился мне, здесь нечто большее. Любовь? Тяга? Страсть? Похоть? Все вместе? С первого взгляда, как удар ножом в сердце – выжить можно, но шрам останется навсегда.

Можно согласиться, присмотреться к нему, быть рядом. И направить туда, куда нужно мне – к отношениям. Не может ведь все быть так жутко, он утрирует, должно быть.

– Я… – начала, и замолчала.

Сбилась. А ведь хотела согласиться. Хотела бы снова оказаться с ним на простынях, только чтобы уже не было больно, а чтобы было только хорошо – руки, губы, кожа к коже. Запах секса.

Только Игнат. Рядом со мной.

– Нет, Игнат. Это не для меня. Может, несовременно это, но просто секс и никаких обязательств – такое меня не устраивает. Но о прошлой ночи я не жалею, – ласково провела по его щеке, и высвободила ладонь из мужской хватки. – Спасибо, что подвез.

– Стой, – рыкнул. – Пальто возьми, даже двух шагов может хватить, чтобы заболеть.

– Я закаленная.

Не нужно мне его пальто! Мне он сам нужен! Он!

– Тогда… поцелуй на прощание? – Игнат нагло посмотрел на меня.

Не смогла не восхититься – вот это жестокость!

– Пока, – повторила, и вышла из машины.

Ко входу в отель шла, не оборачиваясь. Знаю, он еще не уехал, машина на месте, и я не жду, что за мной побежит, как герой какой-нибудь романтической комедии.

А ведь хотелось бы.

Достала отключенный мобильный, сняла чехол, и вытащила из него карту от номера. А затем зашла в отель, слыша, как за моей спиной тронулась машина.

Уехал.

Что ж… обидно, но переживу.

– Ты где шлялась? – напустилась на меня Женя, едва я вошла в наш номер. – Я тебе с семи утра звоню, блин!

– Гуляла. Ты, как вижу, тоже гуляла, – холодно ответила.

Вид у подруги так себе. Губы как подушки – опухшие, красные. Шея и подбородок расцарапаны. Боюсь представить, чем она занималась.

Хотя… должно быть, тем же, чем и я.

– Гуляла, но с пользой для дела! Ты в курсе, что нужны танцовщицы и солистки для «Спартака»?

– В ноябре?

– В начале декабря новый состав начинает репетиции, а в январе будут спектакли. Угадай, кого ты вчера отшила, дура? Второго режиссера!

– А ты его утешила, – усмехнулась я, вспомнив этого урода.

Не знала, что это второй режиссер. А даже если бы знала, все равно не позволила бы к себе в трусы лезть.

– А я начинаю репетировать в труппе, дурочка. Здесь, в Петербурге! И вот увидишь, примой стану! Так где ты была?

– Я не хочу об этом говорить, – взяла полотенце, халат, захватила телефон и пошла в душ.

Вода холодная, нужно как обычно пять-десять минут ждать, пока не польется теплая. Сначала позвонила родителям, вчера-то совсем из головы вылетело это. Пока говорила, злилась. Ну почему так? Почему до сих пор нужно за все платить своим телом?

Может, и хорошо, что у меня травма. Не могу я по таким правилам жить.

– Ай, – выдернула ладонь из-под воды – уже кипяток, скинула платье, и хотела войти в душ, но телефон зазвонил.

Первая мысль, отчего-то – Игнат.

Но нет. Это Нина Васильевна. Да и откуда Игнату мой номер знать? Он его даже не спрашивал.

– Здравствуйте.

– Привет, Ярослава. Ну как ты, девочка моя? Лучше?

И снова это чувство вины. Перед той, которая столько сил в меня вложила, которая наравне со мной радовалась тому, что я буду на сцене блистать. А я вместо этого так бездарно сломалась.

– Лучше. Уже танцую потихоньку, тренируюсь. Я через пару недель заеду к вам, сейчас мы с Женей в Питере, но…

– В Петербурге? Замечательно, милая. Я как раз и хотела тебя в Петербург отправить. Уже договорилась насчет тебя.

– Договорились?

– Отправишься в театр. Завтра к одиннадцати. На тебя посмотрят, и ты получишь роль. Новый состав набирают для «Спартака», слышала?

– Да, но… роль? Я же… я не смогу!

– Сможешь! Если в состоянии танцевать – будешь танцевать. Возможно, роль Эгины, если таланта хватит, за тебя я слово замолвила. Либо кордебалет. Либо, если совсем беда, будешь роль мебели играть. Ты на сцену-то хочешь? Или предпочитаешь страдать, и рассказывать всем, как травма твою карьеру сгубила?

Выдохнула шумно.

Я этим и занималась долгое время – упивалась своей бедой. Злилась. Мне ведь такой шанс был дан – сразу из балетного на главную сцену страны, а тут травма. Восстановление. И я точно знала, что никто меня ждать не станет, придется заново доказывать всем, чего я стою. И не факт, что я смогла бы доказать.

– Завтра в одиннадцать? – переспросила я.

– Да. Надеюсь, шанс ты не упустишь. Прояви себя. А травма… это не в последний раз, Слава, к сожалению. Будут еще. Завтра, как выйдешь, набери меня.

Нина Васильевна отключилась, не прощаясь.

Энергия вскипела во мне. Даже удивительно – так долго я просто по течению плыла, а сейчас словно проснулась. И, кажется, что способна горы свернуть.

Жене я ничего не рассказала. Высушила волосы, съела яблоко, опустила планку вешалки, и встала за самодельный станок.

– Гулять со мной пойдешь? – подруга вытянула ноги по стене, растянувшись на кровати. – Я сегодня с Жоржем встречаюсь. Он с друзьями будет.

– Жорж?

– Ну Жорик. Второй режиссер. Идем со мной, может, получишь какую-нибудь небольшую роль. Дурой не будь! Понятно, что Эгину ты танцевать не будешь, но хоть что-то можно выбить, если будешь поласковее.

Нельзя ей говорить. Женьку я знаю – обидится. Любит она сердиться, когда сердиться вроде как не за что. В прошлый раз она орала, что я со всеми переспала – и с женщинами, и с мужчинами, и даже с костюмерами, чтобы роль получить. И с подругой успехом не поделилась.

– Я останусь, нужно репетировать. Да и тебе бы не помешало, Жень, раз уж у тебя роль в кармане. А ты все валяешься.

– В декабре и начну, – зевнула она. – Скучная ты. Ладно, я до часу посплю, а потом меня ждут. Надумаешь – накрасься, и вместе пойдем. Мальчики не обидчивые.

Я закатила глаза, и продолжила. Ступня болит, но терпимо. Интересно, смогу ли я завтра танцевать, или опозорюсь? Может, сейчас и проверить себя?

Нет. Страшно. Лучше нагружу свое тело, а завтра уже пусть будет так, как суждено.

Женька встала, и я сделала перерыв, пока она бегала по комнате, заполошно одеваясь, нанося макияж, и делая укладку. Ушла. И я продолжила тренировку – танцем это не назвать. Еще неделю назад свалилась бы после этих семи часов, я бы и трех не выдержала, а сейчас энергия словно бесконечна.

Не знаю, после звонка ли это Нины Васильевны, или после встряски, что устроил мне Игнат?

– Хватит, – выдохнула, почувствовав, как ноги начинают буквально трещать. – Иначе я завтра до театра даже не дойду, не то, что не станцую.

Приняла душ – волосы тоже пришлось помыть второй раз, до того я вспотела. Замоталась в полотенце, и выглянула в окно. Темнеет уже. Сейчас отдохну, высушу волосы, и пойду гулять.

Одна. Без всяких Жоржиков-Жориков. С наушниками в ушах, под русские романсы.