Первое правило королевы
И Сидор Семенович подпрыгнул, рванулся, проскочил мимо Инны, распахнул дверь и закричал на весь коридор:
– Лида! Лида!!
Никто не отозвался, и главный редактор больше кричать не стал, вбежал обратно, захлопнул дверь, промчался мимо Инны – она посторонилась – и плюхнулся в кресло.
– Никого нет, – усевшись, сказал он извиняющимся тоном. – А вы хотели… верстки поглядеть?
Сидор Семенович отлично помнил те времена, когда без высочайшего партийного одобрения не выходил ни один материал, даже в рубрике «Объявления».
– Нет, – успокоила она его, – верстки я смотреть не стану.
– Тогда, может, кофейку? – заботливо спросил Сидор и опять оглушительно закричал, но уже не сходя с места: – Лида, Лида!!
Ясное дело, никто не отозвался, и главный редактор посмотрел на Инну виновато.
– Нет-нет, – поспешно отказалась она, – я не хочу, спасибо. Мне бы узнать, что это за журналист у вас пишет. Зовут Зинаида Громова. Это псевдоним, да?
Главный редактор замер. Зазвонил телефон, он сорвал с него трубку и метнул ее в кресло. Потом посмотрел на Инну оценивающе, словно соображая, надо ли выдавать тайну. Соображая, он почесывал в худосочной бородке. Сигарета дымилась, и Инне казалось, что он сию минуту непременно себя подпалит. Она даже чувствовала запах жженого волоса.
– Да как вам сказать… – Сидор почесался в последний раз и понес сигарету к пепельнице, но опоздал. Пепел упал на пиджак. Он скосил глаза и решительно сдул серую колбаску, разлетевшуюся невесомыми хлопьями. – А на что она вам сдалась, эта Громова, матушка?
– Ах господи, да ни на что, – стараясь быть как можно более убедительной, словно в сердцах сказала Инна. – Мне нужно с ней поговорить.
– Да о чем с ней говорить! Я вам вот порекомендую Льва Самойловича Ронинсона. Это наш постоянный автор, журналист с пятьдесят третьего года, такие статьи пишет, что всем московским щелкоперам сто очков вперед даст, и на прошлой неделе как раз его обзор…
– Нет, – перебила Инна, – не надо мне Льва Самойловича! Мне бы Громову, или как там ее.
– Да на что она вам нужна?! Вот могу порекомендовать Медведкову Клаву. Хоть и молодая, сорок семь всего, а такие материалы по культуре дает, до слез прямо!..
– Не надо мне Клаву! А что за секреты, Сидор Семенович? Или она у вас в разведку ходит, эта Громова?
– Так вы небось не просто так интересуетесь, – вздохнув, себе под нос пробормотал главный редактор. – Когда администрация к прессе интерес проявляет, это известно для чего.
– Для чего?..
– Или по шее дадите, или заставите про кого-нибудь писать! А у нас пресса демократическая, нашей газете весь город доверяет, вот в прошлый раз написали, что воду прорвало на Лесной, а никто не чинит, так после этого председателя хозяйственной комиссии…
– Знаю, – перебила его Инна, – конечно, знаю! Уволили его с треском. У вас хорошая газета, Сидор Семенович, но мне все равно нужна Громова Зинаида. Или у вас такая не работает?
Сидор посмотрел на нее без очков, потом решительным жестом кинул на нос очки и посмотрел через них. Из-за захватанных толстых стекол казалось, что главный редактор сверх всякой меры таращит глаза.
– Да она вообще-то внештатный корреспондент, – признался Сидор. – То есть на заказах работает, а в редакции и не бывает никогда. А что такое, матушка, Инна Васильевна? Или напортачила чего-то? Так вы скажите, мы мигом ее…
– Да никто ничего не портачил! – Вот так она и знала, что с главным редактором ей придется туго. – Все нормально! Мне нужно с ней поговорить, вот и все!
– Да об чем говорить-то?!
– Да об том, что из сумасшедшего дома сбежал маньяк, – брякнула Инна первое, что вспомнилось из мухинских газет. – Она написала статью.
Сидор Семенович думал всего одну секунду – он мог наизусть перечислить все темы, на которые его газета «реагировала» и «давала публикации» за последние несколько лет. Он и вправду был рожден главным редактором.
– Так это старый материал!
– Так мне и нужен старый!
– Так мы уже на вид ей поставили! Все в порядке.
Инна взялась рукой за лоб и тут же отпустила. Перчатка, пахнувшая ее собственными духами, словно чуть-чуть приглушила «Яву».
– Кому вы поставили на вид?
– Громовой. Только она никакая не Громова, а зовут ее Захар Юшин. Его то есть. А Громова – это псевдоним. У него еще есть. Грушин какой-то, потом Гулина Зейнара, потом еще…
– Что вы поставили ему на вид?
– Как что?! Публикацию непроверенных сведений, что же еще!..
Чем дальше в лес, подумала Инна, тем больше дров. Воистину.
– Каких непроверенных сведений, Сидор Семенович?
– Так о которых вы сказали, матушка!
Тут Инна вдруг рассердилась. Ей не нравилось, когда она ничего не могла понять.
– Сидор Семенович, вы говорите загадками. Объясните, пожалуйста. А лучше дайте мне номер телефона этого самого Захара Юшина, и я все выясню сама.
От одной мысли, что Инна сама станет выяснять, главного редактора передернуло.
– Так мы же выяснили, матушка, Инна Васильевна! Были даны непроверенные сведения? Были! На вид было поставлено? Было! Ну, и все. Инцидент, так сказать, исперчен! Мы извиняться не стали, конечно, потому что случай такой, необыкновенный, хотя по-хорошему стоило бы. А вы-то как узнали?..
– О чем?!
– Так о том, что публикация эта… ну, что не было никакого маньяка из сумасшедшего дома!
Инна посмотрела на главного редактора так, словно он внезапно объявил себя тем самым маньяком, подумала и уселась на ближайший стул.
– Что значит – не было? – спросила она осторожно.
– Матушка, так вы не знаете? – поразился главный. – А я-то думал!.. Нет его, этого маньяка, он уж помер много лет как, и откуда он взял его, Захар-то, я и не знаю! Жареного чего-то захотелось, тем более газета летним месяцем вышла, там новостей особенных нету, вот он и тиснул ерунду какую-то! А потом нам из лечебницы позвонили, говорят, что это вы написали, когда никто от нас не сбегал вовсе, а тот, про которого вы написали, что сбежал, лет десять как помер!
– Так, – сказала Инна. – Сидор Семенович, дорогой, вы мне найдите, пожалуйста, эту публикацию. У вас в компьютере есть, наверное. Да, и еще телефон Захара и адрес.
– Ну… конечно, – согласился главный так, словно отказался, – только вы бы мне, матушка, Инна Васильевна, сказали, на что он вам, а я бы…
Инна сосредоточенно думала и бормотания главного почти не слушала.
Вряд ли губернатора Мухина так перепугала новость о сбежавшем маньяке, что он решил непременно показать ее Инне, а потом с горя застрелился. Значит, это не имеет отношения к делу?
Или имеет?
И еще странным казалось, что у этой истории с маньяком есть… «хвост». То есть кто-то ее прочитал, потом позвонил в редакцию, потребовал извинений, а редакция поставила корреспонденту на вид – все это никак не вязалось с общей… незначительностью ситуации. И непонятно, зачем корреспондент написал, что кто-то сбежал, когда никто не сбегал. По опыту Инна знала, что журналисты никогда не врут просто так – только в соответствии с какими-то своими надобностями или по разгильдяйству.
Что за надобность – написать, что сбежал маньяк, который десять лет как помер?.. Что за разгильдяйство?.. Какое-то слишком уж… откровенное!
Или кто-то на самом деле сбежал, и корреспондент просто перепутал фамилии?
– Вот, – подал голос главный, – вот распечаточка со статьей, а адрес… сейчас будет, матушка, Инна Васильевна.
Он набрал в грудь побольше воздуху, гаркнул:
– Лида!!
Послушал-послушал и улыбнулся Инне извиняющейся улыбкой.
– Нету никого! Так рано я один прихожу, а больше… некому. Молодые все, ленивые!.. Вы подождите чуток, я сам схожу.
С тлеющей сигаретой в одной руке и ручкой в другой главный проворно выбежал из кабинета, и его тяжелая рысца смолкла где-то в глубинах редакции.
Инна просмотрела статью.
Собственно, это была никакая не статья, а маленькая заметочка в информационном духе. Говорилось, что маньяк ужасен, что он совершил ряд тяжких преступлений и теперь в Заболоцком районе жителям следует быть осторожнее.
Никаких кровавых деталей, никаких живописаний преступлений, никаких щекочущих нервы подробностей побега, на что мог польститься истомленный летней новостной бескормицей журналист.
Ну и что?!
Ничего.
Тем не менее именно на этой газете – Инна прекрасно это помнила – губернатор вывел синими закорючками – «Селиверстовой».
Имеет это отношение к делу или не имеет?
А черт его знает.
И Ястребов Александр Петрович. Ему зачем заметочка про маньяка и вся остальная куча макулатуры? Что-то ведь было в ней, что представляло для него интерес и опасность!
Вернулся запыхавшийся главный и с порога стал тыкать в Инну листочком, на котором был записан адрес Захара Юшина.
– Только адресок-то по прописке, – словно извиняясь, сообщил он. В извиняющемся тоне присутствовало некоторое злорадство – мол, если не найдешь, я не виноват. У нас «адресочек только по прописке», а там кто знает, где он живет!
– А как же вы его находите, если он вам нужен?
– Сам, сам, только сам. Сам звонит, сам находится! А мы и не ищем, матушка.
Тут Инна заподозрила неладное.
– Сидор Семенович, а вы… знаете его в лицо?
– Нет! – обрадовался Сидор. – Не видал никогда! Говорю же, не приходит он к нам.
– А… материалы как вы получаете? Гонорары как платите?
– Материалы по компьютеру приходят. Это… удобно, матушка. Раньше машинисток штат держали, а теперь одна осталась, потому что все по этому компьютеру научились! А гонорары по почте, переводом, согласно прописке и паспортным данным!
– Ну, ведь он должен был хоть один раз тут появиться!
– Ни разу не появлялся!
– А в самый первый? Как вы его на работу брали?! По компьютеру?
Главный почесал бороду и признался, что как именно корреспондента Юшина брали на работу, он сказать не может, потому что брал не он, а заместительница, которая по весне вышла на пенсию и уехала к сыну в Новочеркасск. Впрочем, может быть, это был Новокузнецк. Или Новый Уренгой.
Инна поблагодарила его и потом в соответствии с законом, которому всех научил штандартенфюрер Штирлиц – из разговора всегда запоминается только последняя фраза, – пригласила Сидора выступить с докладом на заседании литературного общества.
– Ваше приложение печатает молодых авторов, – добавила она, проявив недюжинную осведомленность. – Вот вы и расскажете об общих направлениях и тенденциях сегодняшнего книжного рынка в Белоярском крае.
Сидор Семенович почесал бороду, пару раз назвал Инну «матушкой», опять предложил кофе и пообещал сейчас же «засесть за доклад».
На холодной, со всех сторон продуваемой лестнице Инна развернула бумажку с адресом. Адрес был совсем незнакомый – неизвестно, что она ожидала увидеть.
Возможно, и нет ничего странного в том, что корреспондент не появляется в редакции. Что ему там делать, если он внештатник и задания получает по телефону, а выполняет их «по компьютеру»? Тем не менее странным казалось, что главный не знает его в лицо. Так не бывает.
«Не-бы-ва-ет», – отчетливо повторили каблуки.
На улице было морозно, солнечно, и очень много крепкого холодного воздуха. Инна полной грудью вдохнула и выдохнула, прогоняя из легких и головы желтую сигаретную вонь.
Ее машина в клубах белого дыма была совсем близко, и она вдруг расстроилась, что ей не придется идти, – так хотелось еще немного побыть в этом солнечном, холодном, величественном мире.
Если бы у нее был сын, она взяла бы его кататься на лыжах. Они поехали бы на берег Енисея, где меньше всего торосов и не слишком высоко, и катались бы, и валялись в снегу, и визжали, и устали бы, и в сумерках поднимались на горку, чтобы съехать «еще один раз, последний», а дома их ждал бы обед, и теплый плед, и хорошая книжка, одна на двоих. И в конце концов он уснул бы у нее под боком – с разгоряченными щеками, спутанными светлыми волосами и длинной худой спиной.
Она открыла дверь и села на заднее сиденье.
– Уже? – удивился Осип. Он знал, что ее визиты в редакции, как правило, бывают затяжными. – Хорошо, что я успел. А то ждала бы.
– Ты уезжал? – рассеянно спросила Инна.
– Да недалеко. Заправился и в монтаж заскочил, а то мы с тобой без запаски ездим, как пижоны малолетние!.. Думаю, выйдет не скоро, успею. И успел.
Что-то укололо ее в мозг, и она даже тряхнула головой – здорово укололо!
Вчера, пока она была с Ястребовым в эфире, верный Осип Савельич вполне мог «успеть» доехать до ее дома, войти и собрать с пола все газеты!
Почему она не подумала об этом раньше?!
Ведь она, приехав домой, в кабинет не заходила и понятия не имеет, оставались там газеты или уже пропали!
Почему Ястребов?
Почему не Осип?!
Почему не Юра, который так и не догнал их на пустынной дороге?
Почему не горничная Наташа, которой не существует в природе, то есть в хозяйственном управлении?!
Инна закрыла глаза.
Эфир закончился, она поговорила с Ястребовым и на первом этаже обнаружила мрачного Осипа, который пенял ей за то, что она выставила Александра Петровича дураком. Он вполне мог и не смотреть, а спросить у кого-то, о чем шла речь.
Не было никаких проблем с ключами – особенно у своих. И Юра, и Осип отлично знали, что за притолокой по сибирской традиции Инна держит запасной ключ, на тот случай, если внезапно нагрянет муж – когда он еще мог нагрянуть, – или подруга Арина, или свекровь прилетит из Москвы с кастрюлей котлет, такое тоже бывало.
Осип знал о газетах.
Осип знал все. По крайней мере, гораздо больше, чем Ястребов.
Юра тоже знал об этих проклятых газетах. Он заехал за ней перед эфиром и видел разостланное в кабинете газетное поле.
Юра не знал про улицу Ленина, а Осип знал.
Осип сказал ей, что, по слухам, за всеми нынешними темными делами в крае стоит Ястребов Александр Петрович. Осип сказал, что Ястребов сотрет ее в порошок. Осип чего только не сказал!..
Как узнать?.. Как, черт возьми, узнать правду?
– Ты что притихла, Инна Васильевна?..
– Ничего. Я думаю, Осип Савельич. Не мешай мне.
Осип оскорбился. Он вовсе не мешал. Он осведомлялся и контролировал ситуацию!
Он засопел, но Инна не обращала внимания – смотрела в окно.
Разгадка тайны начинается с правильных вопросов.
Какой вопрос самый правильный?
Самый правильный вопрос – кому это выгодно?
И кому же?
Смерть губернатора Мухина выгодна его политическим конкурентам – Ястребову, Якушеву, который автоматически из замов стал действующим губернатором – пусть и.о. Пока Мухин был жив и здоров, Якушев оставался вторым лицом. Всегда. Теперь стал первым и вполне самостоятельным. Специалисту по гробам – фамилия не Безенчук! – израильскому бизнесмену, и борцу за женское равноправие Валентину Григорьевичу Хрусту от смерти Мухина тоже весьма ощутимая польза, опять же в смысле будущих выборов.
Кто из них мог решиться на убийство?
Инна смотрела в окно.
Никто. Ястребов не в счет.
Свекровь говорила: «кишка тонка» – очень верно.
Все они были политиками – средней руки, за исключением Ястребова, который вообще политиком не был, больше промышленником, и, насколько Инна его узнала, убил бы не задумываясь, если бы кто-то угрожал его семье, бизнесу, карьере.
Больше смерть губернатора не выгодна никому.
Семье? Нет, никогда. Они остались сирыми и убогими, и некому защитить и обогреть их, чему свидетельство – губернаторская дочь, почти потерявшая разум от горя и слабости.
А Осипу, к примеру?! Осипу губернаторская смерть выгодна?!
Инна посмотрела в крепкий затылок.
Затылок выражал «оскорбление чувств», за то что его так грубо отшили с вопросами.
Осип был с ней на улице Ленина. Ей впервые пришло в голову, что она понятия не имеет, чем занимается ее водитель, когда она его не видит.
Вполне возможно, что, выждав время, он вошел следом за Инной в темный купеческий подъезд, а потом в квартиру губернаторского сына и… и…
Нет, даже додумать до конца она не могла, хотя первое правило ее жизни гласило – никогда и ничего не бояться.
Зачем Осипу смерть Мухина и его жены? Он-то не претендовал на трон и вряд ли когда-нибудь станет баллотироваться на выборах!
А газеты, которые пропали? А «ЗГ», которого никто не видел? А сбежавший маньяк, которого не было? А горничная, которая оказалась не горничной?
И еще губернаторская дочь с нелепой историей о том, что она видела, как убивали ее мать! И еще Глеб Звоницкий, который видел неизвестного, шедшего за Катей по пустой и темной улице! И еще Юра, который появился в студии значительно позже, чем должен был появиться! Почему вместо десяти минут он ехал двадцать?
А преступление, наказание, грехи, искупление, история с утопленницей?!
В своем кабинете Инна первым делом переобула промокшие на снегу туфли, попросила кофе и посмотрела на телефон, прикидывая, не позвонить ли домой, не спросить ли у Кати, как она себя чувствует, и решила, что звонить не станет. Как бы Катя себя ни чувствовала, Инне все равно некогда с ней возиться.
Секретарша принесла поднос – кофейник и чашку и большой лохматый киви на тарелочке. Знала, что ни тортов, ни пирогов Инна есть не станет, а «фруктик» ничего, скушает.
Инна задумчиво скушала «фруктик».
Ей хотелось найти Ястребова, немедленно, посреди совещания или заседания, или что он там делает сейчас, и спросить, кто убил Мухиных и зачем.
Ей хотелось выйти в приемную, схватить Осипа за кожаные грудки, потрясти хорошенько и вытрясти из него правду.
Ей хотелось вытащить из-за стола Юру, посмотреть ему в лицо и потребовать объяснений и оправданий.
Еще хотелось подняться на один этаж в приемную Якушева и устроить ему скандал, жуткий и ужасный, такой, чтобы в результате она убедилась, что он ни в чем не виноват!
Ничего этого делать нельзя.
Она знала, что убийца следит за каждым ее шагом и для него она – как на ладони, а она даже не знает, в какой он стороне!
Сверяясь по бумажке Сидора Семеновича, она набрала телефонный номер и долго ждала ответа, вся подобравшись.
Никакого ответа. Корреспондента Захара Юшина не было дома – по крайней мере в том месте, где он проживал согласно прописке.
Инна разыскала в столе телефонный справочник Белоярского края и стала листать.
Вот интересно. Белоярский край огромный, сколько-то Бельгий, сколько-то Голландий, княжеств Монако вообще не счесть, а справочник даже не слишком толстый. Мало людей в Белоярском крае.
Мало людей, телефонов, домов, машин.
Много тайги, Енисея, алюминия, угля – разных разностей, которые озолотят того, кто откусит от них кусочек. Богатство России будет прирастать Сибирью – это еще в школе проходят, да только до богатства этой самой России никому нет никакого дела. Зато вожделенный кусок, который так хочется и который многим не по зубам, в один прекрасный день вдруг возьмет да и задавит откусившего, как золото задавило падишаха в мультфильме про антилопу!
И Мухин тут ни при чем. Мухин любил машину «Волга», салат «Столичный» в квадратном соуснике, полированные шкафы и зеленые портьеры. Да, он купил дочери квартиру, а сыну еще и работу, но все это убогие мелочи по сравнению с возможностью купить весь мир – нет, два мира по цене одного! А такую возможность кусок Сибири, взятый в личное пользование, вполне обеспечивал.
Убить за нее ничего не стоит. Хоть один, хоть два, хоть десять раз.
Инна долистала до Заболоцкого района и стала читать. Больниц в районе оказалось несколько. В Заболоцке только одна.
Инна стала звонить туда. Долго не соединялось, потом соединилось, но неправильно, потом опять не соединялось, и когда она наконец дозвонилась, выяснилось, что звонить надо в другое место, и там долго и придирчиво выясняли, зачем ей телефон «спецучреждения», и она что-то врала, и когда телефон наконец получила, чувствовала себя почти что кандидатом в это самое учреждение.
Прежде чем звонить, она тихонько выглянула в приемную.
Осипа не было видно. Дверь в комнату помощника прикрыта. Секретарша бодро и безостановочно стучала по клавиатуре компьютера – как пить дать писала непутевой дочери курсовую или доклад.
Инна закрыла дверь так, чтобы даже щелочки не осталось, и вернулась к телефону.
«Спецучреждение» ответило быстрее, чем больница.
Инна попросила телефон главврача, и бодрый старческий голос уверил ее, что это и есть главврач, Егоров Иван Адамович.
– Здравствуйте, меня зовут Инна Селиверстова, я начальник управления информации края.
– Ох-ти, – тягостно вздохнула трубка, – опять пресса на нас войной пошла. Так, нет?
– Нет, – удивилась Инна, – не так.
– А что такое?
– Да вот, – бодро начала Инна, – у нас тут целое дело вышло! Какой-то корреспондент написал, что от вас маньяк сбежал, а оказалось, что это неправда. Теперь вдруг выяснялось, что и опровержения не было, а публикация непроверенных и заведомо ложных сведений…
– Милая моя, – перебил ее дребезжащий голос Ивана Адамовича, – драгоценная! Вы что? Только недавно работаете?
– Почему? – удивилась Инна.
– Да потому что никому мы не нужны! Еще опровергать, если на нас набрехали! А что люди целый месяц по домам сидели, носа высунуть не смели, так на то всем наплевать!
– Я и собираюсь исправить ошибку, – уверила его Инна. Ей было неловко. – Помогите мне, Иван Адамович.
– С удовольствием величайшим и всем, чем могу, только должен поставить вас в известность, что «Белоярские вести» перед нами извинились. Так сказать, кулуарно, так сказать, по-тихому, но все же… извинения были принесены. Да не за себя мы обиделись! На нас чего только не говорят, чуть ли не детей едим, а людей по всему району перепугали, вот что плохо!.. Так, нет?
– Так.
– Чем помочь, драгоценная Инна Васильевна?
– В заметке сказано, что от вас сбежал маньяк. Преступник. Он сбежал и скрывается где-то в районе. Скоро доберется до Белоярска. Что из этого неправда?
– Все, – решительно высказалась трубка. – Все абсолютно. Во-первых, мы никакой не изолятор для принудительного лечения преступников! Мы просто психиатрическая больница номер сорок три! Мирное учреждение! У нас не бывает маньяков, милейшая Инна Васильевна! Так, нет? У нас психически нестабильные больные. Шизоиды, истероиды, параноидальные и депрессивные психозы. Да, и, конечно же…
Инна перебила. Ей не хотелось ничего знать о том, сколькими способами человек может сойти с ума.
– Иван Адамович, а кто от вас сбежал? Или никто не сбегал?
– Выдумки, выдумки все, да еще опасные! У нас медицинское учреждение, а меня мэр на ковер вызвал и давай шпынять – больные от тебя бегут, пресса пишет! Нехорошо – так, нет?
– Нехорошо, – согласилась Инна. – Так откуда корреспондент взял, что кто-то там сбежал?
– Вот уж не знаю, – язвительно уверил Иван Адамович, – это вам видней, потому что вы за информацию отвечаете. Так, нет?
Инна согласилась, что отвечает.
– И совсем ничего такого, что могло бы… навести корреспондента на такой странный материал?
Кажется, теперь она всерьез рассердила Ивана Адамовича.
– Милейшая, драгоценная, алмазная Инна Васильевна! Не знаю я, что могло бы, что не могло бы!.. Может, ему тоже, знаете, неплохо бы нервную системку у нас подлечить. Так сказать, вдали от суеты жизни!..
Далекий, но отчетливый голос то наплывал, то пропадал, и Инне казалось, что неведомый Иван Адамович извивается, словно колышимый волнами.
– …единственный прискорбный случай, когда погиб человек, двое даже, но тому уже больше трех лет!
– Какой случай?!
– Драгоценная вы моя Инна Васильевна, я поведаю вам, конечно же, но вы уж постарайтесь, чтобы в газетах про это не написали, что у нас тут… сплошные побеги, да убийства, да маньяки. Так, нет?
– Какой случай, Иван Адамович?
– Двое утонули у нас. Больной и санитар. Мы бельишко, знаете, сами стираем, своими силами. В прачечной в основном больные трудятся, кто поспокойнее. Ну, полощем в реке, конечно. Вот больной полоскал да вдруг бросился! Санитар вытаскивать его, да обоих и утянуло. По весне случилось, холодно еще было. Так и не спасли. И криминала никакого, как видите.
Вряд ли пациент психиатрической лечебницы, утонувший три года назад, мог быть как-то связан с губернатором, или его семьей, или предвыборной гонкой, и поэтому Инна спросила просто так:
– А как его звали, того больного?
– Да на что он вам, драгоценная Инна Васильевна? Уж это вам в ваших информационных делах точно не понадобится! – Иван Адамович как будто зазмеился, утек, а потом вернулся в Иннино ухо. – Так-с, звали его Георгий Мурзин.
– Как?!
Иван Адамович помедлил, словно сверился с записями.
– Георгий Мурзин. Да я помню его, дражайшая Инна Васильевна! Отлично помню! Очень милый был человек, и болен не так чтоб уж очень.