Счастье в мгновении. Часть 2

Глава 11

Я оглядываю высотное здание офиса, находящееся в центре Мадрида.

«Как красиво… А внутри там, наверное, дворец?..»

– Здравствуйте! – приветствует меня на входе мужчина, сидевший за стойкой. – Слушаю Вас.

– Здравствуйте! Я с модельного агентства «Планета стиля» и…

Мужчина перебивает меня:

– Я понял. Извещён о том, что вы должны придти. Поднимайтесь на 14 этаж, 117 кабинет. Вас уже ждут. Вот вам карта для входа.

Стоя в лифте, я обозреваю себя в зеркале и добавляю немного прозрачного блеска на губы. Мой идеальный внешний вид придает мне бодрость и уверенность в себе, что поможет мне смело взять необходимые документы и, если будет на то необходимость, поддержать на профессиональном уровне диалог с инвестором и тем самым выполнить порученное мне Максимилианом дело.

Неожиданно-приятно, что Максимилиан извинился за тот инцидент, осознав, что тот тип – Джексон Моррис – не причинит никакого вреда агентству. Смею заметить, что годы меняют людей, как и обстоятельства, и возлагать большие надежды на то, что Джексон абсолютно идентичен прошлому образу, который был когда-то неразлучен со мной, – ненадежно, несмотря на то, что при каждой встречи с ним, с новой его грубоватой, эксцентричной, импульсивной и неузнаваемой личности, в моей душе разгорается теплый и ностальгический огонек, превращающийся каждый день в пламя.

Поэтому я, что ни на есть, рада тому, что мы с Джексоном выбрали свои жизненные пути, прояснили случай с прессой и разбрелись по глубинам Мадрида.

Глубоко вздохнув, собирая на себе недоуменные и подчас завистливые женские взгляды, я стучусь в кабинет.

– Можно войти? – смущенно хрипло выдаю я.

Раздается ровный, мужской, низкий голос:

– Да, но будьте осторожны, здесь скользко.

Я распахиваю дверь, вхожу и пошатываюсь от образцового, в пастельных оттенках интерьера кабинета, оттого пропускаю смысл слов, сказанных инвестором. Окинув глазами всё пространство, я восхищаюсь огромным, весьма просторным, помещением с панорамным видом на центральную площадь Мадрида. Посередине кабинета стоит письменный, бежевого оттенка, удлиненный стол, как я полагаю, предназначенный для совещаний, на котором расположен серебристый ноутбук Apple MacBook Air. Светло-коричневое кожаное кресло безукоризненно вписывается в обстановку офисного кабинета. Из-за горизонта появляется половинка солнечного диска и щедро освещает минимализм убранства.

Я делаю пару шагов, постукивая каблуками, и поворачиваю голову в левую сторону, к мужчине, который стоит спиной ко мне возле шкафа с открытыми полками, заполненными массивными пачками бумаг и держит в руках документы и штампы с печатями. Сделав еще один случайно-резкий шаг, моя шпилька на туфлях становится неустойчивой, и я, взмахнув руками, падаю на кафельный влажный пол.

Мужчина молниеносно ступает ко мне и, подавая руку, непоколебимым, железным голосом цедит:

– Я же информировал Вас, мисс, что полы мокрые.

Держась за ладонь мужчины, я поднимаюсь, одергиваю своё платье, мысленно осознавая то, что сейчас произошло.

«Кто мог попасть в самую нелепую ситуацию и опозориться, упав в ноги финансовому партнеру, так это только Милана… Неуклюжая Милана».

– Не ушиблись? – со сдержанной вежливостью выдает мужчина.

– Нет, простите, я не… – Сгорая от стыда, я поднимаю взгляд, наполненный смущения, на инвестора и… в мой разум вливается вода, не давая мне возможности соображать. Кабинет бешено вертится в моих глазах и я, опираясь кулаком о край стола, с упавшим сердцем, гляжу на черты человека.

– Д-Джексон-г? – вырывается от изумления из меня. Это жестокий обман зрения? Внутренности переворачиваются. Я стою не в состоянии вымолвить слова. Оцепенение вызванное внезапностью нападения нового события вселенского масштаба, покрывает меня с головой. Джексон взирает с неописуемо-потрясенным видом и, недоумевая, выражается, изогнув бровь:

– Милана?

– Но… но как? – Мое сердце перестает биться. Дрожащим от убийственного онемения в теле голосом, я произношу: – П-подожди. Мне сказали, что нужно взять документацию у нового инвестора агентства и…

Охваченный невыразимым удивлением, Джексон ледяным голосом, не позволив проникнуть улыбке на лице, заключает:

– Я и есть новый инвестор.

Я лишаюсь сознания под натиском не поддающихся описанию эмоций, обуревавших меня полностью.

– Как это ты?

Вне себя от поразившего меня на повал удивления я пробегаю глазами по Джексону, делая остановку на его мускулистой груди, виднеющейся из расстёгнутых верхних пуговиц на его белой рубашке, отмечая пленительный аромат парфюмерии, исходящий при каждом его движении.

– Я принял для себя мысль о помощи своему другу с открытием филиала модельного агентства и решил стать инвестором, – глядя мне в глаза, как он только может, излагает Джексон. В его очах море эмоций, но он их ловко скрывает под видом хладнокровного, ледяного мужчины, которого ничто и никто не может задеть, позволив ему стать уязвимым.

В мозгу вихрем проносится: «Почему Джексон? Куда бы я не пошла, где бы я не была… Как так получается?»

Я допускаю, что Джексон, став вкладчиком, косвенно привносит свои извинения за тот инцидент с прессой, из-за которой меня чуть ли не вышвырнули с модельного агентства.

– Джексон, не стоило из-за меня это… – говорю я все тем же не собственным голосом.

– Милана, это не из-за тебя и это не обсуждается! – грубовато отрезает он.

Лжет! Уверена!

– Можно пройти? – осторожно протягиваю я.

Между нами слепой, но непробиваемый барьер. Он не позволяет себе открыться. Ему что-то мешает.

– Конечно, извини за отсутствие вежливого тона, – проводит он судорожно по лбу, где собрались бисеринки от пота. – Проходи.

Откуда в нем собралась масса этих неискренних слов, которые он гордо произносит? Я подхожу к окну, вид в котором неотразим и всматриваюсь вдаль.

– Красивый у тебя офис. Здесь и жить можно, – вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.

– Да… – Он становится рядом со мной. Трудно совладать с нервами. Он так соблазнительно близко, что мозг перестает посылать импульсы нейронам, отвечающим за дыхание. – Но в Нью-Йорке еще красивее. – Конечно. Ведь архитектором здания являлась Белла и ее папаша.

Нет ничего прекраснее, чем видеть, как солнце, ворвавшись в окно, заполняет все пространство горячими зайчиками, игриво отражающимися на стенах.

– А закаты, наверное, безупречные… – не унимаюсь нести бред я, ощущая, как усиливается дрожь в ногах.

– Да… – эхом раздается от Джексона. Его голос врывается в мои жалкие мысли и переносит в далекое ушедшее прошлое. Понадобится целая вечность, чтобы стереть с памяти обнимающие меня руки Джексона. Но я пришла за делом, которое поручил мне Максимилиан, а, значит, отходить от сценария нельзя.

– Подпишешь документы? – Я взволнованно бормочу и закусываю нижнюю губу.

– Конечно… – Я вижу сбоку, что он изучает меня. Мои легкие судорожно втягивают воздух. – Будешь кофе/чай?..

– Да, мне коф…

– Капучино ванильный у нас тоже делают, – дополняет Джексон мою незаконченную мысль. Я произвольно расплываюсь в улыбке, думая: «Он все еще помнит мой любимый ванильный капучино?»

Джексон в мгновение ока набирает секретарше и заказывает нам капучино, возвращаясь к прежнему положению тела, рядом со мной, но чуть уменьшая дистанцию.

Опасный блеск в его глазах заряжает нашу атмосферу опьяняющим присутствием.

– Как Белла? – устраняя напряженную тишину между нами, мягко спрашиваю я, сама не зная зачем.

– Белла? Ты ей очень понравилась! – По голосу он заметно нервничает. – Она ждёт тебя в гости.

Поставленная тупик таким заявлением я одновременно пытаюсь сглотнуть и втянуть воздух, про себя стоя на одном: «Ни за что! Никаких встреч с этой Беллой!»

– Нет, спасибо, – отрезаю моментально я слегка в презрительном тоне.

– Почему? Обдумываешь о вероятностном неблагополучном исходе вечера, если проведешь время с моей девушкой? – Его завороченные формулировки вводят меня в заблуждение. В его глазах загораются смешинки от того, что я не совсем догоняю смысл фразы. – Я о том, что твой жених смеет обозлиться на тебя затем, что ты ему не выделила время и ушла в гости. – Он намеренно ревностно шутит, дабы задеть меня. Но не дождется. И с чего это он взял, что я буду отчитываться перед Даниэлем, если пойду в гости к кому-либо? Я сама себе командир. И нет того человека, кто посмеет указывать мне.

Я делаю медленный, гордый поворот головой в его сторону, замечая появившийся свет, зажигающий выразительные глаза Джексона, и говорю:

– Что? Нет. У меня всего-навсего отсутствует такое желание.

Джексон одаряет нас минутной тишиной.

– Хороший парень твой жених… – с едким сарказмом выражается Джексон.

Очевидно же, что он притворяется. Следуя теми же сознательными, а может, и бессознательными, мотивами, что и я.

– Милана… – произносит с неосознанной чувственностью он и замолкает. Звуки моего имени на его губах лишают меня равновесия. И я, загипнотизированная его мужским обаянием, выпаливаю:

– Джексон, давай будем честными. Мы не в восторге от них… – Часы на стене тикают в такт моего сердца, но… вот-вот, и они проиграют эту бессмысленную битву.

Джексон резко оборачивается, шагает навстречу, устраняя все границы между нами; наши взгляды устремляются друг на друга с минимальным расстоянием, испепеляя разум. «Нет. Боже. Нет. Нет. Что это?» – приходит в бешенство сознание. Сердце колотится в бешенном темпе. Он невольно тянется к моей руке, но замирает, так и не прикоснувшись. Внутренняя сила останавливает его, не дает сделать то, о чем шепчут его, полные тайн, глаза, точно озеро. Он раскрывает рот, словно хочет произнести что-то, но не решается. Что-то вспыхивает в глубинах наших душ… Волны нарастают, порывы ветра достигают высокой отметки, облака сгущаются, образуя наполненное электричеством грозовое облако, раскаты грома от которого проникают через наши взгляды в область груди. Зажигается звезда морей. Всё покрывается сладострастием, лишая меня разумных чувств. Мое сердце так бьется, что я боюсь не расслышать, что он намеревается мне сказать. Происходит битва. Битва желаний с подчас жестокой реальностью. Властный мужчина, сумев завладеть расположением к себе массой элитных лиц в обществе предпринимателей, не даёт волю исступленным, всепоглощающим чувствам. Истерзанный, с усилием делает повторную попытку, пронзая током обжигающих глаз. Его горячая, большая рука нежно обвивает мое ледяное от внутреннего, поставленного на всю мощность, кондиционера запястье… учащенный пульс из которого заставляет сотрясаться полумертвую руку. Лёд моей души начинает остывать, разбрызгивая тонны жидкости по телу, придавая ему таинственную, могучую силу, покрывая ранки, закостенелые событиями прошлого. Я чувствую, как внутри меня всё оживает… каждая клетка, подобно рождающимся почкам на деревьях весенней порой.

– Давай признаем, что… что мы по-прежнему любим друг друга… – отрывисто шепчет он в полузабытьи прямо в мои приоткрывшиеся помертвелые губы.

Голова предательски кружится. Здравый смысл умолкает. До моего затуманенного мозга через секунду вбивается мысль, что облик из прошлого просит признать, что мы любим друг друга. «Милана, дыши, дыши».

Он же, он же по пульсу может понять, что я чувствую к нему. Но я не должна этого допустить. Мы не должны. Мне дозволенно только одно – хранить молчание.

Я отшатываюсь на шаг назад, с силой подавив все эмоции и чувства, образующие этим человеком во мне и считываю мысль безжалостного разума:

– Джексон, между нами ничего не может быть, – сообщаю ему в глаза, содрогнувшись всем телом. От моего сердца обламывается осколок, падая в поток циркулирующей во мне крови, приливая литр горечи, горечи утраты… И тот самый невообразимый огонек души превращается в горячий уголек.

– Не могло быть между тобой и Питером, но… – с подлинной грубостью подает реплику он, подвергнувшись душевному уничтожению.

– Без «но»! – твердо восклицаю я, отходя еще на один шаг. Но мой тон выдает тайну сердца.

– Мы это проверим.

Я не успеваю обдумать его мысли, как Джексон, усиленно дыша, встаёт позади меня, прикованную к полу, и укладывает слегка дрожащие руки мне на плечи, утыкаясь лицом в мои волосы. Боже. Нет. Утихшая и заснувшая страсть подымается из глубины на поверхность. Я… Я… я в слепом отчаянии не могу сдвинуться с места, словно звезда из мира живых врезается в мою душу. Я закрываю глаза, не проронив ни слова. Во мне взвывает болезненная жажда его тела. Его обжигающие губы спускаются чуть ниже, оставляя ожоги на затылке, обсыпая шею и часть моей обнаженной спины нежными и трепетными, томительными поцелуями, запрещенные нам обоим под железным стальным замком, который каждую секунду делается нежизненным, превращаясь в желе. Сводившие меня с ума неземным наслаждением его опьяняющие прикосновения возвращают ко мне подавленные чувства. Я теряю поражение ещё до начала битвы. Он проводит губами по моей кожи с сокрушительной нежностью, с его нескрываемо-дерзкой чувственностью, отчего я полностью оказываюсь в его власти… Я переношусь туда, где есть только Джексон. Этими таинственными губами я слепо узнаю нечто извечно родное, теплое. Затерянная в пропасти бунтующего желания, я ощущаю, как во мне возникает миллион химических связей. Буря чувств овладевает моим телом, не позволяя сражаться… Он с жадностью, бросая губами следы на моей спине, вспенивает остатки разума, покрывая, вызывающие неистовую дрожь, мурашками, исходящими от измученного ожиданиями этих прикосновений тела.

Мои кожные покровы словно созданы для его губ, как звезды для Вселенной. В симбиозе губ Джексона и моей кожи во мне преобразуется новая температура тела, выходящая за рамки нормы. Становится так жарко, точно наше слияние образовывает облучающий всё напрочь ярчайший свет.

– Джексон, прош-у-у-у, – с насыщенной возбужденностью умоляю его я закончить, но в моем голосе слышатся совершенно противоположные слова. – Не нужно… – Мне хочется большего… Я хочу почувствовать его, соединившись поцелуем. Мое неровное дыхание выходит за пределы.

– Я вижу обратное, – возбуждающим голосом полушепотом говорит Джексон мне в шею. Он мучительно нежен.

– Так нельзя… – Я не могу позволить себе отслониться от него… Это немыслимо сложно и крайне трудно.

Спустя секунду после певуче произнесенных мной слов с мольбой, неожиданно распахивается дверь кабинета. Мы вздрагиваем, резко отскакивая друг от друга прочь, на метр. Джексон случайным образом упирается бедром о кожаное кресло и начинает нервно почесывать себе затылок, пыхтя от недовольства.

– Ваш кофе, сэр, – вежливо говорит девушка, проходит к столу и ставит напитки на его поверхность. Ее взгляд отличает любопытное недоумение. Она же ничего не смогла увидеть? О боже… Почему она не постучалась?

Сегодня тот день, когда все нелепые в мире ситуации обрушиваются на меня, как снег на голову.

Мое сердце бьется быстрее прежнего.

– Спасибо, Кармелия, – выдает нервно Джексон и, теребя ворот рубашки, берет пульт от кондиционера, делая температуру на пять градусов ниже, создавая ещё более прохладную атмосферу, которая нам обоим необходима.

– Не буду Вас отвлекать, – бросив на меня странный взгляд, она уходит.

Я выдыхаю, чувствуя, как щемит сердце.

Джексон кивает и идет следом за неё, плотно закрывая дверь на щелчок. Его руки лихорадочно трясутся, а в действиях заметна крайняя возбуждённость. Наши взгляды встречаются.

– К черту всё… – издает громко Джексон и быстрым шагом направляется ко мне.

– Чт…

Прежде чем я осознаю смысл его слов, он обхватывает трясущимися от возбуждения руками мой затылок, утопая пальцами в облитых золотом от солнца волосах, откидывает мне голову, удерживая её неподвижно, и накрывает мои губы своими в исступленном, голодном, хищном поцелуе, отнявшем у меня воздух. Он с жадностью впивается в мой рот, проникая языком сквозь преграду зубов. Его жесткие губы выбивают меня из колеи, и я забываю обо всем, растворяясь в поцелуе, отвечая на него с безграничной тяжестью испытываемых к нему чувств. Другая ладонь этого дерзкого, возбужденного мужчины накрывает тяжелую вершинку моей груди, сжимая её изо всех сил. С моих губ срывается чуть заметный стон, что приводит Джексона к еще большей чувственной ярости. Мы сливаемся в эротическом танце страсти, от которого ежесекундно возрастает желание. С нескрываемым неутолимым голодом, он сокрушает мои губы своими, разрушив первоначальное сопротивление. Я обвиваю руками его шею, впиваясь ногтями в волосы. Он продолжает притягивать меня к себе на грудь, заставляя ощущать всю силу желания жаждущего тела. Мы говорим на языке, доступном только нам.