Озаренные целью: жажда свободы. Том 1

Только вот жалостью Кела он не взял. Южанин смотрел на него все с той же лукавой и предвзятой ухмылкой, на показ играя жевательной резинкой меж зубов. Он глянул на Ланса с небольшой паузой, а потом просто плюнул белым шариком в сторону.

– Нельзя на уроках физической культуры что-либо жевать. Опасно! – Заявил Кел и ушел в сторону, оставив друга, как ребенка, перед которым потрясли конфеткой.

Пока Януш молча распределял других курсантов, Като пытался равномерно распределить страх и волнение внутри себя. У него не получалось. Холод, возникший из ниоткуда внутри Каткемы, затмил собой все другие ощущения, включая мигрень от солнцепека. Все вокруг него теперь казалось очень медленным, секунды тянулись издевательски долго. Чешуа повернул голову, огляделся на соперников – обычные, уже привычные ему ребята сейчас казались смертоносными и безжалостными.

И вот прозвучал долгожданный свисток. Ланс, Кел и Каткема приготовились. С ними еще был парнишка без одного переднего зуба и рыженький невысокий хлопец, по имени Рифэль, с лицом, беспощадно усыпанным веснушками. Рифэлю, судя по худощавой внешности, предстоял еще очень долгий путь становления настоящим воином. Ребята собрались в крепкий и целостный квадрат без единого слабого места. За две недели они научились составлять скутумы, как самые матерые вояки. Рифэль держал щит сверху, а Като и остальные выставили по бокам. Прошло еще пару затяжных мгновений. Каткема сразу смекнул, насколько тесно и жарко сейчас будет. Пот лился рекой. Условия были нечеловеческие, но им их никто не обещал. Ведь они были будущие солдаты, расходный материал.

Ребята не заставили себя долго ждать. Первым подбежал Мусалим, от каждого шага которого с земли поднимались невысокие столбы пыли. Он с прыжка влупил дубинкой по верхнему щиту, и сразу, приземляясь, ударил ногой по лицевому барьеру. Тут же появились его дружки и начали налетать на хилый стеклянный домик со всех сторон. Их удары и налеты всем телом были мощными и резкими; они не жалели сил и вкладывались всем весом, устраивая обороняющимся настоящее сотрясение. Парни по другую сторону стекла с тяжестью сдерживали ожесточенный прессинг. Страх пропал, остался лишь чистый адреналин, делающий тело легким, а голову свободной от всех мыслей. Като держал щит изо всех сил и при каждом сотрясении сквернословил. Он немного пятился назад, но потом резко возвращался на позицию. Далеко отлетать-то не удавалось, так как сзади, к центру клетки отлетали еще трое. Было очень неудобно и тесно, но каждый, даже те задиры, не сдавались до последнего.

Тут с левого края ударили дуплетом, парня без зуба аж сбило с ног, но свои тут же подтолкнули его изнутри на место. Подобные атаки пошли со всех сторон, но “поганцы” продолжали стоять на ногах. Уставшие и изможденные. Каткема время от времени кричал от усилий и ярости, словно воин, борющейся за собственную жизнь в последней битве, в прочем, как и остальные ребята. Парни бранились всей нецензурщиной, какую только знали, особенно когда разбивали друг об друга губы и носы. Като, то и дело, получал ссадины и синяки, но боли практически не ощущал, она поджидала его позже. Бедняга Рифель уже не чувствовал свои забившиеся плечи и руки, которые держали бешеную, дергающуюся крышку.

Солнце, ярко освещающее академию, заставляла кожу курсантов блестеть и искриться, обнажая все кровоподтеки и посинения. Оно беспощадно слепило ребят, заставляя жмуриться и смотреть на мир сквозь узкую щелочку, к чему они, кстати, давно привыкли.

Каткема уже не мог выносить эту пепелящую звезду, это яркое желтое отражение от земли и соратников. Он молча мечтал об освежающем дожде и об огромных черных тучах на весь горизонт. Неизвестно откуда, Чешуа находил в себе силы продолжать.

– Да сколько же в них дури. Когда они устанут?! – С режущей сухостью во рту рявкнул Като. Он дышал, как лошадь после пахоты. Его глаза словно в замедленной съемке наблюдали, как оппоненты собирались с силами и вот-вот принимались нападать. Остальные курсанты и преподаватели перестали существовать на время.

Нападающие, конечно, тоже выдохлись, но ненависть к Лансу и Келлепо, видимо, была сильнее усталости. Каждый удар по ним, доставлял команде Мусалима огромное удовольствия. Они сменили тактику, решили ещё яростней и более слаженно долбить именно крышку коробочки. Оппоненты замечали, что она проседала. Рифэль прогибался каждый раз и, казалось, что сейчас упадёт. Он еле стоял на ногах.

– Держись! – Что было мочи кричал ему Каткема.

– Если упадешь, сука, все ноги переломаю! – Заорал трясущейся Кел, разбрызгивая слюни по всему стеклянному щиту.

Рыжеволосый сдерживался из последних сил, и тут свисток. Прошло всего десять минут.

– Теперь квадрат пытается передвигаться. Вперед! – Сказал главный надсмотрщик, ехидно улыбаясь, и снова свистнул.

Януш с наслаждением смотрел на такого рода тренировку, он обожал насилие, обожал противоборство. Смотря на свору неподготовленных пока еще курсантов, Януш то и дело плевался в стороны, отворачивал разочарованно голову и закрывал лицо своей огромной ладонью с длинными, не стрижеными ногтями. Уборщики, чистящие стадион, то и дело останавливались и смотрели на курсантов. В них зрело это прекрасное чувство безопасности, им ведь не приходилось мучиться под невыносимой жарой и гнетом седого грубияна.

Тем временем Като проникся сочувствием к Рифэлю и решил пожертвовать своими силами, поменявшись с ним местами. В противном случае крышу бы им точно проломили.

– Молодчик, сдвинул дохляка! Ну что, погнали! – Приказал Ланс, машинально накинув на себя звание капитана их маленького отряда.

Они шли и видели, что их оппоненты уже не могли держать оружие в руках, поскольку не могли отдышаться.

– Эй, вы! Быстро налетели на “поганцев”! – Закричал Януш, махнув на них своей ручищей и злобно выкатив нижнюю челюсть.

Пятерка Мусалима через силу начала лупить по теперь уже подвижной цели. Их удары стали слабее и реже, но и у команды Като, а точнее Ланса, дела шли так себе. Их руки и ноги закислились, кое-как выдерживая нагрузку. А Каткема сразу понял, насколько тяжело было Рифэлю, слабые плечи отнимались на раз. Этот “локомотив” продолжал свой путь праведника, пока ударяющие не смекнули и не начали бить по открывающимся ногам. Друг Мусы, так кратко называли Мусалима, со всей силы зарядил по ноге Ланса.

– Ах ты тварь!!! – Заорал он и со всей силы оттолкнул противника щитом, да так, что атакующий сразу повалился наземь. Этот ответный удар заметил преподаватель.

– Вот это правильно! Вот это по-нашему! Внимание всем! Теперь обороняющиеся могут производить контратаки, но чтобы квадраты обязательно продолжали движение и сохраняли свою целостность! – Объявил Януш, не изменяя своей суровости. Он то и дело косился на дворника, который принялся закуривать сигаретку.

И настоящая игра понеслась. Ланс тут же ударил с размаху Мусу по шлему. Получилось неожиданно, и поэтому так эффективно. Последний на секунду потерял ориентацию в пространстве и попятился назад, пытаясь поправить шлем. Настало время и Рифэлю отомстить за свои страдания. Амплитудным и размашистым ударом снизу он как-будто бы хотел разрубить врага надвое, но удалось лишь разбить губу чернокожему атакующему. Като в этот момент очень сильно пожалел, что не мог поквитаться с противниками, ведь иначе своей команде бы прилетело по голове. Беззубик тоже нанес размашистый удар, но противник успел поставить блок дубинкой. Тут он не растерялся и решил использовать их же прием, то есть заехал по животу с колена, попав прямо между щитков. По итогу, враг остался повержен, сложившись пополам. Келлепо тоже не терял шанса безнаказанно подраться и колющим ударом заехал Мусе в область паха. Несмотря на то, что там была защитная ракушка, вражеский капитан загнулся от боли, матерясь и угрожая, что сейчас всех тут размажет. Только он поднялся и собрался налететь всем телом на Кела, раздался свисток. Януш остановил “сражение” после того, как наставлял словесных тумаков дворнику за то, что тот позволил себе отравлять воздух сигаретным дымом вблизи курсантов и подавать дурной пример.

– Ну что, наигрались, ребятишки? На сегодня хватит. – Захихикал главный ответственный по физическому воспитанию, с довольным видом скрестив руки и оттянув туловище назад.

На этом моменте лицо Мусы выражало неистовую злобу, но против приказа пойти он никак не мог, дисциплина делала свое дело. Мусалим бросил на землю палку, снял шлем, оголив мокрые угольные волосы. Злость прошла. Он смотрел на Кела исподлобья, сильно прищурившись из-за высохших линз, и ртом быстро выдыхал воздух, отпуская порциями гнев. Сейчас ему оставалось лишь представлять, как бы он с ним поквитался. Но в целом, в повседневной жизни такой ярости от него обычно никто не встречал.

У Като, как и у остальных, тоже было прекрасное ощущение легкости в конце боя. Даже ходить и даже дышать получалось намного приятнее. Он был безмерно рад, что смог выстоять и сдержать напор оппонентов, а улыбка от облегчения не спадала с лица. Плечи же будто желали исчезнуть от боли и усталости. Товарищи бросали на него одобрительные взгляды, а это невероятно льстило терзающей себя душе.

Тут их всех снова собрали на построение, на конечный пересчёт. Като стоял рядом с Лансом и Келлепо и слышал их разговор.

– Этому черту, похоже, мало, что мы в камере всю субботу просидели. Ублюдок, пусть идёт нахрен! – Яростно голосил Келлепо, стараясь не превращать шепот в очередную истерику. Он приподнял визор и протер потное лицо, размазав грязь по лбу вдоль морщин.

– Была бы возможность, избил бы его, как того додика, – продолжал рассерженно он же, взглянув на грязные пальцы и поняв, что теперь выглядит, как свинья.

– Ладно, успокойся, сегодня пойдем в клуб. Там нас уже, небось, заждались. – Ехидно сказал Ланс, взор которого был направлен далеко в небо, а фантазии взяли верх над реальностью.

– Ухх, да. Мою уж совсем чуть-чуть осталось обработать… – пояснил хвастливо Кел, однако до Ланса ему было далеко, так как этот потомок коренных северян менял себе девушек, как перчатки.

– Да я свою прямо там, в туалетной кабинке отодру. Вообще плевать.

Януш с Мюргом совсем не обращали на них внимания, так как гневно и придирчиво докапывались до курсанта, который предоставлял мед-справку по болезни из-за пропуска занятий. Преподаватели класть хотели на его причины отсутствия, для них никто не имел права пропускать пару, иначе вводились штрафные санкции в виде отработки занятия.

– А мы им, похоже, настолько понравились, что они уже и жениться на нас готовы. – С усмешкой добавил Кел.

Стиль поведения Кела походил на спокойный, расслабленный, властный и созидательный, его манера речи была неторопливой. А Ланс же говорил быстро и невнятно, будто маленький гоблин, который хотел кому-то напакостить.

– Ага, им с моим “другом” женитьбы хватит. Потом пусть идут на все четыре стороны. – Подтвердил белоголовый и смачно сморкнулся в сторону кроваво-зеленой слизью. Из-за высмаркивания у Ланса лопнули капилляры, от чего вокруг глаз нарисовались красненькие точечки.

Непристойный разговор продолжился, в ходе которого они в голос хохотали над теми девушками. С каждой оброненной фразой Каткема ненавидел их все больше и больше. Его переполняло презрением, и было все сложнее скрывать свой неодобрительный взгляд в их сторону. Потребовалось очень много усилий, чтобы смотреть строго вперед, на трибуны, где шастали уборщики в оранжевой униформе. Поведение Ланса с Келом – было обычной практикой среди молодых парней, но не для него. Като считал дикостью, так спаивать девушек до потери сознания, пользоваться ими и потом исчезать, как какие-то кочующие дикари. Пока Чешуа стоял рядом с ними, он ощущал, что его тело будто пронизывала их чудовищная аура, отравляющая душу. Их поступки полностью расходились с его “кодексом чести”. “Ланс, Ми-фенг и Келлепо… ощутить бы им это на собственной шкуре! Они же, небось, за людей никого кроме себя не считают!”, – корча лицо, думал Чешуа. После прошлого драматичного опыта Като не мог себе позволить ничего большего, чем поцелуй, да ещё только в тех случаях, когда у него было хотя бы немного симпатии к партнеру. Он считал такой путь мужчины правильным, что это и должно отличать человека от животного. Верностью и сохранением чести Каткема хотел заслужить настоящую любовь. Он яро верил, что если человек будет постоянно бросаться из одной постели в другую, то это может продолжаться всю жизнь, пока человек не останется совсем один.

Погрузившись с концами в свои мысли, Като, словно в беспамятстве, переоделся, помылся, бесцеремонно попрощался с товарищами и потопал домой. Он настолько был в отрыве от реальности, что даже забыл подождать в коридоре Анну. В его голове шло противоречие между устоявшимся мировоззрением насчет любви двух людей и его нынешних романтических отношений. Но, в конце концов, Като успокаивал себя тем, что он не делал с ней ничего серьезного и необратимого, лишь легкий флирт, лишь поцелуйчики и обнимания, никакого установления крепкой связи и дальнейшего ее обрыва.

Даже по дороге домой и за столом с родителями он не мог прийти в себя, перестал обращать внимание на такие внешние раздражители, как жара, треп предков и запах перегоревших на сковороде макарон. Особое миротворческое, но ранимое настроение с утра, появляющееся пару раз в месяц, вынуждало Каткему в этот день воспринимать каждый неприятный случай близко к сердцу. Чудовищно близко. Раньше с ним никогда подобного не случалось.

Весь вечер он ни с кем не говорил, кроме как с самим собой, не писал друзьям и Анне. Родители поинтересовались, всё ли у него в порядке, но в ответ лишь услышали, что просто с утра якобы уже не было настроения от недосыпа. Золотые рыбки, плавающие в аквариуме, наблюдали из-за пожелтевшего целого стекла за предками Чешуа-младшего, а вид паренька по диагонали перекрывала единая трещина. Каткема пытался скрыть свои настоящие эмоции, чтобы избежать лишних воспитательных моментов. Позже ему позвонила Анна. Сначала он не хотел отвечать, но затем все мысли, терзавшие голову весь вечер, натолкнули его сделать ей что-то приятное. Она была неплохой девчонкой и явно заслуживала пару ласковых слов, но разговора так и не вышло. У неё снова были какие-то посторонние шумы, похожие на звуки громкой клубной музыки. Каткема не мог ничего расслышать, разгневался и выключил телефон, уткнувшись головой об свою твердую подушку. Через полчаса мучительных образов и картинок он заснул крепким сном.