С мечтой не прощаются
Станция «Далёкая Земля»
Аиу ту ира хасхе, Аэлита?
Алексей ТолстойКапитан Владимир Амбурцев принял вахту от второго пилота.
Сутки за сутками «Сибэрд» шла от Фобоса к системе Юпитера. Штурман проложил курс через пояс астероидов по более пологой, «быстрой» траектории, хотя и несколько более опасной. Впрочем, противометеорные локаторы корабля, сопряжённые с лазерными распылителями, были вполне надёжны.
Капитан окинул взглядом знакомую картину созвездий на обзорном экране. Цефей, Дракон, Лира, Геркулес… Юпитер находился под нижним обрезом экрана, где-то в Лисичке. Амбурцев принялся за рутинную работу вахтенного – дистанционную проверку систем. Зелёные огоньки выстраивались шпалерами: всё исправно. На корабле был отличный бортинженер, Тимофей Тагрин. С ним вместе летали уже семь лет…
Тяжёлый удар выбросил Амбурцева из кресла. На какое-то время он потерял сознание. Очнувшись, обнаружил, что лежит на правом штурманском экране, весьма неудобно упираясь головой в кронштейн вычислителя. Кресла экипажа торчали на боковой стене, смотрели в разные стороны. Капитан понял: сместился вектор искусственной тяжести.
Он дотянулся до микрофона.
– Всем сохранять спокойствие! Пассажирам войти в термокамеры. Экипажу собраться в центральном посту.
Он залез в своё «убежавшее» кресло. Протянул руки к вставшему торчком пульту управления и, лёжа на правом подлокотнике, запустил контроль герметичности помещений.
В дверь просунулся бортинженер Тим Тагрин. Недовольно дёрнул усом при виде опрокинутого набок центрального поста – и спрыгнул на стену, ставшую теперь несколько косым полом. Он тут же зашипел, вполголоса выругался и схватился за колено.
– Нашёл время ноги ломать, – сказал ему Амбурцев.
– Нет, командир, – отозвался Тим. – Нога – это не сейчас. Это тогда, при взрыве.
– Был взрыв?
– Да. Рванули, похоже, кормовые маневровые.
– Отчего?
– Будем выяснять.
– Что пассажиры?
– Не знаю. Я сразу сюда…
Показалась седая голова второго пилота Эдвина Фарнзуорта. В отличие от Тима, он внимательно осмотрел ближайшие стены, определил, за что хвататься, и осторожно спустился. Выглядел он нормально. Амбурцев и его спросил о пассажирах.
– С ними порядок, Владимир. Мария немного испугалась. Они все спали в каютах. Штурмана нашего ударило.
– Что с ним?
– Швырнуло на пол в коридоре. Без сознания. Переломов, вывихов нет. Я его пока передал пассажирам.
– А вы сами, Эдвин?
– Я ничего… Успел дойти до каюты, вошёл – и тут кинуло прямо на скай-мат.
– Удачно отделались… Так, разгерметизация в корме. Жилые отсеки целы.
Пошли в кают-компанию.
– Полезли… – буркнул Тим. Все гдянули на вытянувшийся примерно по горизонтали дверной проём. Амбурцев взял микрофон.
– Пассажиры! На корабле опасности нет. Всем приготовиться к невесомости. Закрепиться.
Он подождал немного и выключил установку искусственной тяжести.
– Поплаваем… – сказал Тим. – Как Юрий Гагарин.
Амбурцев насмешливо посмотрел на него.
– Юрий Гагарин, между прочим, не плавал. Он весь полёт лежал в кресле, пристегнувшись.
* * *Профессор Аугусто Тартини – невысокий, лобастый, смуглый, и его жена Мария – яркая брюнетка типично итальянской внешности, и третья пассажирка Лена Мулёшкина, все они закрепились возле дивана, на котором вытянулся пострадавший штурман Морис Терранова. У этого молодого человека всё было длинным – ноги, руки, лицо, брови, глаза, рот… Короткими были только чёрные волосы.
Фарнзуорт достал из нагрудного кармана диагностический приборчик.
– Дамы могут удалиться, – сказал капитан.
Мулёшкина обхватила за пояс Марию, оттолкнулась пальцами, и пассажирки выплыли в коридор. Лену жизнь в невесомости не затрудняла.
Капитан и второй пилот раздели Мориса. Амбурцев медленно водил датчиком прибора в сантиметре над телом больного. Фарнзуорт следил за стрелками и индикаторами, кивал головой, иногда тихо говорил:
– Здесь притормозите, Владимир… Так, ясно. Дальше…
Во врачебной подготовке капитан Амбурцев спокойно отдавал пальму первенства своему второму пилоту. Эдвин Фарнзуорт был настоящим врачом, окончившим медицинский институт. Непонятно, что понудило (или привлекло) его сменить белый халат на комбинезон пилота.
Он щёлкнул выключателем, выпрямился во весь свой внушительный рост.
– Ничего особенного… Сотрясение мозга второй степени. Ушиб мягких тканей головы. Локальная гематома. Кости целы. Внутренние органы без повреждений. Покой, антидол, электромассаж, витамины. Аугусто, вы с женой не откажетесь поухаживать за ним?
– Конечно, маэстро! Какой может быть разговор!
– Вообразите, что перед вами марсианин, – ввернул Тим, имея в виду специальность профессорской четы. Аугусто и Мария были ксенобиологами.
* * *Скорее всего, «Сибэрд» встретилась с целым роем каменных глыб, какие не редкость на периферии пояса астероидов. Локаторы и лазеры сработали в пределах своих возможностей, засекли и распылили почти девяносто процентов роя. Но один из оставшихся метеоритов на встречно-пересекающемся курсе задел корму планетолёта. От удара сдетонировало рабочее вещество двух маневровых двигателей. Корму разнесло. Разгерметизировалась часть технических и складских отсеков, был повреждён маршевый двигатель. Во всём корабле многое пострадало просто от сильного толчка. Например, стала чудить по мелочи каютная электроника.
– Паразит Мишка! – ворчал Тагрин. – Какую рисковую трассу проложил…
– Ладно тебе, – сказал Амбурцев. – Ему же и больше других досталось.
– Да я так, командир… Вообще-то он мне нравится. Ушлый парень. Опыта наберётся…
– Завтра осмотрим корабль снаружи. С утра надеваем универсалы – и на улицу. В центральный пост Лену посадим. Нарушение, но что делать…
– Да какое нарушение, командир… Она космонавтка. Временно примем в экипаж.
…Лена сидела в кресле первого пилота, перед главным экраном. По освещённой прожекторами выпуклой поверхности корабля перемещались фигуры лётчиков «Сибэрд» в белоснежных СУОТах. Красивое слово – СУОТ, хотя значит всего лишь «скафандр универсальный, общего типа»… Она могла профессионально оценить ловкость, с которой ребята вышагивали на магнитных подошвах по корпусу корабля. За их спинами летела наискось картина звёздных миров: «Сибэрд» вращалась. Стабилизировать положение корабля можно было только после наружного осмотра.
Двое приблизились к вздыбленным рваным краям покорёженной обшивки – и исчезли. Значит, через эту пробоину можно попасть внутрь. Один космонавт остался на поверхности. Судя по росту, это был Фарнзуорт.
Лена, инженер дальней связи, не в первый раз летела пассажиркой на транспортном корабле. Экипаж «Сибэрд» ей нравился. Эти ребята были все какие-то несуетные, очень уверенные в себе – и рыжеглазый капитан Амбурцев, казалось, видящий тебя насквозь, и деликатный Эдвин, и невысокий, но крепкий черноусый Тим… И даже штурман Морис, не очень-то счастливо начинающий свой первый самостоятельный рейс, уже чуточку проникся духом корабля.
Но теперь мы задерживаемся, подумала она. ка, бедный, будет беспокоиться. Ласковый медведь. Человек, который лучше всех… Связь тоже вышла из строя. Конечно, надо помочь Тиму наладить её.
* * *Теперь Амбурцев устраивал совещания экипажа только в каюте Мориса. Независимо от того, в сознании ли хозяин. Водились за капитаном кое-какие мелкие причуды, это признавали все. Вот и сейчас он сидел в кресле у изголовья. Морис только что получил от Фарнзуорта лечебные процедуры и лежал, не приходя в сознание, спокойно, будто спал. Второй пилот и бортинженер закрепились на стене у входа. Экипаж решал, как жить дальше. Положение было гораздо сложнее и опаснее, чем считали пассажиры, которых пока держали в счастливом неведении. Требовал ремонта маршевый двигатель и большинство маневровых. Барахлила система навигации. Но главное – пострадали агрегаты жизнеобеспечения.
– Ремонт может затянуться… – проговорил Фарнзуорт.
Все понимали, чем это грозит. Жёстко экономить ресурсы. Урезать рационы питания, жить в холоде, поменьше двигаться, задыхаться в уменьшенной норме кислорода. И не было гарантии, что после ремонта удастся быстро разогнать скорость, чтобы успеть добраться до ближайшего человеческого острова, оставаясь живыми… Вызвать спасателей было невозможно, связь тоже не работала.
– Вот если бы ремонтироваться в стационарных условиях… – мечтательно произнёс Тим. – Хотя бы какая-то станция. Пришвартоваться, энергетику поправить, водой и кислородом пополниться, со склада кой-чего набрать…
– Что же в своём хозяйстве кой-чего не держишь? – укорил Амбурцев.
– Да держу, командир. Слишком много побито, наружу повылетало.
Морис пошевелился, пробормотал, не открывая глаз:
– Станция «Далёкая Земля»… Кометная.
И снова затих.
– Плохи дела, – сочувственно вздохнул Тим. – Бредит.
– Я что-то слышал о кометных станциях, – сказал Фарнзуорт.
И тут Амбурцев вспомнил.
Около ста лет назад Россия запустила три или четыре станции на так называемые кометные орбиты. Цель была – комплексные исследования Пространства в плоскости эклиптики и в стороне от неё. Пока станции шли к перигелию, обегали Солнце и устремлялись прочь, на них работали многолюдные смены физиков, астрономов, космологов. За орбитой Сатурна межзвёздные лаборатории перешли в автоматический режим. В облаке Оорта можно было наловить много интересного… И вот первая из них возвращалась. И должна была пересечь пояс астероидов.
В центральном посту капитан пристегнулся к креслу штурмана. Открыл базу данных. Две тысячи сто шестьдесят первый год – «Далёкая Земля» и «Галадриэль». Две тысячи сто шестьдесят второй – «Фрези Грант» и «Россия»… Он нашёл элементы орбиты всех четырёх. Задал работу вычислителю, который, к счастью, работал. И оказалось, что надо сейчас же, немедленно стабилизировать положение корабля и врубать маршевый двигатель, хотя бы на половину мощности. Малейшая задержка – и станцию придётся догонять.
* * *– Я вижу её, командир! – доложил Морис Терранова.
Он сидел в своём царстве, перед правой переборкой центрального поста. После того случая, когда он в полубреду назвал станцию, штурман начал быстро поправляться. И сегодня уже, как все остальные, ловко перелетал в невесомости по коридорам и отсекам.
Амбурцев подключил главный экран к телескопу штурмана. Станция «Далёкая Земля» виднелась неяркой лишней звёздочкой в созвездии Ориона, чуть выше «пояса». Он ясно представлял себе это нагромождение разнокалиберных цилиндров, сфероидов, торчащих антенн. И всё вместе оно неспешно, бесхозно вращается… С теми рулевыми двигателями, которые остались в распоряжении пилотов «Сибэрд», невозможно было швартоваться к вращающемуся объекту.
– Часа через полтора подойдём, – сказал он. – Морис, определи поточнее время и место рандеву… Как, голова не болит?
– Нет, спасибо, командир. Утром ещё немного болела, а сейчас нет.
– Спасибо Эдвину. И пассажиры заботились…
…Центральный пост был приспособлен для одновременной, при необходимости, работы всего экипажа. У переднего пульта стояли кресла пилотов. С левой стороны находилось хозяйство бортинженера; справа возвышался телескоп штурмана, больше похожий на обыкновенный компьютер. Четверо сидели на своих местах. Станция уже была хорошо видна на экране обычного обзора. Они верили и не верили глазам: станция не вращалась.
– Кто что об этом думает? – спросил Амбурцев. – Штурман?
– Частный случай, – ответил Морис. – Ноль такое же равноправное число.
Тим пропел строку известного романса:
– Подарок странный, но милый…
– Случайность, – пожал плечами Фарнзуорт. – Но нам повезло.
– Да, будет легче… – согласился капитан. – Но я вот не уверен, что это – подарок слепой судьбы.
Слова Амбурцева в комментариях не нуждались. Старые товарищи, Тагрин и Фарнзуорт, знали, что есть у него такой пунктик: инопланетяне.
– Командир, не смущай молодёжь, – сказал Тим.
– А что такого? – усмехнулся Амбурцев. – Известно же, что они вообще есть. Экспедиции Артура Лемарка, Олега Фёдорова…
– Но с тех пор ничего не находили.
– Не знаю, почему. Но если они летают к Сириусу, то должны летать и к Солнцу.
Пилоты затормозили «Сибэрд» и вывели её на курс станции. Это был трудный манёвр на неисправном корабле. Но потребовалось ещё уравнять скорости и зайти к стыковочному узлу.
– Швартовка будет опасная… – сказал Амбурцев.
– Пассажиров уложим в кают-компании, – ответил Фарнзуорт. – В скафандрах.
– Да. И сами наденем. Морис, иди к пассажирам, всё устрой и помоги облачиться.
* * *Амбурцев вынужденно решил швартоваться к станции одним из боковых тамбуров. Кормовой был снесён взрывом, а немногие оставшиеся в строю маневровые двигатели решительно не позволяли швартоваться носовым.
Прямо перед собой пилоты видели плоский бок модуля с широким прерывистым кругом чередующихся «штырей» и «конусов». Внутри круга виднелась чёткая линия прямоугольной двери – признак сооружения с искусственной гравитацией.
На экране вспыхнули прицельные метки.
– Подход! – сказал Амбурцев.
– Веду по нормали, – отозвался Фарнзуорт.
– Промах… – отметил штурман.
– Торможение! Отходим… Прицеливаюсь… Эдвин, вперёд.
Голос Тагрина:
– Девятый движок сдох!
– Торможу. Уход. Ориентирую…
– Четвёртый идёт вразнос.
– Вырубай его, Тим! Прицеливаюсь.
– Пошёл промах…
– Торможение! Заходим снова.
– Командир, шестой вырубаю.
– Понял, компенсируй пятым… Метку совместил.
– Подвожу.
– Опять мимо…
– Ща-а-ас, вмажемся…
– Торможение! Уходим…
Это продолжалось около двух часов. И прервалось ликующим воплем штурмана:
– Есть! Есть захват!
Все на мгновение замерли. Потом в наушниках раздался общий облегчённый вздох. Люди расслабились, сменили позу. Морис остервенело потянулся прямо в скафандре.
– Не переломись, – насмешливо предостерёг Амбурцев. Снял гермошлем и поставил рядом с пультом.
– Пошла стыковка!
– Интересно, – сказал Тим, промокая пот на лбу. – Сколько было попыток?
– Пришвартовались с семнадцатой, – объявил Морис.
– Ты разве считал?
– Сейчас сосчитал. Семнадцать тумблёров перекинуто.
– Это чего ты там нахимичил?
– Это вычислитель. Он у меня выключен.
Все вообразили, что произойдёт, если начать подряд перекидывать тумблёры на работающем вычислителе. Раздался дружный долгий смех. Не столько повод был смешной, сколько нужна была нервная разрядка после изматывающей и опасной работы.
– Ну что, пошли к пассажирам… – проговорил Тагрин.
– Из универсалов сначала вылезем, – отозвался Амбурцев.
* * *Капитан решил сделать первый выход на станцию один и в скафандре.
– Кто знает, что там делалось эти сто лет… Ну всё, идите. Без меня старший на корабле – Эдвин.
Товарищи уплыли в корабль. Амбурцев задраил внутреннюю дверь, закрыл шлем и повернулся к выходу. Массивная пластина скользнула вбок. Капитан миновал короткий швартовочный модуль. Его притянуло к полу – здесь уже работало искусственное гравиполе станции. Амбурцев набрал код, взятый из Морисовой базы данных, и открыл дверь. Тамбур был здесь не такой, к которым он привык. Старая техника… Но стандарты не изменились, что было дорого.
Он поднял к глазам левую руку. В рукав, выше перчатки, были встроены приборы контроля среды. Жарковато, однако – триста пятьдесят четыре по Кельвину[1]. Гравитация – ниже нормальной земной. Давление высокогорное, семьсот десять. Но в целом понятно: энергетические установки «живы» и работают.
Он перевёл взгляд обратно на термометр и удивился. Цифры мелькали, сменялись. Показания прибора остановились на двухстах девяноста пяти[2]. Капитан посмотрел на гравиметр: он теперь показывал единицу. Давление тоже подтянулось. Чудеса…
Он осторожно шёл по пустым коридорам, мимо невысоких дверей со скруглёнными углами. Одна дверь была полусдвинута. Амбурцев отвёл её полностью и вошёл.
В беспорядке стояли кресла с вмонтированными аудиовизорами. По стенам квадратного помещения тянулись стройные ряды ячеек с кристаллами. Библиотека?
Он снова осмотрел наручные приборы. Показания их больше не менялись. Кислорода многовато, двадцать шесть процентов, остальное – норма. Кажется, можно открыть гермошлем.
Забрало плавно скользнуло вверх, но остановилось на полпути. Дожимая его ладонями, Амбурцев подумал: вот, даже скафандрам досталось… Он вдохнул воздух станции и ощутил лёгкий странноватый запах. И что-то вдруг мелькнуло в поле бокового зрения. Бесшумно мелькнуло и исчезло. Вроде бы тень человека. Он отнял руки от шлема, внимательно осмотрелся, прислушался. На станции стояла полная тишина. Странный запах больше не чувствовался.
Показалось, решил он. А жаль…
* * *Генераторы станции помогли выправить искусственную тяжесть на корабле. И всем сразу стало веселее. Правда, вектор тяжести всё равно смотрел вкось градусов на десять. От этого пол и стены казались наклонными, и ходить приходилось, как по косогору. И напитки в бокалы наливались с перекосом, отчего у профессора на брюках появилось пятно фруктового сока. Уроненные предметы падали несколько вбок. Лена продолжала, как в невесомости, подкалывать свои косы. Всегда элегантная Мария, не успев вернуться к платьям и юбкам, вновь появлялась только в брючных костюмах. Тим полдня провозился в корабельном боксе гравигенераторов, вернулся усталый и объявил, что тут уж ничего не поделаешь, придётся привыкать, ничего страшного, даже интересно…
К досаде инженера, невозможно было позаимствовать станционные генераторы, ни целиком, ни частями. Старые, огромные, и совсем по другому принципу устроенные, они были несовместимы с системами корабля.
Зато на складе Тим нашёл детали, которые сумел использовать в ремонте синтезаторов и всей остальной системы жизнеобеспечения. Для сообразительного и искусного технаря не составило труда приспособить детали столетней давности. Синтезаторы, работавшие на станции, Тим тоже было хотел демонтировать, но Амбурцев запретил.
– Не смей их курочить.
– Так всё равно же никого нет, одни мы.
– Делать, что ли, тебе нечего? На что тебе это старьё? Оставь их в покое.
Но аппаратуру связи он разобрать разрешил. Благодаря чему Тим, при помощи Лены Мулёшкиной, смог быстро наладить корабельные системы.
Имея компанейский характер, Тим много времени проводил с пассажирами. Бортинженер не делал секрета из дискуссий, время от времени возникавших среди экипажа. Кометные станции, много десятилетий не посещаемые людьми, вполне могли привлечь внимание других космических путешественников. И как сооружение незнакомой цивилизации, и даже как временное пристанище.
* * *Надев белые пятиугольные наушники AR-связи, Лена посылала в пространство свой чистый холодноватый голос:
– Всем, всем, кто меня слышит! Я «Сибэрд»! Я «Сибэрд»! Задерживаюсь для ремонта на станции «Далёкая Земля»! Кометная станция «Далёкая Земля»…
В рубку ворвалась, сверкая глазами, Мария Тартини.
– Лена! В корабле чужие!
– Где?!
– В отсеках двигателя. Включай, увидишь!
Любой уголок корабля, кроме кают экипажа и пассажиров, можно было осмотреть из любого помещения. Связистка развернула кресло к маленькому монитору с кодовыми сенсорами.
– А ребята где?
– Где-то что-то ремонтируют. Командир в станции.
На экранчике открылся интерьер реакторной. Возле вскрытого куба медлительно возились и переступали две приземистые на вид фигуры в незнакомых оранжевых скафандрах, напоминающих несокрушимую скорлупу огромного ореха. Большие непрозрачные забрала, тёмно-серые, на миг вспыхивали красноватым отблеском…
Скафандры явно говорили о том, что эти существа не могут дышать воздухом корабля. Земным воздухом. Лена побледнела, сжала губы, решительно вскочила:
– Пошли!
Они пробежали по коридорам и остановились перед открытым люком в полу. Внизу была маленькая каморка, из которой, как знала Лена, дверь вела непосредственно в реакторную.
Они включили монитор наблюдения. Чужаки, видимо, уже заканчивали свои дела. Они наложили кожух, неторопливо зажали крепления, и один из них неуклюже, как робот, чуть враскоряку, направился к выходу. Второй, несколько задержавшись, двинулся следом. Были они очень широкоплечи и коренасты. Особенно первый.
Коротко прошелестела, отделяясь от комингса, массивная крышка люка. Повернулась… Через горловину перебралось инопланетное существо. Шагнуло. Встало посреди небольшого помещения. Замедленно подняв руку к груди, сдвинуло заслонку на скафандре. Нажало открывшуюся кнопку… Женщины смотрели сверху, застыв, прижавшись друг к другу.
– Спокойно!.. – шепнула Лена.
Гермошлем пришельца плавно крутнулся и откинулся вбок.
И глазам потрясённых женщин открылась усатая физиономия Тима Тагрина! Инженер удивлённо вытаращил глаза.
– Что-о, уважаемые пассажиры?
– Тим, это ты…
– Нет, это китайский император. Что случилось-то, красавицы?
– Мы приняли вас за инопланетян…
– Почему? – захохотал Тим.
– Ваши скафандры… И лиц не видно.
– А что скафандры? Обыкновенные РБЗ-19. Мы же куда пошли? В реакторную. Соваться туда в СУОТе я никому не советую.
– И ваши движения… – добавила Мария. – Такие неуклюжие.
– Да уж, – хохотнул бортинженер. – В РБЗ не станцуешь.
Разговаривая, он разбирал на себе оранжевые доспехи и укладывал по частям в шкафчик. У второго шкафчика раздевался «инопланетянин», оказавшийся Фарнзуортом.
* * *Амбурцев и Тагрин стояли в агрегатной маршевого двигателя, перед люком КРАП-камеры. Тим отвёл заслонку, сунул руку вглубь и вытянул наружу обойму. Обойма эта напоминала барабан старинного револьвера, но была в сотню раз крупнее. И, кажется, никогда не существовало столь многозарядных револьверов.
В шести из четырнадцати ячеек стояли КРАПы – катализаторы рабочего процесса. Другие восемь выпали, раскололись на куски, рассыпались в песок. Амбурцев включил лампочку, и они увидели на полу камеры кучки этого камня и песка.
Капитан и бортинженер вынули из гнёзд каждый КРАП – продолговатый матово-серый цилиндр – осмотрели и вставили обратно. Последний в руках у капитана разломился пополам.
– Вот, теперь пять… – сказал Амбурцев.
– Треснутый был.
– И эти не очень-то надёжны.
– Понятно. Удар перенесли.
– Пойдём на пяти. Разгоняться сторожно, медленно… И тормозить. Опять задержка.
– Дьявольщина…
– Что ж ты запасных с десяток не держал?
– Да ну, командир…
Катализаторы были очень дороги и дефицитны. Их старались беречь, в эксплуатации не перегружать. Тиму почти всегда удавалось иметь запасные КРАПы, но это не казалось столь уж обязательным.
– В станции их не нашёл? – насмешливо спросил Амбурцев. Хозяйственный Тим уже много чего нашёл в станции.
– А на чёрта они там-то? – уныло отозвался бортинженер.
– Ладно, пошли. Тут всё ясно.
Напоследок Тим обвёл взглядом помещение. У стены стояла прислонённая панель – крышка блока регуляторов. Настройка этого блока была делом тонким и долгим, и инженер пока что не закрывал его… Но сейчас ему показалось, что крышка стоит не вплотную к стене. Он подошёл, заглянул за неё – и ошеломлённо замер.
– Что там? – спросил, подходя, Амбурцев. Тим только молча кивнул вперёд.
У стены, скрытые до поры до времени панелью, стояли в ряд серые цилиндры катализаторов.
Их было ровно четырнадцать. Судя по виду, они ещё не были в работе.
– Ну-у-у, инженер у меня! – восхитился Амбурцев. – Ну, молодец…
– Командир, честное слово! Не было их!
Они посмотрели друг на друга. Капитан ехидно прищурился.
– Ты их приволок на корабль семь лет назад. В качестве, так сказать, приданого. Спрятал и намертво забыл.
Он взял один КРАП, повертел перед глазами. Подал бортинженеру:
– Посмотри фирму. Откуда они?
– Нам обычно екатеринбургские попадают. Иногда лунные, Арзахель… Что такое? Нет фирмы!
– Обсыпалась. За семь-то годиков…
– Командир, на них ещё и декоративной насечки нет!
– Тогда проверь их на всякий случай.
– Проверю. С пристрастием…
…Капитан долго не мог заснуть. Слишком просто всё и слишком невероятно… Одно дело – мечтать и спорить с ребятами. Смотреть сны. И совсем другое – когда наяву тут, за порогом пришёл и стоит кто-то. Амбурцев подначивал своего бортинженера, но сам, конечно, знал, что этих КРАПов раньше на корабле не было.
И уже случались в его жизни ситуации, казалось, требовавшие столь же простых и невероятных догадок – а потом всё развязывалось самым глупым и банальным образом… Кто знает? Может, и сейчас так.
Но бывали же и долгожданные встречи, к которым он оказывался не готов.
Утопая в повседневной суете, мы порою тупеем и отвыкаем от Мечты. Мы даже, вместе с дураками, начинаем смеяться над ней, полагая это хорошим тоном. А судьба между тем делает иногда странные подношения, которых не хотим понять – нам некогда. Отмахиваемся от них, стараемся забыть – чтобы не отвлекали от текущих, разумеется, очень важных дел. Древние римляне заметили: покорного судьба ведёт, упрямого тащит. Но мы сплошь и рядом доводим до того, что судьба, оскорблённая нашим неразумием и неверием, перестаёт нас тащить. И швыряет на глухие, окольные тропы. И мы бредём по ним, скользя в грязи, расшибая пальцы ног о камни и корни деревьев. И завидуем тем, кто проносится где-то рядом, по ярко освещённой трассе Мечты.