Ведьмино Наказание

Глава первая.

Солнце выглянуло из-за гряды далеких скал, и косые золотистые лучи протянулись над заливом, пронзая утренний туман. Широкая водная гладь была спокойна и неподвижна, как запотевшее зеркало, и лишь на самой середине залива темнела крохотная точка. Только орел мог бы разглядеть, что это лодка, а в ней сидит человек – совсем еще мальчик, лет тринадцати-четырнадцати…

– Туман скоро рассеется, – проговорил мальчик, словно обращаясь к невидимому собеседнику. – Хотя с берега нас теперь вряд ли заметят: слишком далеко. – Голос его слегка дрожал. – Но всё-таки лучше поспешить.

Он с удвоенной силой налег на весло, и легкая узконосая лодочка-долбленка заскользила вперед еще быстрее – к противоположному берегу, который даже не угадывался в раскинувшейся над водой белесой пелене.

Если бы юного гребца сейчас увидел любой житель окрестных земель, он без труда мог бы сказать, что мальчик принадлежит к племени ваннахов – могучего и сурового народа, издавна населявшего обширное северное побережье Студеного моря. Известно ведь, что только у ваннахов подростки носят замшевые безрукавки с меховой оторочкой и бело-синей вышивкой по вороту, а в волосы у правого виска вплетают красный шнурок с пером пустельги.

Но имелась в облике юного северянина одна примечательная черта: на тонкой шее у него поблескивало золотое ожерелье – изящный витой обод с застежкой в виде оскаленной волчьей морды. Подобные ожерелья-гривны были отличительным знаком воинов из дружины верховного вождя ваннахов – Вигнера Молота.

Но откуда мог взяться такой знак у подростка, который еще не достиг того возраста, когда юноши проходят обряд воинского посвящения? Для сведущего человека ответ был очевиден: это означало, что сидящий в лодке мальчик – не кто иной, как родной сын вождя ваннахов. Ведь только сыновьям Вигнера Молота с самого раннего детства дозволяется носить родовой знак их властительного отца – голову волка.

Многие знали, что у вождя Вигнера всего двое сыновей. Старший, Снорри Лютый, уже третий год подряд ходил вместе с отцом в военные походы, и его имя наводило страх даже на жителей далеких южных побережий. А вот младшему, Корди, еще только предстояло стать воином – через два года…

– Надеюсь, половина пути уже позади, – вновь нарушил тишину Корди. – Еще миля-другая – и причалим… – Казалось, паренек старается ободрить кого-то – или, быть может, самого себя?

Что и говорить: жутковато идти через широкий морской залив в одиночку, на крохотной долбленке, да еще и вслепую, не видя земли. Время тянется невыносимо долго: кажется, берег должен вот-вот появиться, а его всё нет и нет… И поневоле вползают в голову тревожные мысли: а вдруг ты сбился, вдруг плывешь совсем в другую сторону – к выходу из залива, в открытое море?.. Но нет, солнце светит в левый борт – значит, южный берег прямо по курсу, и до него, наверное, уже недалеко…

Корди зябко повел плечами. День обещал быть теплым – как-никак осень еще толком не вступила в свои права, – но здесь, посреди водно-туманной пустоши, слишком явно ощущалось холодное дыхание морской бездны. Или это страх дает о себе знать?

Парнишка мысленно выругался. Нет, будь что будет, а домой он не вернется!

– Эй, Вьюрк! – позвал он. – Ты чего там притих? Дрыхнешь, что ли? Вьюрк! – Корди призывно свистнул.

Из-за туго набитой котомки показалась бурая мордочка с глазами-бусинками. Округлые мохнатые ушки вопросительно стояли торчком. Зверек издал писк, требуя объяснений.

– Вьюрк, ты же вроде куница, а спишь как сурок! – с напускной укоризной проговорил Корди.

В ответ Вьюрк вспрыгнул на котомку и сладко потянулся, выгнув спину дугой и распушив длинный хвост. Последовал широченный зевок, блеснули ряды маленьких, но острых зубок. Кун встряхнулся и как ни в чем не бывало принялся прихорашиваться.

– Красавец! – усмехнулся мальчик.

Настроение у него сразу улучшилось. Зябкого чувства, так подозрительно похожего на страх, будто и вовсе не было.

– Как думаешь, что нас ждет там? – Корди кивком головы указал в сторону берега, к которому он так усиленно греб.

Вьюрк вперил в мальчика взгляд своих умных глазок и повторно пискнул.

– Верно. Поживем – увидим, как говорил мой учитель… – юный ваннах горько вздохнул. – Знаешь, я всегда хотел отправиться куда-нибудь далеко-далеко, увидеть новые земли… Но не для того, чтобы грабить и убивать, как отец с братом, нет. Просто хочется побывать в дальних странах, повидать всякие диковины, о которых столько рассказывал учитель! Наш-то полуостров я взад и вперед исходил сотню раз… Мечты сбываются, мой друг. Жаль только, что обстоятельства несколько щекотливы…

Кун вскарабкался Корди на плечо и лизнул его в ухо.

– Тихо, тихо! Знаешь же, что я не люблю щекотки! – невольно рассмеялся мальчик. Он почесал питомца за ушком, а в следующий момент замер, вглядываясь в белесую пелену справа. – Эй, смотри! – Корди подскочил в лодке, отчего та закачалась. Вьюрк с возмущенным писком еле сумел удержаться на плече хозяина. – Что это там?

Туман уже слегка рассеялся. На относительно небольшом расстоянии от лодки водная поверхность вдруг заходила ходуном, и вверх взметнулся шумный фонтан.

– Кит! – выдохнул Корди.

На короткое время вода успокоилась, но потом вдруг вздыбилась, будто земля под напором лавы, и из морской пучины вынырнул темный гигант, размеры которого поражали воображение. Кит замер на миг в вертикальном положении, а потом обрушился всей своей массой обратно, подняв тучи брызг.

До этого Корди видел китов всего пару раз – издалека, с одного из лодочных причалов в своем поселении. Прибежав домой после первой встречи с морским великаном, он буквально засыпал своего учителя вопросами о китах: что едят, как живут, как относятся к людям, как люди к ним относятся… Учитель был рабом его отца, но когда-то он жил другой жизнью, был ученым человеком; именно он обучил Корди чтению и письму, рассказал любознательному ваннаху много интересного о мире, о дальних странах. Учитель… Парнишка невыносимо тосковал по нему.

Вдруг разум юного северянина пронзило чувство тревоги – словно боевой топор его отца броню противника. Ваннах кинулся грести что было силы, но не успел. Широченный черный хвост стремительно вылетел из воды, потом опустился – и Корди едва успел выпрыгнуть из лодки вместе со своей куницей, прежде чем крохотное суденышко приняло на себя могучий удар.

Корди открыл под водой глаза, увидел свою котомку, схватил ее и рывком вынырнул на поверхность. Ухватился за какую-то доску – это оказалось сиденье от лодки – и перевел дух.

– Вьюрк! Вьюрк! – закричал он.

Что-то шевельнулось у него за пазухой. Ваннах почувствовал прикосновение мокрой шерсти к груди, и из воротника его рубашки выполз ошалелый кун, насквозь вымокший, но живой.

– Как хорошо, что ты цел! – обрадовался Корди. Вьюрк пробежал по его руке и опять уселся парнишке на плечо.

Рядом плавала вверх дном лодка: удар исполинского хвоста почти расколол ее надвое.

– Спасибо тебе! – заорал ваннах киту, чья быстро удаляющаяся мокрая спина выглядывала из воды. – Чтоб тебя на тот свет раньше срока забрали!

Кит нырнул в воду. Обиделся, наверно. Хотя ругали-то за дело!

Вьюрк на плече сердито встряхнулся.

– Похоже, мы теперь замерзнем раньше, чем доберемся до берега, – голос Корди был насквозь пропитан пессимизмом, как вся его одежда – ледяной водой (не зря же море Студеным прозвали!).

Мальчик сплюнул и отчаянно заработал ногами, надеясь добраться до берега раньше, чем его превратившееся в глыбу льда тело унесет течением в открытое море.

Впрочем, такое могло случиться только поздней осенью, когда берега залива начинают обрастать ледяной коркой. Но и сейчас приятного было мало: всё тело пронзало холодом, и зубы уже начинали выбивать мелкую дробь. Скорей, скорей! Эх, знать бы, далеко ли еще до берега…

От усиленной работы ногами кровь в жилах разогрелась, побежала быстрее. Корди немного воспрянул духом, и на какое-то время у него даже появилась уверенность, что всё обойдется благополучно.

Однако плыть в таком бешеном темпе было тяжело, и вскоре парнишка начал выбиваться из сил. Пришлось поневоле сбавить ход.

А берега всё не видать…

Руки, вцепившиеся в доску, начинали уже понемногу коченеть. Опять нахлынуло отчаяние.

Вьюрк, угнездившись на загривке хозяина, что-то ободрительно пропищал ему в ухо.

– Тебе-то хорошо, – хрипло выдохнул Корди.

В ответ раздался еще более громкий писк, на этот раз укоризненный. Ваннах почувствовал, как зверек теребит ему сзади волосы: держись, мол, ты же такой большой и сильный, не то что я!..

Да уж, большой…

По правде говоря, Корди не выделялся среди своих сверстников ни ростом, ни силой. Да и учитель всегда говорил, что не сила красит человека. Сильным человека делают разум и знания…

Знания… Как они могут сейчас ему помочь? В нынешнем его положении куда больше пригодились бы стальные мышцы, как у его брата Снорри, который может задушить голыми руками дикого кабана…

Неужели старый Заннус, добрый и мудрый его учитель, ошибся? Неужели из-за недостатка сил Корди суждено погибнуть и никакие знания ему не помогут?

И тут в голове у обессилевшего и насквозь продрогшего мальчугана словно молния полыхнула. Он вдруг вспомнил, как вместе с другими мальчишками разевал рот от удивления, когда во время праздника Зимнего Солнцеворота лучшие воины-хускарлы из личной гвардии отца показывали на главной площади свое жуткое искусство: ходили босыми ногами по огню, били друг друга тяжелыми молотами, тыкали себя ножами – и хоть бы что! Позже старый Заннус объяснил мальчику, что секрет всех этих чудес не так уж и сложен. Всё дело в том, что воины заранее вводят себя в особое состояние (учитель назвал его незнакомым и загадочным словом «транс»), в котором их тела становятся невосприимчивыми к боли и могут выдерживать даже самые страшные удары. Этому искусству юношей-ваннахов начинают обучать после прохождения обряда воинского посвящения. Правда, далеко не каждому удается овладеть им в полной мере.

Корди всего этого знать еще не полагалось, и тем сильнее пристал он к учителю с расспросами. И Заннус рассказал и даже показал ему, как и что нужно делать. Впрочем, когда мальчик в первый раз попробовал сам достичь этого таинственного состояния, у него мало что получилось, и в дальнейшем он очень быстро охладел к этому занятию.

«Не беда, – улыбнулся учитель. – Главное – теперь ты знаешь. Просто тебе пока что это не нужно. Но когда придет необходимость – допустим, если жизнь твоя будет под угрозой, – это знание тебе поможет».

И вот теперь Корди понимал: время настало. Его сковывают усталость и холод. Значит, нужно сделать так, чтобы тело его стало не восприимчивым ни к тому, ни к другому.

Почему воины, плясавшие на раскаленных углях, оставались невредимыми? Потому что они, находясь в трансе, представляли себе, что ходят по глубокому снегу, что им холодно, очень холодно…

Значит, он, Корди, должен сейчас представить что?

Мальчик закрыл глаза.

Жаркий очаг. Раскаленные докрасна камни. Бешено пляшет пламя, жадно лижет днище котла. А в котле бурлит кипяток, пышет во все стороны паром. От огня жарко лицу, рукам, всему телу. Пот начинает струиться по спине, капает со лба, щиплет глаза. Вот из котла зачерпнули кипятку – и плеснули прямо на красные камни. Дикое шипение, всё тело обдает клубами пара, руки обжигает, становится трудно дышать…

Представляя всё это в уме, Корди одновременно начал негромко наговаривать вслух нечто вроде считалочки:

Раз, два… Ох, горячо…

Раз, два… Ух, жарко…

Раз, два… Еще горячей…

Жжет, обжигает… Упарился весь…

Так он твердил и твердил на все лады, в то же время продолжая работать ногами, – но теперь уже неторопливо, размеренно, в такт «считалочке».

И вот эти монотонные повторения, эти равномерные ритмичные движения постепенно утянули за собой его сознание, и оно словно бы отгородилось от всего лишнего: он ни о чем не думал, ничего не чувствовал, а просто долдонил одно и то же – и плыл, плыл всё вперед и вперед… И даже уже ничего не помнил – как и зачем он здесь, да и кто он вообще такой, – лишь тупо следовал той установке, на которую сам себя настроил…

Очнулся он от толчка.

Открыл глаза и сначала даже не понял, что произошло.

Впереди громоздились камни.

Почувствовал, как что-то заскребло его по загривку, по макушке, а потом раздался писк, и перед глазами замаячил длинный пушистый хвост, закрывая обзор.

– Вьюрк! – только и смог выдохнуть Корди.

Он с трудом поднялся и, шатаясь, пошлепал по мелководью к берегу, до которого, вопреки всему, добрался.

Выходит, учитель был прав!..

Едва ступив на твердые камни, паренек рухнул как подкошенный, ибо вышел из транса и теперь вся усталость дала о себе знать. Глаза закрывались сами собой. Конечно, спать в мокрой одежде, когда вокруг еще недавно висели холодные клочья тумана, а сейчас лишь самую малость потеплело, было не слишком хорошей идеей. Корди это вполне осознавал – но ничего поделать не мог, слишком уж выдохся. Даже пообещай ему кто сейчас исполнение всех его желаний, юный ваннах не сдвинулся бы с места.

Вьюрк ухватил зубами Корди за ухо (кун всегда будил хозяина по утрам именно таким способом) и потянул. Но парнишка не реагировал. Зверек обиженно пискнул и свернулся калачиком рядом с ваннахом. Вскоре он тоже спал…

…Пока они мирно отдыхали в царстве снов, на другой стороне залива, в доме Корди, его отец, вождь Вигнер, заглянул в комнату сына, желая извиниться за произошедшее накануне, хотя простыми извинениями тут не отделаешься… Корди, само собой, не обнаружилось. «Опять в лес удрал, – подумал суровый ваннах. – Ладно, рано или поздно вернется – никогда больше чем на пару дней не уходил – тогда и поговорим».

* * *

– Дай-ка глянуть! – Руйсефан Киларович перестал диктовать и требовательно вытянул вперед руку.

Алла добавила последний лист бумаги к ранее напечатанным и передала их своему нанимателю.

Типом он был, надо сказать, с причудами, хоть и выглядел довольно заурядно: пожилой дядечка без каких-либо примечательных черт внешности, разве что одевается старомодно. Одним из его требований был набор текста непременно на печатной машинке – допотопном устройстве, которым уже лет двести (а то и больше) никто не пользовался, потому что ему на смену сначала пришли компьютеры с клавиатурами, а потом ИИ, распознающий произносимые вслух слова и самостоятельно их записывающий. Помимо этого, экстравагантный работодатель велел секретарше постоянно носить очки – еще одно приспособление из древности, которое сначала было вытеснено контактными линзами, а те, в свою очередь, уступили место оптическим имплантам. Третьим требованием было ношение делового офисного костюма периода примерно второй половины XX века. Четвертое условие – называть работодателя «шефом» («в крайнем случае можно по имени-отчеству», – последовало уточнение). На этом странные требования пока заканчивались, но как знать – не взбредет ли в голову чудаковатому типу еще что-нибудь этакое? Ведь Алла работала у него всего лишь второй день.

Когда секретарша спросила Руйсефана Киларовича, зачем все эти непонятные усложнения, он ответил коротко: «Для атмосферы». Ну что ж… атмосфера в его жилище, безусловно, присутствовала. Шеф явно был большим любителем определенного периода времени и обставил свою квартиру под стать – никаких современных устройств, никаких новомодных материалов, электроники совсем немного, да и та – в стиле всё того же ХХ века. Взять хотя бы странный примитивный приборчик, проецирующий на стену немые цветные картинки, который шеф любовно называл «фильмоскопом»… Мебель в квартире тоже была жутко древней: например, один из шкафов, по заверениям хозяина, принадлежал когда-то аж царской семье Романовых.

Да что там говорить: даже объявления о найме работодатель предпочел по старинке напечатать на листках бумаги и расклеить по столбам, вместо того чтобы просто-напросто воспользоваться соответствующим виртуальным сервисом…

Впрочем, какими бы странными и бессмысленными с чисто практической точки зрения ни казались требования Руйсефана Киларовича, выполнять их было несложно, а зарплату он пообещал очень хорошую и в первый же день выдал аванс, так что жаловаться не приходилось…

Автор проглядел готовые страницы и недовольно засопел.

– Ну что это такое? – посетовал он. – Я же не так диктовал.

– Да, шеф, но вы же сказали, что это будет фэнтезийная история в средневековом сеттинге, а ваша лексика не вписывается в атмосферу. Вот и пришлось по ходу корректировать. Правда, кое-где я, кажется, всё-таки пропустила парочку не вполне уместных по стилистике словечек – «пессимизм», например…

Начинающий писатель вновь засопел.

– Не надо было выпускницу филфака брать… – проворчал он. – Уже столько лет прошло, а вас там всё еще по заветам Мариванны учат.

– Какой еще Мариванны? – не поняла Алла.

– Неважно… Ну, раз уж напечатала, оставь. Но впредь уровень отсебятины понизь!

– Шеф, я всё же настаиваю, что вам следует несколько изменить вашу лексику. Вы же сами цените целостность атмосферы! Должны понимать…

Руйсефан Киларович задумчиво поскреб подбородок.

– Ладно, посмотрим…

Глава вторая.

Корди повернулся на другой бок. Что-то кровать жестковата. Вот гадство, наверно, Снорри опять спер тюфяк! Он любит это делать. Вроде бы давно уже не шалопай-мальчишка, один из лучших воинов в отцовской дружине, а до сих пор нет-нет да и норовит выкинуть что-нибудь этакое! И вот чего Корди никак не мог взять в толк: как это старший брат умудряется вытащить из-под него тюфяк до того ловко, что он даже не просыпается?

– Снорри, тюфяк верни! – пробормотал сквозь сон Корди.

Вместо брата ему ответил громким писком Вьюрк.

Остатки сна ушли, и ваннах уселся на голых камнях. Мигом вспомнилось всё, что произошло сегодня – или уже вчера? Гребля на лодке через залив, страшный хвост кита, спасшая ему жизнь доска-сиденье и транс…

– А ведь учитель Заннус был прав, Вьюрк! – Корди погладил уже высохшую куницу. – Знания мне действительно помогли! А вот помогли бы мне мускулы Снорри – еще вопрос, ведь без транса я бы просто окоченел там!

О том, что старший брат тоже кое-что смыслит в этом удивительном искусстве, Корди предпочел не вспоминать. Подумаешь! Попробовал бы Снорри проделать что-нибудь в таком же духе года три назад, когда еще не прошел воинского посвящения, – нипочем бы у него не получилось!

Вьюрк что-то проурчал, потом вывернулся из-под ладони мальчика и упал на спину, почесывая себя лапкой чуть пониже белой грудки: есть, мол, пора.

– Вот пройдоха! – усмехнулся Корди. – Взял бы да поохотился сам, пока я тут валялся без задних ног. Только не говори мне, что ты тоже из сил выбился!

Кун возмущенно фыркнул.

– Ладно, ладно, не дуйся.

Ваннах скинул безрукавку и рубашку, разложив их на камнях, так как за время его сна они еще не успели полностью высохнуть (стало быть, не так уж долго он спал), и остался в одних штанах. Конечно, их тоже следовало бы высушить, но Корди не был уверен, что берег необитаем и его никто не увидит в чем мать родила. Правда, он не слышал, чтобы на этой стороне залива были какие-то людские поселения, да оно и понятно: вряд ли кто-то рискнет обосноваться по соседству с ваннахами… но как знать? Вдруг сюда всё-таки вздумает кто-нибудь наведаться? Ладно парень, а ну как девушка? Стыда не оберешься!..

Корди пощупал одежду. Нет, похоже, так она будет сохнуть еще долго. По счастью, он прихватил с собой огниво, так что дело оставалось за малым – набрать топлива.

Каменистый пляж тянулся на несколько десятков саженей, а потом резко начинались деревья. Обычные такие деревья – кедры, ольха… Всё это мальчик видел и у себя дома.

Корди добрался до леса и вскоре насобирал полную охапку веток, а карманы набил сухим мхом, который мог сойти за трут. Разложив всё это дело рядом с котомкой, он соорудил небольшой костерок, оставив часть валежника на подкормку, и тщательно протер огниво. Высечь искры получилось почти сразу – трут затлел, и мальчик поскорее сунул его вглубь костерка.

Над берегом взвилась тоненькая струйка дыма. Язычки пламени перебегали с ветку на ветку, поджигая их одну за другой. Будто какие-то невиданные чудо-воины (язычки огня) берут штурмом вражеский город, тесня его гарнизон (ветки).

Порывшись в котомке, Корди с досадой убедился в том, что хлеб раскис и превратился в неаппетитную кашу, пропитанную вдобавок морской солью. Вяленому мясу досталось не так сильно – что ему будет-то? А вот одна из трех небольших тыквенных фляг с водой оказалась раздавлена – то ли при крушении лодки, то ли это Корди на нее упал, когда добрался до берега, – и треть запаса пресной воды исчезла в море. Мокрый горько-соленый хлеб можно было стерпеть, но вот потеря воды могла оказаться серьезным ударом, если не найти в скором времени какой-нибудь ручей или речку.