– Ты что делаешь? – удивилась Мария. Ей как-то не с руки было продолжать обращаться на «Вы» к этому низкорослому мужчине, которого она сначала приняла за ребёнка, когда увидела со спины. Он был таким жалким и безобидным…
– Это трава, да? – спросил парень. Он глядел на Машу снизу-вверх, и его, кажется, не смущала такая неловкая ситуация.
– Ну да. Ты травы не видел? – Маша присела на корточки рядом и посмотрела на него внимательнее. Глаза он открыл, но часто моргал. Они были красными как при конъюнктивите, зрачки подрагивали. К слову, они были тёмно-карими.
– Не видел. А цветы? Где смотреть цветы?
– Да где хочешь. Смотря какие. Вон слева от тебя тюльпаны, я их сама посадила. Правда, уже отходят. А вон там за воротами сирень. Не заметил? Мы мимо шли, да ты глаза закрывал. В доме фиалка есть, пять горшков. У кого-то розы в огороде растут, да и на рынке можно цветов купить каких хочешь. Те же розы там, хризантемы, лилии. В полях – ромашки, васильки. В лесу – ландыши. На болоте – кувшинки.
Яков замотал головой. Она закружилась у него от избытка информации. Единственное, что он понял, что здесь, рядом с ним есть цветы. Какие-то туль…, тюль… или пуль… Он встал, подошёл к тюльпанам, стал нюхать их, периодически закрывая глаза и откидывая голову назад, словно пытаясь прочувствовать запах и зафиксировать в мозгу это новое ощущение. Затем он стал трогать бутоны пальцами, про себя поражаясь их хрупкости и нежности. Он потёр один лепесток пальцами, заметил, как тот истончился и приобрёл более тёмный оттенок красного и чуть не порвался. Прошло минут десять, прежде чем женщина позвала его:
– Пойдём в дом. Цветы не убегут. А тебе надо отдохнуть. Как твоё имя?
– Яков, – ответил он, в который раз возблагодарив небо (то самое, настоящее голубое небо, которое он ещё не рассмотрел) за то, что его язык так похож на здешний. Лишь с некоторыми искажениями. И значения слов многих он не понимал, но всё равно улавливал суть.
– А меня Маша. Я – будущий врач. Интерн пока в больнице. Ты заходи.
Яков прошёл в дом. Он был чем-то похож на их жилища, но был более правильной геометрической формы, стены были гладкими и ровными. На одной стене, над кроватью висело красивое покрывало с ромбиками и завитушками (потом он узнал, что это называется ковром). Две маленькие комнатки, в каждой по окну. И кухонька тоже с окном. Через все окна в дом лился яркий солнечный свет, от чего все предметы выглядели красочно и чётко. Яков стал озираться по сторонам. Он увидел много незнакомых, странных вещей, предназначение которых было ему не понятно.
– Яша, ты посиди здесь, а я обед приготовлю, ладно? И разденься, а то ты весь такой грязный. Сейчас я воды нагрею, помоешься.
Мария порылась в шкафу и вытащила свой старый спортивный костюм.
– Надень пока мои вещи. А что ты весь в кожу одет, кстати? Впервые вижу, чтоб так ходили. Ну, я на кухню!
Девушка закрыла за собой дверь. Яков послушно переоделся, аккуратно сложив своё, можно сказать, истлевшее одеяние на пол в углу комнаты. Костюм, который ему дали на время был мягким. Он был не кожаным, а из какого-то другого материала. «Наверное, такие шьют из растений. Как-то перерабатывают их, возможно, измельчают травинки. Это женский костюм. Ну ничего. Она обещала мои вещи постирать. Какая она добрая…» – думал Яков. Он выпил воды из стакана, который предложила ему Маша, и стал рассматривать посудину. Материал, из которого сделана эта чаша, как он потом узнал, назывался стекло. Якову жутко хотелось прилечь, но вокруг было много всего интересного и непонятного, хотелось всё потрогать, подержать в руках. Вот какая-то кнопка на стене. Он подошёл, нажал. Раздался щелчок и над головой засияло маленькое солнышко, спрятанное за узорчатой полупрозрачной плоской чашей в форме цветка. В комнате стало светлее. «Надо же, у каждого жителя есть в доме маленькое личное солнце», – удивился он. – «А огня как раз не видно, ни одного факела. Как здесь всё приспособлено грамотно. Интересно, другие люди такие-же большие?» Мысли в усталой голове перескакивали с одной на другую. Он даже на время перестал думать о своих недавних потерях, настолько был поглощён новыми знаниями и новыми ощущениями. В комнате не было кожаных изделий вообще. Кровать была застелена покрывалом коричневого цвета тоже из мягкого материала, как и подушка. Яков приоткрыл шкаф. Внутри на вешалках висела женская одежда. Она была разных цветов, разной фактуры. Он пощупал платье, оно было тонким. Юбка в складочку (таких он не видел). Потом его взор упал на полки, прибитые к стене. На них стояли в ряд книги. Бумажные. Таких в каменном мире не выпускали, но он видел в библиотеке похожие, сшитые из пергамента. Как раз те, что достались от предков-основателей каменного мира. Понятно, что они их из верхнего мира прихватили. То были старинные книги с тускло-жёлтыми страницами, изъеденные временем по краям. Полки были, естественно, не привычно каменными, а из какой-то твердой породы непонятного происхождения. Яков стал их рассматривать и понял, что они, как и вся мебель в доме девушки из растений. Не успел Яков присмотреться к книгам, как вошла Мария:
– Яша, пойдем к столу, а? Я тебе на руки полью, а то у меня дом без горячего водоснабжения. Но я нагрела целый чан.
– А из чего это сделано? – спросил он, постукивая по столешнице.
– Из древесины. Это дерево. Ты и деревьев не видел? Откуда ты такой взялся?
– Я…
– Ладно, потом расскажешь. Пока шли ничего не замечал, да? Из-за глаз? Вот, смотри!
Маша раздвинула шторы и подвела Якова к окну. За окном росло дерево, молодая яблоня, как раз в цвету. Яков улыбнулся: «Как красиво! И на деревьях цветы тоже растут!»
– Это яблоня. Скоро цветочки опадут, на их месте вырастут яблоки.
– ?
– Это плодовое дерево. Их можно есть. Не все деревья такие. Те, из которых мебель делают, другие, с толстыми стволами, в лесу растут. И бумагу, кстати. Делают из них.
Якову вдруг стало обидно. За себя, что так многого не знает. За то, что родился в таком примитивном мире. А ведь так жили несколько поколений жителей до него. Не зря он мечтал попасть сюда. И Сара, вот, не дожила… Наверное, девушка смотрит на него, как на глупца.
– Садись, – приказала Маша, после того, как сама отмыла руки Якова от въевшейся за много дней грязи. – Вот еда, налетай!
Яков послушно «налетел». Он быстро отправлял в рот то, что как он узнал потом, было пирожками с капустой, кислыми щами, чёрным хлебом, пряниками и чаем с лимоном и сахаром. Это было вкусно, но непривычно. Живот его раздулся на глазах, к горлу подступила тошнота, которую он едва сдерживал. Маша заметила, что её гость побледнел, хотя сначала казалось, что стать бледнее, чем он был, просто невозможно.
– Яков, пойдём в кровать, а? Ты выспишься, потом мы поговорим, да?
– Да. Ты добрая, Маша. Но я должен предупредить всех вас… – голос Якова стал тревожным.
– Потом предупредишь, идём.
Он повиновался. В конце концов эта женщина лучше знает, что делать. Это он тут новичок. Маша уложила Якова в постель, не раздевая. Он моментально забылся спасительным сном, хотя мозг его продолжал лихорадочно работать, переваривая новую информацию, казалось сам по себе. Кривулина, убеждённая в том, что приютила у себя пациента психиатрической клиники с умственной отсталостью и какой-то генетической патологией, который, видимо, сбежал и потерялся, стала напряжённо думать, что ей делать дальше. «Да что ж я-дура-то такая? Вот вляпалась опять! Его же, наверное, ищут. Надо было сразу «скорую» вызвать. Нет, пожалела на свою голову. А вдруг он агрессивный? Или ему препараты какие-нибудь надо пить?» Но вскоре её мысли переключились на любимого Бориса Владимировича, и она задремала, сидя в старом кресле в сенях.
Глава шестая. Сомнения
Проснулась Маша от стонов за стеной. Она быстро встала, отворила дверь в комнату и увидела Якова, мечущегося по кровати во сне. Она растормошила его, разбудить удалось не сразу. Лоб парня покрыла испарина, лихорадочно бегали и нездорово блестели глаза.
– Что такое? Кошмар приснился?
– Они… они… Идут сюда… – затараторил Яков, схватив Машу за запястье и глядя в глаза.
– Кто идёт? – спросила Маша, в очередной раз пожалев, что не отправила этого странного человека куда следует, вместо того, чтоб притащить домой.
– Чудовища идут. Крысы. Они убили весь наш народ. Мою семью. И скоро выберутся на поверхность, как выбрался я.
– Ты бредишь? – Маша всерьёз испугалась. Кажется, у парня начались галлюцинации.
– Что? Я не понимаю.
Яков отпустил Машину руку. В его глазах застыли слёзы, он уставился в потолок. Понял он, что ему ведь могут не поверить. Как же он сразу об этом не подумал? А может надо успокоиться? Может крысы не попадут никогда в солнечный мир? У него-то была карта. Это не один километр пути по каменным лабиринтам, пещерам, гротам, по подземным речкам. Трудный и долгий путь. Теперь, когда им некого есть, они станут питаться друг другом. А вдруг наоборот? Станут агрессивнее, сильнее. Голод погонит их наружу и тогда…
– Маша, я должен предупредить всех людей этого мира об опасности. Я для этого сюда пришёл. Не только из-за мечты.
– Я тебя тоже не понимаю. Ты так странно говоришь. Мне кажется, ты психически болен, прости…
– Я не болен, я просто другой.
– Это я вижу.
Маша была в замешательстве. Её хлебосольная деревенская натура не придумала ничего лучше, чем усадить Якова за стол и напоить чаем с плюшками. Он их съел пять штук.
– Эта еда тоже из растений? – осведомился он. – Такая вкусная.
Маша засмеялась.
– Это как приготовить! Можно и невкусно испечь. А так да, из растений. Точнее из муки, которая является продуктом из растения пшеницы. Яков, а у тебя родственники есть? Может, тебя ищут?
Он погрустнел.
– Все умерли.
– Но как?
– Их монстры съели. Ты не поверишь, боюсь.
– Я попытаюсь. А где эти самые монстры живут?
– Под землёй. И я там жил с моим народом. У нас были города… Пока не появились эти чудовища. Они были сначала обычными крысами, потом стали расти, размножаться и нападать. Их очень. Очень много.
– Народ, который живёт под землёй? Не верю!
– Целая цивилизация. Была. Более семи веков.
Маше казалось, что она слышит сказку. Было и интересно, и жутковато. Как бы самой умом не двинуться!
– Яков, а пойдём погуляем, а? Я тебе город наш покажу.
– Да, я хочу! Я благодарен тебе, Маша.
– Сейчас как раз темнеет, скоро вечер. И глазам твоим будет полегче, солнце заходит, уже не палит.
– Вечер?
– А, ну да. В подземелье же всегда ночь. – догадалась Мария. Она объяснила Якову наскоро про смену дня и ночи, а заодно и про времена года. Парень слушал так внимательно, что Кривулина поймала себя на том, что начинает верить в его бредни про каменный мир.
– Но, я в этом не пойду! – запротестовал Яков, показывая на висевший на нём, как на вешалке Машин спортивный костюм.
– Супермаркет недалеко. Скоро стемнеет, тебя никто не увидит. Подберём тебе что-то, у меня до зарплаты ещё восемь тысяч осталось. Ну что ты так смотришь? Или в Вашем мире не платят зарплату?
– У нас нет никакой зарплаты. Не было. А за что её платят и кому?
– Всем. За работу. Вот деньги, гляди», – сказала Маша и вытащила из кошелька бумажные купюры и несколько пятаков.
– Красивые картинки. И кружочки эти блестящие. А зачем они тебе нужны? Для какой-то игры?
– О, боже! – воскликнула Мария. – Идём, по дороге расскажу!
Молодые люди вышли на улицу. Сначала двигались молча, Маша с интересом наблюдала за своим гостем, который шёл, не глядя под ноги совсем. Он рассматривал здания, проходящих мимо людей (они оказались действительно большими, высокими и крупными), деревья в зелёной густой листве. Машины привели его просто в восторг. Он искренне и по- детки изумлялся чудесам прогресса. Понравились ему птицы. Они долго сидели на скамейке в аллее, наблюдая за пузатыми серыми голубями, снующими туда-сюда, пока не начался закат. К этому времени друзья (они, несомненно могли уже считать себя таковыми) вышли на набережную. Яков с влажными от слёз глазами внимательно следил за багровым солнцем, медленно плывущим за горизонт по другую сторону реки.
– Маша! Я всю жизнь мечтал увидеть его, Солнце. Многие из моих товарищей вообще не верили в его существование. Оно прекрасно. И этот мир чудесен. Как же так? Я теперь задаюсь постоянно вопросом, зачем наши предки покинули этот мир? Лишили нас, своих потомков этой радости? Жить под этим небом, дышать настоящим воздухом, любить этих птиц, деревьев и цветов?
– Деревья и цветы, – поправила Маша.
– Прости, я плохо на вашем языке говорю.
– Ты нормально говоришь, я тебя отлично понимаю. Немного путаешься в склонениях…
– В чём?
– Неважно. А теперь смотри туда, – указала Мария на другую сторону небосвода, где неявно проступал бледно-жёлтый месяц.
– Это что? Другая планета? Я про них в легенде читал.
– Это Луна. Говорят, что это не планета, а искусственный спутник, который инопланетяне запустили в космос, чтоб за нами, землянами, следить.
– Иноплатяне?
– Инопланетяне, Яков. Ох, ты ничего не знаешь о жизни на Земле. Истории не знаешь. Мне жаль тебя. Ну, ничего. Завтра я уйду на работу, а тебе оставлю книг. У меня много есть по истории, литературе, даже словарь русского языка толковый.
– Благодарен.
В круглосуточном супермаркете Якову стало дурно. Он пожаловался на боль в животе. Поэтому Мария, наскоро купив первую попавшуюся рубашку, джинсы, кроссовки, майку, по паре носков и трусов на свой вкус, повела гостя домой. Есть Яков отказался, ссылаясь на тошноту. Маша решила дать ему что-то полегче и предложила бананы. Он съел два и похвалил божественный вкус этих растений (не запомнил ещё, как что называется). Последней «фишкой», которая вызвала недоумение, а потом восхищение у бывшего жителя подземелья стал сотовый телефон. Он зазвонил внезапно мелодией Стаса Михайлова «без тебя, без тебя…», заставив вздрогнуть от неожиданности обоих. Маша схватила трубку, лежащую на полке, нажала кнопку и стала беседовать с мамой. Через пять минут, когда девушка отключилась и небрежно бросила мобилу на диван, Яков спросил:
– Что это было, Маша?
– Где?
– Ну вот же. Штука, с которой ты говорила, называла мамой. Как?
– Это телефон. Он передаёт звуки на расстоянии с помощью сотовой связи.
– На расстоянии? Этот прибор?
– Да. Я вот разговаривала с моей мамой, у которой тоже такой де приёмник звуков. А мама находится очень далеко, в другом городе. Ну, то есть в деревне. Как телефон улавливает и передаёт звук голоса, я тебе объяснить не могу. В общем, его переносят невидимые волны по воздуху, понимаешь?
– Нет.
– Я сама не понимаю, как это происходит, но факт в том, что любой человек на земле может общаться с другим с помощью эффекта этих невидимых волн, которые точно переносят звуки с бешенной скоростью. То есть, мама сказала что-то там, и я тут же это слышу здесь, в своём доме. В этот же момент.
– А как мама дала тебе знать, что хочет говорить сейчас?
– Так позвонила ведь! Слышал, песня звучала из аппарата? У каждого такого прибора, под названием телефон, есть индивидуальный номер. Каждый номер принадлежит определённому человеку. Вот мама кнопки нажимала с цифрами моего номера, и зазвонил именно мой телефон! А. Вспомнила. Ещё с помощью специальных вышек передача звуков идёт. Ой, я подробно этим вопросом не интересовалась. Слушай! – продолжала Маша, – Ты же про интернет тоже ничего не знаешь…
– Я себя ребёнком чувствую. Столько нового вокруг. Всё надо познавать.
– Познаешь постепенно. Так это правда, что ты из подземелья? И про монстров правда?
Яков снова помрачнел. И поморщился, видимо, от боли в животе:
– Да. Это правда. Можно я лягу?
Кривулина засуетилась. Она уложила Якова в свою кровать, но перед сном заставила выпить его таблетку но-шпы от спазмов.
Сама она легла в двенадцать. Очень хотелось перед сном предаться мечтаниям о своём любимом строгом докторе Борисе, но из головы не уходили мысли о Якове. Ну не может это быть правдой, не может! Житель каменного мира, подземелья… И почему именно она его нашла?
Глава седьмая. Крутая Таня
Уроки закончились в два тридцать, и это был первый раз за четвёртую четверть, когда тринадцатилетняя Таня досидела на них до конца. Вчера мать вызывали в школу. И хоть её мамаша, алкоголичка со стажем, работающая санитаркой в краевой больнице Калининска на две ставки, давно дочерью не интересовалась, в школу всё-таки пришла. К этому мероприятию женщина готовилась тщательно. Она не пила три дня вообще, чтоб выглядеть приличней, чтоб сошли отёки с лица. На работе-то она своё лицо, запах перегара под маской скрывала. Да и кому интересно, трезвая санитарка, или пьяная? Всё равно не уволят, полы за двенадцать тысяч в месяц нет дураков мыть. А тут – школа. Дело серьёзное. Отбилась Танька-зараза от рук, надо показать ей, кто в доме хозяин! А то нет уважения ни к кому, даже мать родную «ни во что не ставит». Да и учителям надо показать, что порядочная, заботливая она мать. А то ещё в службу опеки насвистят, что дитё брошенное. Танюху в детдом, а её пенсии по потере кормильца лишат. Визит к директору школы прошёл на редкость гладко. Мать Тани с вниманием и смирением выслушала монолог директрисы о том, какая Таня развязная девчонка, о том, что её боятся в классе, о том, что недавно она избила девочку из параллельного класса и о том, что хамит учителям, учится на одни двойки и не делает уроки. В своё оправдание мама Тани лишь сказала, что у девочки нет отца, а она вынуждена пахать на двух ставках, истирая в кровь руки на мытье полов, чтоб выжить. Но благодаря этому девочка одета, обута, накормлена и живёт в семье. А воспитанием дочери она клятвенно обещала заняться прям с сегодняшнего дня. Мать своё обещание сдержала, оходив нерадивую дочь шваброй в этот же вечер, ибо другие методы воспитания были неведомы ей.
– Мамаша вчера меня отпи***ла, прикинь? – рассказывала крутая девчонка Танюха своей подружке Вике, с которой шли после уроков в посадки за частным сектором в двух остановках за школой, чтоб спокойно там покурить. – И сказала, что, если на уроки ходить не буду, бабло давать перестанет. Вот сука!
Таня жутко любила материться. Этому она научилась ещё в садике. И к первому классу уже поняла, что это круто. Постепенно, учась в школе, она убеждалась, что мат – это признак взрослости и самостоятельности. Особенно, если использовать эти словечки смело, не стесняясь и с «наездом». Она любила «наезжать» на одноклассников и на детей из соседних классов. Маленьких не трогала, считала, что это «лажа», приставать к малолеткам. Все знали, что Танька Старикова – это школьный «авторитет». И что дружить с ней престижно. Такая кому угодно в морду даст за друга! Учителя «плакали» от Тани, от её выходок. Вокруг девочки собрался круг единомышленников, таких же девочек и мальчиков, называвших друг друга не иначе как чувак и чувиха, держащих в страхе всю школу. Точнее, детей от шестого до восьмого класса в страхе, а от девятого до одиннадцатого – в напряжении. Сама Старикова училась в седьмом.
– Да ты что? – деланно возмутилась Вика. Она недавно была в Таниной компании и очень стремилась завоевать Танино доверие и благосклонность. Вот и теперь согласилась пойти прогуляться с ней после школы до безлюдного пустыря. Там, в стороне от посторонних глаз, подруга обещала научить Вику курить. Тогда только она может претендовать на Танину дружбу.
– Да, прикинь, охерела, совсем. Вот, глянь какой синяк, – ответила Таня, задрав высоко рукав кофты и продемонстрировав Вике большую фиолетовую гематому на плече.
– Меня тоже пи**ят предки, – тут же соврала Вика (сама она была из благополучной семьи), но очень уж хотелось подражать Тане во всём.
– Но бабло дала, сказала последний раз. А у тебя бабки есть?
– Да, сотня.
– Вот говно ж! На пачку не хватит.
– Может тогда чипсы купим и колу?
– Да нах** эти чипсы? Пошли «Яву» возьмём.
– А как нам продадут, Тань? Мы же школьницы.
– Не ссы. Увидишь. Давай бабки.
Вика отдала подруге сто рублей, не подав вида, что удивилась, что сигареты будут куплены исключительно на её деньги. Но о том, чтоб заикнуться об этом самой Татьяне, не могло быть и речи.
На автобусной остановке стоял одинокий ларёк. Девочки вошли. Они были единственными посетителями. Таня протянула сто рублей продавщице и попросила пачку «Золотой Явы» и буханку хлеба.
– Сигареты не продам, – сразу объявила продавщица.
– Девушка, ну пожалуйста! Вы же знаете, что я не себе покупаю. У меня папа лежит, от рака лёгких умирает… Он если не покурит, сильно кашляет и задыхается. Ну я же у Вас всегда беру. И вчера покупала, забыли?
Продавщица сделала недоуменное лицо. Она не помнила, чтоб вчера отпускала сигареты ребёнку, но вчера было много народу… «Чёрт с ним, продам. Того и гляди, заплачет девчонка. Всё равно никто не видит», – решила продавщица, мимоходом пробежавшись взглядом по окну-витрине, выходящей на пространство перед входом в магазин и позволяющей убедиться, что рядом на улице никого нет.
– Вот видишь, – сказала Таня восхищённой подруге, выйдя из магазина, – Тут «или пан или пропал». Уметь надо. Поэтому и уважают все меня, что мозги на месте. Так что, Викуся, держись меня и будешь как в шоколаде. Усекла?
– Да, ты реально крутая! – ответила Вика. Она жутко робела перед крутой подругой, но усиленно не показывала виду.
Девочки пошли по тропинке сквозь кусты и мелкие корявые деревца. Таня рассказывала, как однажды позапрошлым летом тут, на пустыре, ночевала, когда мамаша пьяная заявилась и подралась со своим сожителем, который забылся крепким сном в аккурат на её раскладушке. Она тогда психанула и убежала. Была такая же жара, как сегодня. Вот и пошла в посадки, тогда ещё тут ржавые трубы валялись, можно было веток натаскать и типа постели что-то устроить. Наутро её там менты нашли, мамаше «вставили пистон», а та ей всыпала по первое число и в доме заперла на неделю. Но Танька через два дня убежала через окно третьего этажа, связав две простыни и привязав к батарее один конец. В школе как об этом узнали, так месяц о ней трындели все, кому не лень. Что типа, кроме Таньки, никто б так не смог!
Вика слушала и восхищалась Таниной смелостью и дерзостью. Она понимала, что живёт в лучших условиях, и родители у неё добрые, нормальные и старшая сестра есть, студентка… И на море её возят, и покупают всё. Но… В школе-то её так не уважают, как Татьяну. Она – обычная девочка, паинька. До седьмого класса вообще отличницей была. И так хотелось ей стать крутой, так хотелось почувствовать вкус свободы! Чтоб о ней тоже говорили, как о популярной Тане. Как же классно, что они подружились!
– Садись сюда, – сказала Таня, указав на бетонный край старого коллектора, выступающий над землёй на полметра, – тут нас кусты закрывают, не увидит никто, если проходить будет. А то любят нос совать не в своё дело все, кому не лень.
– А что там? – спросила Вика, присев рядом с подругой на каменный холодный бортик, вскользь заметив, что он пыльный, и можно испачкать юбку (фиг с ней, пусть пачкается, не выглядеть же чистюлей щепетильной. Как «лохушка!»)
– Канализация там.
– Да… И воняет немного.
– Короче, на сигарету, – сказала Таня серьёзно, протянув Вике одну штучку, а вторую сунув себе в рот. Но, подумав, добавила: – Ща я прикурю и себе и тебе. А то не сможешь сама. Потом будешь вдыхать дым через фильтр. Только сильно, а то будешь не в затяг курить, это неправильно! Давай сюда обратно.
Вика вернула сигаретку, а Таня сунула в рот себе сразу две. Так она была похожа на смешного маленького козлёнка, сосредоточенно скосившего глаза, пытающегося рассмотреть жёсткий капустный лист у себя во зубах. Эта ассоциация насмешила Вику. «Да совсем она не страшная, даже прикольная эта Танька», – подумала она, сдержав улыбку.
Танька чиркнула зажигалкой, и ойкнула. Вспыхнувшее пламя оказалось неожиданно большим и слегка подпалило кривую длинную чёлку. Танька выронила зажигалку, выплюнула сигареты и принялась колотить себя по лбу, яростно приговаривая:
– Б*я, б*я, б*я! Что за х***я!? Твою мать!
– Таня, тебе не больно? – забеспокоилась и немого испугалась Таниной злости подруга.
– От****сь!
– Да ладно тебе, Тань. Ну подумаешь, волосы подпалила. Это ж херня! – решила сменить тактику Вика. И это возымело действие, за что Виктория мысленно себя похвалила.
– Ты права, подруга. Тока зажига упала, вот пи***ц!
– Куда? Я не заметила.
– В яму эту.
– Может тогда домой пойдём? Раз прикуривать нечем.
– Вик, ты чё, сдрейфила?
– Нет, что ты!
– Я сейчас слазаю, достану.
– Да ты что? Там, кажись, вода бурлит, – сказала Вика, прислушиваясь. Она заглянула в коллектор, там было темно, дна не было видно. В стене торчали куски арматуры, напоминающие импровизированные ступеньки.