Гонитель

Я неуверенно смотрел на Маришку некоторое время, но на ее лице и мускул не дрогнул. Незнакомец прекрасно слышал сказанное девушкой, но продолжал молча сидеть. Глубоко вздохнув, я виновато проблеял:

– Извините меня, пожалуйста, как вас там звать…

– Плант.

– Что?

– Плантом его звать, – шепнула тихонько Маришка.

– Прошу прощения, Плант.

– Так вот, – молниеносно повернувшись лицом ко мне, как ни в чем не бывало продолжил чудак, – вышел, значит, Шкет на моцион. Я еще удивился: в тот день было жарко, а он всё равно поперся. Как выяснилось позже – причина на то была! Он, зараза, ленив до безобразия, уж я-то знаю – просто так не выйдет никогда. Но в таком деликатном деле, как поиск осознанных демонов, равных ему нет, поверь, – Плант подкрепил слова кивком, – даже тоньше меня чувствует. В общем, привел он меня к одному интересному особнячку, где оба этажа заняты небезызвестной фирмой «Реклам-Инвест». Я, как ответственный гражданин, решил в ситуации разобраться и выяснить, кто там у вас нечистью является. В этот момент, – он показал на меня разительно уменьшившимся чупа-чупсом, – мы и встретились с тобой. А далее всё настолько очевидно, что и рассказывать неудобно. Но тебе, обладателю пытливого ума, поясню: установил я слежку за этим вашим директором, понял, что действует он не один, в связи с чем проявил невиданную осторожность и взял Шкета с собой на дело. Толку от него было, правда, что с козла молока.

Демонами они оказались старыми, опытными, хотя силенок у них не то чтобы много было, – махнув рукой, покачал головой рассказчик. – Но баба эта ваша, Ленуся, упорная оказалась! Прыть проявила такую, что вынудила меня изгонять ее напрямую, без ритуала. А это, как всем известно, процесс потенциально опасный и неприятный. Но даже будучи бесполезным болваном, подвешенным к потолку, ты умудрился создать проблемы из ничего: вмешался в процесс изгнания – и мало того что чуть не угробил душу свою, так еще и едва не выпустил демона. А демонов, как известно, выпускать ни в коем случае нельзя. И только квалифицированное и своевременное вмешательство Маришки спасло твою бренную тушку.

Девушка слушала с не меньшим любопытством, чем я. И даже согласно кивала, особенно на «бесполезном болване». А мне вдруг всё стало ясно.

– Спасибо, рассказ был исчерпывающим. «Сверхъестественное» я и сам смотрел, грешен, законы жанра знаю. Как же вы на демонов без соли и святой воды пошли? И следов серы там не было… Хромает ваша версия.

– Что ты смотрел? Не понял… – Плант вопросительно глянул на Маришку: – О чем это он? Вода и соль? А сера тут при чем?

– Он об одном древнем сериале, – закатив глаза, пояснила девушка. – Не обращайте внимания, Наставник.

– И что же, демоны оставляют следы серы, получается? – заинтересовался мужчина.

– Конечно, – авторитетно подтвердил я, – на земле прямо порошочек и остается.

– А откуда он сыпется, порошок этот? Из какого такого места?

– А я-то почем знаю? Это вы охотники за нечистью.

– И что же получается – ходят демоны, а из каких-то отверстий в их телах сера сыпется?

Почесав затылок, я не нашелся, что ответить.

– Когда вы так говорите, и правда звучит не очень, – согласился я. – Но пора и честь знать! Спасибо, что приютили, обобрали, подогрели, так сказать. Пойду я!

– Ладушки, – вскочил Плант, – не поминай лихом! Ты только адресок наш запиши, мало ли – соскучишься или выпить захочешь.

– Да ты, дурак, не понял ничего… – начала было Маришка, но Плант ее прервал.

– Пусть идет. Разве можем мы удерживать людей силой? Отдай ему одежду Карлоса, чтобы он ночевал дома, а не в КПЗ. Да, ключи от квартиры и мобильник не забудь ему вернуть. Нам чужого не надо, – он ослепительно улыбнулся. И, легко поднявшись на ноги, покинул помещение.

– Неблагодарный осел! Проваливай сейчас же! – кинув в меня одежду, выпалила Маришка и убежала вслед за так называемым Наставником.

Ну, осел так осел. Не такое слыхивал в свой адрес, и ничего – живой, почти здоровый и психически уравновешенный. Хотя сам факт того, что Маришка на меня злится, почему-то не радовал совсем. Но делать нечего – надо как можно скорее бежать из этого пристанища сумасшедших. Домой я хочу.

Огляделся. Подвал был сплошь уставлен каким-то нехитрым провиантом, бочонками с пивом, посудой, а в углу располагалось что-то напоминающее прачечную – стиральная и сушильная машины, корзины для белья…

При самостоятельном осмотре собственного тела серьезных увечий я не обнаружил – лишь небольшой, затянувшийся розоватой кожей шрам на груди.

Наспех напялив немудреный спортивный костюм и сцапав ключи от дома, я покинул мрачноватый, но уютный подвал. Поднявшись по лестнице, очутился в коридоре, который с одной стороны оканчивался входной дверью, с другой – залом, внешне сильно смахивавшим на бар. Выпить я сейчас был бы не против, но явно не здесь.

Только хотел пройти к выходу, как из бара вышло чудо дивное, по недоразумению называющееся Шкетом. Пес застыл статуей и смотрел на меня, как большевик на ростовщика, – с далеко идущим интересом.

Поежившись, я засеменил к двери и, громко хлопнув внушительной железякой, оказался на ночной улице. Глубоко вздохнул, осмотрелся. Вздохнул еще раз, но уже разочарованно. Находился я недалеко от центра города, но, как это часто бывает, в самой глуши: где-то в конце улицы Черниговской, почти под самым Метромостом. Передо мной возвышались башни заброшенного элеватора, сплошь исписанные художественными потугами творческого хулиганья. Райончик так себе. Отсюда до кремля – двадцать минут в быстром темпе, но первые пять надо преодолевать аккуратненько, ибо люди здесь встречаются самые разные. Освещения – никакого, часть зданий – заброшенные или недостроенные, прохожих, особенно ночью, крайне мало. Прямо-таки чашка Петри для криминальных элементов.

А на здании, из которого я вышел, красовалась ярко-красная неоновая вывеска: «На дне». Литературненько! Но что-то не припомню такого заведения в этих местах. Да и самого здания тоже. Хотя сейчас куда ни плюнь – везде открываются отделения компаний микрозаймов и «разливайки» с пивом. Чтобы далеко не ходить, значит. Место для бара выбрано, прямо скажем, спорное, но и владелец с головой явно не очень дружит, так что в целом картина складывалась вполне гармоничная.

Зашаркал я неспешно по дороге, внимательно оглядываясь по сторонам. В подобных местах частенько мерещится всякое – смазанное движение тени на периферии зрения, легкий шелест в кустах или громкий испуганный крик…

Последнее, впрочем, не мерещилось. Из ближайших кустов буквально вылетела пара молодчиков, размахивая руками. Рассмотреть их не получилось, зато силуэт крупной собаки я узнал сразу: Шкет споро нагонял неизвестных, подбадривая их низким рычанием и громогласным лаем. Что случилось, когда он их догнал, не знаю, но на всякий случай позлорадствовал.

И внутри разлилось тепло – наверное, именно так чувствовали себя прелестные дамы, когда на их защиту вставали доблестные рыцари. Вряд ли ведь эти двое в кустах в морской бой играли. Скорее – планировали незаконный способ обогащения за мой счет. Ждала их лишь премия в виде потрескавшегося мобильника, но увечья бы нанесли всё равно – как минимум от обиды.

Весь оставшийся путь в темноте я чувствовал внимательный собачий взгляд в спину. И только когда вышел на хорошо освещенную Нижневолжскую набережную, облегченно вздохнул, а обернувшись, заметил лохматую тень, скользнувшую за ближайшее здание. Сахарную косточку Шкет заслужил точно!

Дом, милый дом… Пожалуй, сегодня была самая долгая ночь в моей жизни. А усталости – ни в одном глазу. Налил чаю, набухал четыре ложки сахара и ложку меда – есть у меня такая привычка, при стрессе налегаю на сладкое. И, пережевывая конфету «Ромашка», пялился в окно, где мерцали редкие огни в квартирах соседней многоэтажки. Над усыпанной антеннами крышей уже начинало разгораться зарево восходящего солнца. Было как-то грустно, даже тоскливо. Все-таки слишком много испытаний выпало на бедную мою головушку за последнее время. Казалось, будто злосчастное свидание с Еленой Вениаминовной случилось не полдня, а месяц назад. И весь этот цирк с демонами… Нет, я, безусловно, сознаю, что странностей действительно было много, и очень хотелось бы объяснить их чем-то эдаким, с мистическим флером. Но, если задуматься, единственное необъяснимое, что было наяву, – это кошачьи глаза Елены, да и то – современная офтальмологическая наука шагает далеко впереди обывательских представлений, и контактные линзы еще никто не отменял. А то, что мы все дымились, как костер, потушенный по-пионерски, – это, может, и вовсе мне показалось. Я ведь теперь и не знаю толком, когда был во вменяемом состоянии, а когда – наоборот. Бар любителей ролевых игр – уж точно не источник надежной информации. Короче говоря – отпусти и забудь. Завтра, а точнее сегодня, будет новый день, будет новая пища.

Улегся в кровать с намерением подремать хоть пару часов перед работой, но сон, как и ожидалось, не шел. Мысли крутились вокруг странного видения с молоденькой Еленой. Понятное дело, что большая часть сцены в избушке – выверты ушибленной головы, но почему-то ощущалась абсолютная уверенность в истинности рассказа девушки. Казалось, я наяву вижу гаденькую физиономию усатого колхозника, бордовое от стыда лицо отца – и мать, в слезах утешающую его. Его, а не страдающую в это время дочь! Какими извергами надо быть, чтобы подвергнуть собственное дитя такой пытке? В них не было ничего человеческого, а значит убить – не грех вовсе, а заслуженное возмездие. Засунуть тела в холодный погреб и бросить там гнить – меньшее, что она могла сделать. Но как потом забыть пережитый позор и страх? Как избавиться от липкого ощущения грязи и отвращения к самой себе, навсегда поселившихся в душе?

А у меня на душе скребли не то что кошки – целый львиный прайд. Собственно, в дверь тоже кто-то настойчиво скребся – оттого и прошел навалившийся транс. Не оправившись еще до конца от навязчивых мыслей, я как сомнамбула проковылял через всю квартиру, впустил визитера, и только потом взгляд мой остановился на вошедшем Шкете, тихонько уткнувшемся мне в ноги. Не обратив на это особого внимания, я поднял глаза к зеркалу и увидел в нем изможденное лицо с чуть заостренным носом, небольшим шрамом на правой щеке и алыми линиями, на мгновение вспыхнувшими на коже. А из глаз с красными вертикальными зрачками по небритым щекам почему-то катились слезы…

Глава 4

Обдумывая увиденное, я растерянно уселся на кровать. Если появление Шкета меня не сильно беспокоило (уже привык, что он следует за мной, как тень отца Гамлета), то краснота в глазах внушала нешуточную тревогу. Узоры на коже, понятное дело, привиделись – секундное замешательство. Может ли это быть галлюцинацией? Да, но маловероятно: с тех пор, как покинул бар, я вполне четко осознавал всё происходящее. Постарался прислушаться к ощущениям – слегка урчит в животе, чешется затылок, внутренняя пустота и отсутствие смысла жизни. Вроде всё как обычно. Хотя постойте-ка! Последнего обычно не было. Не фанат я экзистенциализма и подобной ереси – сколько ни читал Сартра, ничего внутри не екало. А тут прямо пробило, словно затычку из заполненной ванной вынули. И было странное ощущение, будто эмоции – посторонние, чуждые моей природе. Я посмотрел в вечно грустные глаза Шкета, разлегшегося в ногах, вытер невесть откуда взявшиеся слезы, несколько раз ударил себя ладонями по щекам, затем решительно подошел к зеркалу – и там, к величайшему облегчению, увидел самые обыкновенные человеческие глаза серого цвета. Мои то есть.

Что ж, одним глюком меньше, одним больше – кому какая разница? Позавтракаю, выпью два-три стакана кофе – и всё произошедшее накануне забудется, как новогодний корпоратив. Препятствием к амнезии служил центнер невероятно разумной собачатины у меня в комнате, но это – дело поправимое.

Мобильный разразился звонком, заставив вздрогнуть. На треснутом экране определился номер Шольца. И что ему нужно с утра?

– Здорово, Никит! Ты где пропал-то? Я кофе был вынужден себе сам делать – не по-дружески это. Тут такое происходит, не поверишь!

Посмотрел на часы – половина одиннадцатого. Это как так получилось? Только недавно был рассвет, а сейчас уже разгар рабочего дня!

– Я-то как раз поверю, Шольц. А вот ты – вряд ли. Я тут проспал немного, замолви там за меня, если что. Скоро буду! – и бросил трубку.

Нацепив первую попавшуюся одежду и на ходу почистив зубы, побежал на работу. Шкет, как заправский телохранитель, неотступно следовал за мной. Мне, честно говоря, его компания пришлась по душе: прохожие частенько провожали нас опасливыми и уважительными взглядами. Да, в нашей ситуации скорее собака выгуливала человека, но людям-то было невдомек. По привычке рванул к автобусной остановке, но глянул на Шкета, потом на часы и снова на Шкета. А ну его! Пойду пешком. Всё равно опоздал уже так, что терять нечего. Да и начальство вряд ли хватится…

Остановившись у ларька с шаурмой, я заказал одну и заплатил. И тут Шкет рявкнул так, что продавец съестного подпрыгнул на месте. Извинившись за поведение собаки, я строго приказал Шкету сидеть тихо. Раздалось утробное рычание, и нам с продавцом самим захотелось сесть и притихнуть. После второго громогласного рявка я предположил, что пес трапезничать желает, и заказал вторую шаурму – Шкет удовлетворенно разлегся в тени ларька. Такого на мою зарплату не прокормишь…

В офис пес, к счастью, заходить не стал, вальяжно расположившись под кустом сирени при входе. Оставив шаурму рядом с ним, я резво проскочил лестницу. После слов Шольца ожидал увидеть в офисе всё что угодно – от массовой драки до толпы оперативников, но никак не думал, что встречу угрюмую тишину. Весь разношерстный коллектив сидел смирно и молча. Я даже начал подозревать, что они работают. И только бесстрашный Слава Шольц в привычной манере замахал рукой, безжалостно разрывая тишину выкриком:

– Никита! Сделай мне кофе, будь добр! И присаживайся быстрее, я тебе тут… прожект один покажу.

Я даже отвечать не стал. Лишь по привычке пошел на кухню. А когда поставил перед Славой дымящуюся кружку, тот жадно отхлебнул обжигающей жижи и принялся тараторить:

– Прикинь, сегодня на работу не вышли Дмитрий Михайлович и Елена Вениаминовна!

– Ну и? Они – начальство. Отдыхать изволят, наверное, – попытался изобразить я недоумение.

– Ты не понял! Ведь не даешь мне рассказать, – гневно нахмурился Славка. – Пришла какая-то девушка – высокая, симпатичная. Очень даже. Глаза такие, знаешь…

– Слав, давай ближе к телу.

– Да-да. Пришла она, значит, и сказала, что оба они, то есть Дмитрий Михайлович и заместительница, срочно отбыли в московский филиал для повышения квалификации. А нам сюда назначают временного управляющего из Москвы! Ее то есть, Марию Ивановну Сорокину, – со значением произнес парень, подняв указательный палец. – А вместе с ней пришел какой-то крючкотворец, невзрачный такой, лысенький, с кожаным портфельчиком. Аудит проводят! Взялись за нас капитально, друг! – поправив очки, резюмировал он.

– Согласен, всё это странно, но я по-прежнему не понимаю причины твоего волнения. Что нам с тобой до аудита? Мы с деньгами делов-то не имеем. А московскую выскочку быстро на место поставим. То есть не мы, а Лера с Томой.

– Так-то оно так. Но я ж программист!

– И-и-и? – в нетерпении протянул я.

– А то, что нет у нас никакого филиала в Москве. И не было никогда. Кто оцифровывал учредительные документы? Кто делал резервные копии жестких дисков начальства? Кто…

– Понял, понял, – зажал я ему рот рукой. – Ты только помалкивай, Пуаро. Чую, ждут нас непростые времена.

– Полностью согласен. Но мы с тобой информированы. А значит – вооружены.

– Да уж. Вооружены… – сказал я, а сам уже в оба глаза пялился на новую управляющую из Москвы.

Она вышла из директорского кабинета – высокая девушка с зелеными глазами и волосами, собранными в «конский хвост». Увидев меня, сделалась серьезной, как двоечник у доски.

– Шилов Никита? – посмотрела она на меня укоризненно.

– Да?

– Пройдите в кабинет. Обсудим ваш последний проект.

– Сию секунду, Марь Иванна… – обреченно вымолвил я, плетясь в указанном направлении.

Только я подумал, что сбежал из сумасшедшего дома, как он приехал ко мне с гастролями. Что же это такое, а?

В кабинете директора, и в мирное время не отличавшемся порядком, теперь царил хаос. Посреди стопок бумаг и папок, проигнорировав наше появление, сидел, видимо, тот самый аудитор. Особого впечатления он не производил. Невысокий, плечи узковаты, взгляд цепкий, сосредоточенный. На носу почти невидимые очечки в тончайшей металлической оправе. Но в целом – ничего особенного. Сидит себе и сидит. Пишет что-то увлеченно, колпачок ручки покусывает. Хотя я бы порядком удивился, если б аудитором оказался кто-то вроде Планта или нашего теперь уже бывшего директора – нестереотипно как-то получилось бы.

Маришка уселась в кресло при входе и глубоко вздохнула, массируя переносицу. Мне пришлось сиротливо устроиться на табуретке рядом с аудитором. А он тем временем, с размаху поставив точку, облизнул палец и принялся неспешно перелистывать тонкую стопочку исписанных им листов. Перечитывал отдельные абзацы, периодически бормотал что-то, словно стараясь запомнить, и легонько кивал, соглашаясь со своей собственной мыслью. Спустя несколько минут он оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на девушку.

– В целом, госпожа Маришка, ваша версия событий выглядит правдоподобно, – сказал он мягко, поблескивая линзами очков, – но некоторые вопросы, конечно, остаются. Если даже мы проигнорируем факт несогласованного изгнания господина Скворцова Геннадия…

– Он открыто мучил и убивал людей ради возвышения! И не собирался останавливаться. Если б не Наставник, кто знает, сколько еще…

– Поэтому я и сказал – отбросим этот инцидент, – всё так же мягко, но со сталью в голосе прервал девушку аудитор. – Но остаются другие нюансы. Кто указал вам на суккуба и сетха?

– Шкет, кто ж еще. Вы прекрасно знаете, что кроме Наставника у нас нет спецов по выявлению демонов.

– Он может лично подтвердить это?

– Да, он здесь. Сейчас, подождите, – Маришка подошла к открытому окну и, сложив ладони рупором, заорала на всю улицу: «Шкет! Поднимайся к нам! Иаков говорить хочет!»

А голос у нее сильный! Поет, небось, неплохо.

Спустя минуту за дверью послышались истерические матерные крики и звуки отодвигаемой мебели. Маришка открыла дверь, и перед нами предстал спокойный как удав Шкет.

– Salvete, Amaliel, – чуть склонив голову, учтиво сказал аудитор.

Теперь я, правда, сильно сомневался, что он таковым был. Довелось мне в институте немного учить латынь в качестве факультатива – не думаю, что аудиторы обычно приветствуют собак на мертвом языке. Впрочем, не знаю ни одной профессии, кроме кинолога-иллюмината, где подобное вообще могло бы понадобиться.

Шкет, или Амалиэль, как к нему обратился мужичок, проследовал через кабинет и сел возле меня. Аудитор аккуратно подошел к собаке, достал из внутреннего кармана четки, от которых легонько повеяло благовониями, и, прошептав что-то, приложил их ко лбу животного. Кончики пальцев Иакова на секунду едва уловимо задымились, и он сейчас же отпрянул.

– Что ж, ясно. Не смею больше беспокоить вас, Амалиэль, – на этот раз по-русски сказал он.

Маришка открыла дверь кабинета, выпуская Шкета. Снаружи снова послышались матерные крики, но уже не такие надрывные. Быстро народ привыкает, аж гордость берет.

– Последний неясный момент, – поправив пиджак, Иаков снова уселся в кресло, – связан с вами, господин Шилов. Подтверждаете ли вы слова госпожи Маришки о том, что, цитирую: «гражданин Шилов Никита Антипович является жертвой, а также случайным свидетелем изгнания суккуба-служителя первой ступени, человеческое имя которой звучит как Архипова Елена Вениаминовна, и сетха-адепта третьей ступени, человеческое имя которого звучит как Шальнов Дмитрий Михайлович. Гражданин Шилов признаёт себя отныне и до конца дней своих информатором на службе Ордена и всех демоноборцев, обладающих документально подтвержденной компетенцией для ведения демоноборческой деятельности. Кроме того, он обязуется держать полученные сведения в строжайшей тайне и понести полную ответственность в случае ее разглашения неуполномоченным лицам», – подтверждаете ли вы всё это? Не хотите ли что-то добавить или, быть может, опровергнуть?

– Нет, господин Иаков, всё правильно сказано. Вот не к чему придраться! С языка сорвали, сам всё это хотел сказать, – добавляя как можно больше елея в голос, проговорил я.

Иаков вопросительно покосился на Маришку, а та пожала плечами и постучала кулаком по лбу – похоже, это был ее излюбленный жест, когда речь шла обо мне. Чего, мол, от убогого хотите?

– Спасибо за показания, господа, будем считать, что у Ордена больше нет к вам вопросов. Но помните, что протокол, подписанный вами, – при этих словах он как бы невзначай подсунул мне бумагу и ручку, – я лично передам в руки praepositus нашей провинции.

Я и сам не заметил, как поставил свою подпись.

– Да хоть Черному Папе, – похлопала мужичка по плечу Маришка. – Аривидерчи, отец Иаков!

И тут Иаков, уже стоявший в проходе, вдруг резко обернулся, схватил девушку за руку и гневно прошептал:

– Не смей всуе упоминать его, грешница! Ты недостойна даже думать о нем! И говори уважительно с представителем Ордена, отродье!

– Вот вы и сняли маску, отче! Давайте, выскажите всё, что думаете обо мне, смелее! Не будьте лицемером!

Лицо Иакова налилось краснотой, губы сжались в тонкую полоску, но, так ничего и не сказав, он вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью перед ухмыляющейся Маришкой.

– Интересные у нас аудиторы пошли! На латыни шпарят, девушкам красивым угрожают. На инквизиторов больше похожи, – постарался я разрядить обстановку.

– С инквизиторами они никогда не ладили, – отойдя к окну, сказала Маришка, – хотя ничем их не лучше, если уж на то пошло.

У меня назрело несколько вопросов. А еще обстановка вокруг, как бы это помягче выразиться, переставала быть забавной. Как мог я расписаться где-то, не осознавая, что делаю? Этот Иаков что, гипнотизер какой-то? Очередная загадка в копилку к остальным. И всё же что это была за бумага? Так можно коллекторов дождаться через месяц или органы отдать поневоле. Озвучив свои опасения девушке, получил расплывчатый ответ:

– Не парься! Это иезуиты. Подставить, конечно, могут, да и действуют чаще всего в своих интересах. Но букву закона чтут, этого у них не отнять. Иначе не продержались бы пятьсот лет, шутка ли. Так что – не волнуйся, прикрыли мы тебя.

– Прикрыли от чего?

– А вот это я расскажу тебе по дороге в бар.

– Тот самый? Название которого вы у Алексея Максимовича Пешкова украли?

– Да, умник, – взяв со стола автомобильные ключи, Маришка направилась к выходу. – Не отставай. И так проторчала тут из-за тебя всё утро.

– Как будто я просил… – промычал я нерешительно. Мало ли, вдруг просил? Я уже ни в чем не уверен.

Маришка вышла из кабинета, нетерпеливо бряцая ключами, и тут же направилась на улицу, не потрудившись затворить за собой дверь и даже не взглянув на коллектив, который, я почти уверен, видела впервые. Строить товарищеские отношения с коллегами в ее планы явно не входило.

А я, робко пересекая «опен-спейс», чувствовал на себе десятки любопытных, иногда даже завистливых взглядов. Еще бы! Рядовой менеджер говорил о чем-то с высоким начальством и аудитором в кабинете, а после отправился в неизвестном направлении с писаной красавицей из Москвы! Почти уверен, все гадали: влип я в крупные неприятности или, наоборот, готовлюсь к олимпийскому прыжку вверх по карьерной лестнице? В обоих случаях – страх как интересно, но первый вариант больше располагает к бурным обсуждениям.

Махнув коллегам на прощание и цыкнув на Шольца, порывавшегося что-то крикнуть, я поспешил за новоявленной Марией Ивановной. Усевшись в большой черный джип, я делано поерзал на сиденье, пристегнулся и закурил, приоткрыв предварительно окно. Невежливо? Может быть. Но девушка, сидевшая рядом, не далее как сегодня ночью лицезрела меня полуголым и полуспятившим в подвале сомнительного питейного заведения – так что будем считать, что неловкость первого знакомства мы уже преодолели. Да и распакованная пачка сигарет под магнитолой как бы намекала, что хозяйка вряд ли будет против.

– С чего начнете процесс запугивания, Марь Иванна? – выдохнул я дым в салон автомобиля, отчего Шкет недовольно заурчал на заднем сиденье.

– Не буду я тебя запугивать, да и не собиралась. Но правду расскажу. Если сам захочешь.

– Стало быть – красная таблетка или синяя? Хорошо, что выбор этот мне предлагает молоденькая девушка, а не чернокожий бритый мужик…

– А тебе лишь бы паясничать, да? – Маришка резко повысила голос. – Ничего в жизни не умеешь, ничего не значишь и, чтобы компенсировать свою никчемность, притворяешься клоуном, когда первый раз в жизни стоит быть серьезным?!