Шестая попытка

– Оставьте! Вы не имеете права! Это вмешательство в личную жизнь!

Добежать до Анны, а уж тем более выхватить у нее фотоаппарат Анониму помешала мебель. Низкий журнальный столик ловко подсек хозяину ноги, и тот рухнул на пол с гулким грохотом, разнеся виновника своего падения в щепки собственным весом. Встать ему помогли уже полицейские, крепко взявшие того под руки.

Анну, казалось, не интересовало происходящее в комнате. Она листала фотографии в цифровом фотоаппарате, быстро, не останавливая взгляда ни на одной, пока не наткнулась на снимок, на котором сквозь плотное облако пыли угадывалась машина Артема, уходящая вдаль по опушке леса.

С этой фотографии Анна листала медленнее. Несколько следующих снимков: селфи Анонима с платком у носа, капли крови на земле, дом, стоящие у входа машины, одна из которых принадлежала Артему, а другая, судя по номеру, – любовнику его жены.

Далее Анна листала фотографии медленно. Ее лицо менялось по мере просмотра. От удивления до отвращения.

Фотографии подтверждали то, что описывал в своей книге Аноним. Но одно дело – читать, другое – смотреть на это. Кровь, стены, трупы. Особенно поразила Анну фотография мертвой девочки. На фото она выглядела так, словно безмятежно спала.

Все фотографии были сделаны с толком и расстановкой, видно, что фотограф выбирал наилучшие ракурсы и думал о композиции кадра.

Анне стало мерзко. Хотелось тут же пойти и вымыть руки.

С брезгливостью, к которой примешивалось отвращение, Анна положила фотоаппарат в пакет и передала его Лестрейду. Затем медленно подошла к Анониму и влепила ему удар правой в челюсть.

От неожиданности полицейские отпустили Анонима, и он упал как подкошенный. Анна ловко прыгнула на него и пару раз успела зарядить по лицу.

Лестрейд перехватил очередной удар Анны и оттащил ее в сторону.

– Ты мразь! Псих конченый! Как ты мог снимать… и?.. Почему не вызвал «Скорую»? Их, наверное, можно было спасти!!!

Анна вырывалась из рук Лестрейда, но он держал ее крепко и профессионально. Раскрасневшееся лицо Анны пылало гневом. В этот момент она себя почти не контролировала, поэтому Лестрейд делал это за нее. Испуганный Аноним забился под стол и скулил, как щенок, держась за разбитый и, по всему видно, сломанный нос.

Когда Анна успокоилась и обмякла в руках Лестрейда, тот отпустил ее, бережно усадив на диван. Анна сидела разбитая и взлохмаченная, возвращаясь к своему прежнему, обычному состоянию. Лестрейд кивнул полицейским.

– Уведите задержанного!

Полицейские вытащили из-под стола Анонима и повели его к выходу.

– Стойте!

Анна говорила спокойно и холодно. Она вновь была прежней, и ее разум не ослеплял гнев. Она подошла к Анониму вплотную, так что тот вжал голову в плечи, отводя взгляд.

– Я лично прослежу, обещаю вам, чтобы вы получили срок, а не отделались штрафами. Даже несколько месяцев тюрьмы покажутся вам адом, я это обещаю, где бы вы ни были!

Полицейские вывели Анонима. Лестрейд в это время быстро просмотрел несколько фотографий и нахмурился.

– Вот же гад!

Других слов он не нашел.

– Поехали в тот дом. У меня есть адрес… – устало проговорила Анна и вышла из комнаты.

Лестрейд последовал за ней, на ходу пряча фотоаппарат за пазуху.

Анна сидела на пороге открытой двери своей машины и смотрела куда-то вдаль. Туда, где усталое солнце щекотало верхушки деревьев, готовясь пойти на заслуженный отдых. У ее ног, прямо на траве, лежала стопка бумаг – рукопись Анонима. Ветерок шелестел белыми листками, постоянно грозясь сорвать их и разнести по округе. Но сумка Анны, небрежно брошенная сверху рукописи, не давала ветру сделать это.

Анна шептала вслух слова из рукописи Анонима, к своему удивлению, запомнив их с первого прочтения.

«Артем физически не являл собой геркулесовых пропорций и с виду не походил на Шварценеггера, но по всему было понятно, что испытывать судьбу и задирать его – себе дороже. Это позволяло Артему спокойно гулять по самым темным улочкам города без страха. Его предпочитали обходить стороной. Ха! Знали бы те, кто переходил на другую сторону, увидев его, выходящего на свет из ночной пустоты города, что этот человек – безобиден и ласков, как щенок».

Анна замерла… Она находилась по ту сторону реальности, отключившись, отгородившись стеной от всего, что навалилось на нее за последнее время, а особенно за один, сегодняшний, нескончаемо длинный день.

Звуки в ее сознании померкли, краски же, наоборот, стали ярче, даже чересчур. Все контуры предметов, рельефа, деревьев – все вокруг сияло неярким, но пронзительным свечением. Сами предметы казались расплывчатыми и гипертрофированными.

За ее спиной в это же время бушевала реальность. Лужайка перед домом была заполнена спецтранспортом: полицейскими машинами и каретами «Скорой помощи». Люди в форме, кто маленькими группами, а кто и поодиночке, занимались каждый своим делом. Люди в белых халатах руководили погрузкой трупов в машины: три завернутых в черные мешки тела распределяли по трем каретам «Скорой помощи».

Лестрейд подошел к Анне, устало опустился прямо на землю.

Они посидели молча некоторое время. Если бы Анна присутствовала сейчас в реальности, ее бы, несомненно, удивил сам факт того, что Лестрейд смотрит куда-то вдаль, а уж тем более на закат. Кто знает, может, это первый случай в личной истории семьи Шустровых, чей славный род пытался, правда, пока безуспешно, продолжать Лестрейд.

Анна вздрогнула, вырвавшись из красивой, но чуждой ей нереальности.

Заметив рядом с собой напарника, Анна коротко кивнула ему.

– Закончили?

– Да, сейчас загружают тела. Криминалисты забирают их к себе. Ну… то есть в морг… Анна, ты меня слышишь?

– Да… – в голосе звучала отстраненность. – Значит, все так, как описано в книге и на фотографиях?

– Именно.

Чувствовалось, что Лестрейду тоже нелегко говорить.

Они еще немного помолчали.

– Анна, я сказать тебе должен… одну вещь… – неуверенно начал Лестрейд.

– Говорите.

– Тут криминалисты наши экспресс-анализ сделали… отпечатки там и прочее. В общем… Все указывает на то, что это Лавров убил их… всех троих.

Последние слова Лестрейд произнес с трудом. Он опасливо посмотрел на Анну, но, вопреки его ожиданиям, ничего не произошло.

Реакция Анны оказалась обыденной, вернее даже, ее не было вообще.

– Ясно… – это единственное, что Лестрейд услышал в ответ.

– Любовник, этот Валера, и Лавров дрались на ножах. Их нашли оба. Тот, который был у любовника, – под столом, а нож Лаврова – в груди его соперника.

– Ясно… – повторила Анна. – Знаете что?

– Что? – настороженно спросил Лестрейд.

– Устала я, вот что. И не верю…

– Во что?

– Не верю, понимаете! – Анна впервые за этот разговор посмотрела на Лестрейда. – Не мог он!

– Ну, знаешь ли! Мог, не мог! На ромашке пусть другие гадают, а у нас факты, – проворчал Лестрейд.

– Да… Так и есть! Факты… Чтоб их…

– Надо Лаврова арестовывать. Не знаю только, как это сделать. Он же бревном лежит. Скорее всего…

– Я сама, – перебила Анна.

– Что сама?

– Сама с этим разберусь. Вы тут заканчивайте…

Анна встала на ноги. В этот момент к дому подъехала машина, из которой буквально на ходу выскочил Джереми. Он, несмотря на активное сопротивление двух полицейских, смог прорваться прямо к ближайшей машине «Скорой помощи». Задняя дверь ее была открыта.

Увидев носилки с черным, наглухо застегнутым мешком, Джереми замер. Он тяжело дышал и широко открытыми глазами неотрывно смотрел на мешок.

Анна заметила в его уставших глазах слезы. По сравнению с Джереми, которого они видели вчера утром, это был другой человек: красные глаза, не то от слез, не то от недосыпа; дрожащие губы, покусанные в кровь; мятая, незаправленная рубашка. От него за милю несло перегаром.

В этот момент на Джереми накинулся подоспевший полицейский. Редактор не сопротивлялся. Он просто упал на колени, не сводя глаз с машины.

– Отпустите его! – крикнула наблюдавшая за этим Анна.

Джереми медленно поднялся и подошел к «Скорой». Санитар, стоящий рядом, сначала было преградил ему путь, но увидев умоляющий взгляд Джереми, сделал шаг в сторону.

– Вера… – прошептал Джереми.

Санитар взял Джереми под руку и указал на соседнюю машину.

– Женщина там… – гнусаво промолвил санитар.

Джереми дрожащими руками слегка прикасался к пакету, словно боялся разрушить его хрупкость. На лице его застыла гримаса боли.

– Леонид! Отвезите Джереми домой, дайте ему успокоительное. Хорошо бы оставить с ним дежурить врача и полицейского, посмышленее. А то мало ли чего…

Лестрейд кивнул и пошел в сторону Джереми, но тотчас вернулся.

– Да, чуть не забыл! – он протянул пакет с фотоаппаратом Анонима. – Эксперты информацию сняли, отпечатки тоже. Ничего более того, что мы и сами видели. Отвезешь в отдел?

Анна восприняла эту информацию устало и с видимым безразличием. Как только Лестрейд уехал, она закинула пакет на заднее сиденье своей машины, затем наклонилась и взяла рукопись.

Немного полистав ее, она остановилась на одном абзаце и прочла его вслух, медленно, без эмоций:

«Последняя книга, над которой трудился Артем, – „КОМНАТА” – мистическая фантастика с элементами психологического триллера. Артем впервые взялся не за свое направление. Все его успешные предыдущие книги были написаны в жанре фэнтези. Он создавал свои миры, приключения в них, обрисовывал жизнь после смерти и прочее. Но в этот раз Артема привлекла другая идея…

…Работа над книгой вымотала Артема. Впервые ему было трудно писать, словно он преодолевал невидимые силы сопротивления. Артем не раз говорил в интервью, что это самая сложная книга, его апофеоз и он бросит все силы, чтобы дописать ее.

Год работы над книгой и как результат – побочный эффект успеха – потеря Веры. Незаметно для себя, постоянно, и днем и ночью, находясь во власти книги, Артем не видел, как терял Веру и то, что она, устав быть одна, отдаляется от него…»

– Значит, ты действительно ее потерял, Лавров! И не ты один…

Анна отложила рукопись, села на водительское место и, закрыв дверь на ходу, отъехала от дома.

Анна давно так не уставала. Может быть, даже никогда. Она тяжело встала с дивана, равнодушно бросив взгляд по комнате. Если бы она родилась мужчиной, эту квартиру можно было бы назвать холостяцкой. Но она женщина, и это многое меняет, хотя бы в отношении мнений других людей и их стереотипов. Хотя, как она чувствовала уже давно, пришло время что-то менять.

Анна вздохнула и прошла в ванную комнату.

…Звонок мобильного телефона выдернул ее из ванны. На ходу вытираясь теплым и сухим полотенцем, она подбежала к телефону.

– Да…

– Анна, привет еще раз! Это Леонид! – звонким эхом отозвался в трубке голос Лестрейда.

– Узнала, говорите!

Анна прижала телефон плечом к щеке и не спеша вытиралась.

– Мы тут пробили по нашей базе. Интересная информация по убитому любовнику жены Лаврова.

Чувствовалось, что Лестрейда разрывает от желания поделиться информацией.

– Да не томите вы уже!

– Так вот! Это Валерий Треухов, он же Трефа. Сиделец. Два срока. Оба по малолетке, за грабежи. Третий срок заменили на лечение в психбольнице.

– Вы сейчас точно про любовника Лавровой говорите? Об этом успешном бизнесмене? – недоверчиво переспросила Анна.

– О нем, только теперь он труп и бизнес его растаскивают бывшие сокамерники.

– Ого! Ничего себе поворот. И что он сделал в третий раз? Опять грабеж?

– Нет – убийство, причем двойное. Зарезал в летнем кафе средь бела дня официантку, свою девушку, которую заподозрил в измене, и посетителя, решив, что тот и есть тайный хахаль. В деле много умных слов, но если коротко, спятил парень. У него и наследственность подходящая, и весеннее обострение пришлось впору.

– И как он оказался среди обычных людей, да еще и богатых? – что-то в голове Анны щелкнуло, разом вернув заинтересованность к происходящему.

– Доктора помогли. Дали заключение, что он, подлечившись в психушке два с половиной года, теперь уже не опасен для общества и в силу отличного поведения его можно отпустить. Естественно, под наблюдение врачей. – Лестрейд наслаждался тем, что знает больше Анны. Такое не часто случается.

– Может, этим докторам друзья Трефы помогли справиться с собственной совестью, решив ряд материальных вопросов?

– Видимо, да! Сейчас уже выясняют. У наших коллег много вопросов возникло!

– Значит, Трефа стал мирным и пушистым? – вслух размышляла Анна. – Вам в это верится?

– Если честно, то не вижу ничего странного. Насчет выздоровления – это навряд ли, а в остальном почему бы и нет. Люди меняются.

– Чаще люди хотят, чтобы так думали другие.

– Чего? – не понял Лестрейд.

– Вышлите мне материалы на почту про этого Трефу, и фото. Жду! – Анна отложила телефон в сторону.

Через несколько минут в ее руке дымилась чашка кофе, а сама она сидела перед компьютером, просматривая только что пришедшее от Лестрейда письмо.

Быстро пробежав глазами по информации, Анна осмотрела фотографии: из личного дела психиатрической больницы неизвестного ей, богом забытого городка и с места преступления.

Само по себе прошлое убитого любовника жены Лаврова – Трефы – ни о чем еще не говорило, но…

Слабая надежда робко поднимала голову в душе у Анны. Странное чувство для человека, который должен быть беспристрастным в расследовании.

Анна немедленно удалила все присланные файлы и очистила корзину. По всем правилам она не могла хранить у себя документы такого типа, а в данном случае – и не хотела этого делать.

Новый звонок от Лестрейда уже немного рассердил Анну.

– Вы можете дать мне отдохнуть, хоть немного?

Несмотря на резкий тон, Лестрейд нисколько не смутился, словно и не заметил этого.

– Анна, теперь мне помощь нужна… – видимо, в попытках подобрать слова голос Лестрейда затих. – Тут, знаешь ли, такая история… Даже не знаю, как это вышло…

– Ой, да не томите вы!

– В общем, я все файлы, что тебе выслал, удалил с компа. Ты мне можешь свои прислать? – надежда в голосе тронула Анну, но обрадовать героя было нечем.

– Так и я свои удалила… По инструкции.

– Блин… мне хана!

Не успел Лестрейд протяжно простонать в трубку, как Анна уже придумала решение вопроса.

– Я вам ссылку пришлю на одну небольшую программу. Она стертые файлы восстанавливает с компьютера.

– А есть и такие программы? – отчаяние вмиг улетучилось, сменив место любопытству.

– Есть. Минутку… Все, ловите, выслала!

– А я разберусь? Ты же знаешь, как я силен в компьютерах.

– Справитесь! Там и ребенок разберется. Все, пока!

Анна несколько секунд сидела за компьютером и молча всматривалась в экран.

Что-то ее тревожило. Какая-то мысль не давала покоя, словно назойливая муха.

Взгляд Анны упал на фотоаппарат Анонима, по-прежнему лежащий в прозрачном пакете прямо на краю стола.

Медленно, как во сне, еще не понимая, что она будет делать, Анна вытащила фотоаппарат и повертела его. Ничего нового, конечно, она не обнаружила.

Вздохнув, Анна уже хотела вернуть фотоаппарат в пакет, как вдруг ее взгляд упал на разъем для шнура. Все так же медленно, словно боясь спугнуть неуловимую мысль, Анна подсоединила фотоаппарат к своему компьютеру.

На экране вспыхнули уже не раз просмотренные ею фотографии. Анна запустила программу, которую только что посоветовала Лестрейду, и замерла в ожидании результата.

Процент выполнения медленно приближался к 100, а Анна не находила себе места: то вскакивала и мерила комнату шагами, то с обреченным и каким-то побитым видом присаживалась на край стула и кусала ногти.

Наконец программа завершила работу. В окне результата Анна увидела один файл, который был удален с фотоаппарата.

Она включила воспроизведение видео.

Глаза Анны округлились. Она смотрела на экран, не сводя с него взгляда ни на секунду.

Кожа на ее лице побледнела. Ладони сжались в кулак. Несколько минут она не двигалась, казалось, даже не дышала. Потом с шумом вдохнула воздух и вновь затихла.

В этой тишине звонок мобильного казался визжащей дрелью в руках не знающего меры соседа. Телефон отчаянно трезвонил рядом со своей хозяйкой.

Анна медленно протянула к нему руку и приняла вызов через громкую связь. Телефон остался лежать на столе. Из трубки отчетливо доносился голос напарника, громкий и встревоженный.

– Это опять я! Не ругайся! – Лестрейд говорил действительно в энергичном темпе. – Тут результаты пришли по номеру бывшего клиента психиатрической, ну, этого Трефы. Ты удивишься, но последний, кто звонил ему, – это Владлен Эдуардович собственной персоной! Более того, сделал он это за полчаса до убийства. Время точное. При драке часы Трефы разбились и остановились. Что бы это значило? Не знаешь? Алло! Ты меня слушала? Анна! Черт! Ну и связь!

Последние слова Лестрейд говорил уже кому-то в сторону. После этого он отключился.

Анна вновь окунулась в тишину. В ее глазах появились невиданные ранее краски серых тонов. Казалось, что цвет покинул ее глаза, позволив черным и белым оттенкам властвовать в роговице не прикрытых веками глаз.

Тишину нарушил лишь короткий рингтон, оповещающий, что на телефон пришло сообщение.

Состояние Артема стремительно ухудшалось. Олег Иванович сообщил об этом Анне по телефону. Трубку она не брала, поэтому пришлось послать сообщение. Он находился рядом с Артемом и наблюдал, переложив заботу о других больных на плечи коллег.

Олег Иванович отослал от себя бестолковых санитаров. Вернее, они сами отказались заходить в эту палату, даже под страхом быть уволенными. Решив, что толку от них немного, Олег Иванович сильно не настаивал.

Артем находился в нервном забытьи. Температура неторопливо, но уверенно росла, и горячий пот заливал все тело.

Заботливо обтирая Артема марлей, смоченной в холодной воде, Олег Иванович мог лишь наблюдать. Он сделал уже все возможное. Теперь Артем должен сам справиться с проблемой. Иначе…

Раздался короткий сигнал доставленного сообщения. Олег Иванович быстро пробежался глазами по тексту, прочитав его вслух.

– Я еду. Буду через десять минут. Есть одна мысль. Придется рискнуть. Анна.

Олег Иванович убрал телефон.

– Слышал? Едет! Все будет хорошо!

Артем не издал ни звука. Олег Иванович вздохнул и нервно посмотрел на часы.

Остаток дня прошел для Кирилла в безумном, все поглощающем бреду. Он никак не мог сконцентрироваться. Весь мир летел под откос. Все важное, о чем хотелось думать, мечтать, надеяться, – исчезло, растворилось, словно и не существовало. Голова гудела, как раскаленный паровой котел, что мешало мыслям собраться. Стоило подумать хоть о чем-нибудь, как новая мысль, появившись из ниоткуда, тут же занимала место предыдущей.

Хаос. Вот так, одним емким словом Кирилл ощущал все, что с ним творилось после встречи с Незнакомцем.

Нет, приговора Кирилл не услышал, но прекрасно понимал, что следует из их встречи: у него остается последний шанс.

Значимость заключительной попытки тяжелейшим грузом давила на плечи Кирилла, растворяясь мелкой дрожью в руках, заставляя мозг интенсивно работать, пытаясь зацепиться за что-нибудь обдуманное, спасительное, что вытащит его из пропасти, куда он медленно сваливался.

Кирилл старался не думать о причинах неудачи последней попытки. Хотя вопрос, почему вдруг Незнакомец подарил ему этот вечер, не выходил из головы.

К исходу дня Кириллу открылась истинная причина такой, с позволения сказать, помощи. Незнакомец встряхнул его, да так, что разбудил внутри необратимые процессы. Его появление в реальном мире вовсе не казалось теперь благом, помощью погибающему.

Кирилл, нервно выхаживая у себя в кабинете, практически поверил в то, о чем кричали ему интуиция и здравый смысл: Незнакомец просто получал удовольствие. Кирилл понял, что вел себя предсказуемо, и Незнакомцу стало скучно. Чтобы взбодрить самого Кирилла и добавить в ситуацию новых, ярких красок, он и явился в то злополучное кафе.

Когда усталое солнце ушло за горизонт, в измученном и растерзанном разуме Кирилла не оставалось никакой другой мысли.

Варя ничего не могла с этим поделать. Кирилл понимал, что она боится за его рассудок. Сквозь шум, мысли, панику, ужас, заполняющие его голову, он даже слышал, как Варя отправила Дашу к своей маме, вызвав Джереми и попросив его отвезти дочку.

Слышал Кирилл и Джереми, пока тот еще находился в доме и пытался вывести его из глубокого транса, успокоить. Кирилл хоть и понимал, что рядом с ним Джереми, но не придавал этому никакого значения – ни ему самому, ни его словам. Как зверь в клетке, он ходил от стены к стене в своем кабинете и проговаривал вслух имена.

Кирилл не видел, как Джереми испугался. То ли за самого Кирилла, то ли за Варю с дочкой. Не заметил Кирилл и спешного отъезда своего друга, увозящего Дашу.

Глубоко за полночь, на исходе вторых суток бодрствования, его немного отпустило. Кирилл уже не метался по комнате, а сидел на большом диване. Время от времени он вставал и подходил к окну, где в темном проеме бросал взгляд на свое отражение.

Правда, в том, что отражение принадлежало ему самому, Кирилл не был уверен. В стекле периодически отражался кто-то иной. Усталый мозг менял форму и размеры, то превращая изображение в самого себя, то в кого-то другого. Но каждый раз, стоило ему зажмуриться, все возвращалось на место.

В четыре утра Кирилл уже мог мыслить. Хаос, паника и все, что связано со страхом, притупилось, позволяя мыслить более или менее трезво.

Кирилл впервые спустился вниз, к ожидавшей его жене, обнял Варю и поцеловал ее.

– Тебе легче? – участливо спросила Варя.

– Да, – Кирилл уткнулся лбом ей в плечо, – легче. Извини, если напугал. Мне надо кое в чем признаться, но я никак не могу сосредоточиться.

– Ты все еще не выбросил из головы историю со сном?

– Нет, к сожалению! Мне надо выбрать… и на этот раз не ошибиться… – Кирилл устало вздохнул. – Пойду сделаю себе кофе.

– Тебе поспать надо, слышишь, милый! – голос Вари настиг Кирилла уже на кухне.

– Нет, только не спать! Не сейчас!

– Но…

– А где у нас сахар? Что-то не могу вспомнить!

Варя сокрушенно покачала головой и поспешила прийти мужу на помощь…

…Новый день Кирилл встретил у себя в кабинете. Он сидел в кресле, задумчиво и устало глядя на лежащий перед ним исписанный новыми именами лист бумаги. Человека, который убивает его, вычислить не получалось. Но сдаваться Кирилл не любил, поэтому упрямо искал варианты.

Весь день он не выходил из кабинета, спускаясь лишь за очередной порцией кофе. Даже приготовленный Варей обед оставался на краешке стола нетронутым.

Кирилл не мог думать ни о чем другом, кроме как о последнем выборе. Он слышал, иногда на короткое время вырываясь из объятий собственных мыслей, как в доме что-то делает Варя: убирается, смотрит телевизор, готовит еду.

Ближе к вечеру он отчетливо услышал, как она плачет. Хотелось кинуться к ней, обнять, успокоить, сказать, что все будет хорошо, но это желание оказывалось сиюминутным и быстро растворялось в мыслях о выборе.

Иногда Кирилл подходил к зеркалу и смотрел на себя. Он видел измученного, казалось даже, постаревшего лет на десять человека: красные глаза; бледные, с синевой губы; обмякшая бледная кожа. В этот момент ему казалось, что он видит себя мертвым – результат неверного выбора.

Примерно в полночь Варя, тоже выглядевшая уставшей и измученной, принесла ему стакан воды. Кирилл в это время сидел у себя за столом.

– Выпей, пожалуйста! Только кофе хлещешь, – голос Вари дрожал, она волновалась и была напугана, но Кирилл этого не заметил.

Он взял стакан, залпом осушил его, кивком головы поблагодарил Варю и вновь что-то написал в блокноте.

Но Варя не уходила из кабинета. Она села в кресло и с волнением смотрела на Кирилла.

– Милый… может, лучше на диван перейдешь?

Кирилл отрицательно покачал головой.

– Варя, я должен тебе кое-что рассказать…

– Не надо, потом, слышишь? А сейчас ляг на диван… – Варя по-прежнему настаивала на своем, но нежно и осторожно, словно боясь спугнуть Кирилла.

– Я должен, сейчас… – словно не слыша фразу о диване, продолжал Кирилл, опустив глаза в стол. – Понимаешь… Мне трудно об этом говорить. Я узнал только сегодня. Помнишь, я тебе о Лене рассказывал? Так вот. Я видел ее сегодня. Оказывается, у меня есть дочь и ей семнадцать лет.

Последнее предложение Кирилл выпалил быстро и энергично, словно спешил избавиться от сверлившей мозг информации и боялся, что не сможет этого сделать.

Он поднял глаза и с волнением, граничащим с испугом, посмотрел на Варю. К его удивлению, она выглядела абсолютно спокойной. Варя даже осторожно улыбнулась.