– Доктор Фергусон, вероятно, перепутал меня с какой-то другой знакомой, я не рисую, к сожалению, – серьезно сообщила женщина.
Нервно поелозив на диванчике для умалишенных, посетительница принялась за долгий сюрреалистический рассказ о собственной жизни, в который сама толком не верила. Часто в ее речи возникали фразы с характеристикой «как сообщил доктор Фергусон» или «по словам врачей», что не ускользнуло от внимания специалиста.
– То есть, сама Вы не верите в клинические факты своей болезни, верно? – Поспешила уточнить она.
– Честно говоря, выглядит это полным бредом, – заявила девушка. – Даже в свете всей информации я не вижу в себе того, о чем говорят люди.
– Дениэл отреагировал точно так же, – отозвалась специалист по психическим отклонениям, и обе они усмехнулись.
А дальше доктор Пэрриш вернула своему лицу невозмутимость, а убеждениям – деловой характер, являясь все же в первую очередь врачом, а потом уже всем остальным. Она принялась выпытывать подробности столкновения с женщиной, бравшей у Алексы кровь на анализ, задавала странные вопросы, заставляя вспоминать нюансы, вплоть до входа иглы в вену, и посетительница не понимала, к чему они, пока не провалилась в иную реальность.
Кабинет доктора расслоился контурами и налился «красками», яркими, кислотными, так похожими на ее неоновые рисунки. Не в силах оторваться от этого мира, Алекса плавно водила головой, разглядывая предметы и собственные руки, но больше всего ее поразили комнатные растения, пульсировавшие голубоватым сиянием в тончайших жилках на листочках.
– Что Вы видите? – Раздался за спиной присевшей у подоконника девушки громоподобный бас.
– Красиво… – Проговорила зачарованно Алекса, не особо желая вступать в контакт с носителем этого грубого неприятного голоса.
Ее никто не торопил, позволив полностью раствориться в ощущениях, но, когда визитерша двинулась к двери, плавно, словно преодолевая толщу воды на глубине, сзади все тот же голос окликнул ее:
– Мисс Алекса, а где Дениэл?
– Кто?
Девушка резко обернулась на имя, вспоминая черты лица любимого, и тут же все «краски» померкли. Она все еще находилась в кабинете доктора Пэрриш, невозмутимо сидевшей за столом. В центре обычной комнаты стоял обычный диван, на подоконнике красовались совершенно обычные карликовые пальмы и драцены.
Алекса ошарашено уставилась на женщину.
– Присаживайтесь назад, теперь нам есть, о чем говорить, – кивнула Алисия на диван, и гостья вернулась.
По окончании разговора они пришли к выводу, что девушка теперь может сама вытаскивать себя из провалов тем же простым способом, что использовала специалист. Оставалось только вспомнить в момент «красок», что яркая реальность ненатуральна, а это и оказалось для Алексы самым сложным в итоге.
– Сами по себе Ваши провалы не опасны, если они контролируемы, – давала установки на будущую работу Алисия. – Как осознанное сновидение, понимаете?
Гостья кивнула, хоть и не очень понимала, но она больше не боялась этого мира, напротив, заинтересовалась его изучением, что уже неплохо.
– Исследуйте их, – прочитала ее мысли доктор Пэрриш. – Избегайте проезжих частей и мест, где важно внимание и быстрые реакции. Теперь Вы знаете, как этим управлять.
Дома загоревшаяся энтузиазмом Алекса вытащила все свои рисунки и стала рассматривать их под новым углом. Теперь некоторых людей на картинах художница смогла узнать: они были жутковатыми, но родными, совсем не пугающими ее. Она попыталась вызвать «краски» на особо страшных портретах, и добилась, хоть и неустойчивого, но успеха. Искусственно и осознанно это получалось с трудом и ненадолго, но все равно вызывало бурю эмоций, которыми срочно потребовалось с кем-то поделиться. Впрочем, ей уже давно пора было поехать в клинику, за ночь она ужасно соскучилась по своему мужчине.
20
Глупо было не верить в чудо все эти годы. И пусть у Мелани имелись на то веские причины, она все же считала себя ограбленной, что утонула в логике и материализме. Однако теперь все изменилось: Дениэл научил их верить в чудеса. Да, да, этот гигантский деревенский парень, не понимающий тонкого юмора и намеков, глазеющий из-под тяжелых бровей своим взглядом цвета армейского хаки, гоняющий на мотоцикле и раскачивающий бицепсы в тренажерном зале, именно он. Кто бы мог подумать, что однажды он вызовет в ней тот спектр эмоций, который сейчас затапливал ее любящее материнское сердце: от слез радости до восторга и благоговения. Новость, что неизлечимый больной очнулся и пошел на поправку такими темпами, что вскоре должен был покинуть стены клиники, не укладывалась в голове. Как тут не поверить в чудеса?
После того, как молодой человек ее дочери пришел в себя, жизнь переменилась. Алекса восстанавливалась, и вот уже кошмарные круги под глазами, которые девушка – Мелани могла поспорить! – тщетно пыталась закамуфлировать каким-то средством, сменились легкой бледностью. Кожа лица в свою очередь стала постепенно покрываться загаром, впитывая летний ультрафиолет. Родители вздохнули с облегчением. Казалось, даже близнецы стали спокойнее от мысли, что их защитник выжил. Как же их семья раньше жила без Дениэла? Подумав, Мелани даже не вспомнила, что было до его прихода в поместье, беспокойная беготня какая-то. Она улыбнулась эволюции своего отношения к нему и вернулась мыслями к малышам.
Те ровно сопели на ее груди, проваливаясь в обеденный сон. Новоявленная мама уже приноровилась кормить двоих детей одновременно, хотя поначалу даже мысль об этом вызывала у нее сложности. Но человек в конечном итоге приспосабливается даже к невозможным обстоятельствам, и теперь Мелани безмерно радовалась, что младенцы пришли в их жизнь. Возмутившие своим присутствием по началу, они заставили пересмотреть жизненные приоритеты, перетряхнуть все старые убеждения и раны, смириться с расширением семьи и в итоге полюбить их так, словно они всегда были ее частью. Совсем как Дениэл.
Малыши уснули. Женщина осторожно переложила их по одному в кровать, а сама, запахнув мягкое платье на поясе, отправилась на кухню на поиски обеда. Там она и встретила Алексу к своему удивлению.
– Ждала тебя, – как ни в чем не бывало, сообщила девушка, будто они каждый день обедали вместе, хотя сам факт того, что их дочь теперь ест – уже чудо само по себе.
Мелани пригляделась к ней, ощущая изменения. Алекса шла на поправку, но лицо ее теперь имело совсем другие черты. Пропала детская припухлость, крупные карие глаза, которые и раньше не сильно блистали наивностью, теперь вовсе налились каким-то свинцовым опытом, непосильно тяжелым для восемнадцатилетней девушки, но запустившим в ее душе важные изменения. И все тот же черный наряд из объемных штанов с молниями и тонкой футболки, которые когда-то, когда в их семье не было иных причин к беспокойству, очень напрягали родительницу.
– Мам, я хотела поговорить с тобой, – начала дочь, наблюдая, как хозяйка поместья сервирует стол. – Мне очень сложно, но это необходимо.
Мелани отвлеклась от посуды и повернулась к девушке. Так и есть, что-то в ней безвозвратно изменилось, и пока Алекса сама не знала, как с этим жить. Мать оставила хлопоты и уселась рядом с ней на стул, отдав собеседнице все свое внимание.
– Я всегда думала, что жизнь отравляют сложности и потери, – проговорила Алекса сдавленно, – а теперь, когда я все знаю, вроде бы должно быть легче. Но как раз сам момент восстановления мне дается очень тяжело. Что происходит? Неужели я никогда больше не буду прежней?
– Дорогая моя, так бывает, – постаралась поддержать ее мама, полагая, что речь шла о Дениэле. – Не само событие меняет нас, а наше к нему отношение. И сложнее всего не кризисный момент, а последующая жизнь после этого, потому что она вынуждает учиться жить заново, в свете новой информации.
– А если эта информация больше ни на что не влияет? – Вспыхнула девушка. – Если уже все пройдено и забыто, и приступов с отшибанием памяти не ожидается?
Мелани ахнула и округлила глаза от ужасной догадки.
– Ты все знаешь, – прошептала она. – Но как? Кто тебе рассказал?
– Сама поняла.
И дочь поведала ей о невероятном исцелении и странных картинках, об истории, рассказанной доктором Фергусоном и поездке в «клинику для людей с нервным срывом», как назвала Алекса обитель Алисии Пэрриш.
– Теперь «краски» часть моей жизни, – закончила девушка свой удивительный рассказ. – Правда Дениэлу пришлась не по нраву новость, что я хочу научиться ими управлять, но я обещала быть осторожной.
– Управлять? Чем? Боже… – Выдохнула женщина и, заплакав, обняла дочь. – Это все не важно, милая. Мне так жаль!
Мелани вложила в эту фразу гораздо больше, чем несли в себе несколько букв, и положила начало долгой истории о больной матери бедной девочки. Она извинялась, что не смогла дать Алексе защиты и тепла, спровоцировав ее приступы и провалы, что выстроила стену, сквозь которую не пробралась бы информация о сожалениях Мелани, что не была ей достаточно близка все это время.
Огромное облегчение разлилось по сердцу уставшей скрываться женщины. Какое же счастье, что Алекса теперь все знает. Можно снять многолетнюю броню и не сдерживаться всякий раз, когда ситуация выходит из-под контроля.
Утопая в слезах, они сидели, обнявшись, в кухне довольно долго. Но вдруг Мелани отстранила дочь, вытерла слезы себе и ей, и, поднявшись со стула, потянула Алексу на второй этаж.
– Идем!
Тарелки с обедом остались на столе невостребованными, а воссоединившиеся мать и дочь поднялись в зеленый кабинет родительницы. Там женщина забралась на высокий стул и сняла с верхней полки шкафа огромную коробку. В ней, рассортированные по бумажным пакетам, лежали фотографии. Очень много фотографий. Безумное их количество! Под изумленным взглядом гостьи комнаты мать доставала их пачками, раскладывала и говорила, говорила, говорила.
Оказывается, Алекса объехала полмира за свое детство. От калейдоскопа мест кружилась голова, фотографиям не было конца!
– Откуда их столько? – Вопросила девушка.
– Раньше я очень любила фотографировать, – бросила мать быстрый взгляд на камеру, стоявшую на треноге в углу кабинета. – А потом нечего стало снимать…
– Мы осели дома, – догадалась Алекса, и рассказчица кивнула.
Самым последним клочком воспоминаний, добивших двух затворниц, ставших вдруг близкими и влюбленными друг в друга, стало письмо Алексы. Крошечный клочок бумаги с ровным детским почерком стал мостиком, соединившим их разрозненные миры воедино.
«Мне очень жаль, что все так получилось. Я надеюсь, однажды, ты позволишь мне стать частью твоей жизни, и тогда мы познакомимся вновь. Люблю тебя», – гласила она.
Мелани протянула записку девушке и та, перечитав, снова прильнула к родному боку, задыхаясь от момента нежности.
