Мелани показалось, что его взгляд наполнился презрением и ненавистью к ней. Еще бы, она себя и не оправдывала, ведь это ее вина в том, что самый романтичный город мира ассоциировался теперь в их семье со смертельной опасностью. Вдруг ей стало безумно неуютно в его компании, словно оборвалась связь. Хозяйка «Ювелирного дома» обнесла себя бетонной стеной спокойствия, спрятав страх в глубинах подсознания. Каменный колодец, отделявший теперь сердца супругов друг от друга, тут же покрылся белесым инеем непонимания в местах, где раньше теплой рекой бежала любовь.
– Ты мог быть и более почтительным с женой, Оливер, – вдруг выдала она надменно, расправив плечи и вздернув нос на полдюйма. – Или в нашей семье теперь принято так разговаривать?
– Как? – Опешил супруг, округлив глаза.
И тут все закончилось, словно лед был лишь в ее воображении. Теплый удивленный взгляд мужа оценивал ее со всех сторон, настолько искренне не понимая происходящего, что гордая поза собеседницы начала выглядеть глупой и неуместной.
– Мне показалось, ты меня винишь в том, что Париж вообще существует! – Надула губки женщина и, получив добрую усмешку в свой адрес, покосилась на обмякшего мужа.
– Похоже, это ты себя винишь за Париж. Я – нет.
На том, собственно, разговор и закончился. И вроде бы Оливер, всегда доверявший ее решениям, предоставил карт-бланш и тут, но мимолетная картинка озлобленного ледяного монстра теперь навсегда поселилась в ее памяти за бетонной стеной, возведенной в тот вечер вокруг ее сердца.
Однако ни одно из переживаний не приближало Мелани к идее, что же все-таки везти в Париж. Эскизов украшений, пылящихся по шкафам и ящикам «Ювелирного Дома», хватит на десяток выставок, а набросков, забивающих шкаф в кабинете поместья, еще на два десятка, но все это казалось прожитым этапом, не вдохновляло, словно уже однажды перегорело и оставило за собой серую дорожку пепла. Хотелось свежести, нового потока, легкости дыхания, песни весны!
И помог ей с идеей Оливер, как и всегда, преподнесший ей на день рождения диковинный букет с редкими цветами. Она долго оценивала крокусы и первоцветы, перемешанные с тюльпанами и пионами, которым сейчас было совсем не время цвести, и те самые легкость и песня весны вдруг тронули ее каменное сердце. Именинница восторженно вскликнула, словно дикая амазонка, одержавшая победу над давним врагом.
– Каждый год я дарю тебе букеты на день рождения, Мелани, что не так с этим? – Удивился супруг, но она его уже не слушала.
Минуту спустя она уже неслась в кабинет, гордо размахивая пучком цветов, окрыленная внезапно пришедшей идеей. Оливер лишь пожал плечами на ее причуды и, перекинувшись взглядами с дочерью, уселся за праздничный стол.
– Похоже, сегодня мы отмечаем день рождения без именинницы, – усмехнулся он родным карим глазам.
И оказался недалек от истины. Добежав до кабинета, Мелани вывалила с десяток наборов красок на рабочий стол и принялась шуршать карандашом о бумагу. Вскоре из-под ее рук начали разлетаться листы с акварельными цветами из золота и платины, усыпанными многочисленными драгоценными камнями. Теперь у нее есть в запасе одиннадцать месяцев на произведения искусства, каждый из которых будет шедевром.
И никакой Дениэл Кентмор ей не помешает!
18
Она поплотнее вжалась в глянцевую кафельную стену сортира корпорации, боясь даже сделать вдох. Срастись с туалетом или прикинуться унитазом возможности не было, а ноги ее, выглядывающие из-под двери кабинки, были видны от самого коридора через вечно открытую дверь, однако Лиз не теряла надежды остаться незамеченной.
Тем временем баталия в соседнем помещении с картонными стенами продолжалась.
– Джим, ты придурок! – Пискнул худой Винни Джекил. – Ты сказал, проблемы будут только у парня! А теперь весь отдел разгребает дерьмо.
– Я понятия не имел, чем все закончится, понятно? – Рявкнул Палермо на одного из дружков. – И вообще, лучше заткнись и не разговаривай здесь об этом.
– Я тоже выхожу из игры, – пробасил неопрятный Райан Пристли. – Слишком грязная она получилась.
– Вот как? – Прошипел гневно начальник отдела. – Это ты подглядел пароль от базы рыжухи, если вдруг забыл! Скажешь, что не причем?
Голоса постепенно стихали, а Лиз все так же мечтала стать ненадолго сливным бачком. Сердце стучало где-то в районе горла, оглушая мозг и утяжеляя дыхание, а конечности вдруг стали обжигающе ледяными, словно вся жизнь покинула девушку от охватившего ужаса быть замеченной. Вообще, Лиз никогда не пыталась подслушивать чужие разговоры, а тут и вовсе предпочла бы оглохнуть на пару минут, потому что заметь толстяк ее ноги в изящных лодочках в недрах женского туалета, страшно было представить, что могло бы случиться, лишь бы тайна умерла в белоснежных стенах уборной. Но информация попала в ее уши и мозг, где уже обработалась преданным корпорации разумом и принялась как особенно важная.
– Меня это не касается, – едва слышно прошептала девушка бледными губами. – Пусть верзилы сами разбираются…
Однако изнутри она знала, что ее как личного помощника директора это очень даже касалось, более того, касалось всех, кто работал сейчас над исковым вопросом. Голоса удалились к двери общего офиса и смешались с общим гулом улья, но Лиз так и не нашла в себе сил пошевелиться, она словно вросла в кафель.
– Ты куда пропала? – Беспокойно вопросила Элис, едва лиса вернулась к стойке ресепшн, белая, словно лист офисной бумаги. – Тебя искал мистер Траст, у них там утренняя планерка с менеджерами.
Вот где она меньше всего хотела бы оказаться, так это в стеклянном кабинете шефа в команде толстого Палермо, рассуждения которого о стратегии переговоров с «Лайонс Инк» теперь казались лицемерным кощунством. Но выбора не было, идти все равно придется. Глубоко вздохнув, она присоединилась к заседанию, надеясь, что деловые мысли вытеснят из разума тревогу.
Однако та никуда не делась ни после планерки, ни после рабочего дня, ни к концу злосчастной недели, показавшейся девушке бесконечной. Сердце подсказывало, что она поступила дурно, проигнорировав вопрос. Но обсудить это с Элис или Мелани она не отважится, потому что обе подруги были напрямую связаны с корпорацией. Вне этого мира у нее не было друзей, с кем она могла бы поделиться мыслями! Или почти не было…
Она еле дождалась вторника, чтобы остаться с мускулистым тренером наедине, после чего буквально впилась в нее цепкими клыками допроса:
– Гвен, мне нужна твоя помощь!
Густые карие глаза уставились на молодую брюнетку с вниманием. Ее тугой спортивный костюм из черного бюстгальтера и неоновых салатных легинсов обтягивал плотное загорелое тело, выделяя каждый мускул на обозрение окружающим.
– Кого-то нужно поколотить? – Усмехнулась смуглянка белоснежной улыбкой, поигрывая бицепсами.
– Нет, мне нужен совет, – серьезно произнесла Лиз, чем удивила мисс Рамирес до глубины души; тренер напустила дум на лицо и, едва сдерживая пытающуюся вылезти улыбку, жестами попросила малышку продолжать. – Если бы ты узнала страшную тайну о человеке, который тебе совсем не нравится, что его подставил другой человек, который нравится тебе еще меньше, и от этого страдают много близких тебе людей, ты бы что сделала?
– Я не сильна в психологии, Лизи, честно, – ответила с улыбкой Гвен. – Я хорошо бью в нос, ни разу не промахивалась.
– Пожалуйста, соберись с мыслями! – Взмолилась девушка. – Что мне делать? Рассказать всем?
Женщина и правда задумалась, заложив на лбу тугую складку. Она потерла подбородок, а потом скользнула пятерней в короткий осветленный ежик на макушке, потирая и почесывая. Наконец, ее мозг, не обремененный мирскими проблемами, переварил исходные данные и выдал результат.
– Два человека что-то не поделили, а ты не выносишь их обоих? – Размеренно уточнила она, но тут же скривилась и удивленно воскликнула: – Какое тебе до них дело?
– Нет, ты не поняла, – терпеливо продолжила объяснения девушка своей тугодумной подруге. – Последствия колоссальные! Все страдают!
– И что? – Фыркнула та. – Раз им это по душе, пусть себе страдают.
Казалось, Гвен уже начисто потеряла интерес к проблеме. Но Лиз не планировала так просто сдаваться, она возмутилась равнодушию чуть ли не больше, чем поступку Палермо.
– Но ведь это бесчеловечно! – Негодовала она, мелькая золотистыми молниями гнева в глазах цвета спелой пшеницы.
Тем временем зал постепенно заполнялся завсегдатаями заведения. Горы мышц разбредались по пространству, разбирая снаряды и занимая тренажеры, здоровались с ее собеседницей, постоянно отвлекая от серьезного разговора, махали рукой самой Лиз. Наконец, надев на предплечье знакомую алую подушку для боя, Гвен встретилась взглядом с неугомонной девицей и поняла, что та все еще ждет от нее решения ситуации.
– Тебе не кажется, что ты уже знаешь ответ на свой вопрос, просто хочешь уговорить меня в своей правоте? – Скучно протянула тренер. – Поступай, как тебе кажется верным, ты ведь больше знаешь о ситуации.
– Ты права, – осознала девушка.
Она постояла несколько минут, взвешивая слова подруги, и довольно улыбнулась. Теперь она знала ответ. Лиз одернула футболку и со звонким «ха!» внезапно ударила женщине по вялой подушке, вызвав в удивленных черных глазах ответный азарт.
Если бы можно было поговорить с Оли сразу после тренировки, то разговор сложился бы идеально, потому что к утру среды Лиз потеряла весь боевой кураж. Особенно уверенность ослабевала под пристальным взглядом Джима Палермо, который как-то недобро начал поглядывать на лису. Правда, он и до этого смотрел на нее так, словно девушка уже предстала перед ним без своих темно-синей узкой юбки чуть ниже колена и тончайшей голубой водолазки, обтягивающей соблазнительную грудь, но сегодня его взгляд наполнился некой решительностью, словно теперь жертве уж точно не удастся отвертеться от его задумки.
Вдруг он начал приближаться к секретарской стойке, хищно облизывая губы и не сводя взгляда с Лиз, гипнотизируя, словно удав кролика. Девушка интуитивно попыталась найти защиты у Элис, но та даже не подняла взгляда от ежедневника, что-то записывая там своим аккуратным почерком. Что ж, она справится и сама.
Стараясь представить, как бы на ее месте повела себя Гвен, Лиз увидела главного менеджера совсем никчемным и уж больно толстым для своего внимания. Уверенно ухмыльнувшись уголком рта, спрятав свои страхи за бетонным торсом мисс Рамирес, помощница шефа встретила кудрявого бутуза во всеоружии своих сил.
– Сходим куда-нибудь вечером, а? – Выдал Палермо, приблизившись вплотную к секретарскому столу. – Я знаю, ты без ума от Кентмора… Но в темноте спальни я стану для тебя хоть Папой Римским!
Джим пытался шутить и быть смелым, но от Лиз не ускользнула некая застенчивость ухажера, окрашивающая его вседозволенность и наглость в нежные приемлемые тона. Однако фантазия услужливо подставила под взор картинку с голым Палермо перед ее носом, и нежность испарилась, словно и не было. Брезгливо вздернув брови на такого большого человека, оказавшимся на самом деле таким абсурдно маленьким, Лиз утвердилась в своем решении, которое приняла вчера в зале.
– Совершенно верно, тебе не переплюнуть Кентмора, как не пытайся. Иди работать, Джимми, – выдала она тоном, отдающим сталью.
