Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2
Поступок великого князя означал полный уход Русской династической зависимости. Это было уже фактом, поскольку хан ничего не мог сделать, ему оставалось только ждать подходящего момента, который, по его мнению, вскоре и замаячил на горизонте. В феврале 1480 г. младшие братья Ивана III Андрей Большой Угличский и Борис Волоцкий, подняли мятеж, к которому присоединился и митрополит Феофил. Причина недовольства состояла в том: что, после кончины второго по возрасту брата Юрия Васильевича, в 1474 г., его владения полностью перешли к Московскому княжеству, т.е. к Ивану III, а не были разделены между всеми братьями, что также ничего не досталось братьям великого князя и после завоевания Новгородской земли, и что Иван III объявил старшего своего сына Ивана «великим князем», соправителем, на деле означающее быть его наследником.
По существу, в отношениях братьев столкнулись противоречия, когда одна сторона не желала своего ущемления и требовала «старины», другая – проводила политику возвеличивания Москвы, ее властного рода, от отца к сыну, постепенно ограничивая, выдавливая конкурентов – братьев из политической жизни Руси. К этому времени моральное положение Москвы достигло предела, когда ее князь стал называть царем, например, по исковой грамоте 1477 г. – «Господину государю великому князю Ивану Васильевичу царю вся Руси».
Иван III находился в Новгороде, когда к нему пришло сообщение о начинающейся усобице, что Андрей и Борис со своими удельными полками подались в Тверскую область. Великий князь поспешил в Москву и тотчас отправил к братьям уговаривать их кончить дело миром, но те не послушали и, в 20-х числах июля, рать их двинулась к Новгородским волостям. Тогда Иван III вторично послал к мятежникам уговаривать, Ростовского архиепископа и духовника великого князя, Вассиана Рыло. Ему удалось склонить Андрея и Бориса послать своих бояр для переговоров в Москву, но сами они направились к Литовскому рубежу и, остановившись в Великих Луках, стали пересылаться с Казимиром, прося помощи против старшего брата. Казимир в непосредственной помощи их войскам отказал, проявив осторожность, но дал город Витебск на прокормление, и вместе с тем сам поспешил известить Ахмата об усобице в Московском государстве, обещая, в походе на Москву, присоединится к нему со своим войском.
В разгар этого конфликта пришло известие о выступлении хана Ахмета на Русь. В надвигающемся столкновении с Ордой разрешение внутриполитического кризиса стало для Ивана III первоочередной задачей. Московский князь пошел на уступки. Он объявил о готовности уступить братьям Алексин и Калугу. Компромисс был найден и осенью, в канун решающего столкновения, удельные полки братьев стояли рядом с великокняжескими ратями, что послужило определенной ролью в нерешительности действий Ахмата.
О намерениях Казимира и Орды совершить поход на Русь в Москве знали. Еще весной монголы произвели разведку, появившись на правобережье Оки. Весной же Иван III заключил договор о взаимопомощи с Крымским ханом Менгли-Гиреем, который обещал нейтрализовать Казимира угрозой нападения на Литву.
Летом 1480 г. Ахмет с войском вторгся в русские пределы. Как только Иван Васильевич узнал о наступлении монгола, тотчас, кроме выдвижения главной рати к Оке, приказал воеводе Звенигородскому, князю Василию Ноздреватому, сесть с небольшим отрядом и с войсками крымского царевича Нур-Девлет-Гирея на суда и спуститься вниз Волгою, чтобы разгромить беззащитную Золотую Орду, зная, что Ахмат, по обыкновению, как все ханы, оставит в ней только жен, детей и старцев; великий князь был уверен, что как только хан узнает об этом нападении, так тот час же кинется назад защищать свои улусы.
Против подходившей Орды Ахмета Иван III во главе русских войск стал у переправы через Оку у Коломны. Младшего своего брата Андрея он послал в Тарусу, а сына Ивана – сначала в Серпухов, а затем в Калугу, поскольку хан, убедившись в надежности обороны, в начале сентября направился к левому притоку Оки, р. Угре. Маневр преследовал две цели: соединение с войском Казимира и переправу во фланг русских войск через мелководную Угру. Благодаря распорядительности московских воевод великокняжеские полки раньше татар вышли на берег реки и воспрепятствовали переправе. Началось «великое стояние на Угре».
В Москве готовились к обороне города. Великая княгиня Софья, вторая жена Ивана III, с детьми и казною была отправлена в Белоозеро. Князь предполагал отправить туда и инокиню-мать, но митрополит и архиепископ отговорили его от подобного поступка, т.к. москвичи могли воспринять это как массовое бегство (московский летописный свод и ряд других летописей осуждают даже поступок княгини Софьи). Сам Иван III долгое время был в нерешительности. Одни приближенные уверяли, что сражаться ему не стоит, т.к. он может или погибнуть или попасть в плен и держава будет обезглавлена, другие считали, что личный пример может побудить других воинов к невероятным подвигам. Дело кончилось тем, что великий князь покинул полки и 30 сентября вернулся в Москву. Но не успел он въехать в Кремль, как встретившие его митрополит и Ростовский владыка Вассиан, стали упрекать за уход от войска, поэтому прожив две недели в Красном Селе, Иван III отправился назад.
Тем временем, расположившись на Угре, Ахмат дожидался войска своего союзника Казимира, которого все не было. Польский король, в это время, сам отражал атаки крымского хана Менгли-Гирея на Подолию, и идти воевать против Москвы не мог. В летописи отмечено, что Крымский хан делал это «служа великому князю», т.е. выполняя достигнутые ранее между Москвой и Крымом договоренностей.
Прибыв к своим войскам, Иван III не спешил вступать в сражение всеми силами с монголами, а стал тянуть время, начав переговоры с Ахматом, отправив к нему посла с челобитьем и дарами. Хан обрадовался этому и ответил: «Жалую его добре, чтобы сам приехал бил челом, как отци его к нашим отцем ездили в орду»8. Но Иван III не поехал. Тогда Ахмат послал ему сказать: «А сам не хочешь ехати, и ты сына пришли, или брата»9. Не получивши ответа, хан послал опять сказать: «А сына и брата не пришлешь, и ты Микифора пришли Басенкова»10, окольничего вел. князя и ездившего в качестве посла к хану, его очень уважали в Орде. Однако Иван и Басенкова не послал. Как передает летописец, Ахмат все говорил: «Даст Бог зиму на вас и реки все станут, ино много дорог будет на Русь»11.
Между тем, среди московского воинства стали роптать на Ивана III в его нерешительности дать решающее сражение, причем обвиняли близких ему бояр Ощера и Мамона, которые советовали не вступать в бой с монголами.
Волновалась и Москва, а старец Вассиан, узнав о переговорах с ханом, прислал Ивану III красноречивое послание: «Ныне же слышахом, яко же бесерменину Ахмату уже приближающуся и христианство погубляющу, наипаче же на тебе хваляшеся и на твое отечьство, тебе же пред ними смиряющуся и о мире молящуся, и к нему пославшу. Ему же окаанному одинако гневом дышущу и твоего молениа не послушающу, но хотя до конца разорити христианство… Не послушай убо, государю, таковых, хотящих твою честь в безчестие и твою славу в беславие преложити, и бегуну явитися и предателю хритьанскому именоватися… Изыде убо скоро, в сретение ему изыде, взем Бога на помощь и пречистую Богородицю…»12.
В конце октября стали крепкие морозы и реки покрылись льдом. Положение Орды становилось все более сложным. Она оказалась не готовой вести войну в зимних условиях, т.к. по сломам летописца «бяху бо Татарове наги и босы, ободралися»13, кроме того, при выпадении снега монгольские лошади лишались корма. Когда Угра перестала служить преградой, и Иван III приказал войскам отойти назад к Кременцу, где в случае надобности можно было биться соединенными силами, это было встречено печалью и с унынием в русских войсках, считавших постыдным такое отступление перед монголами. Конец этому противостоянию положил рейд русско-монгольского отряда воеводы Ноздреватого и Нур-Девлет-Гирея в Поволжье, по тылам Большой Орды. Получив такое сообщение Ахмату ничего не оставалось, как поспешить обратно в свои владения.
Интересно описывал события свержение монгольского ига К. Маркс в оценке культурно – исторического наследия России: «Когда Иван вступил на престол, Золотая Орда уже давно была ослаблена: изнутри – жестокими междоусобицами, извне – отделением от нее ногайских татар, вторжениями Тимура-Тамерлана, появлением казачества и враждебными действиями крымских татар. Московия, напротив, неуклонно следуя политике, начертанной Иваном Калитой, стала необъятной громадой, стиснутой татарскими цепями, но вместе с тем крепко сплоченной ими. Ханы, словно под воздействием каких-то чар, продолжали служить орудием расширения и сплочения Московии. Они намеренно усиливали могущество православной церкви, которая в руках московитских великих князей оказалась опаснейшим оружием против них самих.
Чтобы восстать против Орды, московиту не надо было изобретать ничего нового, а только подражать самим татарам. Но Иван не восставал. Он смиренно признавал себя рабом Золотой Орды. Через подкупленную татарскую женщину он склонил хана к тому, чтобы тот приказал отозвать из Московии монгольских наместников. Подобными незаметными и скрытыми действиями он хитростью выманил у хана одну за другой такие уступки, которые все были гибельными для ханской власти. Таким образом, могущество было им не завоевано, а украдено. Он не выбил врага из его крепости, а хитростью заставил его уйти оттуда. Все еще продолжая падать ниц перед послами хана и называть себя его данником, он уклонялся от уплаты дани под вымышленными предлогами, пускаясь на все уловки беглого раба, который не осмеливается предстать перед лицом своего хозяина, а старается только улизнуть за пределы досягаемости. Наконец, монголы пробудились от своего оцепенения и пробил час битвы… Золотая Орда была вынуждена отступить вследствие нападения на ее столицу крымского хана. При отступлении она была разбита казаками и ногайскими татарами. Таким образом, поражение превратилось в успех. Иван победил Золотую Орду, не вступая сам в битву с нею. Бросив ей вызов и сделав вид, что желает битвы, он побудил Орду к наступлению, которое истощило последние остатки ее жизненных сил и поставило ее под смертельные удары со стороны племен ее же собственной расы, которые ему удалось превратить в своих союзников. Одного татарина он перехитрил с помощью другого…
Казалось, Иван сорвал цепи, в которые монголы заковали Московию, только для того, чтобы опутать ими русские республики. Казалось, он поработил эти республики только для того, чтобы поступить так же с русскими князьями. В течение двадцати трех лет он признавал их независимость, терпел дерзости и сносил даже их оскорбления. Теперь благодаря низвержению Золотой Орды и падению республик он стал настолько сильным, а князья, с другой стороны, такими слабыми в результате влияния московского князя на их бояр, что Ивану достаточно было лишь продемонстрировать свою силу, чтобы исход борьбы был решен…
Между политикой Ивана III и политикой современной России существует не сходство, а тождество – это докажет простая замена имен и дат. Иван III, в свою очередь, лишь усовершенствовал традиционную политику Московии, завещанную ему Иваном I Калитой. Иван Калита, раб монголов, достиг величия, имея в руках силу самого крупного своего врага – татар, которую он использовал против более мелких своих врагов – русских князей. Он мог использовать силу татар лишь под вымышленными предлогами. Вынужденный скрывать от своих господ силу, которую в действительности накопил, он вместе с тем должен был ослеплять своих собратьев-рабов властью, которой не обладал. Чтобы решить эту проблему, он должен был превратить в систему все уловки самого низкого рабства и применять эту систему с терпеливым упорством раба. Открытая сила сама могла входить в систему интриг, подкупа и скрытых узурпации лишь в качестве интриги. Он не мог ударить, не дав предварительно яда. Цель у него была одна, а пути ее достижения многочисленны. Вторгаться, используя обманным путем враждебную силу, ослаблять эту силу именно этим использованием и, в конце концов, ниспровергнуть ее с помощью средств, созданных ею же самой, – эта политика была продиктована Ивану Калите специфическим характером как господствующей, так и порабощенной расы. Его политика стала также политикой Ивана III. Такова же политика и Петра Великого, и современной России, как бы ни менялись название, местопребывание и характер используемой враждебной силы… Подведем итог. Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso [LXXXVIII] в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Пётр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира…»14.
В своей оценке Маркс неправ только в том, что не монголы воспитали русских, и как-бы передали Москве эстафетную палочку алчного раба-победителя, но русские сами выбрали систему ценностей монголов, поскольку они отражали настроения русского народа в общем. Русская система ценностей отставания, «старины держати», что значит «свободу и достоинство искати», станет диктовать российскому миру «царственности» наипростейший способ достижения устойчивой прогрессивности, в которой заложена одна цель – существование не по милостивой мудрости, а по условию справедливого достоинства. Поэтому фактор алчности (мира ограниченной ущербности) будет прописан здесь фундаментально, сильнее разжигая огонь непримиримого противостояния позиций противоположностей (структуры справедливости), высоты достоинства – низости упадка, продолжая инерционно двигаться по тысячелетней накатанной колее пути яростного восхождения эволюционной лестнице от условия червя до эффекта бога.
11 сентября хан двинулся назад через земли своего союзника Казимира, в отместку за нарушение договора грабя его территории. Нагруженный добычей Ахмат зазимовал в устье Донца, прислал Московскому князю грузное послание вернуться после зимы. «Ведомо да есть: кто нам был недруг, что стал на моем царстве копытом, и яз на его царстве стал всеми четырмя копытами; [и] того Бог убил своем копьем… А нынеча есми от берега пошел, потому что у меня люди без одежд, а кони без попон. А минет сердце зимы девяносто днеи, и яз опять у тобя буду, а пити ти у меня вода мутная»15. Однако 6 января 1481 г. сонного Ахмата убил в степи его противник Ибак, хан Тюменской (Ногайской) Орды. В 1491 г. Иван III оказал поддержку Менгли-Гирею в борьбе с детьми хана Ахмата, вследствие чего произошло окончательное крушение Большой Орды, а в 1502 г. Крымский хан одержал полную победу над Шихматом, последним царем Большой Орды.
Так пало монгольско-татарское иго над Русью, явившееся предвестником падения большой Орды. Москва с этого времени становится столицей нового крупного суверенного европейского государства. Немалую роль в свержении ига в последнем решающем противостоянии, сыграл сам Иван III, который в сложной обстановке 1480 г. не наделал политических ошибок, проявил разумную сдержанность и дипломатическое мастерство, позволившее объединить русские силы и оставить Ахмата без союзников.
Усиление польского влияния и католической пропаганды создало в Литве много недовольных православных людей. Они стали уходить в Московское подданство вместе со своими вотчинами. Это еще более умоляло литовские силы и делало для Литвы очень рискованным открытое столкновение с Москвой. Однако оно стало неизбежным по смерти Казимира (7 июня 1492 г.), когда Литва избрала себе великого князя особо от Польши. В то время как королем Польши стал сын Казимира Ян Альбрехт, в Литве вокняжился его брат Александр Казимирович. Воспользовавшись этим разделением, Иван III начал переговоры с Александром и в январе 1494 г. добился того, что Литва формально уступила ему земли князей, перешедших в Москву (Вяземских, Новосильских, Одоевских, Воротынских), и, кроме того, признала за ним титул «государя всея Руси» в обмен на то, что Иван III не будет требовать Киев. В том же году Московский князь дал согласие выдать свою дочь Елену замуж за Александра с условием сохранения православной веры. Литовский князь, видимо, питал надежды возможности объединить всех славян через династические браки, под эгидой Литвы; эту же надежду, не мудрено понять, имел и Московский князь, только под рукою Москвы.
В течение 1495 и 1496 гг. произошли военные столкновения Москвы и Стокгольма. Три месяца русские войска осаждали Выборг, но шведов одолеть не удалось. Воеводы удовлетворились опустошением шведских сел на расстоянии 30—40 верст от границ. Иван с сыном Юрием и внуком, прибыв в Новгород, пытался повлиять на ход войны со Швецией. Состоялся поход на Гамскую землю (Финляндию). Русские войска разбили 7 тыс. шведов. Главные силы шведов ждали неприятеля в поле, однако русские не стали давать сражения, а совершив маневр, с добычей и пленниками благополучно возвратились в Москву. В отместку шведы с 2 тыс. войском взяли Ивангород, разорили его и ушли. Война окончилась, когда Датский король, друг Ивана, в 1496 г. стал Шведским королем. В результате переговоров в 1501 г. Швеция пошла на некоторые территориальные уступки России.
Сдержать обещанное Литовскому князю Александру под воздействием католических соратников было трудно, и судьба великой княгини Елены Ивановны была печальна. Это обижало великого князя. С другой стороны, к Ивану на службу продолжали проситься православные князья из Литвы. Так, Иван III принял к себе князя Бельского и князей Новгород-Северского и Черниговского с громадными вотчинами по Днепру и Десне. Поэтому взаимное недовольство скоро вылилось в войну, которая проходила с 1499 по 1503 год, причем сторону Литвы принял Ливонский орден, а сторону Москвы – Крымский хан.
Крупная победа русских войск у реки Ведроши привело вражду к перемирию, по которому Иван III удержал за собой все приобретенные им княжества. Было очевидно, что Москва в ту пору была сильней Литвы, точно так же как она была сильнее Ордена. Орден, несмотря на отдельные военные удачи, тоже заключил с Москвой не особо почетное перемирие.
Воюя со всеми более цивилизованными западными и северными соседями, Иван III стремился налаживать контакты в Европе. Москва при нем вступила в дипломатические отношения с Данией, Венгрией, Венецией. Окрепшее Русское государство входило понемногу в круг европейских международных отношений и начало свое общение со странами запада.
От первого брака с Марией Тверской у Ивана III был только один сын – Иван Молодой, родившийся в 1458 г. Он был верным помощником отца в его делах и даже звался великим князем. Но в апреле 1465 г. Мария умерла, и Иван III женился во второй раз на дочери Фомы Палеолог, бежавшего с семьей в Италию от осаждавшей Царьград армии султана Мехмеда II, племяннице последнего Византийского императора Константина XI Палеолога, убитого турками при взятии Константинополя в 1453 г., Софьи (Зои) Фоминичны Палеолог.
Второй брак Ивана III стал возможен в значительной мере благодаря дипломатической активности папского престола. В Риме были серьезно обеспечены усилениями могущества Османской империи, которая после падения Византии захватила Балканы и оказалось на границах Германской империи. Папа выступил с идей создания антиосманской лиги христианских государей. Большие надежды возлагались на Ивана III, предполагалось, что одновременно с привлечением Московского князя решится вопрос об унии православной церкви с католической, признать которую отказался Василий II.
В 1469 г. папа Павел II направил в Москву грека Юрия Траханиота с предложением великому князю взять в жены Софью Палеолог. В папском письме сообщалось, что она уже отказала таким женихам, как король Французский и герцог Миланский, не желая выходить за государя латинской веры. Посоветовавшись с матерью и боярами, Иван III дал согласие на вступление в новый брак. Осенью 1472 г. Софья прибыла в Москву, а 12 ноября состоялся обряд обручения.
Брак Ивана III с Софьей Палеолог не дал Риму желаемых результатов. В условиях, когда главной внешней политики Ивана III на востоке являлось ликвидация зависимости от Большой Орды, не могло быть и речи об участии его в антиосманских акциях. Борьба с сильнейшей военной державы Европы того времени, могла лишь обескровить Русь. Более того, для борьбы с Ахматовой Ордой Иван III заключил союз с Крымским ханством, находившимся с 1475 г. в зависимости от турецкого султана.
Фактически Иван III от своего брака выиграл больше, чем организатор его – Римская курия. Отторгая Рим, избегая какой-либо зависимости от него, политической или церковной, русское духовенство обратило внимание на одну интересную римскую мысль. В стремлении склонить Ивана III к участию в антитурецкой лиги, итальянские дипломаты сформулировали идею о том, что Москва должна стать преемницей Константинополя. В 1473 г. сенат Венеции обратился к великому князю Московскому со словами: «Восточная империя, захваченная Оттоманом, должна, за прекращением императорского рода в мужском колене, принадлежать вашей сиятельной власти в силу вашего благополучного брака»16.
Идея, выраженная в послании сенаторов, пала на благодатную почву, форсировала закрепление двух идей, витавшие до этого времени в воздухе: Москва – оплот православия и всего христианства, и Москва, как продолжение древнего Рима – «Москва – третий Рим». Эта идея впервые упоминается митрополитом Зосимой в 1492 г. при составлении пасхалии на восьмую тысячу лет. Окончательно сформулирована эта идея в 1510—1511 гг. псковским монахом Филофеем: «Понеж убо ветхии Рим падеся Аполинариевою ересью; вторыи же Рим, иже есть Констянтинополь, Агарянскими внуцы, от безбожных Турок, обладаем; твое же, о блгочтивыи Црю, великое Росииское Цртвие, третеи Рим, блгочтием всех превзыде, и вся блгочтивая Цртвие в твое въ едино собрася, и ты един под нбсем Хртьянскии Црь именуешись въ всеи вселеннеи, во всех Хртианех»17. Так уже совершено откровенно выражает свои идеалистические стремления старец Елеазарова монастыря. Под углом зрения равнозначности Москвы Риму теперь начинает рассматриваться и великокняжеская генеалогия, как бы ее изначальному истоку от римского корня. Апологетом такого «научного» труда является несостоявшийся, рукоположенный в Константинополе, но не принятый на родине, митрополит Спиридон – Савва. В своих трудах (которые подобно «Повести временных лет» начинаются с рассказа о разделении земли между сыновьями Ноя) он выделяет «царя вселенной» Римского императора Октавиана Августа. Август определил своего брата «Пруса – на берегах реки Вислы, в град, называемый Марборок, и Торунь, и в Хвойницу, и в преславный Гданьс, и во многие грады до реки, называемой Неман, впадающей в море. И поселился здесь Прус на долгие годы, пожил же до четвертого колена рода своего; и до сего времени по его имени зовется Прусская земля»18 (в первой половине XVI в. герцогство Пруссии находилась в этих границах). От рода Пруса, по Спиридону, происходил и Рюрик, которого новгородцы призвали по совету Гостомысла. Впоследствии, уже доработанную другими сказателями, Иван IV будет безоговорочно верить этой версии происхождения рода Рюриковичей, приписывая себя к потомкам Августа Цезаря. Д. Флетчер в своем «О государстве Русском» описывает историю, как однажды Иван IV заметил одному английскому ювелиру: «Русские мои все воры». Английский мастер улыбнулся и сказал: «Ваше Величество изволили сказать, что Русские все воры, а между тем забыли, что сам Русский». На что Иван IV ответила: «Я так и думал (отвечал Царь), но ты ошибся: я не Русский, предки мои Германцы»19 – намекая тем, что он наследник не только Священной Римской империи, но и древнего Рима.
В переписке Иван IV с Польшей и Литвой, по поводу возможности избрания его в короли, он открыто выразил мысль, что русские самодержцы являются таковыми не в отдельных своих представителях, а в отчином родовом преемстве этого титула и его значения и это, в свою очередь, являлось превосходством русского самодержавия перед другими подобными ему видами автократии. «Кроме нас да Турецкого султана, – писал Грозный, – ни в одном государстве нет государя, котораго бы род царствовал непрерывно чрез двести лет, – потому они и выпрашивают себе почести; а мы от государства господари, начавши от Августа кесаря из начала веков, и всем людям это известно»20.
В XV в. оформляется теория происхождения русских государей от римского императора Августа, которая логично доходит до своего апофеоза в идеи культурно-политического наследия, – Москва – третий Рим. Эти теории отвечали новой политической ситуации: выход России на международную арену и превращения ее в одну из ведущих стран Европы, и требовали уравнения русского государя с другими европейскими государями. Вероятно, Ивану III хотелось встать в один ряд с императорами Священной Римской империи, чьим символом был двуглавый орел, а также быть наследником римского величия. Поэтому вслед за теорией Москва – третий Рим, в 1497 г. появляется серьезное новаторство в геральдике: Большую печать Ивана III украсил двуглавый орел. До этого официальная геральдика ограничивалась изображениями Креста, Спаса, Богородицы, Георгия Победоносца и других святых. Таким образом, двуглавый орел стал первым на Руси «нехристианским» плюс анималистическим символом, который в последующей истории использовался в качестве официального государственного знака.