– Это от волнения… Не от страха…
Глаза, широко открытые, впитывали в себя все: и его склоненную голову, с густыми вихрами на затылке, и широкие, надежные плечи… на них перекатывались мышцы – такие гладкие, такие красивые, после того, как Женя стянул с себя футболку…
Боже, только от этой красоты можно было бы сойти с ума! Любуясь им, пропустила момент, как с меня стащили всю одежду. Всю. Вообще.
И даже прохлада по коже не пробежала… Кипящая лава внутри согревала так, что можно было бы и голой на мороз: ничего бы не случилось со мной!
Упала на белоснежные простыни – как в кино! И так же глаза распахнула от восторга!
Прохладная гладкая ткань подо мной – и жгучий, раскаленный Женька – сверху. Вдавливает меня в простыни. И уже от этой близости – когда ни миллиметра между нами – хочется кричать в восторге. Я млею. Постанываю… Облизываю сухие губы… Ловлю его рот – так, кажется, легче будет дышать. Одно на двоих дыхание – это же так здорово! Это такое счастье! Так сладко и так легко…
И совсем не больно и не страшно, когда он делает первый рывок. Отчаянный. Смелый.
Кусаю его губу нечаянно… Шиплю…
– Ай! – Хором вскрикиваем. Тормозим. И улыбаемся друг другу.
Кажется, я только что нашла свою жизнь. Настоящую. Вот она – смотрит в мои глаза и плавно, очень осторожно двигается. Ловит мою реакцию. Хмурится, когда я хмурюсь… Трется щекой о мою щеку, что-то шепчет сдавленно… Кажется, о любви. О том, что я – мечта. И что он умрет ради меня…
А потом я сама умираю. Неожиданно так. Только что было совсем некомфортно. Потом томительно, будто вот-вот что-то должно произойти… И колени сводит, и сжимается все в животе и груди… Тянет, ноет, заставляет морщиться и хныкать… А потом взрывается и летит. И я лечу. А упасть забываю. Теряюсь в темноте, в пространстве, в его ласках… Теперь и умереть не страшно. Вот прямо сейчас – пожалуйста, я готова!
– Вот, смотрите! – Какой-то неприятный звук вырывает из забытья! – Я же вам говорила!
Яркий, резкий свет лампы ослепляет, заставляет жмуриться, прятать глаза под ладонью.
– Сын, что это за шлюха в моем доме?! Кто тебе позволил тащить сюда грязь?!
И меня прижимает к постели. Раздавливает. Я физически ощущаю, как тонна грязи, тяжелой, вязкой, липкой выливается сверху! И под нею просто невозможно двигаться, дышать, смотреть… Жить невозможно больше!
– Отец, выйди, пожалуйста. – Спокойный голос Жени возвращает меня в реальность. Позволяет впервые вдохнуть по-настоящему. Поверить, что я еще могу пожить немного…
– Что?! Ты совсем охамел? Выкидывай отсюда эту шваль! – Слышу тяжелые шаги, приближающиеся к постели. Корчусь, ежусь, превращаюсь в комочек. Надеюсь, что меня тут просто не заметят!
– Выйди. Мы сейчас оденемся и уйдем. – Женя твердой рукой прижимает одеяло, накрывает меня с головой, не позволяет отцу его сдернуть.
И я молюсь – за него. Прошу у Вселенной, у Бога, у всех на свете ангелов для Жени всего хорошего. Это моя ему благодарность. За то, что не позволил своему отцу смотреть на меня голую.
– Кто ты такой, чтобы здесь командовать? – Я не вижу лица мужчины. Но слышу по голосу, что он все больше и больше ярится. И каждое новое слово сына заставляет его сердиться все больше и больше.
– Пап. Я все понимаю. Ты не в настроении. Но не позорь меня и Олесю. Иначе я перестану тебя уважать.
Зажала рот кулаком, зажмурилась… Хотелось плакать и целовать его – за уверенность, за поддержку, за его спокойствие… За то, как надежно он пытался меня оберегать…
– Ты моего уважения уже лишился, сын! Я тебя предупреждал: никаких девок в моем доме! А это как понимать?!
– Это не девка. Прекрати ее обижать! – Еще крепче сжал меня. Погладил, пытаясь успокоить даже сквозь одеяло.
Пауза казалась бесконечной. Хватка на несчастном одеяле ослабла – больше его с меня не стягивали, и на том спасибо.
Мужчина рядом с нами переступил с ноги на ногу – тяжело, увесисто. Казалось, там стоит какой-то страшный великан, способный меня раздавить одним пальцем!
– Десять минут.
И шагнул куда-то в сторону.
– Что, пап? Я не понял?
– Чтобы через десять минут ее здесь не было!
Дверь грохнула так, что все вокруг затряслось. Еще чуть-чуть – и потолок упал бы нам на голову.
– Выбирайся, котенок. Время пошло… – Женя сел рядом со мной, но не спешил разворачивать из кокона, в который сам же и запрятал.
– Да. Сейчас. Он точно ушел?
– Конечно. Отец у меня тот еще альфач, но уж точно не извращенец, и разглядывать тебя не станет.
– Зачем ты так меня подставил, Жень? – Мне совсем не улыбалось проверять, что же может случиться через эти десять минут. Выскользнула из постели, принялась панически хватать свою одежду. Натягивала ее, даже не проверяя…
– Стой. Ты наизнанку блузку натягиваешь! – Он придержал меня за руку, снял кофточку, расправил и снова помог надеть.
– Какая разница? Мне бы успеть…
– Если оденешься неправильно, это к ссоре! – Он назидательно поднял палец. Улыбнулся невесело, чмокнул меня в нос. – Побежали, маленькая. Может, успеем еще…
– Куда? – Я глянула за окно. Там стояла ночь. Глубокая и темная.
– Провожу тебя, Олесь. Не отправлю же одну на улицу?
Он снова вел меня темными глухими коридорами. Только теперь они потеряли свое очарование, и на сказку вовсе не были похожи… Скорее, на темный страшный замок, в котором где-то сидел страшный дракон…
– О. Надо же! Уложились…
Грозный дракон никуда не делся. И не прятался вовсе: он ждал нас в кресле в гостиной. Развалился там с каким-то напитком… Очень похожий на Женю – такой же статный и красивый.
Только злой. И взгляд – холодный и жесткий. Я будто заглянула в будущее: когда мой Женя повзрослеет, заматереет и будет вот таким…
– Пап, я вернусь, и мы поговорим. – Он даже не оглянулся в сторону отца. Только ускорил шаг и потащил меня в сторону двери.
– А ты куда собрался? – Мужчина резко поднялся и шагнул к нам.
Я не привыкла показывать страх. Жизнь научила: чем сильнее трясешься, тем больше тебе прилетает… Но тут не смогла не сжаться. Спряталась у Жени за спиной…
– Провожу Олесю – и вернусь. – Он вообще ничего не боялся, кажется. Не дрогнула ни одна мышца, когда отвечал отцу.
Спокойно взялся за ключ, провернул его.
– Сама дойдет, не маленькая. Ты останешься здесь. – Припечатал. Размазал.
