Я видела свет – прожектор был рядом. Я, сама того не осознавая, начала ползти вперед. Я чувствовала себя так, словно я пациент, который упал со стола во время операции без анестезии. Я пыталась ползти, но ощущала, как мое тело сжалось. У меня не было с собой ничего. Моя судьба была не завидна, но меня схватили чьи-то руки. Я обернулась. Это был Юзерфаус. Он взвалил меня на спину и побежал. Я закрыла глаза, чтобы не приходилось привыкать к происходящему вокруг. Я чувствовала, как этому старику тяжело, но он пересиливал себя, чтобы спасти наши жизни. Я была уверена, что он даже не чувствовал боли в спине – только тяжесть моего тела. Спустя какое-то время, я пришла в себя и почувствовала себя в безопасности. Мир вокруг меня стал таким простым. Лишь легкая головная беспокоила меня. То же самое было и с Мартином. Один в один. Внезапно Юзерфаус остановился и скинул меня. Он закричал и схватился за спину
– Господин Юзерфаус?! – вскрикнула я.
– Как-как?! – проговорил он сквозь боль. – Не важно. Уходи быстрее, пока можешь. Я найду способ выбраться из этого дерьма.
Я почувствовала, как мое сердце встрепенулось. Это не просто так. Мое лицо налилось кровью, и я ощутила прилив адреналина. Я была полна решимости. Юзерфаус был готов пожертвовать собой, чтобы спасти меня. Я не могла его бросить. Моя рука все еще немного болела, но я подхватила Юзерфауса и побежала.
– Ты что творишь?!
Он был ошарашен этим. Я никак не ожидала, что буду способна поднять взрослого мужчину. По ощущениям в нем было около восьмидесяти килограммов, а я весила всего шестьдесят. Я неслась так быстро, что не заметила, что мы почти уже около моего дома. Резкий поворот вправо, дверь – и мы уже в подъезде. Я тяжело дышала. Я помогла Юзерфаусу встать на ноги. Он держался за стену. Я тоже опиралась на стену, чтобы без сил не свалиться на пол. Я так устала, но я была счастлива как никогда. Юзерфау поддерживал меня за локоть. Мы с трудом поднялись в квартиру. Я открыла дверь и прямо в одежде уселась на пол. Юзерфаус пересадил меня на кровать, а сам уселся на единственный стул напротив. Мы где-то с минуту сидели и просто молчали, пытаясь прийти в себя, пока он не прервал тишину.
– Откуда?
– А? – я не поняла, о чем он спрашивает меня.
– Откуда ты знаешь мою фамилию?
– Я расскажу… Сейчас. Отдышусь. – я все еще восстанавливала дыхание.
– Что ж… Ты и вправду отличаешься от того скота, который ходит по улицам. Ни один не поступил бы так, как ты. Они не ценят людей, они считают себя и других машинами. Мы ценим, и это отличает нас от скота. Мы способны думать и понимать. – он произносил это твердо и четко, словно он репетировал этот разговор.
– Не вини их. Они стали такими, но не хотели этого. Они сражались за другое. Не важно, за что, но точно не за это.
– Но они не сопротивляются, они даже не пытаются ничего поменять, а их насилуют и физически, и психологически каждый день. Часовой надругался над нашей памятью и нашим городом. Он переврал все, что только можно.
– И вы же тоже в этом участвовали. Вы командовали ополчением в дни революции, и именно вы подготовили план наступления. Мы все виноваты в том, что сейчас происходит.
– Да, но… но… – было видно, что он не хотел это признавать, у него не было оправданий, но он почему он вынужден тогда был это сделать. – Часовой держал в плену моего сына. Его освободили после революции… А откуда ты знаешь про план?
– Я участница революции. Я пряталась за дверью, когда вы с Часовым обсуждали план первой атаки. Я помню вашу фамилию, но не помню имени.
– Господи, какой идиот подпустил кого-то к двери… Пожалуй, это уже не так важно. Мое имя – Отто фон Юзерфаус. Я был главнокомандующим во времена революции. Я признаю, что виновен перед сотнями убитых по моим приказам людей. Я должен все исправить.
– Давно вы к этому стремитесь?
– Около полумесяца.
– Дайте угадаю, вашего сына забрали в армию?
– Я… Да, его забрали в армию.
– И вы хотите мстить за то, что его отняли у вас?
– Нет. Месть – удел слабых людей.
– Тогда зачем вам это, мистер Отто?
Я не хотела причинять ему боль, но я хотела, чтобы он принял сам себя и обуздал свое истинное «я».
– Я начну с предыстории. Когда-то у меня было все: семья, дети, военная карьера. Я был на высоте… Мы с Часовым были друзьями. Я так считал. Я знал кое-что из его биографии. Об этом знали немногие.
– Что именно? – это было важно для меня – я родилась не так давно и не помню прошлого правителя.
– Часовой – не первый в своем роду, кто захватил власть в этом городе.
– А кто был до него?
– Его дед – Георг. Он пытался построить идеальное общество, в котором все будут равны и смогут жить так, как им угодно. Во всяком случае, он так говорил. И на деле Георг был действительно хорошим правителем, но он очень не нравился буржуазии, которая в результате свергла его. Его четвертовали на главной площади. Буржуазное правительство не оправдало себя. Элита набивала себе брюхо, пока люди умирали от голода. Я, честно сказать, тоже относился к элите. И Часовой. У его семьи было огромное состояние за границей. Это и позволило им сохранить свое место в обществе. Чуть позже Часовой объявил революцию. Я же лишь боролся за свою семью – это все, что у меня было. Я потерял глаз во время одной из атак, думал, Часовой оценит мою «верность» и не возьмется за меня. К сожалению, я ошибался. Сначала от меня отвернулась жена – ей промыли мозги, и она ушла в работу с головой. Потом умерла моя дочь. Она была девочкой с убеждениями. Она объявила голодовку, но ее никто не поддержал. Даже тогда, когда она умирала от изнеможения рядом с памятником героям революции… Мой сын – это все, что у меня осталось. Он не поддался влиянию Часового, но его просто забрали у меня люди из Опеки. Они сказали, что он отправится на фронт. Так я потерял все. Я решил бороться за то, чтобы больше не было таких, как я. Я хочу уничтожить свой вид. Понимаешь, о чем я?
– Да… я понимаю. Вы прошли это все, и все еще помните каждую строчку нашей истории?
– Память ныне стоит дороже, чем что-либо. Поэтому наши с тобой жизни так ценны. Кстати, как тебя зовут?
– Я… я не помню своего имени. Я даже не смогла справиться с синдромом отрицания реальности, поэтому пока что вы можете звать меня 1029.
Я наконец отдышалась и решила сделать чаю, чтобы немного разрядить обстановку, но в шкафчиках я не нашла ничего, кроме кофе «Заря». Но вкус он как жженая грязь, но выбирать не пришлось. Молока я даже не надеялась найти. Я поставила чайник. Я налила нам по чашечке этой гадости, и мы сделали по паре глотков. Нам нужно было смочить горло. Стало чуть легче, и я смогла собраться с мыслями. Я почувствовала голод. Я проверила свои запасы, но ничего, кроме пары небольших ломтиков хлеба и какой-то крупы, дома не было. Господин Отто протянул мне небольшой мешочек с какой-то приправой и предложил добавить ее в кашу. Он попросил сделать порцию и для него. Сказал, что в долгу не останется. Я вскипятила воду, и через несколько минут каша со специями уже была готова. По консистенции она была похожа на клей. Пахло не так уж плохо, но это было заслугой специй. У меня было всего две миски и две старые ложки. Мне было стыдно предлагать эту посуду господину Отто, но мы оба умирали с голода. Я поставила перед ним порцию. Мы начали есть. Крупа не скользила по языку и не растворялась во рту, она прилипала ко рту. Жевать было очень трудно. Если бы не приправа, вкус бы и вовсе не чувствовался. Я надеюсь, бессознательная «я» не ела это каждый день.
– Простите меня, господин Отто. Вышло просто отвратительно.
– Ничего. Едал и похуже. Но, если бы я не был сейчас голоден, я бы не стал это есть.
– Боюсь представить, что едят работники непоказательных фабрик.
– Ничего, очевидно.
– Чем они питаются?
– Чем придется… Ну или верой в великую победу великого Часового.
Я думаю, он тоже понимал, что это не шутки. Но от осознания этого легче уж точно не становилось. Я насильно впихивала в себя эту субстанцию. Если бы у моего организма был выбор, то он бы даже не стал переваривать это. Уже на пятой ложке мне стало плохо, и еда попросилось наружу. Я не могла позволить себе этого сделать. Я сказала Отто, что отойду ненадолго, зашла в туалет и закрылась там. В моей аптечке были таблетки для сдерживания рвоты. Я знала, что буду чувствовать себя отвратительно. Но мне хотя бы не пришлось чувствовать себя изнеможенной от голода. Было забавно, что это лекарство выписывали без рецепта, а иногда отдавали просто так. Часовой знал, что с едой было что-то не то. Но не для приближенных. Я проглотила таблетку и уже хотела запить ее водой из-под крана, но в ней было столько хлорки. Такой воде место в бассейне. Я выплюнула воду и запила таблетку своей собственной слюной. Мой организм точно меня не предал бы. Я решила почистить зубы, чтобы убрать изо рта остатки каши. Я достала щетку. Если бы она не стояла в стаканчике со всякими приспособлениями для гигиены, то я подумала бы, что ей чистили сортиры. Она потрепалась и пожелтела, на ней было много сколов. Я даже не знала, сколько ей лет. К счастью, у меня был зубной порошок. Я набрала его на щетку и принялась буквально драить свой рот. Было неприятно. Казалось, что порошок стирал мою эмаль. Эти несколько минут позволили мне понять одно – вот так живет образцовый работник. Вот это получает гордость города за свою работу.
Мне стало страшно за всех, кто работает на заводах или учится. Что с нами сделали?.. Война ли сделала это с нами или так было всегда? Как я могла не замечать этого? Почему не реагировала?.. О нет, я же привыкла к этому. Нет! Я была чем-то средним между роботом и животным… Боже мой, этого просто не может быть…
Я взглянула на себя в зеркало. Я заметила, что на моем лбу начали появляться морщины. Мне было 28 лет. Я хотела запомнить свое лицо таким, какое оно есть сейчас. По сравнению с собой 25-летней я немного похудела. Господин Отто постучался ко мне.
– 1029? С вами все хорошо? – обеспокоенно спросил он.
В горле встал ком, но я все-таки нашла в себе силы ответить.
– Да-да, все в порядке. Мне стало плохо. Я уже выхожу.
Я вышла из уборной, и мы вернулись за стол. Я рассказала Отто обо всем, что произошло со мной с того дня, когда я пробудилась. Я рассказала даже о своей аномальной регенерации, но не рассказала о маме. Я побоялась. Я почувствовала, что с Отто мне не стоит говорить о матери.
– То есть ты хочешь сказать, что воскресаешь раз за разом?
– Да… Не совсем. Видишь календарь – 12-ый год после революции, еще вчера я была в 11-ом. Я каждый раз пропускаю целый год жизни.
– Я не встречал подобного… Хм, я думаю, информация об этом есть в государственных архивах.
