– Так точно, – капитан Давыдов кивнул. – Во-вторых, твой отец никак и ни коем образом не запятнал себя сотрудничеством с оккупантами.
Александр недовольно засопел.
– И не сопи тут у меня, – сурово одёрнул капитан Давыдов. – В нашей работе необходимо проверять все возможные версии, в том числе далеко не самые приятные. Так вот, твой отец никак и ни коем образом не запятнал себя сотрудничеством с оккупантами. Насколько мне удалось выяснить, до деревеньки Дубуяна финны просто не дошли. По крайней мере, там никогда не было ни назначенного старосты, ни трёх-четырёх полицаев ему в помощь. Ну как это обычно было в прочих деревнях.
Однако, после освобождения Кондопоги, твой отец так и не вернулся в Четвёрочку. Хотя у него там остался добротный дом и рабочее место бригадира в леспромхозе. Но и это ещё не всё. Как мне удалось выяснить, на момент изгнания оккупантов деревня Дубуяна оказалась нежилой.
– Как это понять «нежилой»? – Александр откровенно удивился.
– А вот именно, что не жилой, – повторил капитан Давыдов. – Местные жители, а это пять дворов и от двадцати до тридцати человек, покинули её непонятно когда и непонятно по каким причинам. Избы остались целы, трупы местных жителей, или хотя бы место захоронения, обнаружить не удалось. Они просто исчезли. Отследить судьбу хоть кого-нибудь мне так и не удалось.
Ничего себе! От таких новостей Александр просто растерялся. И как это всё понимать? Александр вопросительно уставился на капитана Давыдова.
– Короче говоря, твоих родителей, а так же младших брата и двух сестёр, не оказалось среди живых, – произнёс капитан Давыдов так, будто ударил прикладом ППШ по голове. – С другой стороны, оккупационные власти строгой отчётности по арестованным, умершим и казнённым не вели. А если такая документация и была, то обнаружить её не удалось. В Кондопоге был лагерь для так называемых «неродственных народов». Знаешь, что это такое?
– Успел узнать, – хмуро ответил Александр. – Во время оккупации Карело-Финской ССР финны разделили всех жителей на так называемые «родственные народы», карелы, финны, ингерманланцы, веспы и даже эстонцы; и на так называемые «неродственные народы» – русские, украинцы и все прочие.
– Верно, – капитан Давыдов кивнул. – Твои близкие вполне могли угодить в концлагерь для «неродственных народов» и сгинуть в нём без следа.
– Вы хотите сказать, – медленно произнёс Александр, – что в той братской могиле на городском кладбище моих родных может и не быть?
– Может да, может нет, – капитан Давыдов виновато пожал плечами. – Ещё раз повторю: у твоего отца не было никаких причин скрываться от советской власти. Тем более у него на попечении были жена и трое несовершеннолетних детей. Но раз твоих родных не оказалось среди живых, значит, они среди мёртвых. Не мне объяснять тебе, какую войну мы вынесли.
Это точно, сухой ладонью Александр провёл по горячей щеке. В СССР не осталось ни одной семьи, которая не потеряла бы родных и близких на фронтах Великой войны, в оккупации или в тылу под снарядами и бомбами фашистов.
– Да, кстати, – капитан Давыдов первым нарушил неловкую паузу. – Раз ты теперь участковый инспектор милиции, то у тебя появилась отличная возможность выяснить судьбу своих родных. Походи, поспрашивай, в тут же деревню Дубуяна загляни. Как знать, может сумеешь найти если не живых, то хотя бы могилы, настоящие могилы, а не предполагаемые.
Дознание рекомендую начать с Раи Малюковой, она как раз в леспромхозе работает, комендант общежития. Это она по большей части рассказала мне о судьбе твоих родных. Рае Малюковой довелось пережить оккупацию, сперва в Четвёрочке, а потом и в Кондопоге. Уже здесь она встретила Красную армию.
– А, может…, – неуверенно было начал Александр.
– Нет, не может, и в ближайшие десять лет тоже не может, – сказал, как отрезал, капитан Давыдов. – Эксгумация тел и опознания займут очень много времени. Нельзя раскопать братскую могилу, быстренько проверить, нет ли среди погибших твоих родных и, как ни в чём не бывало, закопать её обратно.
– Тоже верно, – нехотя согласился Александр.
Глава районной милиции прав как никогда. Не по-людски думать только о себе. Если уж тревожить мёртвых, то нужно будет опознать всех, или хотя бы попытаться это сделать. А это и в самом деле долгая и кропотливая работа. Во время войны Александру неоднократно приходилось раскапывать могилы. По собственному опыту он прекрасно знает, как быстро разлагается тело погребённого, как сильно оно изменяется и как сложно опознать умершего.
– Ещё вопросы будут?
– Никак нет, товарищ капитан, – Александр встрепенулся, будто очнулся от сна.
– Тогда вот тебе лист, перо и пиши заявление.
На столе перед Александром появился желтоватый лист писчей бумаги. Рядом капитан Давыдов поставит стеклянную чернильницу. Александр подхватил с подставки стальное перо.
Глава 3. Четвёрочка
И в лучшие довоенные времена Четвёрочка не была худо-бедно большим населённым пунктом. По сравнению с ней Кондопога огромный и густо заселённый город, хотя на самом деле она всего лишь рядовой районный центр. Едва пыхтящая «полуторка», знаменитый Газ-АА ещё военной сборки без бампера и простыми крыльями в виде согнутых металлических пластин, выкатила на улицу Ленина, она же центральная и единственная в рабочем посёлке, как сердце сжалось от волнения. Среди ряда невзрачных деревенских домов глаза сами зацепились за самую обычную деревенскую избу в четыре окна за стареньким забором и кособокой калиткой.
Это, Александр едва перевёл дух, его родной дом, дом его семьи, его отца. Именно с порога этого дома его забрали в армию. Именно возле этой тогда ещё добротной и прямой калитки мать простилась с ним, а отец строгим голосом завещал служить достойно и не позорить его имя. Младшие брат и сёстры тогда вообще ничего не поняли кроме самого главного: любимый старший брат покидает их очень и очень надолго.
Однако дом вовсе не пуст и заброшен. Когда «полуторка» подкатила ближе, то с высоты кузова Александр без труда разглядел натоптанные во дворе тропинки, а не густую траву, как того можно было бы ожидать. Входная дверь чуть приоткрыта. На верёвке сушится постиранное бельё. Солидными размерами выделяются мужские кальсоны и нательная рубашка. Рядом, будто прижалась, женская сорочка. Ближе к столбу лёгкий ветерок болтает детские штанишки и серое платьице на девочку лет пяти-шести. Возле сарая бродят две пёстрые курицы и понурый, будто чем-то жутко недовольный, петух. Но вот лёгкий грузовичок укатил дальше по улице Ленина.
Александр бухнулся обратно на низенькую скамейку в кузове «полуторки». На миг показалось, будто он вернулся домой, будто и не было всех этих военных лет и страшного известия о гибели его семьи. Конечно, а чего он ожидал? Если дом уцелел, то его заняла другая семья.
– Приехали, товарищ милиционер.
– А? Что? – встрепенулся Александр.
За воспоминаниями и думами так и не заметил, как «полуторка» выехала на главную площадь Четвёрочки и остановилась.
– Приехали, говорю, – прогудел Василий, бородатый водитель лет сорока в ношеной жилетке поверх солдатской гимнастёрки.
– Да, спасибо.
Александр осторожно спрыгнул на землю, проклятая поясница стрельнула болью. Зато как же приятно пройти на своих двоих, Александр потянулся всем телом. Что не говори, а дорога была не самой приятной, особенно для его больного позвоночника.
– Правление вон там будет, – чумазый от смазки и машинного масла палец Василия указал на широкий двухэтажный дом с крыльцом посередине. – А там, – Василий повернулся в другую сторону, – общаги будут, все три.
– Вообще-то я местный, – Александр стянул из кузова солдатский сидр и два мешка с формой. – Спасибо вам, дальше я сам разберусь.
– Как желаете, – Василий ловко забрался на место водителя и звонко захлопнул за собой дверцу.
В тот же миг «полуторка» лихо укатила дальше, только пыль столбом. Александр подхватил мешки. Больше всего и в первую очередь ему хочется осмотреть своё новое место работы. Только добраться до него так и не получилось. Дверь с широкой надписью «Милиция» оказалась заперта на небольшой навесной замок. Пришлось оставить мешки у порога и подняться на второй этаж в кабинет председателя Леспромхоза №4 товарища Аркадия Назарьевича Круглова.
– Сашка! Живой! Вернулся! – Аркадий Назарьевич поднялся из-за стола, едва Александр переступил порог его кабинета.
– Так точно, товарищ председатель, – полушутя, полусерьёзно ответил Александр, после вытянулся по стойке «смирно» и бойко козырнул председателю леспромхоза словно генералу.
Аркадий Назарьевич сильно постарел за прошедшие годы, однако выглядит всё ещё крепким. Маленький рост с лихвой компенсируется более чем солидной мускулатурой. Как-никак, а ему довелось проработать лесорубом больше тридцати лет. Седые волосы коротко стрижены, зато буйные усы на морщинистом лице распустились как у маршала Будённого. На председателе чёрный пиджак, из отворота которого проглядывает красная косоворотка, и рабочие немного мешковатые штаны. Ну и, конечно, же кирзовые сапоги.
– Живой и целый, – Аркадий Назарьевич оглядел Александра словно жеребца на ярмарке. – Как я понимаю, тебя демобилизовали?
В кабинете председателя леспромхоза тут же повисла неловкая тишина. К Аркадию Назарьевичу Александр зашёл во всё той же армейской гимнастёрке, галифе и пилотке с тусклой зелёной звёздочкой, только без каких бы то ни было знаков различия.
– Нет, не демобилизовали, – с большой неохотой пояснил Александр. – Комиссовали, по ранению. Так-то мне нужно было ещё год срочной дослужить.
– Руки и ноги на месте, голова на месте, а всё остальное и так пройдёт, – Аркадий Назарьевич добродушно хохотнул. – Ну что? Ко мне? Учеником механика? Или в армии успел на полноценного механика выучиться? Ты учти, мне механики во как нужны, – Аркадий Назарьевич выразительно провёл большим пальцем по горлу, но тут же изменился в лице. – Э! А пистолет у тебя откуда?
Ещё в Кондопоге начальник районной милиции лично выдал табельный ТТ с кобурой и патронами. Александр не стал убирать его в мешок к остальной милицейской форме, а сразу повесил на пояс. И вот теперь грозное оружие враз охладило былой весёлый пыл председателя леспромхоза.
– К вам, к вам, – Александр подошёл ближе и пожал протянутую руку председателя, – только не учеником, и даже не полноценным механиком. Вот, пожалуйста, ознакомитесь.
Александр протянул Аркадию Назарьевичу сложенный в четверо лист. Председатель машинально взял его и развернул.
– О-о-о! – удивлённо и, одновременно, радостно выдохнул Аркадий Назарьевич. – Участковый инспектор милиции. Наконец-то! Давно, ох как давно пора, – председатель вернул приказ о назначении. – А то мне некогда разбираться, кто это у бабки Матрёны кальсоны её деда с забора стянул. Или куда это опять у тётки Варвары глупая коза сбежала. Да и справки, будь они неладны, собирать и выдать тоже не моё дело. Но, – Аркадий Назарьевич подозрительно нахмурился, – а почему не в форме?
Вопрос более чем справедливый. Участковому инспектору милиции, как полноценному представителю власти, полагается быть в надлежащей форме одежды.
