– Так форму только вчера вечером получил. Погоны, петлицы и пуговицы ещё пришить надо, иначе не по уставу будет, нарушение серьёзное, – пояснил Александр. – Вы, лучше, скажите, ключ от отделения милиции у вас?
– Конечно у меня, – Аркадий Назарьевич торопливо кивнул. – У кого ещё он может быть?
Вопрос, конечно, риторический. Из выдвижного ящика письменного стола председатель леспромхоза извлёк металлический ключ с большой деревянной биркой.
– Товарищ капитан давно обещал мне участкового прислать, только я никак не думал, что это будешь ты, – Аркадий Назарьевич протянул ключ с биркой. – Заждались уже. У нас всё давно готово: и отделение отремонтировали, и сейф занесли. Даже камеру предварительного заключения и ту сделали. Это я настоял, – с гордостью заявил председатель.
– А её-то зачем? – искренне удивился Александр.
Ещё до войны в Четвёрочке было отделение милиции, но «обезьянника», той самой камеры предварительного заключения, не было.
– О-о-о…, – таинственно протянул Аркадий Назарьевич. – Небо в клеточку и целая ночь на неудобной скамейке. На дебоширов и алкоголиков действует безотказно. По себе знаю, – Аркадий Назарьевич задорно усмехнулся, – было дело, по молодости. Но! – председатель всплеснул руками. – Без настоящего участкового она не работает. Это как пистолет без патронов получается. Это я ещё до твоего появления успел выяснить. Зато теперь!
Аркадий Назарьевич и в самом деле жутко рад, что у него в Четвёрочке и в леспромхозе в целом наконец-то появился полноценный участковый инспектор милиции. Лично для него это значит, что часть далеко не самых приятных дел и забот отныне не его дела и заботы.
– Но, это, – Аркадий Назарьевич вновь стал серьёзным, – комнату в общежитии для тебя мы подготовили. Только, это…, – глаза председателя испуганно забегали из стороны в сторону, – у тебя, вроде как, собственный дом имеется.
А-а-а…, вот он о чём. Александр расслабленно улыбнулся. Аркадий Назарьевич никак не думал, не гадал даже, что долгожданный участковый окажется местным жителем. Наверняка ждал пришлого из города.
– Аркадий Назарьевич, – медленно и с расстановкой начал Александр, – во-первых, дом не мой и моим никогда не был. Его построили с вашего разрешения и при непосредственном содействии леспромхоза ещё до войны. Мой отец получил его как работник леспромхоза.
Дом, в котором ещё до войны жила семья Асеевых, и в самом деле никогда не был частной собственностью. Когда Леспромхоз №4 ещё только-только организовывался, то жильё, деревенские избы для семейных работников, строили сообща и при непосредственном содействии леспромхоза. Тот же лес на сруб нельзя было просто так навалить и вывезти.
– Во-вторых, – продолжил Александр, – я уже знаю, что в доме моих родителей живёт другая семья. Я как раз мимо на «полуторке» проезжал, видел. Ну не выселять же их. Пусть и дальше живут. У них дети маленькие. А я, пока молодой и холостой, в общежитии поживу. Отдельной комнаты мне за глаза и за уши хватит. А вот когда невестой обзаведусь, вот тогда вы же поможете мне новый дом построить. Всё как полагается по закону.
– Конечно поможем, – Аркадий Назарьевич облегчённо улыбнулся, – лучше прежнего будет. Мы всем семейным помогаем, особенно у кого детишек много.
Легко понять, какой же груз неприятных проблем свалился с плеч председателя леспромхоза. О том, что у Александра нет на дом родителей никаких имущественных прав, Аркадий Назарьевич прекрасно знает и так, почему и пустил новых жильцов. Но теперь Александр не просто ученик механика, и даже не полноценный механик на лесопилке, а участковый инспектор милиции. Вот уж точно живое воплощение власти. А с властью, даже если она местная и своя в доску, лучше не ругаться.
– Объясни, уважь старика, – Аркадий Назарьевич опустился на стул возле письменного стола и указал Александру на свободный рядом, – а почему именно тебя назначили участковым? Тем более, если я правильно понял, тебя по ранению комиссовали.
– Это как раз легко объяснить, Аркадий Назарьевич, – Александр опустился на предложенный стул. – Ещё в тридцать восьмом меня не в Красную армию служить отправили, а в пограничные войска. Они же к НКВД относятся. А когда война началась, то меня, опять же, не в Красную армию отправили, а в Войска НКВД по охране тыла. Так что можно смело сказать, что все эти семь лет я в органах служил, пусть и не на милицейских должностях.
– А-а-а, вот оно как, – Аркадий Назарьевич понимающе закивал. – Тогда всё правильно. Но, ладно, – председатель выразительно хлопнул себя по коленкам и поднялся со стула. – Солнце ещё высоко, а дел много. Не смею больше тебя задерживать. Обустраивайся пока, кабинет свой новый глянь. После Раю Малюкову найди. Она у нас комендант общежития, комнату твою покажет. Заодно попроси, так она тебе погоны, петлицы и пуговицы в лучшем виде пришьёт. Уж родной милиции не откажет.
– Хорошо, Аркадий Назарьевич, – Александр поднялся со стула следом, – и я не буду отвлекать вас от дел. Увидимся ещё, наговоримся. Только скажите, столовая у нас работает?
– Конечно работает, – Аркадий Назарьевич самодовольно кивнул. – Как справедливо требует наш советский закон, обеспечиваем работников горячим питанием. И не только на производстве, но и непосредственно на заготовке леса. Я так понимаю, пока у тебя даже невесты нет, ты в столовой питаться будешь?
– Правильно понимаете, – Александр улыбнулся в ответ. – Надеюсь, Рая Малюкова обеспечит меня кипятком хотя бы по утрам?
– Обижаешь, товарищ участковый, – игриво произнёс Аркадий Назарьевич. – Тебя в комнате самовар дожидается, лично принёс, чтобы наша родная милиция в любой момент могла себя чайком побаловать. Ну и для прочих нужд, разумеется.
– О-о-о, – обрадовался Александр. – Самовар, это очень хорошо. За него отдельное вам спасибо.
Личный самовар – и в самом деле очень и очень хорошо. В любой момент можно не только побаловать себя чаем, но и просто нагреть воду для прочих нужд, хоть руки помыть, хоть побриться. А потому личный самовар считается едва ли не роскошью.
В два щелчка небольшой навесной замок откинул стальную дужку. Не без трепета Александр толкнул широкую дверь с надписью «Милиция». Как ни как, а это теперь его новое место работы, самый настоящий кабинет, словно он теперь большой и очень важный начальник. Ничего подобного ранее у него никогда не было. Хотя, с другой стороны, по меркам маленького рабочего посёлка участковый – это фигура, наравне с председателем леспромхоза.
Да-а-а… Александр с интересом окинул взглядом отделение милиции. Председатель леспромхоза постарался на совесть. Кабинет участкового инспектора содержится едва ли не в идеальной чистоте. Полноценного письменного стола с выдвижными ящиками как у Аркадия Назарьевича нет, но и обычный стол на длинных квадратных ножках порадовал широкой и гладкой столешницей. Деревянную подставку под чернильницу и стальные перья явно вырезал местный умелец. Да и стулья все как на подбор массивные, крепкие, явно тоже местного производства. Платяного шкафа нет, зато на стене висит вешалка с полкой под шапки. Единственное широкое окно затянуто тёмно-красной занавеской из плотной ткани. С потолка на витом шнуре свисает электрическая лампочка.
Солдатский сидр и оба мешка с формой Александр опустил прямо на пол, а сам с огромным интересом ткнул пальцем по круглому выключателю. Под потолком тут же засверкала электрическая лампочка. Александр прищурился, да так ярко. А это уже самая настоящая роскошь. Не будь в леспромхозе лесопилки, то хрен ему электрическое освещение. Единственное, чего не хватает, так это портрета товарища Сталина. Надо будет обязательно повесить над столом. А то что за отделение милиции без портрета главы СССР?
То, что Аркадий Назарьевич и капитан Давыдов громко назвали «камерой предварительного заключения» на деле оказалось лишь небольшим закутком длинной полтора метра и шириной всего в метр. Стальная решётчатая дверь с проушинами под навесной замок сварена из катаных прутьев.
Широкая скамья в «обезьяннике» заляпана чем-то серым. Неужели Аркадий Назарьевич использовал-таки камеру предварительного заключения по прямому назначению? А, ну да, Александр машинально кивнул. Использовал, о чём сам же и рассказал. Все эти месяцы, с момента возобновления работы Леспромхоза №4, именно Аркадий Назарьевич Круглов по факту исполнял обязанности участкового.
В углу, слева от стола, нашёлся серый стальной сейф на толстых квадратных ножках. Тяжёлый ключ, что Александр получил ещё в Кондопоге от капитана Давыдова, легко вошёл в замочную скважину. Три звучных и мощных щелчка. Александр осторожно потянул на себя массивную дверцу.
Как начальник районной милиции и обещал, в сейфе нашлась толстая картонная папка. Александр тут же переложил её на стол и развязал тесёмки. Должностные инструкции, целая пачка слегка серых листов с густым машинописным текстом. Ещё в сейфе на верхней полке нашлись книги. Судя по корешкам, и в самом деле два учебника по праву и УК РСФСР. Похоже, свободного УК Карело-Финской ССР у товарища капитана не оказалось вовсе. На дне сейфа отдельной стопкой сложены чистые листы писчей бумаги и с десяток новеньких картонных папок с завязками. На каждой большими буквами типографским способом напечатано «Дело №».
– Хреново, – Александр хлопнул ладонью по столешнице.
У его стола нет выдвижных ящиков, а полезный объём сейфа и так весьма ограничен. Нужно будет обзавестись полкой, а лучше сразу двумя полками, чтобы переложить на них учебники, кодекс и пачку чистой писчей бумаги. Да и мало ли какая ещё найдётся не совсем секретная и не очень важная мелочёвка. Зато Александр с огромным удовольствием переложил в сейф коробку с патронами для ТТ. Капитан Давыдов, как говорится, щедрой рукой насыпал боеприпасов. А то всего две снаряжённые обоймы к табельному оружию – это как-то несерьёзно, вороны засмеют.
С превеликим удовольствием, благо сейчас его никто не видит, Александр залихватски захлопнул дверцу и трижды провернул ключ в замочной скважине. Стыдно признать, но персональный сейф – это ещё один очень приятный атрибут власти. Дескать, государственные секреты, до которых посторонним нет и не должно быть никакого дела, хранятся должным образом.
С кабинетом разобрались, осталось обустроиться на месте и решить, как говорится, элементарные бытовые вопросы. Ну не жить же ему в самом деле прямо в отделении милиции? Александр подхватил мешки и вышел из кабинета. Если Аркадий Назарьевич не врёт, то в общежитии леспромхоза ему приготовлена отдельная комната. Между прочим, это тоже атрибут власти. Не решилось местное начальство поселить участкового в общей комнате с холостыми работниками леспромхоза.
Если разобраться, то за минувшие семь лет Четвёрочка изменилась мало, за одним исключением. Три длинных корпуса общежития появились на месте двух старых изб на главной площади рабочего посёлка. Элементарная логика подсказала, где искать Раю Евгеньевну Малюкову. Конечно же комендант обязана жить в корпусе №1.
Даже по внешнему виду прихожей можно понять, что Рая Малюкова – комендант весьма суровый. В длинной избе царит пусть и казённый и не совсем уютный, но всё равно порядок. Пол в длинном коридоре натёрт до блеска, двери в комнаты покрашены белой краской. Рядом со входом в большой деревянной кадке бойко растёт фикус. Под потолком ни малейшего намёка на паутину.
На ближней слева стороне двери под номером один грозная надпись «Комендант». Александр удобней перехватил мешки, ему точно сюда. На вежливый стук изнутри раздался очень серьёзный голос:
– Войдите.
При личном знакомстве Рая Евгеньевна Малюкова оказалась вполне себе суровой женщиной лет пятидесяти. Низенькая и сухонькая, тронутые сединой волосы завязаны на затылке в узел. Выпирающий вперёд подбородок говорит об упрямстве, а морщинки у глаз о привычке постоянно сурово хмуриться. Длинная тёмная юбка и такого же цвета рубашка с длинными рукавами отлично дополняют образ. А вот на ногах не туфли, не домашние тапочки, а явно армейские ботинки.
Казённый порядок в общежитии является прямым продолжением порядка в комнате коменданта. Железная койка идеально заправлена, книги на полке расставлены по росту, самодельный половик натянут едва ли не струной. Но о том, что здесь живёт не просто суровый комендант, а в первую очередь женщина, больше всего напоминают желтоватые занавески на окне и кружевная накидка на подушке.
Сама Рая Евгеньевна сидит за столом у окна в окружении массивных гроссбухов. Перьевая ручка застыла в её правой руке. В воздухе витает кисловатый запах чернил.
– Вы по какому вопросу, товарищ? – Рая Евгеньевна опустила перьевую ручку на самодельную чернильницу.
– Э-э-э… Простите, – от столь сурового вида коменданта общежития, а особенно от её сухого начальствующего тона, Александр несколько растерялся.
– Ой! Сашка! Асеев! Вернулся! Живой! – радостно воскликнула Рая Евгеньевна.
Грозная начальница общежития будто растворилась в воздухе. Рая Евгеньевна бойко вскочила со стула.
– Вернулся! Целый! Дай я на тебя полюбуюсь!
Рая Евгеньевна ухватила Александра за рукав армейской гимнастёрки и повернула к себе левым боком. Александр едва успел опустить мешки с формой на пол.
– Ах, Сашка, если бы ты только знал, – Рая Евгеньевна тяжело вздохнула, – сколько же наших так и не вернулось. Вот и мой Ваня погиб. Но ты, это, молодец! И сразу домой. Я так понимаю, с Аркадием Назарьевичем ты уже переговорил, – Рая Евгеньевна быстро сменила тему.
– Да, успел переговорить, – Александр осторожно высвободился из рук Раи Евгеньевны.
