Любовь среди руин. Полное собрание рассказов
И посреди всех этих трудов и хлопот Белла была неутомима. Мелкими шажками она сновала из гостиной в холл, по всей длинной галерее, вверх по ступеням, напутствуя наемных слуг, помогая с наиболее легкими предметами обстановки, скользя, когда пришло время, по половицам красного дерева в гостиной, где надо поработать «французским мелом»[90]. Она отперла сундуки с фамильным серебром на чердаке, отыскала давным-давно позабытые фарфоровые сервизы, спустилась вместе с Райли в погреба, чтобы пересчитать залежавшиеся там несколько бутылок шампанского – теперь уже негодного и забродившего. А вечерами, когда измученные работники физического труда уходили отдохнуть и предаться своим мужланским забавам, Белла просиживала допоздна, листая страницы поваренных книг, сравнивая цены конкурирующих поставщиков провизии, сочиняя длинные и подробные письма агентам танцевальных оркестров и, самое главное, составляя список гостей и надписывая пригласительные открытки с гравировкой, двумя внушительными стопками возвышавшиеся у нее в секретере.
Расстояние в Ирландии мало что значит. Люди охотно проедут три часа, чтобы нанести послеполуденный визит, а уж ради столь знаменательного бала никакая поездка не покажется чересчур долгой. Не без мучений Белла завершила свой список с помощью подручных справочных материалов, более современных светских познаний Райли и собственной внезапно оживившейся памяти. Бодро, ровным школьным почерком она переписала фамилии и имена на открытки и подписала конверты. Работа эта стоила ей нескольких бдений допоздна. Многие из тех, чьи имена были переписаны, уже умерли или были прикованы к постели; кое-кто из тех, кого она помнила еще младенцами, уже приближались к пенсионному возрасту в разных уголках земного шара; от многих домов по указанным ею адресам после смуты остались только почерневшие остовы – их так никогда и не отстроили заново, в других домах «никто не проживал, кроме фермеров-арендаторов»[91]. Но рано или поздно всё кончается, вот и последний конверт был подписан – хотя скорее поздно, чем рано. Пришлось потратить время на приклеивание марок – и позже, чем обычно, она поднялась из-за стола. Руки и ноги у нее затекли, глаза слезились, язык облепил клей почтового министерства Свободного государства. Чувствуя легкое головокружение, она тем не менее заперла стол с осознанием, что исполнила самую серьезную часть работы по подготовке праздника. Несколько весьма заметных и преднамеренных исключений было сделано в этом списке.
* * *– Что это за вечеринка у Беллы Флис, о которой все только и говорят? – спросила леди Гордон у леди Моксток. – Я не получала приглашения.
– Я тоже пока не получила. Надеюсь, старая кошелка не забыла обо мне. Я пойду обязательно – никогда не бывала внутри этого дома, уверена, у нее там найдется немало премиленьких вещиц.
С истинно английской сдержанностью леди, чей муж арендовал Мок-Холл, ничем не выдала, что ей известно о назревающем празднике во Флистауне.
Настали последние дни, которые Белла посвятила своей внешности. За последние несколько лет она купила очень мало одежды, да и дублинская портниха, с которой она обычно имела дело, закрыла свое ателье. Какое-то безумное мгновение Белла лелеяла идею съездить в Лондон или даже в Париж, и только соображения времени заставили ее отказаться от путешествия. В конце концов она отыскала магазин, который ее устроил, и купила великолепнейшее платье из малинового атласа, а к нему – длинные белые перчатки и атласные туфли. Тиары – увы! – не имелось среди ее драгоценностей, зато она извлекла на свет огромное количество ярких, неописуемо викторианских перстней, несколько цепочек с кулонами, жемчужные броши, бирюзовые серьги и гранатовое ожерелье. Она вызвала из Дублина куафера, чтобы тот сделал ей прическу.
В день бала она проснулась чуть свет, слегка дрожа от нервного возбуждения, и ворочалась в постели, беспокойно прокручивая в голове малейшие подробности приготовлений, пока к ней не постучались. До полудня она должна была проследить за установкой сотен свечей в люстры бального зала и гостиной, а также в три огромных канделябра из граненого уотерфордского стекла. Она осмотрела столы, уставленные серебром и бокалами, и массивные ледники с вином у буфета. Она помогла украсить хризантемами лестницу и холл. В тот день она отказалась от ланча, хотя Райли уговаривал ее отведать образцы деликатесов, которые уже доставили из магазина. Она почувствовала легкую дурноту, прилегла ненадолго, но вскоре собралась с силами, чтобы собственноручно пришить гербовые пуговицы на ливреи наемных лакеев.
В приглашениях было указано время – восемь часов вечера. Белла немного призадумалась – она слыхала россказни о вечеринках, начинавшихся очень поздно, – но день тянулся невыносимо долго, и густые сумерки обволокли дом, и Белла порадовалась, что установила недолгий срок этому изнурительному ожиданию.
В шесть она пошла наверх одеваться. Парикмахер был уже на месте с полной сумкой щипцов и гребешков. Он расчесывал и завивал ей волосы, взбивал их и вообще всячески обрабатывал, пока они не легли в аккуратную, строгую и куда более пышную, нежели обычно, прическу. Белла надела все украшения и, стоя перед огромным зеркалом в своей комнате, не удержалась от изумленного вздоха. Затем она спустилась в зал.
Дом смотрелся великолепно в ярком свете свечей. Оркестр был уже на месте, как и двенадцать лакеев, и Райли в бриджах и черных чулках.
Пробило восемь. Белла ждала. Никто не приехал.
Она села в золоченое кресло на верхней площадке лестницы и уставилась перед собой пустыми голубыми глазами. В холле, в гардеробной, в обеденном зале наемные лакеи переглядывались и перемигивались: «А что эта старушенция себе думала? Никто не заканчивает ужин раньше десяти».
Распорядители на крыльце притопывали и потирали руки.
В половине одиннадцатого Белла встала с кресла. По лицу ее невозможно было понять, о чем она думает.
– Райли, я, пожалуй, поем. Что-то я не совсем хорошо себя чувствую. – Она медленно проковыляла в обеденный зал. – Подай мне фаршированную перепелку и бокал вина. Да вели оркестру играть.
Вальс «Голубой Дунай» хлынул и наполнил собой дом. Белла одобрительно улыбнулась, слегка покачивая головой в такт.
– Райли, а я и в самом деле проголодалась, ведь ни крошки за весь день во рту не было. Положи мне еще одну перепелку и налей еще шампанского.
В одиночестве, среди свечей и наемных лакеев, Райли подавал своей госпоже роскошный ужин. Она вкушала его, наслаждаясь каждым глотком, каждым кусочком.
Наконец Белла встала.
– Боюсь, произошла какая-то ошибка. Никто, похоже, не приедет на бал. Это очень печально – после всех наших хлопот. Можешь сказать музыкантам, пусть едут домой.
Но как раз когда она выходила из обеденного зала, в холле послышался какой-то шум. Это явились гости. С дикой решимостью Белла бросилась наверх по ступеням. Она должна оказаться на самом верху прежде, чем объявят гостей. Одной рукой хватаясь за перила, другой опираясь на палку, с выскакивающим из груди сердцем перепрыгивала она через ступеньку. Наконец, достигнув верхней площадки, она повернулась лицом к входящим. В глазах стоял туман, в ушах звенело. Она с трудом перевела дух, но смутно различила четыре фигуры и увидела, как Райли встретил их, и слышала, как он объявил:
– Лорд и леди Моксток. Сэр Сэмюэль и леди Гордон.
Внезапно оцепенение, охватившее ее, рассеялось. Здесь, на ступенях, стояли две женщины, которых она не пригласила, – леди Моксток, дочка галантерейщика, и леди Гордон, американка.
Белла выпрямилась и уставилась на них своими пустыми млечно-голубыми глазами.
– Я не ожидала такой чести, – сказала она. – Прошу простить, если не смогу вас развлечь.
Мокстоки и Гордоны оцепенели в ужасе. Они видели безумный взгляд голубых глаз хозяйки, ее малиновое платье, бальный зал у нее за спиной, огромный в своей пустоте, слышали музыку, эхом несущуюся по пустому дому. Воздух полнился ароматом хризантем. А затем драматизм и нереальность этой сцены рассеялись. Мисс Флис внезапно осела в кресло и, протянув руки к своему дворецкому, сказала:
– Невдомек мне, что происходит.
Он и еще двое лакеев перенесли старую даму на софу. Она снова заговорила лишь однажды. Ее разум занимала все та же тема.
– Они пришли без приглашения, те две пары… А больше никто.
На следующий день она скончалась.
Мистер Бэнкс прибыл на похороны и провел неделю, разбирая тетушкины пожитки. Среди обнаруженного в секретере барахла была стопка приглашений на бал в подписанных конвертах с марками. Так и не отправленных.
Морское путешествие
(Письма дочки богатых родителей)
Пароход «Слава Эллады»
Дорогая моя!
Ну так вот я обещала сразу написать и написала бы но очень качало просто ужас. Сейчас стало немножко легче так что сажусь писать. Ну вот ты ведь знаешь наше путешествие начинается в Монте-Карло а когда папа и мы все приехали на вокзал оказалось что путь от Лондона туда в билеты не входит и папа рассердился просто ужасно и сказал что не поедет а мама сказала глупости конечно поедем и мы тоже но папа успел обменять все деньги на лиры и франки только оставил шиллинг на чай носильщику в Дувре он такой методичный так что ему пришлось все менять обратно и он после этого ворчал всю дорогу и не взял мне и Берти билетов в спальном вагоне а сам в спальном всю ночь не спал до того был рассержен. Ужас как грустно.
Потом все пошло гораздо лучше судовой кассир назвал его полковник и каюта ему понравилась так что он повел Берти в казино и проиграл а Берти выиграл и Берти кажется нализался во всяком случае он когда ложился спать издавал такие звуки он в соседней каюте как будто его тошнило. Берти везет с собой книги по искусству барокко раз он учится в Оксфорде.
Ну так вот в первый день была качка и мне прямо с утра как только я села в ванну стало не по себе и мыло не мылилось п. ч. вода соленая ты ведь знаешь а потом пошла завтракать в меню было ужасно всего много даже бифштекс с луком и очень симпатичный молодой человек он сказал только мы с вами и пришли можно к вам подсесть и все шло замечательно он заказал бифштекс с луком но я сплоховала пришлось уйти к себе и опять лечь а он как раз говорил что больше всего восхищается девушками которые не боятся качки ужас как грустно.
Самое главное не принимать ванну и совсем не делать быстрых движений. Ну на следующий день был Неаполь и мы посмотрели несколько церквей для Берти и тот город который взорвался во время землетрясения и убило несчастную собаку у них там есть с нее гипсовый слепок ужас как грустно. Папа и Берти видели какие-то картинки а нам их не показали мне их потом Билл рисовал а мисс Ф. подсматривала. Я тебе еще не писала про Билла и мисс Ф.? Ну так вот Билл уже старый но очень элегантный то есть на самом деле он наверно не такой уж старый только он разочарован в жизни из-за жены он говорит что не хочет говорить о ней дурно но она сбежала с каким-то иностранцем так что он теперь ненавидит иностранцев. Мисс Ф. зовут мисс Филлипс препротивная ходит в яхтсменском кепи ужасная дрянь. Лезет ко второму помощнику это конечно никого не касается но всякому дураку ясно что он ее видеть не может просто всем морякам полагается делать вид будто они влюблены в пассажирок. Кто у нас есть еще? Ну всякие старички и старушки. Папа пристроился к одной леди Мюриел дальше не помню, она знала еще моего дядю Нэда. Есть одни молодожены это очень неловко. И еще священник и еще очень милый педик с фотографическим аппаратом в белом костюме и несколько семейств с нашего промышленного севера.
Целую крепко Берти тоже.
Мама купила шаль и какую-то зверюшку из лавы.
ОТКРЫТКА
Это вид Таормины. Мама купила здесь шаль. Было очень смешно п. ч. мисс Ф. дружила только со вторым помощником а его не пустили на берег и когда рассаживались по машинам мисс Ф. пришлось втиснуться вместе с одним семейством с промышленного севера.
Пароход «Слава Эллады»
Дорогая моя!
Надеюсь ты получила мою открытку из Сицилии. Мораль ее в том чтобы не дружить с моряками но я-то подружилась с кассиром это совсем другое дело п. ч. он ведет двойную жизнь у него в каюте граммофон и сколько угодно коктейлей а иногда гренки с сыром и я спросила а вы за все это платите? А он сказал нет но пусть это вас не беспокоит.
Теперь мы три дня будем в море и священник сказал что это хорошо п. ч. мы все сдружимся но мы с мисс Ф. не сдружились она впилась в несчастного Билла как пиявка не хочет рисковать снова оказаться одной когда нас пустят на берег. Кассир говорит что одна такая всегда на пароходе найдется он даже говорит так про всех кроме меня а про меня совершенно правильно говорит что я не такая. Ужас как мил.
На палубе играют во всякие игры гадость ужасная. А в последний день перед Хайфой будет маскарад. Папа здорово играет во всякие игры особенно в шайбу и ест больше чем в Лондоне но это вероятно ничего. Костюмы для бала надо брать напрокат у парикмахера то есть это нам надо а у мисс Ф. есть собственный. Я придумала замечательную штуку вернее это кассир мне посоветовал чтобы одеться матросом я уже примеряла костюм он мне идет ужасно. Бедная мисс Ф.
Берти ни с кем не дружит в игры играть он не хочет и вчера вечером опять нализался и пробовал спуститься вниз по вентилятору его второй помощник вытащил и все старички за капитанским столом смотрят на него скептически. Это новое слово. Очень литературно? Или нет?
Педик кажется пишет книгу у него зеленая вечная ручка и зеленые чернила но что он пишет я не разглядела. Целую крепко. Ты скажешь здорово я наловчилась писать письма и будешь права.
ОТКРЫТКА
Это снимок Земли Обетованной и знаменитого Галилейского моря. Здесь все оч. восточное с верблюдами. Про маскарад скоро напишу это целая история насмотрелась же я. Папа уезжал на весь день с леди М. потом сказал что она очаровательная женщина знает жизнь.
Пароход «Слава Эллады»
Дорогая моя!
Ну так вот на маскарад уже к обеду надо было прийти в костюмах и когда мы входили все аплодировали. Я опоздала п. ч. никак не могла решить надевать шапочку или нет потом надела и получилось дивно. Но мне похлопали совсем мало и когда я огляделась то увидела штук двадцать девушек и нескольких женщин в таких же костюмах вот каким двуличным человеком оказался этот кассир. Берти был апашем банально до ужаса. Мама и папа были прелесть. Мисс Ф. была в балетном костюме из русского балета он ей как корове седло ну за обедом мы пили шампанское а потом бросали серпантин я бросила не раскрутив и попала мисс Ф. прямо по носу. Ха-ха. Мне захотелось поболтать и я сказала официанту как весело правда? А он сказал да, только не для тех кому потом прибираться надо. Ужас как грустно.
Ну Берти конечно нализался и немножко переборщил особенно в разговоре с леди М. а потом сидел в темноте в каюте у двуличного кассира и плакал мы с Биллом нашли его там и Билл дал ему выпить и что бы ты думала он исчез куда-то с мисс Ф. и больше мы их не видели это наглядный пример до какого позора может довести нас то есть его Демон Пьянства.
А потом кого бы ты думала я встретила того молодого человека который в первый день заказал бифштекс с луком его зовут Роберт и он сказал я вас все время ищу. Ну я немножко поиздевалась над ним ужас как мил.
Бедную маму выбрал в поверенные Билл он рассказал ей все про свою жену и как она разочаровала его с иностранцем ну завтра мы прибываем в Порт Саид D. V. это по-латыни на случай что ты не знаешь означает если богу будет угодно а оттуда вверх по Нилу и в Каир.
Пришлю открытку со сфинксом.
ОТКРЫТКА
Это сфинкс. Ужас как грустно.
ОТКРЫТКА
Это храм не помню кого. Дорогая моя спешу тебе сообщить я обручилась с Артуром. Артур это тот про которого я думала что он педик. Берти находит что египетское искусство никакое не искусство,
ОТКРЫТКА
Это гробница Тутанхамена оч. знаменитая. Берти говорит что это пошлятина а сам обручился с мисс Ф. т. ч. не ему бы говорить я теперь называю ее Мэбел. Ужас как грустно. Билл не разговаривает с Берти. Роберт не разговаривает со мной папа и леди М. видимо поругались был один человек со змеей в мешке и еще мальчик он мне предсказал судьбу оч. счастливую. Мама купила шаль.
ОТКРЫТКА
Сегодня видела эту мечеть. Роберт обручился с новой девушкой как зовут не знаю препротивная.
Пароход «Слава Эллады»
Дорогая моя!
Ну так вот мы все вернулись из Египта перебудораженные и двуличный кассир спросил какие новости а я сказала новости? Пожалуйста я обручилась с Артуром а Берти обручился с мисс Ф., ее теперь зовут Мэбел это уж совсем невыносимо я так и сказала а Роберт с какой-то противной девицей а папа поругался с леди М. а Билл поругался с Берти а Робертова противная девица меня обхамила а Артур был прелесть но двуличный кассир ничуть не удивился он сказал что так бывает каждый рейс во время экскурсии по Египту все либо обручаются либо ссорятся а я сказала не в моих привычках обручаться с кем попало за кого он меня принимает а он сказал как видно не в моих привычках ездить в Египет т. ч. больше я с ним не разговариваю и Артур тоже.
Целую.
Пароход «Слава Эллады»
Деточка,
мы в Алжире он не очень восточный тут полным-полно французов. Так вот с Артуром все кончено я все-таки оказалась права а теперь я обручилась с Робертом это гораздо лучше для всех особенно для Артура из-за того о чем я тебе писала первое впечатление никогда нас не обманывает. Правда? Или нет? Мы с Робертом целый день катались по Ботаническому саду и он был ужас как мил. Берти нализался и поссорился с Мэбел теперь она опять мисс Ф. т. ч. тут все в порядке а противная Робертова девица весь день оставалась на пароходе со вторым помощником. Мама купила шаль. Билл рассказал леди М. про свое разочарование и она рассказала Роберту а он сказал что да мы все уже про это слышали а леди М. сказала что Биллу недостает умения молчать и она после этого его не уважает и не винит его жену и того иностранца.
Целую.
ОТКРЫТКА
Забыла о чем писала в последнем письме но если я упоминала препротивного человека по имени Роберт считай что ничего этого не было. Мы все еще в Алжире папа поел сомнительных устриц но все обошлось. Берти пошел в один дом полный шлюх и там нализался а теперь ему недостает умения про это молчать как сказала бы леди М.
ОТКРЫТКА
Ну вот мы и вернулись и все спели хором за счастье прежних дней и я расцеловалась с Артуром а с Робертом не разговариваю он плакал то есть Артур а не Роберт потом Берти извинился почти перед всеми кого он обхамил но мисс Ф. сделала вид что не слышит и ушла. Ужас какая дрянь.
Человек, который любил диккенса
Хотя мистер Макмастер и прожил в Амазонасе[92] почти шестьдесят лет, о его существовании было известно разве что нескольким семействам индейцев племени шириана. Усадьба его располагалась на участке саванны из тех, что порой возникают в тамошней местности, – клочок песка и травы около трех миль в поперечнике, со всех сторон окруженный лесом.
Орошавший эти земли ручей не был обозначен ни на одной из существующих карт; он сплошь состоял из порогов, во всякий сезон опасных, а большую часть года и вовсе непреодолимых. По ним стремительный поток мчался к истокам реки Урарикуэра, чье русло, как бы добросовестно его ни обозначали в любом школьном атласе, все-таки и поныне в значительной степени является плодом вдохновенных предположений. За исключением мистера Макмастера, никто из местных жителей и слыхом не слыхивал о Колумбии, Венесуэле, Бразилии или Боливии, которые попеременно предъявляли претензии на эту территорию.
Дом мистера Макмастера по размерам превосходил обиталища его ближайших соседей, однако по своим архитектурным принципам ничем от них не отличался: кровля из высушенных пальмовых листьев, саманные стены и глинобитный пол. Мистеру Макмастеру принадлежали также примерно дюжина голов пасущихся в саванне коровенок здешней низкорослой породы, плантация маниоки, рощица банановых и манговых деревьев, собака и, наконец, единственный на всю округу экземпляр огнестрельного оружия – одноствольный дробовик, заряжавшийся с казенной части. Немногочисленные предметы внешней цивилизации, скрашивавшие быт владельца усадьбы, попадали к нему через длинную череду торговцев. Много месяцев эти товары переходили из рук в руки, из-за них торговались на дюжине языков и наречий, они преодолевали изощреннейшую коммерческую паутину, раскинувшуюся от са́мого Манаоса[93] до глухих деревушек, затерянных в непроходимой сельве.
Однажды, когда мистер Макмастер набивал патроны, к нему явился индеец-шириана и сообщил, что к ним по лесу движется белый человек, в полном одиночестве и очень больной. Макмастер зарядил уже набитым патроном свой дробовик, прочие, уже готовые снаряды сунул в нагрудный карман и двинулся в направлении, указанном индейцем.
Человек, о котором шла речь, когда мистер Макмастер подоспел к нему, уже выбрался из подлеска и обессиленно сидел на опушке – по всему было видно, что дела его плохи. На нем не было ни шляпы, ни ботинок, одежда изорвана в клочья до такой степени, что лохмотья держались на теле, лишь поскольку насквозь пропитались по́том; изрезанные босые ноги чудовищно распухли, каждый открытый участок тела покрывали язвы и шрамы от укусов насекомых и летучих мышей; широко распахнутые глаза лихорадочно блестели. Он вполголоса беседовал о чем-то сам с собой, но замолчал, стоило мистеру Макмастеру обратиться к нему по-английски.
– Я устал, – сказал гость, а потом добавил: – Сил нет идти. Я Хенти, и я больше не могу. Андерсон умер. Это случилось давным-давно. Вероятно, вы думаете, что я спятил.
– Думаю, вы очень больны, друг мой.
– Я просто устал. И кажется, уже несколько месяцев у меня крошки во рту не было.
Мистер Макмастер помог ему подняться с земли и, поддерживая под руку, повел сквозь заросли травы к своей усадьбе.
– Здесь недалеко. Когда доберемся, я дам вам кое-какое снадобье, от него вам полегчает.
– Это так мило с вашей стороны. – Чуть погодя гость добавил: – Смотрю, вы говорите по-английски. Я тоже англичанин. Моя фамилия Хенти.
– Что ж, мистер Хенти, все ваши беды позади, вам больше не о чем беспокоиться. Вы больны, вы проделали долгий тяжелый путь. Я позабочусь о вас.
Они шли очень медленно, но наконец добрались до дома.
– Полежите пока в гамаке, а я кое-что приготовлю для вас.
Мистер Макмастер направился в кладовку, где извлек из-под груды шкур жестяную банку, доверху заполненную сушеными листьями и кусочками коры. Он зачерпнул горсть этой смеси и вышел на двор, где горел костер. Вернувшись, он завел руку за голову Хенти и, приподняв больного, поднес к его губам калебас[94] с травяным настоем. Содрогаясь от невыносимой горечи, тот через силу глотал микстуру. Наконец он выпил все, и мистер Макмастер выплеснул осадок на пол. Тихо всхлипывая, Хенти скорчился в гамаке и вскоре погрузился в беспробудный сон.
Экспедицию Андерсона, который намеревался исследовать дельту Паримы[95] и верховья Урарикуэры на бразильской территории, пресса изначально окрестила «злополучной». Каждый этап этого предприятия сопровождался неудачами – начиная от формирования состава экспедиции в Лондоне и вплоть до ее трагического краха в Амазонасе. Пол Хенти пал жертвой этих злосчастий еще на ранней фазе подготовки путешествия.
По своей натуре он вовсе не был исследователем – уравновешенный, симпатичный молодой человек с утонченными вкусами и завидным состоянием, он не претендовал на звание интеллектуала, но слыл ценителем балета, а также изящной архитектуры. Он много путешествовал по наиболее доступным частям света и собрал коллекцию редкостей, в которых, впрочем, не разбирался. Хозяйки гостиниц обожали его почти так же пылко, как и его собственные тетки. Он был женат на даме исключительной красоты и обаяния, и именно она нарушила размеренное течение его жизни, второй раз за восемь лет брака признавшись, что любит другого мужчину. Первый эпизод не заслуживал беспокойства – тогда миссис Хенти ненадолго увлеклась профессиональным игроком в теннис. Нынешним объектом ее нежных чувств являлся капитан Колдстримской гвардии[96], и это было куда серьезнее.
Первой мыслью Хенти, получившего это шокирующее известие, было переварить его где-нибудь за обедом в одиночестве. Он был членом четырех клубов, однако в трех из них рисковал столкнуться лицом к лицу с любовником своей жены. Посему он отправился туда, где бывал реже всего, – в этом клубе собиралась полуинтеллектуальная компания из адвокатов, издателей и ученых мужей, изнывавших в ожидании избрания в Атенеум[97].
Здесь после обеда он разговорился с профессором Андерсоном и впервые услышал о планирующейся экспедиции в Бразилию. На тот момент главным несчастьем, тормозившим подготовку, была растрата двух третей уставного капитала предприятия его секретарем. Руководство экспедиции пребывало наготове – сам профессор Андерсон, антрополог доктор Симмонс, биолог мистер Некер, а также мистер Броу, совмещавший в одном лице геодезиста, радиста и главного механика; аппаратура, оборудование и охотничье снаряжение давно были запакованы в ящики, готовы к погрузке и снабжены соответствующими печатями и официальными разрешениями. Но если каким-то чудом где-нибудь не отыщется тысяча двести фунтов – всему конец.