– Как найти товарища Макса?
– Понятия не имею, он сам приходит, когда возникает партийная необходимость.
– Значит, завтра она должна возникнуть. Хозяин завода осознал свою неправоту и завтра должен подписать приказ о сокращении рабочего дня. В ответ вы прекращаете стачку.
– Не может быть, как вам удалось?
– Пальцы, зажатые в пассатижи, любого делают сговорчивым. Я понятно донёс идею?
– Куда уж понятнее.
Глава 4. Крестьянский бунт
Что делать с крестьянами я не знал. Может быть, поступить так же, как это сделает в 1920 году красный командир Антонов-Овсеенко. Подавляя тамбовское восстание кулаков и крестьян, он просто расстреливал семьи всех тех, у кого найдут оружие. Время было тяжёлое – либо ты, либо тебя, так что он решал проблему, как мог. Но стрелять в доведённых до бунта людей: тёток, мужиков и стариков совершенно не хотелось. Но и церемониться с ними тоже было нельзя – они понимают либо добрые дела, либо силу. Добрых дел, как послабление налогов, списывание недоимок барину, повышения зарплаты рабочим, я сделать не мог. А волнения нужно было прекратить в кратчайшие сроки.
Не сможем мы, пришлют армейцев. Их командиры из дворян имеют примерно тоже мышление, что и у мелкопоместного дворянина Антонова-Овсеенко, подпоручика царской армии, дезертировавшего из неё в период Русско-японской войны. Так что пока за восставших крестьян совсем серьёзно не взялись, надо было что-то придумать. Вот только что?
На совещаниях в отряде мы прикидывали разные варианты, выработав примерную программу действий. Три взвода отправились в три окрестные деревни, где крестьянами были выгнаны помещики, чтобы утихомирить страсти. Прознав об этом, бунтари, вооружённые топорами, вилами и даже ружьями, подались в леса. Благо леса под Тамбовом густые и бунтовщикам было, где спрятаться, несмотря на зиму. Стоящие на дворе морозы были нам на руку, потому что кушать бунтари приходили домой. Точнее говоря, жили они дома, а когда в деревню заходили солдаты, то убегали и отсиживались в лесу, а еду им приносили родичи, оставляя узелки в укромных местах. Но, разорив помещичью усадьбу, им больше ничего и не оставалось, как бежать. Кто-то тихо пережидал в укромных местах до лучших времён, а кто-то становился разбойником.
С разработанным планом действия я прибыл на совещание к губернатору. На нём присутствовали руководители города и силовики. В целом план был одобрен, во всех вопросах мне обещали содействие. Очень помог подготовленный в августе сего года Столыпиным и утверждённый императором в качестве «меры исключительной охраны государственного порядка» закон «О военно-полевых судах». Действующий в губерниях, переведённых на военное положение или положение чрезвычайной охраны, он позволял вводить особые суды из офицеров по делам, где преступление было очевидным: убийство, разбой, грабёж, нападения на военных, полицейских и должностных лиц. Предание суду происходило в течение суток после совершения преступления. Разбор дела мог длиться не более двух суток, а приговор приводился в исполнение в 24 часа.
Рота бойцов в камуфляже с закрытыми балаклавой лицами прибыла в деревню Рассохино. Деревню окружили и в центр согнали всё взрослое население.
– Кто староста?
– Я староста, Лешев Андрон Поликарпыч.
– Где взрослые мужики?
– На промысел ушли. Волки нас заели, вот и охотятся.
– За какие прегрешения разорили помещика Баранова?
– Не разоряли мы, то с другой деревни.
– Хорошо, за что его разорили крестьяне с другой деревни?
– Девок портил в своё удовольствие.
– Перетрахать три деревни – это не удовольствие, а тяжкий труд. Дальше рассказывайте, чем он вам не угодил, за что его управляющего избили и выгнали с семьёй, а дом сожгли?
– Барин постоянно с дружками своими на лошадях охотится, посевы наши топчет. А требует налог полный. Приходится на его полях трудиться всё время, а своими заниматься некогда, ежели, всё время у него пашем. Все в долгах, не продохнуть. А управляющий во всем ему поддакивал и с нас три шкуры драл.
– Баран он и есть баран, коль своих кормильцев сам же и душит. Только не пойму, вы же не крепостные, почему на него пашите?
– Так вот он поля потопчет, мы в долги влезаем, а отдавать нечем. Так долг свой у него и отрабатываем. Только с каждым годом долг все больше и больше.
– Убийств ваши охотники чинили или нет? Если кого убил – убийцу выдать. Я разберусь лично, за что на это дело пошёл. Виновен – на каторгу, не виновен – отпущу.
– Да разве ж бывает невиновен, ежели убил?
– Бывает, самообороной называется. Значит, отправляй гонцов к охотникам, пусть возвращаются и живут дальше в деревне. Награбленное придётся вернуть барину и управляющему. У кого их вещи найдут – каторга, сдаст вовремя – деяния простятся. Недоимки помещик тоже простит. Жду неделю. Передайте моё предложение по окрестным сёлам. Если через неделю сдачи не будет, всей деревней отправитесь на север страны. Бабы, дети, старики – все будете жить и работать на шахтах в местности, где полгода ночь и снег, а летом сплошные болота и гнус. На тех, кто не сложит оружие, начнётся охота словно на зверя.
– Ты нам, мил человек, наобещал, да напугал, а кто ты такой? Лицо своё прячешь. Будет ли тебя слушать начальство городское.
– Я командир особого отряда жандармов прибыл к вам из столицы. Слушать будут, потому что имею указание от самого начальника Корпуса навести порядок в губернии. Приду через неделю за ответом, а сейчас мы отправимся дальше.
По такому же сценарию Джек, Серж и я разговаривали в других деревнях, отмечая название деревень и даты бесед на бумаге. В походах прошла неделя. В Рассохино снова прибыл отряд с тачанками и повозками. За ними топала рота солдат из регуляров. К нам вышел староста, поклонившись в пояс.
– Что, Леший, вернулись охотники?
– Вернулись.
– Молодцы, собирай народ, побеседуем и дальше пойдём.
Три деревни оказались сознательными, правда, там ещё предстояли допросы и разбирательства, но отношение дознавателей из отряда к крестьянам было доброжелательным. А вот в четвертой по нашему списку деревне никто не вышел. Я отдал команду: «Серж, сгоняй народ, всех на переселение. Раз они так, то и мы так».
Часть бойцов заняла стратегические позиции вокруг деревни, чтобы на нас не напали с тыла, а остальные занялись подготовкой к депортации местного населения. Поднялся вселенский вой, крик и плач, но бойцы были неумолимы. Людей заставляли одеваться и вместе с детьми выгоняли на улицу.
– Ваши родственники решили, что они хозяева положения. Пусть так и считают, только из-за их дурости вы отправитесь на Север.
Детей сажали на сани, взятых на местных подворьях, и пригнанные нами телеги, забирали всю еду, которую находили, тёплую и сменную одежду, необходимую утварь, связывали всё это в тюки и складывали на телеги. Караван концентрировался на выезде из деревни.
В лагерь бунтовщиков прибежал молодой парень, сумевший вовремя смыться из деревни. Его окликнул часовой.
– Ивашка, чего несёшься, как оглашенный?
– Пришёл тот же человек с закрытым лицом, пришли солдаты – тьма-тьмущая, всех из домов выгоняют. Говорят, на север повезут мамок наших, да братьев с сёстрами.
– Пойдём к старшему.
Крестьяне выслушали Ивашку и начались разговоры.
– Говорили, что надо выходить. Вон в трёх деревнях беглецы вышли, и никто их не тронул. Человек в маске слово держит. Что теперь делать будем?
– Я тут командир, Мирон, поэтому не лезь со своими советами. Нападём на них и перебьём всех, заодно, оружием разживёмся.
– Карп, ты, видать, совсем умом тронулся! Там толпа солдат с винтовками. Что мы против них с топорами, да десятком ружей сделаем. Перебьют нас.
– Трус ты, Мирон. Засаду устроим у Зелёного брода. Пока они его переходить будут, нападём и порешим всех.
Раздался птичий крик, затем ответный. Ко мне, стоящему с Джеком, подошёл Рыбак.
– Командир, у нас гости, секреты переговариваются.
– Значит, кто-то успел сбежать из деревни.
– Может наблюдатель от бандитов в лесу сидел?
