Собрание сочинений. Том 1. Голоса
«Длинноногая…»
ДлинноногаяНагаяБелаяКисти рук большие загорелыеТы трогаешь меняРуками трогаяВсего руками обнимаешьИ весьЯ здесьНутром буквально понимаешьЧто вотЯ тутОбнимаешь все мои движенияПонимаешь до изнеможенияИ далееГде ничего уже понять нельзяПолузакрыв глазаИ полуулыбаясьТы понимаешь всеПочти не ошибаясь«На женщин похожи разные вещи…»
На женщин похожи разные вещиЦветы вообщеПохожи на женщинЯ чувствую ее присутствиеОна не однаОнаИ подругаНе замечая не зная друг другаПри свете лампыСловно в темнотеДвигаются в комнатеИ третьяНежнее и нижеМоложеВстаюВсе лица в зеркало глядятсяА там одноМоеЛицоЯ ощущаю всехИх еле уловимый запахСмехДвое – подальшеТретья – поближеЦветы вообще на женщин похожиСТИХИ ИЗ КАРМАНА
ЧастоКогда на работе кричало начальствоМой приятельСамолюбие прятал в карманА домаЗажимал в кулак —Вот такВ кармане —Скомканный платокИ в компанииДевушки похожие на мальчиковНе обращали никакого вниманияЛишь в компанииТаких же неудачниковВыпив рюмку водкиСамолюбие расправляло свои складкиМой приятель его вынимал из карманаСобеседники тупо гляделиВ самом делеСамолюбиеБез обмана!И всеДань отдав колбасеИ селедкеЗабывали про драные пяткиИ мелькали цветные платки:Один – знаменитый художникДругой – именитый поэтЧетвертый – академикА пятый – просто вождьИграет радиоПоютВсе взявшись за руки идутОвеянные славой —Платок над головой!Но кто-тоГлядя на часыСказал– Пора домойВождьСразу интерес утратилЖует кусочек колбасыНа улице – дождьТуманУходя мой приятельСамолюбие прятал в карманПРОВЕРЕНО ОТК
Сортировщица № 43СортировалаЭтот годитсяЭтот – бракэта сделана так да не такНичего сойдет и такТак и сложилисьМы —Разной формыИ качестваИндивидуумыЕсли ВыНекрасивыРобкиИ вообще Вами мало интересуютсяДевушкиЭто сортировщицаПоправляла прическуПропуская ВасСквозь контрольНа головеВолосы редкиПредки?Ерунда —Сортировка:На СОРТИРОВОЧНОЙ вагонов до чертаПосоветовалисьРешили не делать абортаВ уголкеЛюбого человекаОттиснут штемпельпроверено ОТК И порядковый номерНОЧЬ
(разорванные стихи – сохранилась половина страницы)ВечМашМашинистка печНачТочПрПрошу Вас дать мне расМать спит за ширШорСосед босТорчит чСтучит машОн зовет Маш, МашА под окнами шурМашТишПроснется ШурНетВыключСвечНочьТысячи МашТысячи ШурТысячи шорТысячи мурТысячи кошТысячи крышЛунСтелются тучОнВпился зубами в плечОнаМучь мучьТишЛишь за ширШорВ коридорМурА под окнами шурМашКЛАДБИЩЕ САМОЛЕТОВ
МаленькийСтою тамНеподалеку от станцииСЕРЕБРЯНЫЙ БОРНа пустыреКрыльяХвостыИскаженные листыАлюминияРазбитые пульты управления —КладбищеЧтоЕсли потянуть на себя ржавый рычагЕстьПодаетсяСамолет содрогаетсяСо скрежетомПолзет по искореженным листамИ повисаетВ воздухеВнизу —Рваная дыра —Блестит на солнцеГигантская братская постельМеталлические простыниСмятыСеребристые животыРаспоротыСорваны стальные бинтыНаружуТрубки и винтыВ прозрачном воздухеСлышу крикиРугаются по-русскиПо-немецкиГулко бьютАвтоматические пушкиНад головоюВояПроносятся трагические тениУдар! Удар! Удар!ОбломкиВрезаются в обломкиИ тишинаНа миллионы лет…Но кто-тоИз ворот большого домаВыходитВ огромный двор весь освещенный солнцемИ спрашивает дворничиху– Где здесьКвартира семьдесят один?ХРАПОИДОЛЫ
На южном берегу КрымаПоявилисьХрапоидолыИ дажеВчера их видели на диком пляжеХрапоидол гогоча гонялся за храпоидоломИ сигали со скалыВ мореХрапоидолыНочью женщина спалаУ открытого окнаИ слышала…А сегодняТолько солнцеОзарило пляжТабун храпоидоловВыбежал на пляжОдинБородатый храпоидолС куриным богом на грудиКак говоритсяЧто-то выдалХрапоидолы заржали такЧто возмущенные волныВыбросилиМорского петухаЛестоногий храпоидолПодобрал добычуИ зашлепал с нею в кустыДве девушкиДва храпоидолаИграют в картыХрапоидолХватает за ногу блондинкуИ тащитВ мореОна хохочетХрапоидол и девушка топят друг другаСтарая мымраБлеснула глазами– У храпоидолы!«Ты протянула руку…»
Ты протянула руку —И на ладонь леглаОкруглаяТвердаяПлотьПальцем нажала —И вмятинаПлодПохож на твой животВотТвой пупокТакВасСформировалоСолнцеТакСформулировалВасБог«Ложусь на галечник…»
Ложусь на галечникНагретый солнцемЭтот камень —ПлечоЭти круглые камни —ГрудиЭтот плоский камень —ЖивотЭти голыши —КолениИПучокВодорослейКАМЕНЬ
поэмаЛунаВышла из моряИ осветила его до днаПолное рыбЧудовищРастенийМоре засверкалоКак драгоценный каменьИ камни на берегуИ люди —Не просто людиИ камниТвои глаза огромныЭто не твои глазаЧто за существоГлядит на другое существоПрилетевшее оттудаА эту сценуСозерцаетИное существоТамНе тамОткуда прилетелоТелоА тамГде все это как сонЧужого бытияСущество говорит существуИ голосНеузнаваемИс!Шум прибояПа!БрызгиПо земному это значитИскупаемся! – а! – а! – а!Ты подняласьТы вырастаешьВытягиваешьсяЛетишьИ таешьПереворачивается небоВы плаваетеВ жидком светеСреди чудовищРыбРастенийБыть может на иной планетеВ энном измеренииВ камнеКоторый ты бросила в водуСТАРИКИ
поэмаМореШироко набегает на пляжВолныТрясут бородамиДревнегреческих мудрецовЕврейских священниковИ старых философов нашего времениВот ониСухие старикиСидят и лежат на белом пескеДевочка подбежалаБросила песком в Льва ТолстогоПесок – Сквозь тело —Упал на песокКто-то прошел сквозь раввинаИ селВидна половина —Прозрачная – раввинаИ стена —Чужая темная спинаЛысыйПохожий на СократаГлядя на мореПроизнес– Мементо мори– Что есть истина?Спросила половина раввинаИ пустой Лев ТолстойСказал– Истина внутри нас– Что внутри нас?Только солнце и теньВозразила другая теньЗашевелились старикиЗадвигалисьЗабормоталиРассыпая песок и камниРассорилисьСердитые бородыПоднялисьИ пошли по пляжуРазбредаются в разные стороныОбнимая людейДеревьяИ горыГоворят о жизни и смертиОдна борода —ПенаИ другая —ПенаОстальные – высокие облачкаБЕЗ НАЗВАНИЯ
Римме
ЛистЧистИ одинаков —Ни графитаНи чернилНи печатных знаковРазглядываю на светЗдесьНичего нетИ все естьБольшеСветаТоньшеЭтоБылоПлотно и грубоСталоБесплотноКак небоОт волокон от листаОсталась сущностьПустотаНичтоКасается меняИ уже ничто меня не касаетсяВотСветЗдесьВесьПротяженный во вселеннойяСТАРЫЙ КИТАЙСКИЙ СПОСОБ
МладенецПосаженВ китайскую вазуКак нежный цветокРебенокРастетИ постепенноЗаполнил собой все пустотыДрагоценная вазаРазбитаИ вотСуществоНожкиВыпуклый зад и животРучкиДлиннаяШеяКувшинноеРылоЖиветУдивляя людейНа свободеКоторая ему уже не нужнаРОМАНТИЧЕСКИЕ СТИХИ ПО ПОВОДУ ОСЕНИ
Мокрый лист прилипНа рукав пальтоКак желтая звездаДавидаВот за чтоИ лишали всех правВывозили на свалкуДавили вповалку– Давай про другоеНе могу про другоеИнтеллигенты все —ИзгоиНе скроешьсяНе затаишьсяТебя узнают по разрезу глазИ по томуЧто каждый твой ответ —Вопрос(За жалкой миною субъектаСлепая маска интеллекта)А потомуНоси свой характерный носГордоКак Герой Социалистического ТрудаНосит свою золотую звездуТебя наверно презираютБыть может завтра расстреляютНо умирая где-нибудь в оврагеХватая ртом горячую травуТы вывел формулуОсеннего листаОна проста…Я говорю о томЧто осень бедна и богатаГоворю о томЧто бедные не любят богатыхО томЧто листья на ветвяхЕще висятЧто революция продлитсяЛет тридцатьИли пятьдесятА дальше ни черта не видно!Надеюсь, это очевидно«Спокойно…»
«Тсс…»
ТссСлышитеИ ещеИ этоИ тамИ далеко-далеко«Жизнь…»
ЖизньЭто сердцеДетствоБез концаЛюбовь и ненавистьОтцаЗаглядываешь в лицаЧутьем угадываетсяА если приглядетьсяТо некуда деватьсяПойти повеситьсяИли побриться?«Рядом шевелится…»
Рядом шевелится —Ни лицаНи ногЛишь одеялоИ легкий недугПерерастающийВ ощущение:ТоЧто шевелится —Самовнушение«Еще не осознав…»
Еще не осознавЧто это взрывТебя целуюШеюПлечиТак повторяется каждый вечер«Часы от ночи отставали…»
Часы от ночи отставалиЧасы перегоняли ночьДва времени не совпадалиСАД
Я и Ученый СадоводПрогуливаемся по садуВедем приятную беседуО томКак важно культивироватьВысокие сортаИскусства и наукиГоворим о цветах особого сорта —ПаутинаПаукиА навстречу нам идетПожилой мужчинаЦветущая наружностьГрубые черты лицаИзображают нежностьГуляют другие цветущие лицаДевочка восьмиЛет– Дяденька возьмиМой букетМы проходим мимо —Явление необъяснимоИ Ученый СадоводГоворит– Цветок наверно ядовитВо всяком случаеИзвестны случаиСмертельного исхода(Я возражаю)– Такова природа– Природу можно изменять– ДаНо нельзя ее понять(И поглядев на садовода)– ИзвинитеВы сами кажется цветете– Цвету?– Цветете– Чепуха(Пауза)Из ухаВыглянула розаЧЕЛОВЕК БЕЗО ВСЕГО
Всадник без головыМайн РидЗаявляете выМайн гот!Я знаю безногого бородачаВторая женаРодила ему сынаЗдоровякаИ знакомая мне рассказалаКак шла на париВ одних трикоОт площади Маяко —До Белорусского вокзала!И человекБез брюкНе нов —Забавный персонаж из сексуальных сновИ человек безо всегоНа теле нитки нетИ тела нетНет человека самогоКак – вам не верится в него?А между тем он естьОн тутИ есть и нетИ тьма и светИ свет и нетИ здесь…ЧеловекИграет в пряткиДиктует нам свои порядкиНечтоВроде культа личностиДа здравствует портрет!А человека нетПОЭМА О ЦВЕТАХ
Весна пустаПоля чистыПовсюду – желтые цветыВы говорите – то и этоА вы послушайтесь советаРабочие в цехуВыращивайте цветыИ в кабинетахНаверхуВыращивайте цветыОфициантки в ресторанахВыращивайте цветыЗ/к в траншеяхВ котлованахВыращивайте цветыУченые в лабораторииВыращивайте бактерииВыращивайте цветыИ вы солдатыНадо вамПо-дать ко-ман-ду– По до-мам– На пле…– Отставить– На цве…И тыПравительНеисправимый исправительТы мраченСтарость и болезниОставь их – пусть ониПолезнейВыращивать цветыИ выВыращивайте ихНемного счастья на двоихНеважноЧто цветок бумажныйВыращивайте цветыИ тыВыращивай цветыСажай хоть репуХоть картошкуНе все же сразуПонемножкуТрудисьВыращивай цветыИ ты – и ты – и ты – и тыПенсионерыФутболистыПоэтыВы же специалистыВы – люди – ангелы – скотыВыращивайте цветыВ земле и на снегуВыращивайте цветыВо сне и наявуВыращивайте цветыИз ничегоИз пустотыВыращивайте цветы!МОЛЧАНИЕ
МнеПодарили перстеньС геммой —На бледном камнеРозовая рыбаМолчаниеИбоМолчаниеЛибоМолчаниеГлыбаИзламывается теньПри свете свечиХриплое дыханиеПоказываю подаренный мне перстень– МолчиМолчаниеХристианеИх пыталиОни молчали– ОтрекисьОни молчалиХрустели костиМолчаниеИбоМолчаниеЛибоВырвали язык из гортани!Остался человекИ небо —МолчаниеКакая радостьКакое страшное звучание —МолчаниеЛАМПА
В комнатеЛампа горитКак свечаВ оконном стеклеОтражаетсяБелая лампаНа улицеВ темнотеЛампа горитВ половину накалаВ холодной вселеннойЛампаГоритТамСолнечный деньМашины проносятсяЛюди идутИ бледная лампа горитВ солнечном блескеБесцветное пламяИсчезаетА с нами?Что же будет с нами?А с ними?Что случится с ними?В тусклом стеклеОтражается пыльная лампаИРИНА
Спасибо тебеСолнечная странаТам по берегу моряГуляют твои имена– Ира!– Ирина!Они окликают друг другаЭто голос любимойИ мойВозникающий в шуме прибояДвоеЛежат на пескеСамолетИ летитЕго теньПо земле и водеИ уноситМеняВсе дальшеВсе глушеТвои имена– Ира!– Ирина!И машут руками– Я вернусь!Не вернешьсяВремя смыло следыЛишь соленое солнцеКолыханье огромной водыМОНОЛОГИ
(1982)
ПРОЛОГ
На сцене появляется ПРОЛОГ, некоторое время стоит, молча.
Не говорить я вышел, а молчать.И даже не мычать – молчать и точка.Молчать – о чем? О многом мы молчим,Но можно т а к молчать, а можно – э д а к.Иные так молчат красноречиво,уж лучше б говорили что-нибудь.Давайте вместе помолчим сегодня,о том, что хорошо нам помолчатьи что молчанье – добрый плод общенья,ведь если мы друг друга понимаем,то незачем нам воздух распалять.Молчальниками пусть нас назовут.Молчальник-не тихоня, как Молчалин.Молчанием молчальник опечален…Не так уж много бессловесных женщинв литературе нашей. Но МариБолконская прелестна тишиной.Пастельные и робкие всегдапомалкивают, хоть и примечаютвсе, но во избежанье зла и бурипредпочитают скромно промолчать.И я – Пролог – возник из немотыКогда б на то не авторская воля,я просто постоял бы, помолчал,а проще бы – совсем не появлялся.Но я – актер и вынужден молчатьна публику – со сцены, громко, страстно!Зал, тишиной завороженный зал —вот ванна для меня, где я купаюсь,блаженствуя… и паузу держу…Сам Пушкин эти паузы любил —от чувств избытка. Знаки умолчаньяон проставлял в «Онегине» затемчтоб действие живее развивалось,как будто бы говорено о том,о чем он предпочел не говорить,и здесь, где точки, будто взвод на марше,построились онегинской строфой,сама строфа как будто существуети даже рифмы кто-то угадал!..Мы можем также вспомнить молчаливо,как Пушкина поправил Николай,а царь, конечно, знал молчанью цену:«народ ликует» зачеркнул брезгливо,«безмолвствует», подумав, начертал.Еще – стихи: «Ненастный день потух;ненастной ночи мгла…» Не думайте, что мухибумагу засидели или цензор-дурак резвился. Нет! страдает, молчалюбовник, мавр, и лишь в самом финале —ревнивою угрозою: «А если ………….»И, помнится, в романсе Даргомыжскийраскатом волн и грохотом прибояотточье это выразил вполне.Живет в Москве на Сретенке художник.По лестнице в немытых черных окнахкомпанией восходим на чердак.Акционерным обществом РОССИЯв начале века был построен дом.Среди щитов – гигантов нас встречаетфилософ белой плоскости, певецтого, что на листе не существует,бытописатель нашей мнимой жизни,поверенный вселенской пустоты.В молчании глядим и понимаеммолчание, плывущее на насзвериным рыком, хохотом и лаемвсем говорим – неисчислимых масс.И сам поэт – свирепое молчаньене тишина, а на разрыв – отчаянье!Так! Жизнью мы контужены, оглохлии слушаем, как все молчит кругом.Молчит столица, будто выжидаялишь ночью гул, но все равно молчат.Молчат мои никто, мои друзья.Один замолкнул, потому что умер.Другой уехал, потому молчит.Молчит пейзаж. Молчат телеэкраны,лишь дикторы губами шевелят.Безмолвствует от края и до края…И червь молчит…(как бы во сне)
пускай прополоскает —вот белые кувшинки и кувшины —и миром нас наполнит тишина.(меняя тон, обыденно)
А вообще-то нервничает Автор,и тут меня поставил объявитьчто он надеется… что вы ему, конечно…Как в общем-то похоже все на сделку!..Он очень постарается… а вы —само собой… поскольку вы… и он…ПРОЛОГ, совершенно смешавшись, умолкает.
СТЕНА
Появляется НЕКТО, одетый в черное трико. Прислушивается. В продолжение монолога живет и действует как мим.
Где бы ни был: в гостях или дома, в лесу или в городе, в метро – и в кино – и во сне, я прикладываю ухо к незримой стене.
И слушаю —
С другой стороны вам незримой стены: бормотание, вскрики, глухая возня… Не люди, не события, не здесь…
Там собрались хранаки на маной, рассорились из‐за куска хрыченки. Хранка и хран встали на задние цапки, раздули свои вазыри. Хлещут друг друга хвостами когтистыми, стараются выдрать зерцальца. Хныхочут, как обиженные дети. И брызгаются, как дезодоранты.
Помирил бы я их, успокоил. Покачал и согрел на своих сослоненных ладонях. Перелил одну сущность в другую.
Но провожу рукою – и стена. Ни выступа, ни ручки, ни звонка…
Жена глядит и улыбается:
– Это что за поза? То приседаешь, то встаешь на цыпочки. Ты выставил вперед ладони, оглаживаешь пустоту, как будто здесь стена или стекло. Ты подражаешь миму? Или это – лечебная гимнастика?
Я улыбаюсь ей, не отвечая. Я слушаю, что за моей стеной?
Там шорохи, туманных форм движенье…
Там амроки и вымроки и шахры. Они хрустят и трутся друг о друга, то их пронижет огненным дождем, то налетят и жалят сигафаги. Огромны, как вселенские коровы, и так же кротки амроки и вымроки. И между тем небезопасны шахры…
Все время там – своеобразный шорох. Там лопаются капельки, в которых тысячекратно отражен пейзаж. То муравейник, то пчелиный улей, то будто весь из башен городок, а между тем ни то и ни другое…
Я слышу: тут же рядом за стеною буль-буль булькают в каменных колодцах. Высунется гладкий, как ракета. Вдруг раскроется множество сознаний – искривит, перестроит пространство. Снова станет гладким крокотуком. И буль-буль на дно – тянет за собою время, словно липкую сладкую тянучку…
А динамед говорит, говорит то по-испански, то по-чукчански. Мешает английские слова с древнемогильскими… Узнаю эолийский космический – язык для торжественных случаев, с золотом красный… Говорит динамед, говорит. Боится остановиться. Если выговорится – сдохнет сейчас же…
Хранаки, амроки и вымроки и шахры!Многоязычный динамед, я с вами!Я сочувственник! Я тожеХочу дышать радиоактивной пылью,И на восходе Альфы и ОмегиВсе явственнее быть и насыщатьсяТеплом и светом радостной вселенной!Но тут – стена. И там – стена. Повсюду. Вплотную вплоть. Я сам – стена, в которой дырки проделаны. Кричу, чтоб отворили. Напрасно. Не глух, но замкнут. Ключ потерян.
ГЛУШИЛКА
К нам нерешительно приближается ПОЛНЫЙ ЧЕЛОВЕК в круглой шляпе, сдвинутой на затылок. По-видимому, он хочет что-то сказать. Вдруг издает два сигнала длинных, один короткий.
Пи-и! Пи-и! Пип! Дорогие люди, цветы и собаки! Сейчас двенадцать часов по московскому времени. Мы начинаем свои сегодняшние, передаем изо рта этого доброго человека. Спасибо тебе, большой души человек.
(Человек в недоумении озирается.)
Большое круглое спасибо. Не пугайтесь, уважаемый. Сегодня вы – наш избранник. Вы, можно сказать, наш рупор. Правда, если заглянуть поглубже, ничего особенного: печень увеличена, мошонка дряблая, мысли по преимуществу глупые. Во рту – золотой мост, тоже не вызывает особой симпатии… Но сегодня вы… живой… правдивый…
(Человек зажимает себе рот, некоторое время борется с собой, продолжает бубнить сквозь ладонь, задыхается.)
…………протеста!
Сначала передадим новости для собак. Наши зарубежные друзья человека! Наши четвероногие соотечественники! У нас в студии находятся собака – кобель, порода – болонка, кличка – Тиша. Прошу поближе к микрофону, Тиша. Не волнуйся, Тиша, все уже позади. Сейчас он вам сам все расскажет.
(Человек начинает лаять, затем скулит, потом долго воет. Вдруг замолкает с открытым ртом.)
…………………никаких контраргументов. Стараются заглушить, как всегда. Приятель, отойдите на несколько шагов влево… Влево, а не назад… Где у тебя левая рука?.. Туда и иди… Эй ты, говорильня тупоголовая! К тебе обращаются… Грубо…
(Человек не совсем понимает, что от него хотят. Затем делает несколько поспешных шагов влево.)
……жаем наши передачи. Для цветов родной полосы!
В некоторых кругах прогрессивно настроенной интеллигенции существует мнение, что благодаря осложнившейся международной обстановке лета в Подмосковье ожидать не следует.
Нашему мытищинскому корреспонденту удалось взять интервью у одного из представителей подмосковной флоры. Итак, мы – в густых зарослях лопухов и крапивы на берегу небезызвестной реки Клязьмы. Гремят ржавые консервные банки. У микрофона – типичный для средней полосы Иван-чай… Пожалуйста, Иван-чай, каковы ваши прогнозы на будущее? (Гласом) «Во лесах, на рецех суть квяты красны. Перун – отче ти квяты любяху. Ярило не всуе горяше. Яко же бо мнози смерды прииди. Скакаши злии ти бесы, кричаши, коренья изымаша. Худое деют. А сами рече: мы де, мы ста…»
(Человек продолжает говорить, но беззвучно. Наконец показалось ему, что кто-то его зовет. Человек делает жест: меня? Отходит на несколько шагов вправо.)
……жаем наши передачи. Для людей! Дорогие милые люди, на сегодня порадовать вас, к сожалению, нечем. Наш корреспондент из Рима передает…
(Продолжает говорить беззвучно.)
Из Нью-Йорка сообщают… (продолжает говорить беззвучно)
По сообщениям из Москвы… (продолжает говорить беззвучно)
…………протеста!
Известная гадалка мадам Леннорман передает сводку погоды на ближайшие дни. С севера на столицу распространяется область дурных предчувствий. Настроение понизится. Отношения похолодают. Завтра ожидается резкое потепление отношений. Туман чувств. Временами прояснение.
Сейчас – минутный перерыв.
(Человек вдруг засуетился, завопил панически.)
Я не виноват! Это не я! Это оно! Отпустите меня-я!..
…Для стран тотального режима. Наши передачи ведутся без согласия передающего.
В заключение полчаса музыки. Мы передадим произведения Моцарта и Бе…………… Эта гениальная музыка в свою очередь вдохновляла Шиллера и Ге……………….
Исполняет лауреат конкурса имени……………….
в сопровождении……………………..
Человек долго стоит перед нами, раскрыв рот. Но всю прекрасную музыку заглушает громовое молчание.
СУБЪЕКТ И ОБЪЕКТ
Размытые акварельные сумерки на морском побережье. Полутемно, так что скорей угадывается большой мягкий предмет, повисший между небом и пляжем. Со стороны дюн приближается долговязая фигура – это СУБЪЕКТ. Одет пестро, небрежно. Лицо белого клоуна. Действие происходит в не совсем нашей реальности.
Это она виновата, Алиса. Слышала: хрюкали, говорит. Шел, шел по пляжу – ни одного хрюкотальника. Можно, правда, самому вырыть ямку в песке и похрюкотать туда… Не с кем… Даже мюмзики куда-то пропали. Одному – это одни выдуванчики получаются.
(Замечает ОБЪЕКТ.)
Кто-то кожаную подушку забыл на пляже. Подкинул в небо, там и забыл. Запросто мбркнут ночью. Или булданут… Будто плавает в воздухе… Нет, нет, скорее это – Неопознанный Объект!.. Здесь – непознанный СУБЪЕКТ, там – неопознанный ОБЪЕКТ. Чересчур по-английски…
Как же быть? А, просто подпрыгнуть, ухватиться за хвостик и сдернуть вниз. Тем более что это – колбаса. Толстый батон синтетической колбасы. Мбркну!
(Прыгает, пытается достать.)
Эта синтаса… чудо современности… отрежешь ломоть… голубой… в зеленых кружочках… выдавишь из тюбика… огурец… Прямо на лету… зубами отхвачу!
(Прыгает, падает.)
Что это? Раздувается!.. Лопнула!.. Выворачивается наизнанку! Ощерилась!.. Колбасун!
(Отползает.)
Спокойно. Надо – осторожно. Без паники. Колбасуны чутки, но слепы. Какая пасть!.. Скрипнуло… А-а-а-а!..
(В ужасе бежит, застывает на месте.)
Ненормальный. Совершенно сумасшедший. Мне улыбается красивая женщина, а я кричу, как зарезанный выпрыск. Правда, лица не видно, одни губы. Зато какие губы!..
(Декламирует.)
Одна большая толстая улыбка,как перезрелый помидор.О, революционерка, Розенталь! —резервуар, презерватив… Обшлепайвсего меня губами… Глядя вдаль,давай друг друга называть на «мы».От му-ужества мычу(Посылает ОБЪЕКТУ воздушный поцелуй.)
Му-у-учительница! Если му-ухой стануВсю лапками тебя защекочу…(Деловито оглядывается.)
Но если мне не лгут мои глаза,здесь – площадь, там – собор. Ты прав, Лоренцо,пожалуй, это – не бедро, а грудь,не бугорки какой-нибудь девчонки,не тощий март, а щедрый июльский полдень —а этот полдень материнства полон…Большая Мать на тысячу сосцов!(Ложится навзничь.)
У-а! У-а! Я – ползунок! Хочу сисю. Надоело зеленое молоко, розовое давай. Кормят все время какой-то ДИСью1 – дрисью. Гадость! Ну, ну, давай склоняйся с вышины…Но что это? Все небо заслоняетгигантский зад… Несется вниз, как лифт…Сейчас меня… Раздавленной клубникойбыть не хочу!(Откатывается.)
Неужто пощадил?..(Поднимается с песка, отряхивается.)
Ты пощадил меня, прекрасный зад…От страха стал каким-то свинобрюхом…Ты хмуришься? ты чем-то недоволен?Но зад, который хмурится, ведь это —чело философа!(Изучает ОБЪЕКТ.)
Конечно, это ОН!Мозг! Интеркук! Мулендр кудрогриозный!Внушительное вместилище… а тем самым —вместительное внушилище. Сейчас вырою.(Садится на песок, роет ямку.)
Скажи мне, Разум, что такое маний?Откуда он приходит? Куда уходит?И почему его мы называем: буний?Еще ответь, мы – люди почему?бекрумкаем, чачакаемся и звачем?Скажи, зачем свеольник – не свеальник?И свет вопроса: есть ли Иогом?А если нет? То, верно, нет и амрыи мамры и бедунчиков… Но это…но это глупо, просто нелогично —нет мамры, но бедунчики-то есть!Молчишь?.. Понятно. Вопросы мои суть твои ответы. А раз так, я думаю, ты признаешься наконец кто ты?Молчишь?.. Тогда я сам тебе отвечу. Ты – приз, январь, динамо, гранд-отель, известный врач, общественное мненье, ты даже – «сто лет назад», и так же точно ты – весь словарь и все слова, что будут, все имена, которыми, тебя я назову…Я назову… Но неизвестно – что я,быть может – ландыш, или что другое.Я – в и вне. Прощай, мой месяц май,отлично мы с тобой похрюкотали.Непознанный СУБЪЕКТ незаметно стушевывается. ОБЪЕКТ, уже опознанный, остается висеть между дюнами и морем.
АХВЕЛЛОУ
У зеленой в лиловых пятнах и рыжих подтеках стены – старинная высокая кровать с никелированными шишечками по углам. ОНА в длинной мужской рубашке лежит на кровати спиной к зрителям. И совершенно необязательно им слышать ее сонное бормотание. Жизнь ее, как и смерть, была загадкой… Из этого дурного сна не извлечь никакой нравственной идеи кроме самого факта метаморфоз…