Полное собрание сочинений

– Ты у меня такая умница! Сумела рассмешить в такой ситуации и при самом гнусном настроении! Что бы я без тебя делал! – сказал Калинич, вытирая носовым платком слезы, выступившие от смеха.

– Это, конечно, смех сквозь слезы. Завтра, я знаю, против меня начнется всеобщая травля. Возможно, меня даже уволят. А мне ведь до пенсии – всего-ничего, – задумчиво сказал Калинич.

– Все равно не сдавайся. Уволят – ну и что? Два годика перебьешься как-нибудь. Будем твое открытие проталкивать. Оно все с лихвой окупит, если твой приоритет оформим. Эти хищники, конечно, будут препятствовать, пустят в ход весь арсенал средств, имеющихся у них в наличии. Но страшны не они. Верно тебе сказал этот Бубрынёв, тобой могут криминальные элементы заинтересоваться. Не исключено, что и он сам с ними связан, – предположила Аня.

– Нет, это вряд ли. Слишком уж он и его приспешники трусливы, чтобы путаться с криминалом. Да они и сами неплохо свои делишки обтяпывают, не хуже уголовников, – возразил Леонид Палыч.

– Возможно, – согласилась Аня. – Но они могут косвенно подать идею тем, кто непременно обратится за услугами к уголовникам.

– Каким образом? – недоумевал Калинич.

– Ну, есть много вариантов.

– Например? – полюбопытствовал Леонид Палыч.

– Кто-нибудь из них может целенаправленно высказаться в каком-нибудь интервью или просто в публичном месте, что с помощью твоего устройства можно транспортировать наркотики, минуя таможни. Это дойдет до наркодилеров, и те постараются заполучить его. Какие в этом случае возможны последствия, объяснять не нужно, – заключила Аня.

– Да, пожалуй, – согласился Калинич.

– Второй вариант, – продолжала Аня, – в той же ситуации дать понять, что внедрение твоего устройства сделает ненужными все виды ныне существующего транспорта, особенно на дальние расстояния. Тогда представители авиационных, железнодорожных и автодорожных компаний будут стремиться уничтожить все, что связано с твоим открытием, и тебя прежде всего. Тебе известна история Хуана Андреса?

– Нет. А кто это такой? – удивленно спросил Калинич.

– Американец португальского происхождения из Питсбурга. Изобретатель вроде тебя. В начале тридцатых годов двадцатого века он изобрел какой-то очень простой и дешевый химический состав, преобразующий воду в автомобильное топливо. Неоднократно демонстрировал свои опыты компетентным комиссиям, собирал пресс-конференции. Газетные статьи и протоколы комиссий, подписанные именитыми учеными того времени, сохранились до сих пор. Просил за свой секрет миллион долларов. По тем временам это очень большие деньги! Им заинтересовались представители нефтяных монополий. Согласились купить и пригласили его в Нью-Йорк для оформления сделки. Он вылетел из Питсбурга на частном самолете, но в Нью-Йорк самолет так и не прибыл. Что с ним случилось, никто и по сей день не ведает. Современные специалисты говорят, что существование такого состава невозможно, и считают его опыты хитро обставленным жульничеством. То же может случиться и с тобой.

– Не исключено, – согласился Калинич. – Пожалуй, надо подумать, как обезопасить программное обеспечение и экспериментальные блоки. Если этими вещами завладеют те, кому не следует, то рано или поздно они найдут людей, которые в них разберутся, и негативные последствия могут быть столь грандиозны, что трудно себе представить.

– А если они похитят тебя? Тогда плюс к этому последствия будут еще и трагичны, – назидательно добавила Аня.

– От меня они хрен что узнают. Но на всякий случай надо припасти ампулу цианида, что ли, – с усмешкой сказал Леонид Палыч.

Но Аня осталась серьезной. Она подошла к окну и открыла форточку. Из темноты донесся шум дождя и ночного города. Она снова села около Леонида Палыча и, покачав головой, сказала с грустью:

– Ты все шутишь. А я серьезно. О том, как спрятать секреты, думай сам. Тут я тебе не советчица. Я слабая женщина, и меня, возможно, легко будет расколоть. Поэтому мне лучше не знать и даже не догадываться, где и что ты спрятал. А вот с тобой дело посерьезнее. И не будь так уверен в себе. Если ты и в самом деле окажешься стойким, как партизан, во что я мало верю, то существуют препараты, от которых и не такие становятся непомерно болтливыми и выкладывают все, как есть. На блюдечке с голубой каемочкой.

– Надеюсь, что до этого не дойдет. Все пока не так серьезно, как тебе кажется, – попытался успокоить ее Леонид Палыч.

Аня грустно улыбнулась и сменила тему:

– Что ты своей Лиде сказал? Как оправдываться будешь?

– Сказал, что поехал на институтский полигон. Проверить макет перед завершением этапа, – нехотя ответил Калинич.

– А если она позвонит туда?

– Она знает, что там нет городского телефона, а мобильная связь неустойчива. А если и выйдет через кого-нибудь на полигоновскую лабораторию, то ночью там все равно никого нет, а днем на звонки отвечает Вася Панченко. Я его по мобильнику предупредил, чтобы говорил, что я в подземке сижу. Он мне тогда на мобильник позвонит, – ответил Калинич.

– Леня, тебе не стыдно лгать ей? Рано или поздно все раскроется, – тихо сказала Аня, глядя Калиничу в глаза.

– Нет, не стыдно. Она мне так отравила жизнь, что я готов от нее хоть сейчас уйти, куда глаза глядят. Единственное, что неприятно, – это скандал. Ну да черт с ним. Хватит, я не хочу больше об этом! – в сердцах сказал Калинич.

– Выпить не хочешь? – вдруг предложила Аня.

– Нет, не хочу, – категорично ответил Калинич. – Сегодня у меня с выпивкой очень неприятные ассоциации.

– Пойдем, Леня, спать, – предложила она и начала ставить посуду в мойку.

XVIII

В тот вечер по дороге домой Калинич основательно продрог. Войдя в квартиру, он тут же переоделся и пошел на кухню. Поставив на плиту чайник, Леонид Палыч достал из шкафа чай и чайничек для заварки. Заваривание чая было для него торжественным ритуалом. Из всех видов чая он признавал только «Earl Grey», который хранил в стеклянной баночке с притертой пробкой. Эту баночку с толстыми гранеными стенками он купил на базаре по сходной цене в конце перестройки, когда по нескольку месяцев подряд людям не платили зарплаты и пенсий, и они, чтобы как-то прокормиться, вынуждены были продавать все, что только можно.

Калинич тщательно вымыл чайничек горячей водой, насухо протер посудным полотенцем, всыпал в него две ложечки ароматного чая и стал ждать, когда в чайнике закипит вода.

В гостиной Лида с упоением смотрела телепередачу с очередным выступлением известного шарлатана. Он с умным видом безграмотными, топорными фразами излагал свои витиеватые философские мудрствования насчет «чистки клеток зашлакованного организма». Он щеголял медицинскими терминами, применяя их совсем не к месту и, зачастую, делая неверные ударения, что крайне раздражало Леонида Палыча. Как человек науки, он терпеть не мог размножившихся за последнее время различного рода шарлатанов, именующих себя «целителями», «просветленными», «озаренными свыше», «колдунами», «ведунами», «ясновидцами» и прочими названиями, набившими всем оскомину со времен перестройки. В их число входили как ловкие жулики, зашибающие «бабки» на человеческом горе, отчаянии, наивности и доверии, так и психбольные, одержимые сверхценными идеями и манией величия, а также непрошибаемые дураки, у которых не достает ума даже на то, чтобы понять, что они дураки.

Калинич плотно затворил кухонную дверь, чтобы не слышать доносившегося из гостиной надтреснутого голоса «народного целителя», настоятельно рекомендовавшего по средам и пятницам утром пить керосин с целью «чистки на клеточном уровне организма, зашлакованного жирами, сахарами, углеводами, холестериновыми и липидными блоками». По вечерам в понедельник и четверг он с этой же целью советовал пить собственную мочу, желательно настоянную на курином помете. При этом он предостерегал от того, чтобы не перепутать дни, ибо тогда, как он утверждал, лечение может возыметь обратный эффект.

Вскоре закипел чайник, и Калинич приступил к торжественной церемонии заварки. Залив крутым кипятком порцию ароматного чая, он накрыл чайничек посудным полотенцем и посмотрел на часы, чтобы выждать положенные четыре минуты. Отрезав ломтик лимона, он положил его в чашку и принялся усердно толочь с сахаром. Наконец, четырехминутный чай был готов, и Калинич, наполнив чашку и размешав сахар до полного растворения, приступил к наслаждению, как он был убежден, самым целебным в мире напитком. «И как можно вместо такого божественного напитка хлебать керосин или мочу?» – думал Калинич, удивляясь человеческой наивности.

Его размышления прервала неожиданно вошедшая Лида, привлеченная запахом крепкого душистого чая. На ней был ситцевый халат и легкие комнатные тапочки. Оценив на глаз крепость чая в чашке Калинича, она ядовито пропела:

– Ты все чай пьешь? Да к тому же такой крепкий! А ведь сейчас чай – буквально яд для человека. И для тебя – в особенности.

– Это еще почему? – искренне удивился Леонид Палыч.

– Сегодня двадцать первый лунный день! – с подчеркнутым возмущением сказала Лида.

Калинич недоуменно пожал плечами.

– Ну так что же?

– В этот день чай категорически противопоказан, особенно вечером, да к тому же еще и Стрельцам, – назидательно сказала жена. – Сегодня человек должен подзаряжаться от камней и минералов. Жаль, что ты не смотрел сейчас передачу.

– Лида, ты же знаешь, я этих шарлатанских передач терпеть не могу. Удивляюсь, как только этих кретинов выпускают на телеэкран! И, пожалуйста, избавь меня от твоих дурацких проповедей. Ты вправе смотреть все, что тебе нравится. Вот и смотри себе на здоровье, сколько твоей душе угодно, только не навязывай мне своих рекомендаций, ради всего святого на земле! – раздраженно сказал Калинич.

– Какой ты все же злой! Вечно ты умнее всех на свете! Ведь я тебе от чистого сердца говорю, о твоем здоровье забочусь! А ты мне: «Избавь меня от твоих дурацких проповедей!» – процедила она с обидой.

– Благодетельница! Не нужна мне такая заботливость! Для меня было бы гораздо больше пользы, если бы ты дала мне спокойно чай допить! – ответил ей тем же тоном Калинич, резко отодвигая чашку с остатками лимона.

– Ты всю жизнь так со мной! Только для себя живешь! Забываешь, что у тебя есть семья, о которой ты заботиться обязан! Тебя, говорят, директор вызывал, повысить тебя хотел – это верно? – со слезами в голосе спросила Лида.

– Что верно, то верно. Предлагал, – подтвердил Леонид Палыч.

– А ты ему что? – спросила Лида, глядя на него глазами, полными слез.

– Ничего. Послал его «лесом». Не нужны мне такие повышения, – отрезал Калинич.

– Да как же ты мог отказаться от продвижения по службе? Тебе человек предложил высокую должность, почет, уважение и, самое главное, зарплату! Посмотри, в чем мы ходим! А мебель какая у нас? И ремонта в нашей квартире лет десять уже не было! Ты об этом подумал?! – исступленно выкрикнула Лида и в плаче закрыла лицо руками.

Она бессильно опустилась на стул и уронила голову на стол. Ее спина и затылок сотрясались от беззвучных рыданий. Калинич терпеть не мог женских слез. Ему захотелось обнять жену и простить ей все капризы, все ее сволочные каверзы, колкости и жестокие, беспощадные насмешки. Он встал и подошел к ней вплотную, но Лида в остервенении оттолкнула его. Это было последней каплей, переполнившей чашу его адского терпения. Калинича прорвало.

– Не знаю, кто и в каком ключе дает тебе информацию о том, что делается у меня на работе! Ты бы мне хоть один вопрос задала по-человечески! А то упрекаешь, будучи совершенно не в курсе того, что и на каких условиях мне предложили! По части упреков тебе равных нет! Кстати, мы с Бубрынёвым говорили один на один, без свидетелей. Не думаю, чтобы он сам тебе сообщил о сути нашего разговора. А тот, кто тебя против меня науськивает, провоцирует между нами скандалы – полный негодяй! Так и скажи ему! Или, быть может, ей – не знаю! – гневно выкрикнул Калинич.

– Все удивляются, что ты мог так дерзко и грубо, притом перед самой пенсией, плюнуть в лицо такому человеку! – выпалила Лида, обратив к мужу гневное раскрасневшееся лицо, мокрое от слез.

– Кто это «все»? Не те ли, которые не так давно говорили тебе, что я жулик и шарлатан, насмешил своим экспериментом всех коллег в институте?! Они издевались надо мной! Оскорбляли! Обвиняли в подлоге! И ты тоже была на их стороне! Вспомни, с какой насмешливостью, с каким ехидством и презрением, с каким едким сарказмом ты говорила мне о моем сообщении! А потом эта свора шакалов внезапно прозрела и поняла, что моя работа пахнет Нобелевской премией! Они предложили мне отдел и госбюджетное финансирование! Но отнюдь не для того, чтобы создать мне условия для творческой работы! Нет! Эти ястребы хотят захватить в свои руки мои исследования и разработки, чтобы воспользоваться их плодами и пожать мои лавры! Они открытым текстом потребовали, чтобы я уступил им свой приоритет! Захотели стать Лауреатами Нобелевской премии, которая, словно марево, замаячила на горизонте!

– Да черт с ним, с этим приоритетом! На кой он нам нужен?! Я хочу жить нормально! Хочу, чтобы мой муж был уважаемым человеком, а не каким- то «пришей-кобыле-хвост»! – истерически кричала Лида.

– Что?! Ты всегда принимаешь враждебную мне сторону! Ты предлагаешь мне подобно библейскому Исаву продать свое первенство за миску чечевичной похлебки?! Нет! Это моя работа! Я делал ее ценой собственного здоровья, преодолевая гнет этих шкурников и карьеристов в условиях чинимых тобой препятствий! Я вложил в нее все свои силы, знания, опыт, талант и непомерно тяжкий труд! Я ученый, а не коммерсант! Я добьюсь мирового признания, оставив этих стервятников без добычи! Пусть, как и прежде, подбирают падаль! Так им и передай…

Последние слова Калинич произнес с хрипом, потому что сухой ком туго сжался у него в груди, причиняя нестерпимую боль и не давая продохнуть. Он рухнул в изнеможении на стул и принялся суматошно шарить по карманам в поисках таблеток нитроглицерина. А боль все нарастала и нарастала. Лида молча глядела на него с перекошенным от злобы ртом и, казалось, радовалась его мучениям. Калинич чувствовал, что если в ближайшую минуту он не отыщет нитроглицерин, то потеряет сознание. «Держаться! Держаться!» – командовал он сам себе в уме, не переставая искать таблетки. Наконец, он нащупал стеклянный тюбик и, отковырнув пробку, высыпал его содержимое на ладонь. Подобрав языком пару крошечных таблеток, он откинулся на спинку стула и принялся сосать их. Нитроглицерин тут же ударил в голову горячей волной и острой болью, но ком в груди стал медленно расслабляться. Через некоторое время Калинич обрел возможность нормально дышать и соображать. Только острая головная боль надсадно резала виски и темя. Но это ерунда – таблетка пятерчатки, и боль уйдет. Калинич встал и, шатаясь, подошел к шкафчику, где хранились медикаменты. Немного порывшись в выдвижном ящичке, нашел таблетки пятерчатки, положил одну в рот, с хрустом раскусил ее и стал жевать. Плеснув из чайника горячей воды в чашку с остатками лимона, он сделал несколько судорожных глотков. Подняв, наконец, веки, он увидел, что Лида наблюдает за ним с холодным каменным лицом.

– Если бы я сейчас подох, ты бы наверняка и пальцем не шевельнула, чтобы как-то помочь мне. Вот так стояла бы с каменным лицом и спокойно наблюдала, как я околеваю, – сказал Калинич, не глядя на жену.

– Ну, ты артист, Леня! Великий актер в тебе пропал! – презрительно фыркнула Лида и нарочито медленно вышла, вернее, выплыла из кухни.

XIX

Заканчивался декабрь. На пороге стоял Новый год. Но погода держалась не по-зимнему теплая. Снег уже трижды покрывал землю, но больше недели не лежал. Было сыро и грязно. Моросил мелкий дождь, иногда переходящий в мокрый снег. Обычно такая погода вызывала у Калинича плохое настроение. Но в этот день он шел на работу энергичным и бодрым. Он весело шагал по тротуару, переступая через небольшие лужи и обходя те, что побольше.

Леонид Палыч несказанно радовался тому, что ценой напряженных трудов ему все же удалось успешно завершить последний этап возложенной на него работы. Теперь можно было немного расслабиться и снова заняться телепортацией. Он надеялся на содействие Чаплии при публикации краткого сообщения о демонстрации своей установки. Сергей Михалыч не может не поддержать его. Ведь он лично убедился в реальности явления телепортации и подписал протокол совместного эксперимента.

Неудавшаяся беседа с Бубрынёвым, казалось, никак не отразилась на работе Калинича в институте, и о ней ему никто не то что не напомнил, но даже ни разу не намекнул. Все шло, как и прежде. Бубрынёв уничтожил свой приказ об организации нового отдела, ну и Бог с ним. Оно и лучше. С помощью Ани Калинич теперь найдет на стороне средства под залог будущих доходов от линии телепортации, на которые снимет помещение и создаст собственную лабораторию, где будет распоряжаться по своему личному усмотрению. Он начал уже присматривать помещения, сдающиеся в аренду, и даже парочку заприметил.

С такими мыслями Калинич вошел в лабораторию и поздоровался с коллегами. Сбросив куртку, он стряхнул с нее капли холодного дождя и повесил на вешалку. На столе рядом с его рабочим местом засигналил местный телефон. Калинич протянул руку и снял трубку:

– Лаборатория времени.

– Леонид Палыч? Вот хорошо, что я на Вас попал. Чаплия говорит.

– Слушаю, Сергей Михалыч, – приветливо ответил Калинич.

– Леонид Палыч, у Вас сохранился экземпляр протокола, который мы с Вами тогда совместно подписали, помните?

– А как же! Это пока что единственное письменное свидетельство работоспособности моей системы, – ответил Калинич.

– Вот и отлично. А я свой куда-то задевал – никак не могу найти. Он, конечно, найдется, но сейчас Бог его знает, куда я его сунул. Он у Вас далеко?

– Нет. Очень даже близко – в портфеле лежит, – ответил Калинич, открывая одной рукой портфель и шаря в нем в поисках протокола.

– Не будете ли Вы столь любезны, одолжить его мне ненадолго – отксерить, чтобы под рукой был?

– Ради Бога, – добродушно ответил Калинич. – Сейчас занесу.

– Спасибо, Леонид Палыч. Да не надо заносить, занимайтесь себе своими делами. Через десять минут я за ним Галю пришлю. Скопирует и вернет.

Чаплия прервал связь, а Калинич, положив перед собой прозрачный файлик с протоколом, уселся за свой рабочий компьютер и, углубившись в творчество, забыл обо всем на свете.

Галя, технический секретарь Чаплии, пришла за пять минут до обеденного перерыва и, прихватив файл с протоколом, направилась к выходу, грациозно покачивая бедрами.

– Галя, только не потеряйте, пожалуйста. Скопируете – и сразу же принесите. Это очень важный для меня документ, – сказал ей вдогонку Калинич.

Галя понимающе кивнула и исчезла за дверью.

Но рабочий день закончился, а Галя так и не появилась. «Что ж, завтра сам к ней подойду. Когда Магомет не идет к горе, тогда гора идет к Магомету», – подумал Калинич, покидая лабораторию.

На следующий день Калинич, увидев Галю, куда-то, как всегда, спешащую с бумагами в руке, преградил ей дорогу:

– Галя, почему же Вы мне документ не возвращаете? Доселе не скопировали, что ли?

– Нет, еще вчера скопировала, – кокетливо ответила Галя. – Сергей Михалыч попросил у него оставить. Обещал сам Вам возвратить.

Поблагодарив секретаршу, Калинич направился в кабинет Чаплии. Он застал Сергея Михалыча за чтением каких-то бумаг, как видно, чрезвычайно важных. Торопливо переворачивая страницы, он внимательно изучал их, не обращая никакого внимания на вошедшего Калинича. Словно его и не было в кабинете. Постояв несколько минут у стола, Калинич обратился к Чаплие со свойственной ему скромностью:

– Здравствуйте, Сергей Михалыч. Прошу прощения, но я хотел бы свой экземпляр протокола забрать…

Но Сергей Михалыч словно оглох и по-прежнему продолжал изучать бумаги, не ответив даже на приветствие Леонида Палыча. Выдержав паузу приличия, Калинич обратился вторично, на что получил сухой формальный ответ:

– Леонид Палыч, Вы же видите, я занят!

Обескураженный Калинич решил проявить настойчивость:

– Вчера Вы мне обещали незамедлительно вернуть мой экземпляр протокола, как только скопируете, но не вернули вовремя. И я хочу непременно забрать его. Для меня он исключительно важен и нужен мне срочно. Понимаете? Поэтому я прошу Вас на пару минут прерваться и возвратить мой документ.

– Я занят, Леонид Палыч! У меня, как видите, нет его под рукой! А тратить время на поиски я сейчас никак не могу! Я позже к вам Галю пришлю! Пожалуйста, не мешайте мне выполнять срочную работу! – раздраженно ответил Чаплия, не отрываясь от бумаг.

Круто развернувшись на каблуках, Леонид Палыч вышел из кабинета, резко хлопнув дверью. Он понял, что допустил серьезную промашку, доверив протокол Чаплие, и заполучить его обратно уже не удастся.

XX

К немалому удивлению Калинича его попытки опубликовать свое сообщение в периодике успехом не увенчались. К кому он ни обращался, все наотрез отказывались давать рецензию. Институтские коллеги, зная всю предысторию, большей частью опасались нападок со стороны начальства, а инженеры и научные сотрудники из других организаций – какого-нибудь подвоха. «Честно говоря, я в Вашем эксперименте не могу разобраться. Это не по моей специальности. Напишу я Вам, к примеру, положительную рецензию, а потом, не дай Бог, какая-нибудь компетентная комиссия или еще кто-либо, придет к выводу, что здесь какая-то ошибка или, простите, мистификация. Все тогда только поносить меня будут, насмехаться, всякие ярлыки клеить», – отвечали коллеги.

– Не хотите давать положительную рецензию – это Ваше право. Напишите тогда отрицательную, – говорил им Калинич. – Меня устроит. Я и с отрицательной опубликую. Лишь бы только она была.

Но и отрицательную тоже никто не хотел писать. Напиши, мол, отрицательную, а потом окажется, что это и в самом деле открытие века. Тогда прослывешь в лучшем случае конформистом, а в худшем – невеждой, ретроградом и душителем всего нового и прогрессивного.

Калинич вдруг оказался в сложной, неожиданной для него ситуации. Раньше, когда он только шел к намеченной цели, ему казалось, что как только он покажет ученому миру положительные результаты своего открытия, все тут же оценят его по заслугам – против фактов ведь не попрешь. Но на деле все оказалось далеко не так. Калинич достиг своей мечты, не ведая о том, что она эфемерна. Нужно было что-то делать, искать какой-то выход из тупика, чтобы как-то сдвинуть дело с мертвой точки.

XXI

Леонид Палыч не переставал думать о возможных действиях с целью выхода из создавшегося положения, но придумать ничего не мог. Ему удалось разработать несколько альтернативных планов, но углубленный анализ показал их полную несостоятельность. Калинич оказался на распутье. Как быть дальше? А может быть, и в самом деле пойти на альянс с Бубрынёвым и Чаплиёй? Но всякий раз, когда такая мысль приходила в голову, Калинич тут же содрогался от негодования и презрения к самому себе. Он стремился немедленно подавить ее, загнать в самый отдаленный уголок памяти. Но она время от времени возвращалась к нему, преследовала его с диким тупым упорством. По опыту Калинич знал, что если мысль становится навязчивой, то до ее реализации остается лишь один шаг. И если он не найдет альтернативного решения, то рано или поздно этот роковой шаг будет сделан.

С такими мыслями Калинич сидел у компьютера и невидящим взглядом блуждал по странице открытого файла последнего научного отчета, пока на экране не появлялась заставка. Тогда он машинально передвигал мышку по коврику, и заставка исчезала.

Неожиданно за поясом Калинича заиграла веселая мелодия Моцарта. Он встрепенулся и вынул мобильник.

– Да, Аня, – тихо сказал Калинич, поднимаясь с кресла и направляясь к выходу.

– Привет, Леня. Какие у тебя планы на ближайшую субботу? – спросила Аня.

– Да, собственно, никаких. А что, у тебя есть какие-то предложения, как нам неординарно вдвоем провести эту субботу? – высказал свое предположение Леонид Палыч.

– Вот именно, – подтвердила Аня. – Я договорилась в доме ученых насчет твоего выступления с демонстрацией телепортации. С трех часов дня до пяти вечера – сможешь?

– Конечно! С радостью! Вот это предложение! Ты умница, Анюта! Пока я тут ломал голову, как бы продвинуть наше дело, ты действовала. И не безрезультатно! – обрадовано вскричал Калинич. – А компьютеры там есть?

– Компьютеров нет. Придется к ним доставить твой и мой. Ты сегодня сможешь зайти ко мне после работы? Обсудим все детали, – предложила Аня.

– Разумеется. С дорогой душой, – незамедлительно согласился Леонид Палыч.

– Ну, тогда до встречи, – попрощалась Аня.

– До встречи, Анютка, – нежно сказал Калинич, но в телефоне уже звучали гудки отбоя.

Остаток рабочего дня Калинич занимался разработкой плана действий на ближайшее время. За полчаса до шабаша план был готов, и принтер с веселым жужжанием выдал отпечатанную страницу: