– А он об этом хотя бы знает?
– Конечно, нет!
Понятно, пока я ходил к Тайвину, моя, так сказать, правая рука сбегала к аналитикам и собрала про меня порцию свежих сплетен. Я представил себе «радостное» лицо полковника Вернера, который всегда меня недолюбливал, и хмыкнул.
– И кто ж сообщит ему прекрасную весть об отцовстве?
– Твоя задница, конечно! – прыснула Макс, и мы по ее примеру расселись по столам и пару минут с удовольствием обсуждали на каком месте этой моей выдающейся части тела и какой формы должно быть родимое пятно, чтоб меня официально усыновили.
– Так. А еще что говорят? – полюбопытствовал я.
– Что ты дал совершенно неприличных размеров взятку за свою должность, и за тебя все делаем на самом деле мы, а ты так, лицо фирмы, так сказать. А, да, ты андроид, потому что тебя не подкупишь, и вообще, слишком ты правильный и справедливый, люди такими не бывают. Еще говорят, что у нас тут свальный грех и единое семейство с тобой во главе… Из менее безобидного – что у тебя есть муж, которого ты держишь дома в подвале и никому не показываешь. – На этом моменте Макс заинтересованно покосилась на меня и аккуратным движением заправила выбившуюся прядку волос за ухо.
Я фыркнул.
– Ну-ну. Андроид и свальный грех – это мощно! А вот когда это я успел себе под жилым блоком подвал выкопать, интересно мне знать? А мужа у меня отродясь не было, я давно и прочно женат.
– На ком? – с еле заметной ухмылкой спросил Роман.
– На работе, конечно, – с важным видом пояснил я. Ребята в ответ заулыбались. Тема семьи среди нас была неприкосновенным табу: работа на работе, дом – дома.
На этой оптимистичной ноте к нам незаметно подкрался шеф, и мы дисциплинированно поспрыгивали со столов, готовые к указаниям.
– А еще мне самолично рассказывали, что вы, Честер, продали душу дьяволу. Поэтому у вас и Корпуса получается все как по маслу.
Ребята расслабились, посыпались отдельные смешки. Я же в изумлении поднял брови и помотал головой.
– Быть того не может. Серьезно? Кому-то завидно, что ли, что меня аж нечистому сосватали?
– Серьезно. И, вполне может быть, вскоре вам придется столкнуться с такой… позицией.
Я поскучнел, памятуя об одной из заявок. Да, сопровождение первопроходцами экспедиций за защитный купол – часть быта и жизни колонии, но кто сказал, что мы одинаково охотно ходим со всеми подряд?
– Не самая радужная перспектива, хочу заметить.
– И я о том же, – отметил шеф. – Но неотвратимая.
– Я понял. – Я подал знак, бойцы разошлись по своим местам, а я пошел к себе в кабинет планировать экспедицию с геологами.
Интересная у меня все-таки работа – и не ученый, и не военный, не то предводитель отважных могучих рейнджеров, не то главный заводила в компании таких же ушибленных на голову энтузиастов.
Человечество успело освоить к середине двадцать третьего века пять пригодных для жизни миров, но все они, в отличие от Шестого, были так или иначе похожи на родную Землю, на Пятом вон даже кошки водились, правда, о четырех ушах. И колонизация предыдущих пяти экзопланет принципиально не отличалась от освоения диких земель на Земле в стародавние времена составления карт и великих открытий.
А вот Шестой оказался орешком покрепче, и тогда было принято решение создать команду первопроходцев, то есть нас. И главной нашей задачей стало досконально изучить все опасности и возможности нового мира, и подготовить площадку для его постепенной колонизации.
А я до сих пор отчаянно изумлялся, кто вообще меня пустил на ответственную руководящую должность и даже дал под мое разгильдяйское управление пятнадцать первопроходцев высшего уровня подготовки. Началось все с моей скромной персоны – точнее, разумеется, не лично с меня, а с моей статьи. Точнее, не совсем моей…
Интерлюдия 1. Начало начал
Стремление моих родителей отдать мне бразды правления и обеспечить самостоятельностью с малых лет, вышло и мне, и им немного боком. Я привык доводить до конца только те дела, которые мне приходились по душе, а от остальных отказывался. А поскольку рос я в искренней любви к науке, природе и жизни человеческой, и оказался созданием с повышенной пытливостью, любопытством и стремлением узнавать новое, то мне не удавалось больше нескольких лет уделять внимание чему-то определенному. Мне всегда хотелось обнять весь родной мир, заглянуть в каждый его уголок и восхититься неизведанным, а потом слетать в еще пять миров по очереди, и проделать все то же самое.
Но эта непоседливость вкупе с хорошо развитой интуицией, которой я всегда втайне гордился, не давала мне нормально вписываться в рамки общества с его требованиями не скакать по верхам наук, а спокойно и последовательно получить образование и найти место в жизни, что категорически претило всему моему естеству. Так я с грехом пополам закончил музыкальную школу, начал и бросил два высших образования, посещал великое множество разных секций и кружков, но нигде надолго не задерживался.
Не только потому, что чувствовал себя не на своем месте, но и потому, что периодически натыкался на уважаемых академиков с потрясающей чушью в голове. А поскольку я категорически глупость не переносил на вид, вкус, цвет, запах и слова, то физически не мог заставить себя уважать степенного ученого мужа, который сегодня нам рассказывал основы цитологии, а завтра – про то, как в подземном бункере выращивают генномодифицированные помидоры, чтобы потом с их помощью понизить общий уровень интеллекта на планете и ввести режим интеллектуальной плутократии. Мне казалось, что в этот момент понижается градус интеллекта непосредственно в аудитории. Это приводило к досадным войнам с ветряными мельницами, где я ожидаемо проигрывал, но промолчать по молодой глупости все равно не мог. Умению отделить заблуждения человека от его знаний и полезных навыков, что я мог бы от него получить, я научился глубоко потом. Так я в итоге к совершеннолетию оказался гордым обладателем кучки разных грамот и поощрений, двух справок с перечнем предметов, которые я смог спокойно и относительно глубоко изучить, и совершенно раздолбайского характера.
Друзей у меня почти не было, зато была куча знакомых, через которых я устроился сначала на подработку по проверке научных статей на предмет поиска обычных языковых описок и ошибок, а потом мне начали доверять поиск и фактических ошибок – и я даже относительно неплохо с этим справлялся, как мог, конечно. А потом кто-то заказал мне полное переписывание статьи, и вот я стал писать работы за нерадивых студиозусов. Такой своеобразный формат обучения мне понравился, и я бы так дальше наверно и продолжил жить, узнавать новое и зарабатывать, если бы не один случай.
Однажды мне досталась творческая работа для аспиранта по ксенозоологии – описать животное, которое могло бы существовать на другой планете, причем включить его в биогеоценоз, а это означало, придумав его, не забыть описать, где и как оно живет, чем питается, кого боится, как размножается.
Я подключил фантазию, полазил по инфосети, вспомнил свои познания в мифологии – ну и содрал почти подчистую мантикору у древних греков. Только сделал ее инсектоидного типа и на кремнийорганической основе. Описал джунгли, где она может жить – а где еще жить полунасекомой тварюшке? – ее повадки, брачные игры, исключительную ползучесть, бронированность и ядовитость, а потом разошелся и придумал ей теплокровную пару – ложную скорпикору, мимикрирующую под скорпикору настоящую, чтоб не обижали те, для кого она по зубам.
А спустя месяц я узнаю, что открыта новая экзопланета, и первые пробы и снимки, что оттуда приехали, намекали на то, чего не может быть – кремнийорганическую жизнь, причем высокоразвитую. Нет, вроде как разумных существ ученые не обещали, но сам факт случайного совпадения вольного полета моей буйной фантазии и слухов вокруг нового мира меня взбудоражил чрезвычайно. Я тут же начал хотеть туда попасть, всеми правдами и неправдами. А вдруг я и остальное тоже угадал? Мне позарез требовалось это проверить, причем срочно!
И вообще, я написал работы для чертовой прорвы лентяев, лоботрясов и спиногрызов, которые сейчас вполне себе уважаемые молодые ученые, и ладно, когда мои статьи, дипломы или даже книги выходили под чужими именами, но тут… я, может, всю жизнь мечтал, чтобы новый вид животных моим именем назвали, а тут такая шикарная возможность, а я не при делах. Я чуть не сдался и не написал аспиранту Салливану с просьбой включить в статью и мое имя как соавтора, но засомневался. Вот куда я полезу, недоучка, человек без диплома?
Так что высовываться и вякать про себя я не собирался, понимая, что ситуация что для меня, что для ученого щекотливая, прямо скажем. Да и в общем моя работа для многих оказалась камнем преткновения. Так, иногда мне даже предъявляли претензии, мол, это из-за тебя и таких как ты у нас наука не развивается. Накупили дипломов. Я, разумеется, бесился и возражал: еще ни один из моих дипломников не напортачил в своей сфере деятельности. Потому что я же за них не учился, диплом не защищал и работу не работал, я просто помогал перевести накопленную информацию в связный текст наукообразного вида. И все! А наука плохо развивается, потому что почти век с экологическим кризисом воевали, гравитацию и космос покоряли и социальным мироустройством занимались, не до того было, и я уж точно тут ни при чем.
А с Салливаном, как и со многими другими заказчиками, ситуация была вполне понятная – вечная занятость. Конечно, он мог сделать статью и сам, не обязательно надо было ко мне обращаться. Но откуда перспективному аспиранту-ксенозоологу взять время на выполнение эссе на уровне «поди, придумай задание для школьной олимпиады по биологии»? Тем более, скоро, может быть, первые животные с новой планеты приедут, и его, времени в смысле, совсем у человека не будет. Моя незримая помощь оказалась неоценима, вот только со мной эта теневая деятельность сыграла злую шутку – что с того, что я оказался прав? Салливан мое эссе порядком переделал, и с него отличный старт получит, а я… что ж, пригожусь еще где-нибудь.
Так что свои надежды я запихнул в глубину души, только иногда в кругу друзей, особенно когда после переизбытка возлияний доходило до душевных излияний, нет-нет да и шутил о том, что так хотел бы в другом мире побывать, что один практически под себя создал. И вот сидим мы с Димычем, давнишним моим знакомым, как водится, на самом что ни на есть лобном месте любой посиделки – на кухне, и я жалуюсь ему на свое неуемное любопытство, на злополучное эссе и на неистребимое стремление высунуть нос в космос и еще чуточку подальше, что так мешает мне нормально жить.
– А когда это было? – Димыч с интересом уставился на меня и задымил очередным модным экологичным устройством для курильщиков.
– Да вот месяца два или три назад я этому красавцу эссе наваял, а месяц назад новую потенциальную колонию презентовали. – Я подпер голову рукой, как заправская Аленушка на бережку реки, где она Иванушку своего потеряла, и грустно посмотрел на бокал с вином. Из комнаты рядом раздавались взрывы хохота – народ с азартом играл то ли в «Крокодила», то ли еще во что-то.
– Да-а-а, ситуевина. – Димыч затянулся, пыхнул, и продолжил: – А если ты заявишь о соавторстве?
– Да ну как и, главное, зачем? Я Салливана не заменю на его месте, я ж недоучка, ты знаешь, а то, что я один раз что-то там угадал, никакого значения не имеет.
На кухню кто-то зашел, но мы были чересчур увлечены беседой, чтобы обратить на него внимание, сюда и так регулярно забегали – то покурить, то поговорить, то в холодильнике порыться, то чистую чашку взять для новоприбывшего.
Я даже чуть-чуть пожалел, что предоставил свою нерезиновую норку под квартирник на три десятка человек, еле уместившихся в довольно просторной гостиной, особенно, когда представил, какая мне предстоит завтра уборка. Но зато сегодня было весело, мне помогали с организацией, каждый приходящий что-то приносил, и в целом обстановка складывалась спокойная и позитивная.
– Но ведь право автора не отчуждаемо? – Димыч все никак не мог взять в толк, почему я страдаю тихо в уголочке, а не громко якаю про кремнийорганику и скорпикору на каждом углу. – В СМИ можно обратиться, на кафедру…
– Димыч, вот представь. Ты в своей засекреченной конторе написал новую программу. Красивую, полезную, не знаю, о чем, например, о влиянии геомагнитных излучений на паучков. Допустим, они чувствуют колебания геомагнитного поля в своей местности, и плетут чуть-чуть другую паутину, чтобы она была прочнее или более мелкоячеистая. И вот твоя программа анализирует, как сегодня паучок паутину сплел, и выдает прогноз на ближайшие сутки о геомагнитной обстановке в конкретной местности, причем на порядок точнее, чем в утренней сводке погоды. Или возле геомагнитной локальной аномалии паучки паутину плетут по-другому, и твоя программа может сразу сказать – о, тут вот руда с железом залегает, – я отхлебнул еще глоток вина из тонкостенного бокала, и продолжил. – Работал ты над ней, старался, отдал руководству, зарплату получил. А через месяц оп – и она у всех на смарте стоит. И ты такой ходишь и думаешь – ну как так-то? А претензии предъявить и некому. Тебе техзадание давали? Давали. Ты творчески подошел к работе, да, дело твое, но это просто работа. Так и со скорпикорой, точнее, с ложной скорпикорой. Мне дали параметры задания, я его сделал, гонорар получил. И если я пойду качать права, то ничего хорошего не выйдет ни для Салливана, ни для меня. Для него, думаю, ты и так понимаешь – это потеря репутации, гранта, а может, и места в аспирантуре. А для меня – потеря моей рабочей репутации, возврат денег за хорошо сделанную работу, которой я горжусь, хоть и втихую, а в перспективе – чистка морды свежеотломанным кирпичом.
– Эк ты хватил. Не, тут другое… И, кстати, почему ложная?
– А я изначально про ложную писал, только там Салливан часть выкинул, часть изменил… И вообще, может, там нет никаких скорпикор, не знают же еще. Все-таки чудес в нашей жизни не всегда дождешься, – и я весело подмигнул Димычу своим кошачьим глазом.
– Извините, меня, пожалуйста, что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что… – внезапно в разговор вклинился мужчина в летах с тронутыми сединой волосами.
Я в полном щенячьем восторге уставился на него, готовый новоявленному Воланду продать все что угодно, даже эту злосчастную скорпикору, хоть ложную, хоть настоящую. А вот Димыч, на мое удивление, построжел и вытянулся, словно ему в спину струну вставили и колок провернули. Я немедленно подумал о том, что ко мне на огонек заглянул то ли его научный руководитель, то ли начальник, в общем, – кто-то важный, но в атмосфере квартирного равенства значения лично для меня это не имело.
– Простите, про Фаммуза и Мардука рассказать не смогу, – сияя, как свеженачищенная монетка, отрапортовал я.
– А про скорпикору поподробнее можете? – подсевший к нам джентльмен чуть склонил голову набок, выказывая искренний интерес к теме.
