Письма к Молли или, P.S. Покормите белых голубей
Мне нравится писать. В книге я могу не просто общаться с читателем и рассказывать ему увлекательную историю, но и дурачить его: смешить, пугать, забавлять, обескураживать. Делать те вещи, которые он совершенно не ожидает!
Люблю дурачить людей. Это по мне.
Прошу, не судите строго. От доброго розыгрыша дурно еще никому не становилось.
Знаете, Молли, что я заметил, анализируя все свое прошлое творчество? Книги-то у меня живые. Я чувствую их. Когда пишу, я будто ощущаю дух книги, который сидит рядом со мной и что-то тихо нашептывает мне. Я ощущаю эмоции и чувства своей книги. Настроение, с которым я сажусь писать, всегда разное. У каждой книги оно свое, особенное, индивидуальное.
Как не может быть двух одинаковых отпечатков пальцев. Как не может быть одинаковых характеров у людей. Эти чувства столь же уникальны, как уникален запах отдельно взятого человека!
Если я чувствую эмоции своих книг, не значит ли это, что они живые? Думаю, что значит.
И у новой книги есть своя эмоция, которую я уже успел распознать и прочувствовать. Больше ее не будет.
Возвращаясь к привязанности, я не могу не упустить из виду этот момент. Я скучаю не только по истории, не только по героям… я скучаю по эмоциям этой книги.
Таких уже не будет никогда.
Именно из этих особенностей для меня вытекает новое суждение о своих работах. Все законченные книги – мертвецы. Как ни печально это осознавать, это так. Пока я пишу – книга живет, дышит, развивается, растет вместе со мной. Как только я безжалостно и холодно ставлю последнюю точку, завершая последний абзац последней главы – книга умирает. Безвозвратно и навсегда.
Мне остается лишь проститься с ней и вспоминать все хорошее перед сном.
Каждая новая книга – новая ступенька для меня в моем творческом развитии. Я перешагиваю ее, становясь чуть лучше, чуть выше. И всегда говорю себе: «Новая вещь должна быть лучше всех старых». И знаете, какой парадокс тут возникает?
Дело в том, что, когда появляется новая идея, писатель всегда будет считать ее самой гениальной, прекрасной и лучше, чем все остальные!
Что делать?
Дать себе и идее время. Надо остыть.
А как же огонь, с которым нужно писать?
Даже с самым жарким огнем к новой идее нужно подходить холодно и расчетливо, выявляя все ее достоинства и недостатки. Чем она лучше других? Что ее будет выделять? Чего я добьюсь, воплотив ее в реальность?
Дерзко так, безжалостно.
Если все в порядке, то можно смело разжигать огонь (который еще не успел потухнуть) и врываться в бой с полной силой, с полной отдачей.
Всегда существует две книги. Первая – та, что в голове у писателя. Вторая – та, которую он потом написал. И на выходе может быт три варианта развития событий.
Первый. Реальная книга окажется хуже, чем та, что в голове – семьдесят процентов.
Второй. Реальная книга и та, что в голове окажутся идентичными, своего рода, близнецами – двадцать пять процентов.
Третий. Реальная книга окажется лучше, чем та, что в голове – пять процентов.
Как добиться третьего варианта? Над этим я еще работаю, но уже успел выяснить одну маленькую закономерность. Чем меньше подробностей в голове, чем меньше деталей и чем больше импровизации непосредственно в процессе работы – тем лучше для реальной книги.
Не верите?
С одной стороны, всегда кажется, что хороший план, четкая структура, подробности подробностей в подробностях – залог успеха.
Все гораздо проще.
Был у меня случай, когда, сев за компьютер, я имел лишь одно название. И маленькую сцену – не без нее. Все. Больше у меня ничего не было. Что в итоге? Появился небольшой рассказ, который расхвалили все, кто его читал.
Теперь о несовпадениях.
Что нравится писателю, не всегда приветствует читатель. И наоборот! Ах, как часто эти взгляды не совпадают!
Бывает, что автор так гордится собственным творением, а его разносят в пух и прах! И напротив: когда автор не видит ничего особенного в какой-то простой и незамысловатой (даже спонтанной истории), которую когда-то написал (и даже не может сказать зачем), как вдруг ее принимают с жаром. Горячо так! Нежно и любя…
Было такое у меня? Да, было, моя милая Молли. Все было.
Из этой же «оперы» я могу привести в пример одну интересную, но парадоксальную ситуацию.
Есть сцена. Любая сцена. В ней есть деталь. Любая мелкая деталь – фраза, жест, поступок – все, что душе угодно!
Что важно для писателя? Сцена. Ее суть. Ее значение. Ее смысл. Ее форма и содержание.
А детали? Они появились сами собой. По ходу дела, скажем так.
Что с читателем? Что он запомнит? Сцену? Нет! Деталь. Мелкую и незначительную деталь, которой в изначальном плане могло и не быть.
И мог ли подумать автор, что читателя так завлечет та мелочь (о которой он сам мало помнит)? Нет!
И снова несовпадение!
Теперь, если мы заговорили о деталях, я не могу не затронуть тему тех мелочей, которые автор вписывает в свое «полотно» нарочно. Это как особый узор, значение которого известно лишь ему одному.
Что это такое?
Название места. Имя героя. Сам образ героя. Элемент внешности. Деталь в описании. Опять же – все, что угодно! Но именно эта мелочь будет иметь смысловую нагрузку, которая известна лишь самому автору.
Хоть об стену бейся – никто и никогда не догадается, зачем ему это потребовалось.
Проделывал ли я подобные «махинации»? Еще как!
Это помогает сделать историю моей. И только моей. Это помогает мне оставить в ней что-то от себя лично. Так автор становится ближе к своей истории. Так история становится ему дороже, чем она могла быть.
И все же… что на самом деле меня заставляет писать снова, и снова, и снова?
Почему я все это придумываю, планирую, расписываю и создаю?
Именно из-за этого… из-за того, чтобы придумывать, планировать, расписывать и создавать.
Я опьянен процессом. Сам момент создания, планирования и разработки – вот настоящий наркотик, от которого нельзя избавиться.
Это мне нравится больше всего. Самый приятный этап работы.
А дальше?
Нельзя бросить хорошую идею, пока она не будет воплощена в жизнь. Не могу я просто все распланировать и сказать: «Ух! Хватит. Самое интересное сделал». Это смешно.
Безусловно, я начинаю писать. Я должен это написать. Это мой долг перед той историей, которая появилась в голове.
Меня завораживает именно сам ход мысли, полет фантазии и танец музы, когда рождается история. Пожалуй, это самый яркий и волшебный момент. Когда я сажусь писать – в силу вступает техническая сторона вопроса. Попытка исполнения, воплощения мечты в реальность.
Молли, голубка моя! Вы даже представить себе не можете, к каким выводам я только что пришел!
Вы не поверите… сколько народу я убил!..
Персонажи мои мрут, как мухи, на страницах книг. Сейчас мне даже не сосчитать, сколько люда я беспощадно, хладнокровно и жестоко погубил.
Зачем я это все делаю?
Ответ мой будет страшен.
Хочу.
Что-то подсказывает, что так надо. И я убиваю.
Раз! И больше герой не появится. Его нет. Он исчез. Отныне его имя писаться не будет до последней главы.
И даже в этом непростом вопросе у меня есть свое правило. Оно звучит так: «Убивать за написанием».
Это означает, что лишь в момент написания сцены я придумываю смерть герою. Пока его смерть не придумана – он жив. Стоит мне его «убить» у себя в голове, детально представив всю сцену… он мертв для меня. Писать о нем будет тяжело, неприятно, трудно.
Есть ли во мне эта жестокость? Есть ли во мне эта жажда власти? Есть ли этот безумный эгоизм?
Видимо, да.
И я полон грехов, моя Молли. Даже я. Можете ли вы себе это представить?
Я не могу.
А посему писательство – это та благодать, с которой я не могу расстаться. Это та красная нить, за которой я следую. Это та часть, что неотделима от меня.
Каждая книга – осколок моей души. Я разрываю ее на кусочки…
Писать – значит творить. И я творю. И я буду творить. Мне это нравится. И ничто с этим нельзя поделать!
Такой уж я человек…
И страшнее всего мне представить тот день, когда в голове моей не останется ни одной идеи. День, когда я не смогу выдавить из себя ни строчки.
Жутко.
Неприятно.
Страшно.
А потому я стараюсь не думать об этом. Я лишь продолжаю писать и радуюсь каждой новой идее, которую дарит мне мое вдохновение. А откуда оно берется? Где живет моя странная, слегка чудаковатая и капризная муза? Эти истины мне неизвестны. Если бы знал – все было бы слишком просто. Формула писательства была бы бесцеремонно раскрыта и заимствована всеми желающими.
Я рад, что некоторые тайны моего «закулисья» не известны даже мне самому. Так и должно быть. Это правильно.
Моя любимая Молли, я очень надеюсь, что столь подробные описания моей писательской «кухни» вас не слишком утомили. Мне будет приятно, если вы найдете мои откровения занимательными и увлекательными.
Я рад, что у меня есть вы – человек, с которым я могу поделиться подобными вещами.
Страницы с первыми главами новой книги уже вложены.
Позвольте в этом абзаце мне с вами попрощаться на сегодня. Желаю вам больше отдыхать и меньше думать о бытовых хлопотах. Как поживают наши голуби?
С любовью, ваш Север.
P.S. Покормите белых голубей
Удел Эбис-Лота
Господи, даруй нам Спокойствие: принять
то, что не может быть изменено,
Мужество – изменять то,
что до́лжно,
И Мудрость – отличать
одно от другого.
Проживая каждый день с полной отдачей;
Радуясь каждому мгновению;
Принимая трудности – как путь, ведущий к покою,
Принимая, подобно тому как Иисус принимал,
Этот греховный мир таким, каков он есть,
А не таким, каким я хотел бы его видеть,
Веря, что Ты устроишь всё наилучшим образом,
Если я препоручу себя Твоей воле:
Так я смогу приобрести, в разумных пределах, счастье в сей жизни,
И превосходящее счастье с Тобою на вечные веки – в жизни грядущей.
Аминь.
«Молитва безмятежности», Рейнхольд Нибур
Глава 1. Голос за стеной
«Как быстро можно сойти с ума, находясь в одиночестве?» – лишь этот вопрос она задавала себе, когда ее вели в изолятор. И задавала тогда, когда осталась совсем одна.
Прижавшись спиной к голой стене, она сидела на полу в окружении белых стен. Серая койка, металлический унитаз и раковина – вот и вся «роскошь», которая ей теперь позволялась.
Кормить будут два раза в день. И как правило, это будут остатки от обеда из общего блока, который она покинула пару мгновений назад.
Первые часы Нелли думала, что справится с одиночеством. Это испытание не показалось ей таким сложным, как о нем говорили. У нее нет клаустрофобии или еще какого-то страха, который бы душил ее в этих замкнутых стенах.
Но жуткий холод сковывал каждую клеточку ее тела.
Наркотики.
Из-за них она попала в тюрьму. Из-за них она влезла в драку, которая привела ее сюда, в изолятор.
Это наказание за собственную глупость.
Живот немного гудел, по рукам бегала дрожь, но все это пустяки. Она выдержит. Это всего лишь еще одно испытание, посланное ей Богом, в которого она никогда не верила.
В какой-то момент Нелли приняла для себя мысль, что в изоляторе не так дурно, как могло показаться. Это терпимое место. Тут можно отдохнуть от всего и вся.
– В первые дни все думают, что выдержат заточение в изоляторе.
Это был не ее голос.
Сначала Нелли испугалась, что сошла с ума, но вовремя заметила маленькую решетку в стене, которая соединяла две соседние камеры. Другая заключенная решила поговорить с ней.
– Но потом они начинают сильно жалеть о том, что были такими наивными.
Нелли ничего не ответила женскому усталому голосу.
– Через пять дней они начинают говорить сами с собой. Через две недели появляются голоса в голове. А дальше – больше. Зрительные галлюцинации и мучительные образы. Тактильные галлюцинации – дрожь во всем теле. И даже судороги. Так люди и сходят с ума в одиночных камерах. Нет хуже кары, чем остаться наедине с самим с собой. Наедине… со своими демонами.
Демонов у Нелли хватало.
Голос за стеной замолчал, и в камере воцарилась напряженная тишина. Нелли решила поддержать беседу:
– Но тебя это не коснулось?
– Ошибаешься.
Нелли заметно напряглась. Если все так, как она думает, то человек за стеной пережил жуткие муки одиночества.
– Я давно прошла через этот ад. Девять кругов моих за спиной.
– Сколько же тебя держат в изоляторе?
– Слишком долго, чтобы я могла сосчитать дни. Ощущение времени пропадает на третьи сутки. Ты сама знаешь, сколько сейчас времени?
– Половина второго. Сейчас день.
– М-м… солнце скоро взойдет в зенит.
– Но его не будет видно. Облака. Наступила осень.
Женщина за стеной. Она даже не знает, какое время года за окном.
– Вот как? Я люблю осень. Листопад… это красиво.
Нелли совсем не хотела, чтобы с ней случилось нечто подобное, что бывает с другими заключенными в изоляторе.
Голоса в голове. Зрительные и тактильные галлюцинации. Этого ей не хватало!
– За что тебя посадили сюда? – спросил голос за спиной.
– Наркотики. Я подралась за дозу.
– Еще одна наркоманка…
Нелли претило такое прозвище, лишенное лжи. Нагая истина, которую она с трудом принимала.
– А ты?
– Я убила заключенную.
Нелли совсем не была готова к тому, что будет соседствовать с убийцей. Все в ней сжалось и похолодело.
Воровка, наркоманка, фальсификаторша документов – кто угодно! Но не убийца…
– За что? – осторожно спросила она.
– Она задавала слишком много глупых вопросов.
Нелли сглотнула, а потом… раздался раскатистый смех за стеной.
– Ты – еще одна, кто повелась на мои шутки. На самом деле я устроила скандал однажды на кухне. Это была большая битва с метанием еды, и посуды во все стороны. Посадили только меня, как главную виновницу происшествия.
– Зачем ты устроила драку?
Ответ прозвучал пугающе ровно:
– Мне стало скучно.
Нелли могла это понять.
Первое, чему она научилась в тюрьме, так это не идти против закона. Это место убивало в людях все хорошее, что у них оставалось в изгаженной душе.
– Значит, ты – наркоманка?
– Да, – Нелли не стала отрицать очевидное.
– И как все началось? Зачем?
– По той же причине, по которой ты затеяла драку на кухне.
Нелли прекрасно помнила свой первый раз. Это случилось на вечеринке. Самая простая и обыкновенная история глупой девушки.
«Попробуй. И расслабься. Позволь себе чуточку счастья. Ты этого достойна.» – так ей тогда сказали.
И теперь она здесь.
– Понятно. И что ты думаешь с этим делать?
– Ничего.
Нелли почувствовала по твердому тону собеседницы, что та осталась недовольна ее ответом.
– Изолятор не избавит тебя от этого дерьма, но ты же сама все понимаешь, верно? Даже по твоему голосу у меня язык не поворачивается сказать, что ты глупая.
– Спасибо…
– Хотя… ты, определенно, глупая, если попала сюда.
– Очевидно.
Нелли готова согласиться со всем. Она никогда не была дурой, но всегда была глупой.
Как можно было закончить школу с золотой медалью и в итоге оказаться здесь?
Только настоящая дура способна на это.
Голос за стеной ехидно усмехнулся и замолчал.
Нелли вдруг почувствовала внутреннее напряжение. Все дело было в тишине.
– Мы можем говорить еще? – спросила Нелли, наклонившись к решетке.
– Времени у нас для этого слишком много. Смешно даже! Ты не находишь?
– Наверное… не знаю. Неужели, за драку на кухне такой долгий срок в изоляторе?
– Полагаю, если бы в ходе инцидента один из надзирателей не лишился бы левого глаза, то срок был бы куда меньше.
Нелли обладала слишком ярким воображением, а потому могла с легкостью представить пугающе-приятную картину.
– Ого! И как так вышло?
– Я всегда паршиво целилась…
И голос снова засмеялся.
Нелли не терпела надзирателей, а потому такие истории ее всегда веселили. Она почувствовала, что в компании с заключенной за стеной провести срок в изоляторе будет гораздо легче.
Только не тишина!
– Итак, ты планируешься избавиться от своего дерьма?
– Я никогда не пыталась, – призналась Нелли в ответ.
И это так.
Пыталась ли она бросить употреблять наркотики? Никогда.
– Эта дрянь тебя убивает, милая. Подумай об этом.
– Жизнь уже убивает нас.
– А у тебя есть причины, по которым ты решила сокращать этот срок?
Нелли не ответила.
– Сколько тебе лет, дорогуша?
– Двадцать один.
– Вот же сучье дерьмо! И ты уже здесь!
– Как видишь, – фыркнула Нелли в ответ.
Этот разговор получался каким-то смазанным и неудобным. Но Нелли плевать. Сейчас все разговоры хороши.
– Я была не права, – произнес голос за спиной, – ты – очень, очень глупая девочка. Прямо дура, если честно!
Нелли было сложно что-то ответить на это. Она и сама понимает, что своими действиями сливает всю свою жизнь в канализацию.
– Выйдешь отсюда – начни нормальную жизнь.
– Легко тебе это говорить!
– Все мы совершаем ошибки. Но никогда не поздно все исправить. У тебя еще есть шанс.
Но Нелли так не считала. Она сделала достаточно, чтобы превратить свою жизнь в дерьмо.
– Что-то поздно исправлять…
– Главное – найти хороших людей. Впусти таких людей в свою жизнь. Пусть они помогут.
– Я все делаю сама. Никто помогать мне не будет. Не моли чушь. Кто захочет связываться с такой… как я?
Голос за стеной рассвирепел:
– Чертов максимализм! И чего ты сама добилась? Ты в тюрьме, милочка! В изоляторе! И все из-за этой дряни, которую ты нюхаешь и колешь! Хочешь сдохнуть, как последняя блоха этого гребаного мира? Флаг в руки! Валяй!
– Не учи меня.
Нелли сразу пожалела о своих словах. Она не хотела ссориться со своим единственным собеседником, ведь тогда она останется один на один со своей совестью, а этого ей совсем не надо.
Тишина станет ее единственным слушателем.
– В мире много всего интересного – поверь. Не стоит просирать свою жизнь понапрасну! На толчке ты посидеть всегда успеешь! – рявкнул голос.
Нелли повесили такие «метафоры».
– Мне жизнь не дается…
– Чего сказала? Жизнь ей не дается! Вытерла свою жопу и вперед! Второго шанса не будет. Ты просто сдохнешь. Сдохнешь, как и все в этом мире. И ничего не останется, поняла?
Нелли снова не ответила.
– Никто не гарантирует тебе завтрашний день, милая. Начинай уже жить так, будто завтра сдохнешь. Собственно, с твоим образом жизни это и воображать не надо…
А Нелли боялась смерти.
Несмотря на всю свою браваду и дерзость, она не хотела умирать. Ее мучило незнание. Неизвестность. Тайна, которую никто и никогда не разгадает.
Поскольку она не верила в Бога, но при этом она его и не отрицала. По этой причине Нелли не считала себя атеисткой. Она выбрала путь незнания.
И знала только одно – в один момент она просто исчезнет.
– А ты боишься умирать? – спросила Нелли, шепотом.
Голос за стеной уже хотел ответить, но вдруг в металлическую зеленую дверь резко ударили кулаком. Прогремел грубый голос надзирателя:
– Заключенная! Хватит болтать сама с собой! Ты еще и часу тут не провела! Конченная наркоманка!
Последовал еще один сокрушительный удар, и надзиратель удалился прочь. Его шаги постепенно затихли.
Нелли, прижавшись к стене сильнее, ощутила бешенный стук в сердце. Она совсем не понимала, что все это значит.
Почему он это сказал?
Кто та женщина за стеной?
Она даже не знает ее имени…
С чего она вообще взяла, что та женщина… существует?
От таких страшных мыслей у нее начиналась паника. В глазах застыли слезы. Больше смерти Нелли боялась лишиться рассудка.
Это был ее страх номер один.
Безумие, в котором даже ты сам не виновен.
Нелли легла на пол и посмотрела прямо через решетку. Она увидела лишь темную каменную стену и сырость.
– Эй, – бросила она, – ответить!
– Да, милая?
Нелли облегченно выдохнула, но странное чувство, возникшее после слов надзирателя, не ушло.
– Почему он так сказал?
– Видишь ли, крошка, надо было мне сразу предупредить тебя об этом…
Нелли сглотнула соленый комок.
– Предупредить, о чем?
Голос за стеной обреченно вздохнул и устало ответил:
– Я умерла два дня назад.
Глава 2. Воля
На какое-то время Нелли забыла о своей врожденной способности дышать. Она смотрела куда-то в стену напротив себя и видела пустую белизну.
Девушка лишилась чувства ощущения собственного тела, будто его не существовало вовсе. Остался лишь ее дух, ее призрак, покинувший свою оболочку.
Ее охватил мучительный озноб. Ледяные капли пота застыли на лбу. Мысли и разум в целом стали какими-то вязкими и текучими. Нелли будто сковали цепи, из которых ей никак не выбраться.
– И чего ты так сильно удивляешься?
Это с ней говорил мертвый человек.
Душа мертвеца, что застряла в изоляторе за стеной.
Привычное восприятие окружающего вернулось к Нелли, когда она вновь услышала голос из потустороннего мира.
– П-п… почему… я-я… тебя слышу? – пробормотала Нелли.
– Только не становись заикой! Ради Господа Бога! Впрочем, я рада, что меня еще кто-то может слышать.
Нелли испуганно отползла от стены и обняла колени руками. Она перевела взгляд на решетку у пола и ждала чего-то… (будто сейчас из узкой щелочки между прутьями вылезет жуткое существо).
Но ничего подобного не случилось.
– Как ты умерла?
Послышался обреченных вздох.
– У меня всегда были проблемы с сердцем и сосудами, – ответил призрак, – а в изоляторе болезнь стала быстро прогрессировать. Я просто уснула здесь. Вот на этой самой койке, на которой сейчас сижу. И умерла. Я просто не проснулась.
– Каково это… умирать?
– Знаешь, в первые минуты я даже не поняла, что мертва. Видимо, что-то случилось, и я не попала туда, куда надо. Впрочем, со мной постоянно случается подобное дерьмо. Ума не приложу, как отсюда выбраться…
У Нелли от всего происходящего голова шла кругом. Она неожиданно для себя поняла, что лучше бы, если она сошла с ума, чем то, что с ней происходит сейчас.
– Что со мной не так? – Нелли отчаянно схватилась за волосы обеими руками.
– Если что-то с кем-то не так, то это только со мной. Я мертва. Ты – нет. Пляши и танцуй! Чего тебе еще надо?
– Почему я могу слышать тебя? Ответь! Что это такое?!
Нелли сглотнула и подползла на коленях к бетонной стене.
– Кто его знает! Если я мертва, это еще не значит, что я стала всезнайкой! Ничего не слышала про экстрасенсов? Или кто там еще может общаться с душами мертвых? Похоже, ты – одна из них.
– Очень смешно! Те люди – наглые шарлатаны!
– Мои поздравления. Когда выберешься отсюда, утрешь им всем нос! Они все в обморок попадают, если ты убедишь их в неподдельной сущности своих способностей.
– Не надо мне такого «счастья»… ох, что же это такое?!
Нелли вскочила на ноги и принялась расхаживать по камере из стороны в сторону, бормоча под нос:
– Дерьмо… дерьмо… дерьмо… Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! О, Господи, что все это значит?
Последние слова Нелли произнесла слишком громко, и призрак заключенной за стеной был вынужден ее заткнуть:
– Тише ты! Кто-то идет. Не слышишь?
Нелли замолчала и прислушалась – железные двери в коридоре открылись, послышались шаги. Надзиратель вернулся, и теперь ей лучше помолчать, чтобы ее снова не отругали за разговоры… с самой собой.
Вот у ее двери остановились. Нелли замерла в центре камеры. Она даже не думала двигаться с места.
– Заключенная Лионова? – прозвучал железный женский голос.
Это она.
– Да…
– Заключенная Нелли Лионова?
– Да.
Пауза.
– Подойдите к двери.
Нелли нерешительно выполнила просьбу надзирателя.
Маленькое окошко в двери открылось.
– Руки.
Нелли просунула обе руки в окошко. На запястьях застегнули наручники.
– Куда меня ведут? Срок в изоляторе закончен?
Нелли искреннее не понимала, что случилось.
– Молчать, заключенная.
Ответы ей не получить.
С другой стороны двери заскрипели замки. Совсем скоро она выйдет из этой камеры. Но куда ее поведут? И зачем? Неужели, она что-то успела натворить, находясь в изоляторе?
В конце концов, здравый смысл подсказывал Нелли, что ее просто переведут обратно в общий блок.
Когда дверь открылась, Нелли увидела перед собой женщину-надзирателя. Ее она не знала. Невысокого роста, у нее оказалось бледное круглое лицо и пышные кудрявые рыжие волосы, непослушно торчащие в разные стороны. Волосы оказались такими кудрявыми, что напоминали химическую завивку. Одетая в синюю форму, надзирательница блеснула зелеными глазами и жестом приказала Нелли покинуть изолятор.