Ведь порой так и хочется сбежать от всего! Сбежать от этой реальности!
И это еще одна причина, по которой я пишу.
Бегство.
Бегство от того, от чего убежать невозможно. Но я продолжаю бежать.
Писательство – мое хобби, мое увлечение, которое приносит мне колоссальное удовольствие. Все чаще ловлю себя на мысли о том, что пишу лишь для одного человека – для себя самого. Как бы грубо и эгоистично это ни прозвучало!
Зачем люди читают художественную литературу? Они бегут. Бегут по той же причине, по которой писатель пишет эту литературу.
Все они: читатели и писатели – беглецы. Все они ищут какого-то спасения, отдыха и причала удовольствий.
Когда я пишу, подобно читателю, погружаюсь в этот мир и тесно себя с ним связываю. Главы заканчиваются. Привязанность остается.
Надо признать, что у любой хорошей истории должен быть конец.
А концовки я делать люблю. Позвольте мне похвалиться собой перед вами, Молли, но финалы у меня часто получаются масштабные, написанные от души, с широким размахом! Люблю выводить историю на максимальный уровень. Финал – единственная часть книги, где нечего терять. Если читатель дошел до конца – будь добр – награди его. Сделай все так, как можешь сделать только ты один. Никто не знает книгу лучше, чем писатель, а потому одному ему подвластно вывести ситуацию на масштабный уровень.
Другое дело – хочет оно того или нет. Всем ли книгам нужны грандиозные финалы? Можно ли взять и… оборвать повествование, так и не разрешив основные конфликты истории?
Я так не делал.
Желание писателя – это желание писателя, а зрелища любят все. Именно ради них существует искусство.
Мне нравится писать. В книге я могу не просто общаться с читателем и рассказывать ему увлекательную историю, но и дурачить его: смешить, пугать, забавлять, обескураживать. Делать те вещи, которые он совершенно не ожидает!
Люблю дурачить людей. Это по мне.
Прошу, не судите строго. От доброго розыгрыша дурно еще никому не становилось.
Знаете, Молли, что я заметил, анализируя все свое прошлое творчество? Книги-то у меня живые. Я чувствую их. Когда пишу, я будто ощущаю дух книги, который сидит рядом со мной и что-то тихо нашептывает мне. Я ощущаю эмоции и чувства своей книги. Настроение, с которым я сажусь писать, всегда разное. У каждой книги оно свое, особенное, индивидуальное.
Как не может быть двух одинаковых отпечатков пальцев. Как не может быть одинаковых характеров у людей. Эти чувства столь же уникальны, как уникален запах отдельно взятого человека!
Если я чувствую эмоции своих книг, не значит ли это, что они живые? Думаю, что значит.
И у новой книги есть своя эмоция, которую я уже успел распознать и прочувствовать. Больше ее не будет.
Возвращаясь к привязанности, я не могу не упустить из виду этот момент. Я скучаю не только по истории, не только по героям… я скучаю по эмоциям этой книги.
Таких уже не будет никогда.
Именно из этих особенностей для меня вытекает новое суждение о своих работах. Все законченные книги – мертвецы. Как ни печально это осознавать, это так. Пока я пишу – книга живет, дышит, развивается, растет вместе со мной. Как только я безжалостно и холодно ставлю последнюю точку, завершая последний абзац последней главы – книга умирает. Безвозвратно и навсегда.
Мне остается лишь проститься с ней и вспоминать все хорошее перед сном.
Каждая новая книга – новая ступенька для меня в моем творческом развитии. Я перешагиваю ее, становясь чуть лучше, чуть выше. И всегда говорю себе: «Новая вещь должна быть лучше всех старых». И знаете, какой парадокс тут возникает?
Дело в том, что, когда появляется новая идея, писатель всегда будет считать ее самой гениальной, прекрасной и лучше, чем все остальные!
Что делать?
Дать себе и идее время. Надо остыть.
А как же огонь, с которым нужно писать?
Даже с самым жарким огнем к новой идее нужно подходить холодно и расчетливо, выявляя все ее достоинства и недостатки. Чем она лучше других? Что ее будет выделять? Чего я добьюсь, воплотив ее в реальность?
Дерзко так, безжалостно.
Если все в порядке, то можно смело разжигать огонь (который еще не успел потухнуть) и врываться в бой с полной силой, с полной отдачей.
Всегда существует две книги. Первая – та, что в голове у писателя. Вторая – та, которую он потом написал. И на выходе может быт три варианта развития событий.
Первый. Реальная книга окажется хуже, чем та, что в голове – семьдесят процентов.
Второй. Реальная книга и та, что в голове окажутся идентичными, своего рода, близнецами – двадцать пять процентов.
Третий. Реальная книга окажется лучше, чем та, что в голове – пять процентов.
Как добиться третьего варианта? Над этим я еще работаю, но уже успел выяснить одну маленькую закономерность. Чем меньше подробностей в голове, чем меньше деталей и чем больше импровизации непосредственно в процессе работы – тем лучше для реальной книги.
Не верите?
С одной стороны, всегда кажется, что хороший план, четкая структура, подробности подробностей в подробностях – залог успеха.
Все гораздо проще.
Был у меня случай, когда, сев за компьютер, я имел лишь одно название. И маленькую сцену – не без нее. Все. Больше у меня ничего не было. Что в итоге? Появился небольшой рассказ, который расхвалили все, кто его читал.
Теперь о несовпадениях.
Что нравится писателю, не всегда приветствует читатель. И наоборот! Ах, как часто эти взгляды не совпадают!
Бывает, что автор так гордится собственным творением, а его разносят в пух и прах! И напротив: когда автор не видит ничего особенного в какой-то простой и незамысловатой (даже спонтанной истории), которую когда-то написал (и даже не может сказать зачем), как вдруг ее принимают с жаром. Горячо так! Нежно и любя…
Было такое у меня? Да, было, моя милая Молли. Все было.
Из этой же «оперы» я могу привести в пример одну интересную, но парадоксальную ситуацию.
Есть сцена. Любая сцена. В ней есть деталь. Любая мелкая деталь – фраза, жест, поступок – все, что душе угодно!
Что важно для писателя? Сцена. Ее суть. Ее значение. Ее смысл. Ее форма и содержание.
А детали? Они появились сами собой. По ходу дела, скажем так.
Что с читателем? Что он запомнит? Сцену? Нет! Деталь. Мелкую и незначительную деталь, которой в изначальном плане могло и не быть.
