– Видел я, как вы его с веревки скинули, – подтвердил митрополит.
Димитрий кивнул.
– Вот и сдается мне, владыко, может, и правда это братец мой был.
На лицо у Филарета сначала полезла улыбка, затем она сменилась усмешкой, и наконец лицо митрополита приняло скорбное выражение.
– Ну, был и был. Братец али нет, нам про то неведомо.
Филарет повернулся к иконостасу и перекрестился. Затем он положил свою руку на ладонь Димитрия и крепко сжал ее.
– Царство у нас одно, и царь один. Другой не надобен.
Дмитрий, поняв, к чему это сказал Филарет, облегченно выдохнул и утер слезу.
– Ну вот и славно, – улыбнулся митрополит. – Пойду я, поздно уже.
– А ежели опять сниться будут? – простонал Димитрий.
Филарет остановился посреди комнаты и уставился на царя:
– Кто сниться будет?
– Царевичи все эти самозванные, – проскулил Димитрий.
– А ты гони их крестным знамением. Это диавол играет! – сухо произнес Филарет. – Подсовывает он тебе мертвяков.
Димитрий испуганно перекрестился.
– Знаю, вера твоя крепка! – добавил Филарет.
Царь кивнул.
– Обещал в сан положить патриарший, – напомнил Филарет.
Дмитрий приподнялся на подушке:
– Завтра, владыко, сделаю тебя патриархом русским. Богородицей клянусь.
Димитрий перекрестился и залез под одеяло с головой. Филарет сурово посмотрел на него.
– Владыко, – остановил его голос царя. Димитрий высунул морду из-под одеяла. – Хочу завтра совет царский собрать.
Взгляд митрополита скользнул по окнам. На дворе было темно, и в ночи раздавались только окрики-переклики стражи да караула.
– Что за совет? – осведомился Филарет.
– Хочу указ издать, чтобы какого ежели самозванца повстречали, вешали там же. Ко мне в Тушино не возили.
Филарет усмехнулся:
– Твоя воля на то. Делай как знаешь.
– Одобряешь? – вкрадчиво спросил Димитрий.
– Коли твоему величеству спокойнее так, то даю свое благословение.
Царь, улыбаясь, закивал.
– На совет все равно приходи, владыко! – крикнул он, когда дверь за Филаретом почти закрылась. – Казачий приказ учредим. А то разгулялись казачки больно.
Филарет согласно кивнул и захлопнул дверь.
Дары волхвов
В избе пахло травами. Сладкий запах щекотал ноздри так, словно кто-то пытался засунуть в них соломину. Руки были перевязаны белым полотенцем и сложены на груди. Мебели, кроме грубо сложенной печи, в доме не было.
Молодая девушка принесла отвар в глиняной чашке.
– Выпей это, казаче, и тебе станет легче, – тихо произнесла она. – Отвар из зимних трав и корений. Дает силу и вещие сны.
Зырян попытался приподняться.
«Вещие сны», – повторил он про себя.
Девушка поднесла чашу к лицу казака. Сначала отвар показался ему горьким и противным, но с каждым глотком и с каждой каплей он превращался в нектар. От сладкого у Зыряна засосало под ложечкой. Губы стали слипаться, а веки налились приятной тяжестью. Его рука больше не могла поддерживать тело, и он тихо опустился на постель.
«Вещие сны, казаче, – пропел в отдалении нежный девичий голос. – Вещие».
Глухой удар на монастырской звоннице заставил вскочить беглого казака на ноги. Конь стоял рядом, даже не привязанный. Где-то не очень далеко играли трубы и били барабаны.
«Может, смотр какой?» – подумал казак.
Шатер монастырской угловой белой башни почти упирался в темное покрывало облаков, проплывавших над ее вершиной. У подножия башни с какими-то своими заботами суетились стрельцы. К башне подкатила черная карета. Ее пассажиров Зырян не видел. Ему навстречу скакал стрелецкий разъезд с саблями наперевес.
– Плохо дело, брат… – Зырян похлопал коня по гриве. – Надо уходить.
Вскочив на круп жеребца, казак лихо дернул поводья и устремился в сторону леса. Погоня остановилась. Ей незачем был этот пришлый, однако лишние глаза были ни к чему.
Зырян гнал по бескрайнему полю, ночь уже расправляла над ним свои крылья. У реки, что в сумерках вилась темной змеей, мерцало пламя костра. Казак спрыгнул с лошади и подошел к костру. В котелке булькала кипящая вода, а на платке чуть поодаль лежала вязанка травы.
– Казаче! – раздался задорный смех.
Зырян вздрогнул. Ксения. В полумрак костра вплыла Годунова.
– Все увидел, что хотел? – спросила Годунова, укладывая мятую траву в корзину.
– Что в лавре? – осторожно спросил Зырян.
