Книга Илстар Апейрон

Нагой мальчик шёл по песчаному берегу, усеянному камешками и ракушками причудливых форм. Пенистые волны приятно охлаждали его ноги. Высоко в зените стояло солнце и освещало его искрящуюся белоснежную, влажную кожу. Лучи солнца были тёплыми, но не жаркими. Вдалеке от острова маячило причалившее испанское судно, которое осталось без внимания мальчика, хоть он и никогда такого не видел за всю свою жизнь. Мальчик то смотрел себе под ноги, то быстро водил взглядом по морю и каменным выступам, и как раз проходил то место, куда направились высадиться люди в лодках, но он их не заметил. Только когда они причалили и крикнули ему приветствие, он так испугался, что кинулся бежать, не оборачиваясь, обратно к племени, чтобы сообщить о случившемся королю.

– Mancey!.. Mancey!.. – выкрикивал голый мальчик, что было пылу, титул владыки их племени, пока его ноги проворно неслись средь острых камней и по склонам холмов. Он с трудом и ошибочно выговаривал эти слова – карикатуры на весёлую игру звуков, музыки и песен, которые он любил слушать. Его не занимало то, что он говорил; у него это получалось бессознательно. Его голову занимали более интересные мысли. Он был дома, знал и чувствовал здесь расположение каждого камушка, каждый поворот тропинки. Вот он пробегал своих добрых друзей: одни камни напоминали ему домашних животных, другие – ящериц и птиц. И они подгоняли его: «Беги, беги скорее к нему!» До пещер его деревни оставалось совсем недалеко. За высоким склоном, среди сосен, открывался вид на гористую местность, где изредка показывали свои зелёные хохолки всевозможные растения и цветки. Там также сновали по своим обязанностям взрослые люди, одетые в козьи шкуры. Они были, в основном, светлокожими со светлыми или яркими волосами, с высокими фигурами и гордым станом.

– Mancy… Mancy!! – ещё сильнее раскричался он аж до писка, увидев главное общежитие племени, представлявщее из себя открытый грот со множеством входов в него.

В ответ ему последовали раздражённые возгласы:

– Ребёнок, ну что ты кричишь? Не тревожь господина. Не видишь, Его Высочество – Quevehiera Acaimo – занят?

И правда. Старшие совещались в центральном кругу Tagoror. Взрослые обступили мальчишку, а вместе с ними подошла и сама. Мне дали пройти. Как волны, все расступились предо мною.

– Cuca, родненький, что ты увидел?

– Что стряслось? – произнёс молодой Mencey, выходя из круга.

– Там… там… – никак не мог полностью выговорить мальчик, задыхаясь от слишком усердных глотков воздуха, – Там… в aemon… плывут…

– Белые люди? – продолжила под удивлённые и заинтересованные взгляды окружающих. И мальчик подтвердил. Глаза взрослых забегали, а их дыхание участилось. Давно чужаки не прибывали к нам. Ну что ж, вот они снова вернулись…

Выслушав всех король сказал, что нужно приготовиться принять гостей с почестями. Пока несли музыкальные инструменты, к кругу стягивались мужчины и всполошившиеся женщины, которые узнали последние новости от своих знакомых. С востока прибежал пограничный отряд с донесениями о приближающемся отряде чужеземцев, некоторые из которых были наездниками на четвероногих животных. Верные воины окружили короля, сидящего на высоком троне, который состоял из камней. Подготовившись, он ждал.

Перед ним, через некоторое время, предстали относительно невысокие солдаты с пёстрыми перьями в шлемах, в блестящих доспехах, с торчащими в ножнах мечами, пристёгнутыми к спинам щитами, а также другими орудиями, закреплёнными вместе с вещами на их животных. Всё это выглядело угрожающе. Хоть их бородатые лица и подчёркивали строгие взгляды, гости были прилично потрёпанными и уставшими, а некоторые и вовсе травмированными. Однако, их приняли весело и оживлённо. Барабанщики выбивали ритм, кто-то пел песнь племени. Некоторые люди танцевали, другие же трюками показывали свою гибкость, ловкость, силу и проворство под общую похвалу и восторженные возгласы. Прибывшие остановились в изумлении.

– Ты Mencey королевства Guimar? Mencey Guimar? – сказал переводчик со стороны вожатого странных белых людей.

– E-c Acaimo, – король встал и назвал своё имя, поприветствовав их.

– Нам нужна твоя помощь. На острове на нас напали. Если ты под всевышним, тогда поможешь нам и одолжишь в помощь своих людей, ибо…

– Печальны ваши известия, но давайте всё ж по порядку. Кто именно на вас напал?

– Мы не знаем, но это были ваши люди-дикари.

– Нет, моими людьми они не могли быть, но людьми другого короля – вполне возможно, хоть и маловероятно, чтобы они нападали без весомых обстоятельств.

– Скажи нам, Mencey, ты веришь в истинного всевышнего, чьё ученье мы столь усердно пытаемся до вас довести и столь милостиво вам его преподносим, дабы спасти вас?

Король задумался, затем отвёл взгляд от говорившего и посмотрел медленно кругом. Он разглядел моё недоверчивое лицо и понурил свой взгляд.

После затянувшейся паузы, прибывший продолжал:

– Коли ты дружелюбно относишься к нам, то не всё потеряно, ибо мы прибудем вновь и с большими силами в следующий раз. Вы не сможете нас снова одолеть, и те из вас, кто совершил злодеяние против нас, сильно об этом пожалеют. Спаситель примет вас, пока ещё не поздно, пока есть шанс избежать вечной муки ада, изготовленного для безжалостных бандитов, как те, которые напали на нас. Так что скажешь ты? Принимаешь ли ты нашу власть под троном небесным? Будешь ли вольно рабом истинного владыки и будешь ли жить по канонам его книг? Мы научим тебя и твоих людей, среди вас поселим священных служитилей, а тебе останется лишь…

Но тут перебила их дрянную речь:

– Странные речи мы слышим от вас, так как не всё в них ясно. Мы не знаем Того, в которого вы веруете, так как у нас есть свои короли и священные всевышние. Achimayec Achaman, – говорю, показывая рукою в небо, – Это наша Amen, которая освещает нас свыше и которую вы можете увидеть сейчас! Видете, насколько она ласково и ярко светит? А что вы можете показать нам о вашем всевышнем, а?

– Мать, не надо… – сказал король, и музыка затихла.

Но во мне приятно ускорялись стуки, пробивающие волнения внутри, словно дрожь от камушков, летящих по склону. Эмоции выбрасывали слова, доносящиеся из моих уст, словно дикие псы с всклокоченной шерстью, бегущие, чтобы отбить свою стаю от вторгшихся нарушителей:

– А как насчёт Wayaxerax, который разостлался вокруг? Видите, насколько совершенна его светлая синева и насколько нежно она окутывает нас каждый день? Что вы ответите на это?

– Наш вышний милостив и добр и он не даст погибнуть праведным, коли сии ещё остались на этом проклятом острове.

На эти слова король грозно встал, но лишь произнёс:

– Уверен, что наши весьма почтенные гости научат нас глубокой мудрости сего вышнего и не принесут нам негодований, а только взаимное благоденствие.

Но не могла этого вынести больше:

– Они tibicenan, что прибыли, дабы заточить нас! Agonec, вы abcanabac… – Смотрела на них рассержено.

– МАТЬ!

– Вы!.. – не могла остановиться, так как хотелось выплеснуть всю накопившуюся досаду за столь наглое вторжение.

– Уведите её!

До меня не имели права дотронуться, но попытались успокоить. Однако, сама уже поняла, что все мои старания были впустую. Повернулась и пошла прочь в сторону храма.

Король понял свою ошибку и окликнул встревоженных чужеземцев:

– Мы не можем полностью принять одну только вашу веру, хоть и немного знаем о ней. Уверен, что вы уже слышали о том, что к нам спустился священный образ чудотворной Девы Канделарии со своим Младенцем. Они на священном алтаре fayra в пещере San Bias. Мы так же поклоняемся Ей, как и нашим вышним, и надеемся, что наши веры объединяться через Неё. Может, вы обсудите это с Mencey Bencomo, нашим главным королём?

– Учтите, любезнейший, что вы не перекроете слов вашей матери, и раз вы не хотите, чтобы мы впутывали вас в войну…

– Мы не желаем с вами войны…

– Тогда мы должны договориться на протекторат. Для того, чтобы мы оградили вас от возможных надвигающихся несчастий, вы должны подтвердить наши покровительные отношения, а для этого мы просим вас выделить своих людей для нашей охраны сейчас, когда нас столь подло атаковали и столь мало из нас осталось в живых, еле унеся поспешно ноги.

– Конечно, вас проводят мои люди. Вы не хотите обменяться товарами?

– Мы спешим, и у нас не осталось ничего из привезенного.

Отряд избранных воинов короля Acaimo двинулся провожать гостей в весёлой компании с музыкой и песнями. Пока они шли, вдалеке раздавался неизвестный грохот. Песок взволновался, подхваченный ветром. Добравшись же до берега, отряд сопровождения, не прекращающий танцевать и петь под музыку свистящих инструментов, обманом заманили в лодки, а доставив на корабль, захватили в плен и увезли в рабство, тем самым обманув доверие короля.

Когда вернулась из храма, все уже разошлись и мальчика нигде не было видно, а хотела поподробнее расспросить его о прибытии чужаков. Вскоре вернулся другой отряд, и из рук одного воина на землю пало тело того самого мальчика, и пока все стояли в остолбенении, сама кинулась к нему, и меня, старую женщину, даже не заметили, когда протискивалась среди воинов.

Заметила, что не было больше мальчика, который только что стоял у берега. Время исчезло. Cuca нашла лежащим в песке, пропитанном кровью.

– Внучок, внучочек! – провопила, подняв обвисшее тело мальчика и поцеловала его холодный лоб. – Что с ним? Что случилось?

Все стояли не двигаясь, разинув рты, не зная, что произошло и что делать. С ближайших окраин главного поселения, некоторые выглядывали в недоумении из своих каменных хижин с ветхими деревянными крышами. Лишь у воина, который принёс мальчика, проплывала в мыслях сцена, как один из его товарищей нашёл странное оружие белых людей, оставленное на поле сражения на севере Guimar, откуда они только что вернулись. Похоже, именно его чужаки использовали для атак с расстояния специальными древками с пёрышками на одном из концов, одно из которых сейчас упиралось в плотно натянутую поверх тяжёлого гладкого дерева толстую нить. Старший товарищ воина осматривал это оружие и не знал, как им воспользоваться, но вдруг с резким натиском ветра оно чуть не выскочило из рук, нить соскочила, а прячущийся неподалёку мальчик рухнул наземь.

Моё лицо залилось слезами. Похоже, мальчик умирал.

– Внучочек, миленький, единственный мой, ненаглядненький! Что ж ты меня оставляешь, а! Умру ж ведь без тебя, любимый мой!

Ясновидела смерть близких в крови их врагов. Держала его поникшее тело у себя на руках, прижимала его к груди и смотрела вдаль, вдоль берега до горизонта. Мы были самыми счастливыми людьми до этого времени, ибо вижу будущее перед собой. «Ты лила слёзы, как водопады, и нет им конца», – с обращением проносится у меня в голове образ из будущего.

– Это злой знак, слышишь? – обращаюсь к сыну-королю, уже стоявшему подле меня. – Что-то надвигается. Прилив меняется. Ты придёшь ко мне на священный ритуал, когда Amen будет высоко в небе.

– Что уставились? Несите его в храм! – скомандовала окружившим меня мужчинам, передав им бездвижное тело мальчика.

…

Ох! Как же тяжело забираться в гору к храму. За что меня наказали болью в ногах? Как же мне надоело, когда ночами не помогали целительные заговоры и часто и подолгу не могла уснуть. Лишь бы добраться до дома. Хоть бы уснуть сегодня и не мучаться от этой проклятой боли в суставах. Конечно, старалась изо всех сил никому не показывать этого. Но этой ночью у меня больше всего болели бока, поэтому сначала легла на спину и ждала, когда взойдёт прекрасное лицо Матери. Пока что меня только трепало тёмными лоскутками мыслей…

… Король повиновался и пришёл к провидицам на следующий день. Их пирамидальный, ступенчатый храм был расположён на склоне священной горы. Одна из девственных жриц и помощниц старшей видящей несёт прямоугольный камень с круглым отверстием посередине и исходящими от него концентрическими кругами и шестнадцатью линиями. Перед входом в храм, она поднимает его над головой так, чтобы солнце светило через отверстие.

Ясновидение, казалось, отображало как почерневшие, уплотнившиеся куски лавы перемешивались и тонули в жёлто-красной крови вулкана, заточённые в самом его сердце. За освобождение и просветление Mayec, компаньонки, которых звали mawada, пели без остановки, умело держа ноты, вдыхая по мере исходящих голосов, которые словно поднимали их в воздух и облегчали вес всего вокруг. Мерещилось, или же правда тускло мерцали вытянутые, цилиндрические сосуды, развеваемые только сильными порывами ветра или руками. Начала великая жрица, его мать:

– Как и говорил zahori Wanamena, с прибытием белых людей грядут последние времена. В моей голове также проплывают картины ужаса и страданий. Но сперва увидела откуда мы произошли. В былые времена, когда Тейде ещё называли Эчейде и когда Wayewta заточил Mayec, тьма пала на наш мир. Но спасибо мольбам, посвящённым Achaman, «свет» вернулся восвояси – Mayec взошёл на небо и стал нашей Achimayec. Однако же, былые шрамы остались, как на наших предках, так уже и на немолодой Тейде. Как и древнее царство Отцов наших, затонувшее в aemon под всевидящим, грозным оком Великой Матери Amen, мы уйдём в небытие. С одним восходом, нас заберут. Ни один род не вечен. Мы провинились перед Матерью за грехи наши, которые забыли её дети. Также забыли нас Отцы, которые привели нас сюда и поселили здесь, и мы осиротели. Наш род грешен, и мы должны смириться с его вымиранием. Нам нельзя узнать будущего, не зная прошлого.

Король выслушивал речь с вниманием. Его лицо окаменело от гнетущей тяжести, нависшей на сердце. Он не шевельнулся до того момента, пока старшая видящая не закончила прорицать.

– Мать, в случае чего, мы будем сражаться до последнего. Мы ни за что не склонимся перед завоевателями. Ты права, мы смиримся со смертью, но только если таковая сомкнёт наши очи и только после того, как мы ляжем на поле брани в последнем, овеваемом вечным спокойствием, сне…

Жестом показала ему, чтобы он сел на колени предо мною, и, нежно расправив его волосы, поцеловала в лоб.

– Вы не умрёте все сразу. Вам предстоит долгое сражение, и много тягостей повстречаются на вашем пути. Только прошу не впутывать женщин храма и детей, сын мой. На остальные подвиги тебя благословляю. Ты и наши люди станете великими. Они прославятся на долгие годы вперёд. Да услышит Mayec мои слова.

После благословения матери король вернулся к главному поселению племени. Они должны были укрепить свой дом-крепость Ченерфе.

Ему предлагали идею по вооружению: круглые пластины драконового дерева. Они напоминали щиты, которыми пользовались чужаки. Королю нравилось данное защитное устройство, ибо оно смогло бы помочь им выстоять атаку на расстоянии из тех страшных метательных орудий. Также создавались дротики, tavonan, banotan, сучковатые палицы и дрессируются боевые серые собаки породы Cancha, похожие на волков.

– Мы дети Ченерфе и вулкана Тейде, матери Amen и отцов Achaman и Mayec. Мы знаем свою судьбу, своих богов и богинь.

Cижу под этим огромным деревом с бесчисленными ветвями, уходящими высоко в небо, словно лапы неведомого животного, с кровавым соком, и в это мгновение воспоминания проносятся в моей голове.

Она была самым ярким моментом в моей жизни. Её звали Olora. Влюбился в неё, наблюдая за её лицом и сияющими глазами, пока она рассказывала мне о себе до позднего вечера. Но у неё было много поклонников и был очень влиятельный отец, zahana, высоко ценимый королём. Однако, мы с Olora уже любили друг друга и решили встретиться с ним, и он, как мы и боялись, не был мною доволен. Его невозможное условие, чтобы добиться руки его прекрасной дочери, было следующим:

– Вот тебе палка. – Он бросил мне заплесневелый обрубок под ноги. – Если из неё что-нибудь вырастет через неделю, тогда ещё подумаем. А теперь убирайся, пока тебя не побил ею же. Тоже мне умник…

Что мне оставалось делать? Любовь заставляла меня пытаться достичь невозможного. Поднял эту палку. На холме, неподалёку от песчаного берега, вонзил её в землю, где было поменьше камней. В любом случае – это был бы мой символ любви. Ходил туда каждый день, в течение семи дней, и поливал эту палку, рассказывал ей о моей несчастной любви к красавице нашего острова. Но ничего не выросло в срок. Как страдал тогда, как терял надежду снова увидеться с возлюбленной. А строгий отец не выпускал мою любовь, невесту моей мечты. Однако, сам не переставал приходить на этот холм, мой холм, где посадил не палку (так никогда не называл её вслух), а древо, мой символ любви, в который верил. Там садился рядом и спрашивал:

– Древо, что ты знаешь о любви? Какова она?

В ответ, под ветренными порывами, нежно шелестела трава.

Там плакал, орошая эту палочку слезами, делился с нею своими чувствами и мыслями, рассказывал о своей любви. Познал каждую мельчайшую извилинку на ней, чувствовал каждый бугорок и трещинку. Недалеко стоял засохший и обтрёпанный ветрами лавр, странно расположив свои ветки, а с него, вдруг, напугав меня, слетела coraja и полетела в более густую зелень на склонах выше. Вдаль, по её следу из будто бы зависших и плавно поднимающихся в синеву среди сосен криков, уносился взгляд, туда, где одиноко, но ничуть ни грозно, выразительно виднелась тёмная макушка Тейде, нашей родной и всеми любимой. Отсюда, вид на долину Orotava поражал воображение. Для меня это был один из самых прекрасных и запоминающихся видов острова.

Оставался один со своими мыслями о любви и любовался красотою. И в один прекрасный день, на палке сверху появился росток. Маленький, жёлто-зелёный. С каждым днём он упорно рос вверх. И со временем даже жители деревни заговорили об этом чуде. Отцу невесты ничего не оставалось, как прийти и посмотреть на «эту палку». Она медленно превращалась в молодое деревце. Драконово дерево с красным, словно кровь, соком. Он допустил меня к своей дочери, и мы дали друг другу клятву в вечной верности и сыграли обряд на этом холме. Мой саженец, взлелеянный нашей любовью, переживёт многие поколения, станет самым большим деревом и великим символом наших жизней. Через него мы прославимся за пределами предназначенных нам отрезков времени…

У корней такого же дерева, уже давно состоялось собрание девяти королей, старейшим из которых выступал Mencey Taoro именем Bencomo. Там также присутствовали люди, которые прибыли на белых домах по голубой воде. И эти люди пришли с предложением, чтобы мы приняли их веру и стали их zahanan, так как наша земля принадлежит их королю. Но на это им ответил наш Великий Bencomo:

– Нам не нужна ваша вера, так как у нас есть своя. Вы можете быть нашими друзьями и союзниками. Ибо сам родился не для того, чтобы подчиняться, а для того, чтобы править, – так говорил он с разгорающимся пылом, и поэтому решил успокоиться и закончил: