banner banner banner
Наброски пером – 3
Наброски пером – 3
Оценить:
 Рейтинг: 0

Наброски пером – 3


Все. Все!!!

И ничего не дал!!!

И толпиимся мы вокруг, а он улыбается с фотографии нашим вопрошающим взглядам. нашим пустым рукам.

Своим глупым шуточкам!

И как-будто опять что-то обещает…

1984

ЖЕКА

Давно это было, в студенческие годы. Пора веселая, но крайне безденежная. То есть, кормить-то нас родные кор-мили, одевать одевали, но с карманными деньгами была вечная напряженка. Лично мне щедрая родительская рука оставляла всю мою стипендию на прогул – аж руб в день.

Как говорил мой папа: «На тебе рубль и ни в чем себе не отказывай». Нужно, правда, признать, что, если парочку дней действительно покорпеть над книжками, то на третий день, гляди, трояк и образуется.

Конечно, были среди нас и более обеспеченные детки. С машинами. Были и менее обеспеченные – без штанов. То были, в основном, сельские хлопцы. И Жека Гринберг – как ни странно.

Его родные были из местечковых. Обычно, попав в го-род, местечковые быстро приживались – у них в полной мере сохранялась ущербность черты оседлости и вера в рубль. Начисто лишенные неуместного снобизма, прием бутылок, пошив брюк или место в любой лавчонке они имели за счастье – был бы гешефт.

Но еще встречались реликтовые, ортодоксально честные местечковые евреи. Вечно нищие, до тошноты благород-ные они жили в своем, предками придуманном мире. Их детям было сложнее и жекин гардероб ужасал наших «джинсовых девочек» из семей плавсостава. Особо впечат-лял их упряжьего вида поясок с набором, от которого раз-бегались складки «навырост» купленных брюк.

При всем этом Жека был мастером спорта по шахматам, чемпионом Одессы по блицу и обладал неуемным тщесла-вием.

И вот однажды сей лихой стрелок курева, обыкновенно не имеющий за душой даже пачки «Примы», является в ин-ститут с «америкой» в нагрудном кармане. А в те годы, ес-ли кто помнит, это была непозволительная роскошь и фильтр в зубах являлся визитной карточкой моряка даль-него плавания или фарцовщика.

– Посылочные?

– В блиц взял?

– Откелева денжищи? – посыпалось совсех сторон.

– Из лесу вестимо, – отвечал Жека и был почти открове-нен. Деньги были из парка, из парка Ильичп. Это мы узна-ли через месяц, когда Жека явился в группу расписанный как исполнитель индейских обрядовых танцев синяками правильной геометрической формы.

А дело было так. Праздные «тыбы», то есть неработаю-щие пенсионеры – «папа, ТЫ БЫ пошел выкинуть мусор!» – имели обыкновение собираться в местах культурного от-дыха населения за шахматными досками и партиями доми-но.

Играли на деньги по-маленькой. Местные склеротичные мэтры давали фору, размер которой обсуждался годами.

Вокруг играющих царила атмосфера провинциальной корректности, сопение или кашель не приветствовались. И хоть время от времени и появлялись всякие залетные хмы-ри, создающие излишний шум и волну, но их быстро отва-живали.

Интеллигентно, но круто.

Именно в таком «хмырином» качестве и замаячил однаж-ды за спинами играющих наш Жека. Пристроившись за чьей-то сгорбленной лысиной, посопев и повздыхав, он начал подавать идиотские советы. На предложение за-ткнуться он тихо залился краской и пропал.

Но появился назавтра.

По прошествии нескольких таких «выступлений» его уже ждали и стоило в один из теплых октябрьских дней жеки-ной маечке с застиранной р екламой выплыть в конце ал-леи как сразу несколько мэтров предложили либо тут же

сразиться, либо исчезнуть с их глаз навсегда. Причем, ви-димо заранее сговорившись, назвали явно завышенную ставку – пять рублей. И потребовали деньги показать…

Месяц пролетел незаметно. Жека ходил в парк Ильича как в банк, где у него был открытый счет.

– Вундеркинд!

– Этот придурок блестяще играет!

– А с виду дуб дубом…

Жека купил джинсы. Познал бескорыстную дружбу и да-же любовь, но как-то:

– Ух ты, у вас играет сам Гринберг!

– То есть? В каком смысле «сам»?

– Мастер спорта.

– Наш придурок?!

– Чемпион Одессы.

– Так это выходит… мы придурки!

И Жеке выдали! Шахматными досками. Не помогли кри-ки о любительском характере спорта в советской стране, о том, что бить нехорошо.

Порвали джинсы. И новую маечку с рекламой…

Сейчас он гроссмейстер. Ходит в тройке, с галстуком. И не узнает.

Совсем.

1986

МАЕЧКА И КНИГОЛЮБ

Вернувшись домой, Сергей Александрович только наме-рился определить подобающее место для новой книги, как супруга, надавав поручений, погнала в магазин. Бросая любовные взгляды на зеленеющую на столе супероблож-ку, Сергей Александрович перекинулся с супругой при-вычными фразами о том, что лучше «протирать штаны в конторе» или «заниматься ребенком», но не обладая на данный момент ни силами, ни настроением для придания голосу требуемой визгливости, он быстро уступил в споре и выпал за дверь.

Возвратившись, нагруженный и растревоженный обще-нием с суровыми работниками сервиса, Сергей Алексан-дрович с удовлетворением отметил, что настроение у суп-руги явно улучшилось.

– А у Маечки опять неприятность, – радостно поведала она, накрывая на стол. – Бертик упал с балкона.

Маечка, Мая Антоновна была душевной жениной подру-гой уже много лет. Со столичным искусствоведческим об-разованием Маечка состояла на службе в лучшем город-ском музее – под громкое восхищение и тихую ненависть коллег. Из бывших красавиц, она все еще была недурна собой, со вкусом одевалась, но главное – содержала «са-лон».

По нашим безнадежно провинциальным взглядам, Маеч-ка вела откровенно богемный образ жизни, то есть посе-щала мастерские тех редких художников, которые хоть иногда, в паузах между халтурами и загулами, успевали творчески поработать.

Ни одна выставка или заслуживающий внимания кон-церт не обходились без ее посещения, а несколько столич-ных знаменитостей были осчастливлены личным знаком-ством. Кроме того и сама Маечка часто вояжировала, как она говорила, «подышать столичным воздухом».

Короче, все у нее было в порядке, но безошибочное ба-бье чутье заставляло жаловаться. Жаловаться бесконечно и разнообразно. Нескончаемым потоком стенаний она как бы ставила себя на одну доску с остальными женщинами, забитыми семьей и рутинной работой. Сергей Александро-вич всю эту игру видел насквозь и, как ни старался, сочу-ствием к «бедной Маечке» проникнуться не мог.