Тир Нан Ог

– Хорошая у тебя девушка, серьёзная! – оценил Антон.

В тот вечер они расстались сразу после спектакля, на остановке троллейбуса. Ксаверий и в мыслях не имел зажиматься с Лерой в скверах, тем более, что и опыта зажиматься у него не было: в свои 17 Ксаверий оставался девственником. Он хотел всего лишь проводить Леру до дома, но она решительно воспротивилась.

– Там папа, – смущённо улыбнулась она. – Он знает, когда заканчивается спектакль, и будет встречать на остановке.

– Ну и что? – не понял Ксаверий.

– Мой папа… – помедлила Лера, – своеобразный человек. Он до сих пор считает меня маленькой девочкой.

– Может, пора ему объяснить, что ты большая девочка? – расхорохорился по-взрослому Ксар.

– Он не поймёт. А если он узнает, что мы только сегодня познакомились…

– Что будет? – потребовал ответа Кораблин. Он был настроен воинственно, как подобает настоящему рыцарю.

– Ничего хорошего, так что лучше не будить в папе зверя. Завтра там же, в то же время?

– Конечно!

Она пришла и на другой день, и на следующий, вся в фиалково-сиреневой дымке платья, и духи у неё были – фиалковые, а глаза и губы она не красила: макияж не подобал маленькой девочке, собравшейся в театр с подругой. Впрочем, глаза у Леры и так были огромные, ресницы – чёрные, а рот – яркий.

На третий день расстроенная Лера сообщила Ксаверию, что родители тоже собрались в театр.

– С нами? – изумился Ксаверий.

– Со мной и моей подругой Оксаной. Я же хожу в театр с Оксаной!

– Хорошо, я достану контрамарки.

– Ксар… – помедлила Лера. – А если ко мне кто-нибудь подойдёт? Из наших?

Она так и сказала: «наших»!

Свою девушку Ксар представил в театре всем, с кем приятельствовал, он очень гордился своей девушкой, и она всем сразу понравилась.

– Насчёт этого будь спокойна. Я предупрежу ребят.

Приятелям Ксар поведал, что Лерин отец полагает театр вместилищем разврата, и приятели схватились за животы. Их весьма заинтересовал недовымерший динозавр Савелов.

– Он не того случаем, не сектант? – покрутил у виска пальцем Антон.

– Он отец-командир! – похоронно вздохнул Ксаверий. – Дяденька строгих правил.

Сам он тоже горячо возжелал хотя бы визуального контакта с Савеловым и, стоя за боковой кулисой, во все глаза рассматривал родителей Леры, пока те двигались по проходу к своим местам в четвёртом ряду партера.

Мама у Леры была маленькая, пухленькая, уютная, а папаша – натуральный шкаф! Двухстворчатый! Два метра длиной! Создатель вырубил этот «шкаф» из цельного бревна, проработкой мелких деталей не утрудившись. Ограничился намёткой – высокими скулами, квадратным подбородком и крупным носом. Но если Лерин нос, несмотря на размер, можно было назвать пикантно-модернистским, то рубильник папы Савелова был именно рубильником. Шнобелем!

– Не приведи Боже попасть к такому под начало! – подумал с трепетом Ксаверий о предстоящей военной службе.

Папа Савелов за что-то выговаривал своим женщинам. Женщины смиренно улыбались.

Грозный вид отца-командира избавил Ксара от соблазна повидаться с Лерой в антракте, и с любимой он встретился только на другой день, у пельменной.

– Ну, и чего он злился? Что ему так сразу стало не так? – с ходу взял Ксаверий быка за рога. – Он же ещё спектакль не видел, а уже оборзел!

– Он рассердился, что мы прошли по контрамаркам, – отрапортовала Лера. – Он не нищий, он бы купил нам билеты.

– Если он такой богатенький Буратино, – ополчился на неблагодарного Савелова Ксар. – Почему ты не в МГИМО учишься, не в Универе?

– Таким, как я, там не место! – рассмеялась в надежде усмирить Ксара Лера.

– А где место? В столовке? – пуще прежнего раскипятился Ксар. – Ты об этом всю жизнь мечтала?!

– Я мечтала быть музыкантом, но папа решил, что в наше время надо быть поближе к камбузу, – легко, даже весело ответила Лера.

Впоследствии Ксаверий сам убедился, насколько прав был папа Савелов: своим крупным носом он учуял заранее, что за ветры перемен задуют с вершин, ещё хранящих отблески зари коммунизма. Но в тот вечер начала августа, когда ничто не предвещало экономических катаклизмов, Ксар Павла Анатольевича решительно осудил: «Он деспот! Домашний тиран, вот он кто!».

– На самом деле папа очень хороший человек, – чужим голосом ответила Лера. – Его моряки любят…

– Да ты что?! – изумился Ксар громко и вызывающе. – Правда?!

– Правда! – выпалила в лицо ему Лера. – Его матросы любят и уважают, потому что он справедливый! Он всегда во всё вникает, в любую проблему, и от офицеров требует того же, от мичманов! У него на корабле дедовщины никогда не было!

– Просто он о ней не знает! – заявил неумолимо Ксаверий.

– Он всё знает! Он днюет и ночует на корабле! Это сейчас он стал дома появляться, а маленькая я его так редко видела, что называла дядей папой!

Ксар вспомнил о папе Саше, которого он тоже звал дядей папой, и сразу стих. «Умывальников начальник и мочалок командир! – буркнул он уже по инерции. – Он тебя старой девой решил оставить? Или он сам тебе найдёт жениха, в лучших традициях феодализма? На своём корабле?».

– Не надо! – попросила Лера. – Он мой отец. У него, конечно, есть недостатки, но он гораздо лучше, чем многие другие отцы.

Ксаверий увидел слёзы в её глазах и поспешил с ней полностью согласиться: «Да конечно! Он тебя любит! Беспокоится, заботится, бережёт!».

– Извини, что накричала! – смахнула с вееров ресниц слЁзы Лера. – Но тебе бы понравилось, если бы про твоего отца говорили плохо?

– У меня нет отца.

– У всех есть.

– Не у всех.

– Где-то же он есть. Может даже, неплохой человек. Просто с твоей мамой у них не сложилось.

Тогда-то Ксар и затеял с мамой Лилей откровенный разговор об отце. Дебошире и пьянице, как выяснилось. Если вообще что-то выяснилось! И Ксаверий позавидовал Лере: её отец, хоть и командовал ею как матросом, нипочём не бросил бы на произвол судьбы.

– Ну, и как мы дальше будем встречаться? – спросил он Леру на очередном свидании у пельменной. – Так и будем прятаться, как Ромео и Джульетта?

– Из меня – какая Джульетта?! – от души с расхохоталась Лера. – Ты посмотри на мой нос!

– Отличный нос. Италийский. Как у античной статуи.

– Какого-нибудь Нерона?

– Почему? удивился Ксар. – Рим – это не только Нерон! Это прекрасные матроны. Мне нравится твой нос, твой рот, твои уши! Ты мне вся нравишься! Слушай! Давай поженимся!

– Тогда нас точно убьют! – оценила шутку Лера.

– Лучше умереть вместе, чем мучиться врозь! – патетически возвестил будущий гений сцены. Мысль жениться на Лере озарила его внезапно, слова вырвались спонтанно, сами собой. Но они вырвались, а за свои слова Ксар привык отвечать, и теперь он готов был со всем ражем души настаивать на сделанном предложении. Оно ему понравилось! И правда, почему бы не пожениться? Жизнь коротка! Скоро Ксаверию в армию, а там, как известно, возможно всякое. Некоторые оттуда не возвращаются. Может быть, вся жизнь Ксара и есть вот этот отрезок времени! Не проводить же его под стеной пельменной! Леру-то теперь и в театр не пускают, папе там не понравилось!

Лера оказалась куда разумней Ксаверия.

– Ксар, поверь, нам рано жениться! – попыталась она увещевать жениха. – Мы друг друга даже толком не знаем!

– Вот и узнаем! А если здесь всю жизнь проторчим, то нет!

– Обязательно в постели? – улыбнулась Лера по-взрослому снисходительно.

– Там тоже жизнь!

– Оттуда дети берутся, – напомнила Лера.

– Не оттуда, а посредством, – поправил грамотный Ксар. – Ну и что? Дети – это замечательно!

– Ты не боишься? – удивилась она.

– Детей?! Как их можно бояться? Я хочу их! – объявил Ксар со всем пылом души. В этот миг он свято верил себе. Не раздумывал ни о каких за и против – верил и всё! И радовался вере своей.

– Тебе же ещё нет восемнадцати…

– Скоро будет! Лер, ты прикинь, как это классно: когда дети вырастут, мы будем ещё молодые, будем вместе ходить в походы! Никаких проблем отцов и детей! Почти одно поколение!

И Ксаверий крепко схватил Леру за руки, и привлёк к себе, готовый хоть прямо здесь и сейчас претворить в реальность свой дивный замысел.

– Ксар, Ксар! Люди смотрят! – затрепыхалась Лера. – Ксар, ты точно будешь актёром!

Ксар понял, что не станет актёром, на одном из театральных банкетов. Его соседка по столу, немолодая подвыпившая актриса, оглядела его с материнским сожалением и вздохнула: «Такой красивый умный мальчик, а туда же!».

– Куда? – не понял Ксаверий. И поглядел на свой пузырящийся шампанским бокал. На банкете он вёл себя более чем пристойно, скорей присутствовал, чем участвовал в празднике коллектива.

– Глупость это! – отрубила актриса. – Вот зачем ты пришёл в театр? Актёром стать захотел? Глупость!

– Я, по-вашему, бездарен? – уточнил надменно Ксаверий.

– А я сказала, что ты бездарен?! – возмутилась актриса. – Ты как раз-таки талантлив! Но ты – другой! Понимаешь?! Ты слишком чистый, чтобы интриговать, а наш мир с изнанки – сплошная грязь!

– Без неё – никак? – усомнился Ксар, хотя и подозревал, что его собеседница права на все сто. К тому времени он уже работал помощником режиссёра. Эта должность стала вершиной его театральной карьеры.

– Никак! – отрезала актриса и залпом опрокинула рюмку водки. – Театр – это не сцена, это коммунальная кухня! Потому что актёр – самый бесправный человек в мире! Мы мечтаем о ролях, о признании! Мы хотим, умираем от желания самореализоваться! А нам не дают! Единицы пробиваются, остальные – армия безработных! Вся наша жизнь – ожидание! Звонка! Шанса! Чуда! С чего ты взял, что именно тебе повезёт?!

– Потому что каждому воздаётся по вере его, – подбросил Ксар дежурную реплику. Его собеседнице нужно было излить душу, всё равно перед кем, но Ксар любил слушать людей. В таком вот эмоциональном зашоре они высказывали порой такое, о чем дотоле не догадывались и сами. И, обозначенная словом, потаённая мысль делалась истиной.

– Ты веришь?! – поглядела на него актриса, как на дебила. – Ну, верь! Верь! На здоровье! Так ведь и я – верила! Да все мы! – развернулась она к нему вместе со стулом и сделала широкий, охватывающий всё и вся жест. – Чтоб состояться, нужно кое-что посерьёзней веры!

– Волосатой руки у меня нет, – вновь подбросил ожидаемую реплику Ксар.

– Нет, конечно! И клыков у тебя нет, и когтей! Поэтому тебя рас-тер-за-ют!

– Так и что, мне так и прокрутиться всю жизнь за сценой?

– Да зачем тебе сцена?! – вознегодовала актриса. Она вознамерилась, кровь из носа, спасти Ксаверия от тяжёлой актёрской доли. – Что, другого нет места на земле?! Свет на сцене клином сошёлся?! – И закончила а ля Станиславский: «Не верю!».

– А вдруг у меня – призвание? А вы его сейчас…

– Да не я, не я! – жарко перебила она. – Я-то тут при чём?! Ты мне нравишься, ты чистый, искренний мальчик, и я хочу избавить тебя от разочарований! Я же знаю, вижу, что ты – не наш! Из параллельного мира! Может быть, художник…

– Уж точно нет.

– Поэт, музыкант, не знаю! Но не актёр! Хотя мог бы стать прекрасным актёром! Но не станешь! – предрекла она с интонацией опытной колдуньи и для пущей убедительности воздела вверх палец. – Ты – романтик! Ты таким уродился, таким и умрёшь, как бы жизнь тебя ни ломала! Это я тебе говорю! У тебя это в крови, в душе! С такой душой тебе нечего делать на нашей кухне! Затолкают, ошпарят, помоями обольют, и ты оттуда не уйдёшь – уползёшь! Калекой! А ты красивый мальчик! Беги! Беги из нашего храма!

Бежать из храма Ксаверию на тот час было некуда, но и без откровений актрисы он знал, что актёром не станет. Уже потому, что стал отцом. Юным бестолковым отцом двойняшек Марфы и Дорофеи.

«Как мы не хотим знать то, что знаем! В этом и беда наша, и спасение!».

Появлению на свет Марфы и Дорофеи предваряла трагикомедия в трёх актах «Валерия и Ксаверий». Акту первому предшествовал разговор Ксара со Стасом. Стас, успевший познать женщину, считал себя опытным сердцеедом.

– Но она как, согласна? – наседал Стас и мерил шагами комнату. – Согласна, чтобы у вас это было?

– И да, и нет.

– Так, а ты чего телишься? Она ждёт, чтоб ты проявил инициативу! Хотя, конечно, инициативу проявляют они, – вспомнил он о своём первом любовном опыте. – Надо только их к этому подтолкнуть. Умело! Твоя Лера, она – девушка? – деловито уточнил Стас, и Ксар кивнул. – Это усложняет… Ладно, пройдёт и это! Шампанского возьми. Музон, шампанское – расслабляет! Располагает к интиму. Потанцуете сначала. Что-нибудь медленное, пообжимаетесь…

– Где?! – наступательно перебил Ксаверий.

– Где, где?! У тебя! Не в сквере же! – ощетинился Стас и тут же задумался. – А и правда… Здесь не выйдет, у меня здесь мама с клиентками. Мама почти всё время дома торчит.

– Как же ты?..

– Я свои проблемы решаю в других местах! А сейчас мы решаем твою проблему! Ты же Фантаст, Сказочник, ты что, не можешь придумать, как убрать маму Лилю из дома, скажем, с пяти вечера до утра?!

– Если только она у вас заночует…

– Отпадает! Мама Зита на смене, шустрит день и ночь!.. Брат! У нас же есть тётя Лика!

– У неё своя жизнь.

– Поэтому она поймёт! Давай ей звонить! Пусть она срочно вызовет к себе маму Лилю. Заболеет или… В общем, ей позарез нужна будет её сестра Лиля!

– И я ей должен прямым текстом…

– В этом тексте тётя Лика наш человек!

Тётя Лика свою жизнь обустроила, как хотела. В девятнадцать лет она вышла замуж за нувориша, через год развелась, оставив на память о супруге двухкомнатную квартиру и драгоценности, и с тех пор в своё удовольствие флиртовала с состоятельными гражданами разных национальностей. Тётя Лика побывала в Италии и на Кипре, где чуть было вторично не вышла замуж, в Турции и во Франции. У мужчин разных национальностей тётя Лика пользовалась успехом, но матримониальных осложнений всячески избегала. Вдобавок она была патриоткой и неизменно возвращалась из-за бугра домой. «Светская львица» тётя Лика по отношению к родным оставалась человеком щедрым и отзывчивым. Истинно родным человеком. И, своих детей не имея, обожала племянников Ксарку и Стаську.

– А если у неё там бойфренд? – высказал разумное опасение Ксар.

– Ой! – поморщился Стас. – Чтоб тётя Лика не придумала, куда деть бойфренда?! Давай! – подтолкнул он Ксаверия к телефонному аппарату, и Ксаверий, поборов естественную в таких случаях робость, набрал номер тёти Лики.

«Если не подойдёт, значит всё, облом! – загадал он. – Значит, быть по-Лериному!».

Додумать – правильно ли это будет? – он не успел: тётя Лика трубку взяла.

– К тебе можно сейчас подъехать? – не дал Ксар сомнениям взять верх над решимостью. – Прямо сейчас? Это важно! Это не телефонный разговор!

Тётя Лика ничего против визита племянника не имела.

Ничего не имела она и против того, чтоб помочь племяннику в деликатном деле. Выслушав сбивчивый рассказ Ксара, она устремила на него умные насмешливые глаза и сняла камень с его души: «Без проблем! Мать где сейчас, на работе? Так я звоню? – как подначила она влюблённого юношу. – А твоя барышня в курсах, что у вас сегодня первая брачная ночь? А то ж я Лилю целый месяц к себе выдёргивать не смогу! Лиля не дура!».

Лера о первой брачной ночи, назначенной на приближающуюся ночь, понятия не имела, и Ксаверий на крыльях любви помчался в пельменную.

– Сейчас или никогда! – задыхаясь, выпалил он. И, не смущаясь присутствием Лериных товарок, схватил её за руку. – И не говори нет! Ни за что не говори нет! Я зайду за тобой! Я отпросился из театра! Мамы не будет! Ты и я! Только не говори нет!

– Хорошо, хорошо, – заторопилась Лера. Со всех сторон на них смотрели во все глаза. – Зайди!

– Целую! – весело попрощался Ксар.

Выйдя из пельменной, он подумал, что Лера так сразу согласилась на его предложение просто, чтоб отделаться от него. Он и впрямь повёл себя по-идиотски. Лере не избежать теперь расспросов, добрых советов и язвительных замечаний. А если кто-то позвонит Савеловым… тогда пиши пропало! Послушная Лера открыто против родителей не пойдёт!

«Ой, я козёл!», – покаялся Ксар и хотел было вернуться – ещё раз, уже спокойно, поговорить с Лерой – но совладал с порывом, наверняка глупым. Он своё сказал – неважно, в какой форме – а дальше, как решит судьба! Или – Лера. Или капраз Павел Анатольевич!

Судьба высказалась в пользу эпоса «Валерия и Ксаверий».

Как ни в чем не бывало простившись с товарками, Лера дала Ксару увести себя в гнёздышко любви. И горели в полутьме свечи, и тихо играла музыка, и пенилось в бокалах шампанское! Напряжение, мешавшее Ксару, снято было звонком тёти Лики: «Расслабься, малыш! Мы с мам Лилей утешаем меня! До утра будем утешать! У меня, малыш, трагедия всей жизни!».

Тётя Лика хихикнула, отключилась, и Ксаверий наконец-то ощутил себя хозяином – и своей квартиры, и своей жизни. И Лера не была больше робкой папиной дочкой. Она освободилась – пусть всего лишь на эти вечер и ночь – и стала женщиной. Красавицей, сознающей свою власть и свою желанность. Лера призывно улыбалась – и глазами, и упругим чувственным ртом. Под звуки танго они топтались посреди комнаты, всё плотнее прижимаясь друг к другу, пока Лера не упёрлась в Ксара сосками, а он в неё – «самым корнем мужчины». Это определение мужского достоинства он прочёл когда-то в романе Отеро Сильвы, и оно очень ему понравилось. Очень точное определение, правильное, красивое! Не то, что хрен! Хрен – пошло, даже унизительно, а «корень мужчины» – здорово!

Этот корень жил своей жизнью, независимой от жизни остального Ксаверия. Он, в отличие от остального Ксаверия, знал, что делать. И все сделал, как надо. Лере даже не было больно, только так, чуть-чуть. Правда, и хорошо им стало только на второй раз. А ближе к утру им стало преотлично, великолепно! Тогда-то, на пике любви, они и зачали, наверное, Марфу и Дорофею. Так завершился первый акт эпоса.

Второй акт начался с мамы Лили. Даже хитроумная тётя Лика не могла предусмотреть всего. Она задерживала сестру, сколько могла – с тем, чтобы прямо от неё мама Лиля мчалась, очертя голову, на работу – но мама Лиля в тайниках души не поверила истерике тёти Лики. С дороги она позвонила на завод, сказала, что немного задержится, и поспешила домой. И явилась, когда Ксар и Лера блаженствовали, утолив последнюю страсть, в объятиях друг друга.

При виде мамы Лили в дверях Ксар и Лера тесней друг к другу припали – как перепуганные дети перед лицом неодолимой опасности, но Ксар справился с собой быстро.

– Мама! – проговорил он решительно, как то положено взрослому мужчине. – Выйди, пожалуйста, из комнаты. Мы раздеты. Мы с тобой после поговорим.

– Хорошо, – на удивление спокойно отреагировала мама. – После, так после.

Вероятно, она ждала чего-то подобного.

– Я забежала занести молоко. Если вам не надо никуда, уберите это!

И мама указала на стол с остатками пиршества.

– Уберём! – с облегчением пообещал Ксар.

Когда дверь за мамой захлопнулась, он ласково поцеловал Леру в плечо, шепнул ей: «У меня классная мама!», и, встав с ложа, с наслаждением потянулся. Всем голым телом, лёгким, гибким и сильным. Красивым! Оно нравилось ему, потому что нравилось Лере. И ему опять захотелось к Лере. В Леру.

С мамой Лилей объясняться Ксаверию не пришлось. Мама знала, что рано или поздно он приведёт в дом женщину. Пожалуй, она этого хотела. Если что и смущало маму, то опасения, как бы юный неопытный Ксар не стал добычей ушлой хищницы. Лера – вежливая, покладистая, доброжелательная – маме Лиле понравилась сразу и навсегда. Они познакомились на другой день, в том же интерьере. Ксар заехал к любимой в пельменную – узнать, как прошло у неё объяснение с папой – и объявил: «Сегодня в программе вечера ужин с мамой. Она ждёт».

Только после этого он спросил: «Ну, ты как?..».

И затаил дыхание, ожидая ответа. Если с детства приученная к покорности Лера и на сей раз не выйдет из-под жёсткой руки капраза, тогда – конец! Ксар, конечно, будет бороться за свою любовь до последнего… Тем более, что мама – за него… Мама готовит ужин!

– Всё нормально, – успокоила Лера. – Меня Оксанка отмазала. А насчёт сегодня…

Она призадумалась, что-то придумала и улыбнулась – всем ртом до ушей, всей глубиной глаз. – Да, Ксар! Но я не смогу заехать домой. Мне придётся быть в том же платье!

– Оно чрезвычайно тебе к лицу! – заверил Ксар и благодарно и счастливо. И поцеловал Лере руку.

– Это ж надо, какой у тебя кавалер! – услышал он в спину себе. – У тебя второго такого нет на примете, чтобы ручки целовал, а не кулаком в глаз?

Позади Ксара все засмеялись, а громче и веселее всех – Лера.

Всё-таки Леру кто-то сдал. Не по злому умыслу – по простоте душевной. Папа Савелов, заподозрив неладное, решил перекусить в пельменной не в смену дочери и получить разведданные.

И он их добыл, и не путём лобовой атаки, как можно было предположить, исходя из его мафиозной внешности, а окольным хитрым путём. Обратился к девушке за кассой с невинным вопросом про девчонку – высокую такую, тёмненькую, носатую. Знакомый один по ней чахнет-сохнет, а как ни зайдёт, её нет! Может, уволилась?

И узнал, что по Лере чахнуть-сохнуть поздно. Поезд ушёл! Есть у Леры парень, в театре работает. И такая у них с Лерой любовь, что хоть спектакль по ней ставь, хоть роман пиши!

Павел Анатольевич понял, что надо действовать. Первым делом он позвонил маленькой подлой лгунье Оксане и запретил ей встречаться с Лерой. Чтоб не приходила, не звонила, и на улице никогда с Лерой не пересекалась! Как поняла?!

– Я поняла, что вы ничего не понимаете! – храбро ответствовала Оксана. Она Павлу Анатольевичу Савелову не подчинялась и ничуть его не боялась. – Вы как из позапрошлого века выскочили!

Будь Оксана парнем, Савелов дал бы ей в морду, но руку на женщин он никогда не поднимал.

Нахамив ему, Оксана тут же испугалась за Леру и поспешила предупредить: «Мне твой папик звонил! Он всё знает! Он вас ищет, а он такой, что найдёт!».

Савелов и впрямь не стал дожидаться возвращения блудной дочери, он решил ковать железо, пока горячо, и поехал в театр.

Кораблина на работе не оказалось, он ожидался только к вечернему спектаклю, а так долго носить в себе ярость Павел Анатольевич был физически не способен – у него сильно чесались кулаки. Савелов вытребовал у дежурного, отставного кавторанга, адрес соблазнителя и помчался на проспект Острякова.

– Соберись, детка! – сказал Ксар помертвевшей Лере, когда в дверь зазвонили непрерывным звонком. – По наши души!

– Не открывай! – взмолилась Лера, но Ксар успокаивающе погладил её по волосам. – Поздно. Уж лучше сразу выпить чашу сию.

– Он убьёт тебя!

– Не убьёт.

– Ксар!!

– Он может только наорать на меня. Или подраться. Но если он здравомыслящий человек…

С этими словами Ксаверий распахнул дверь и получил сильнейший удар в челюсть. Удар сбил его с ног. Вслед за тем здравомыслящий человек ворвался в квартиру и сходу сцапал Леру за волосы. Лера пискнула, а успевший очухаться Ксаверий оценил – теперь уже не визуально, а шкурно – насколько не равны силы. И выкрикнул грозно: «Прекратите! Вы ворвались на мою неприкосновенную территорию, да ещё и распускаете руки?!..».

Он напрыгнул на шкафоподобного Савелова, попытался встрять между ним и Лерой и завопил громче – так, чтобы услышали соседи: «Может, вы ещё раз меня ударите?! Вперёд! Если вам не дорога честь! Ни своя, ни вашей дочери! Бейте! Она моя жена, чтоб вы знали! Она теперь здесь живёт!».

Павел Анатольевич Савелов не привык, чтобы ему прекословили. Да ещё в столь вызывающей форме.

– Территория?! – прорычал он, смахивая Ксаверия с пути к двери. – Сейчас мы на нейтральной территории разберёмся!

И поволок на выход всхлипывающую спазматически Леру.

Ксар попытался сделать ему подножку, упал сам, но Савелов споткнулся о распростёршегося в прихожей Ксаверия, выпустил Леру, и Ксаверий на весь подъезд заорал: «Лера, беги! Беги, Лера! Я задержу его!».

Он точно знал – вероятно, генетически – что в миг опасности надо бежать не на пустырь, не в подвал, а в самую гущу народа, и что сил есть кричать «Караул!».

«Караул» Ксаверия был услышан. Двери соседских квартир стали приоткрываться, раздались голоса – встревоженные и вопрошающие, и, почуяв подмогу, Ксаверий поспешил утвердиться в роли раз уж не победителя, то жертвы насилия. Он вцепился в штанину Савелова, обхватил ногу Павла Анатольевича ногами, и воззвал: «Люди! Сюда!».

С точки зрения грядущих семейных отношений ход был явно неверный, но Ксару сейчас было не до грядущего.

– Не лезьте не в своё дело! – рявкнул капраз на подоспевших соседей. – Здесь моя дочь! Я пришёл за дочерью! Всем всё ясно?! Свободны!..

– Так! – прозвучал из-за спин собравшихся чеканный голос мамы Лили. – Что здесь происходит? Лера, почему ты плачешь? Кто это?