Стеор молчал с минуту, затем проговорил:
– Да ей просто скучно, вот и идет к нам сюда. Ей и брату ее. Что сидеть в особняке шикарном? Шикарном, но таком безжизненном. Друзья – одни снобы, такие же сверкающие да воспитанные. А Элеонора из клана темных вервольфов, ей нудно так жить – книжки читать, на пикнике в парке от скуки помирать, играя в фанты там всякие, или шарады разгадывать. Тьфу, скукотень. Вот и развлекаются, как могут, убегая сюда к нам. Они ж темные вервольфы, им всегда азарт нужен. А где его еще взять, как не в компании ведьм.
– Нет, нравишься ты ей, – не унималась я. – Молоко даже смотри какое теплое. Бутылку ведь в платок шерстяной обернула, чтобы не остыло, – кивнула я на корзинку, в которой лежал серый пуховый платок.
– Да ну тебя. Весь аппетит испортила, – зло проговорил Стеор, отодвинув от себя кувшин и хлеб. – Будет с меня подачки от девчонки принимать, если все так, как ты говоришь.
– Да ладно тебе, – протянула я, хлопнув Стеора по плечу. – Девчонка… Она на четыре года всего младше тебя. Это сейчас она девчонка. А года через три ох в какую красавицу превратится. Вервольфы все очень красивые девушки. Настоящие волчицы. Волосы у них густые всегда, цвет насыщенно-пепельный, глаза большие, серые, ресницы длиннющие. Я уже молчу о том, фигура какая у них.
– И что? – внезапно гаркнул на меня Стеор. – Она вервольф, я ведьмак-лис. У нас что, будущее какое будет? Это еще ее папаша, светлость его забери, не знает, что дочка его подкармливает ведьмака, а узнает – враз меня в гарнизон военный запроторит, откуда я вернусь или нет, черт его знает. Меня в солдаты, а ее замуж за такого же, как она красавца-вервольфа богатого. Так что не надо мне говорить о ней, Марион. Ты лучше подумай, что с тобой будет года через четыре, когда Анхель уже не будет смотреть на тебя, как на блоху надоедливую, которая его в карты обыграла, а вполне сможет позволить себе и большее.
– Ты что такое говоришь? – нахмурила я брови.
– А что? Все знают, что красивые женщины всегда достаются победителям. Вон смотри, что после переворота происходит. Половина красавиц им постели согревает. А ты будешь ох как хороша, когда полностью сформируешься.
– Ты зачем мне все это говоришь? – спрыгнув со стола, я зло посмотрела на Стеора.
– Затем, Марион, – рыкнул парнишка, – чтобы ты не забывала о своем происхождении, когда вот такой Анхель придет к тебе в дом и положит на стол наполненный золотом мешочек, взамен чего потребует от тебя благосклонности. А ты вся и растаешь, услышав золотой звон.
– Я не твоя сестра. Не надо мне такого говорить! – гаркнула я обиженно.
– Клэр тоже так говорила, – тяжело задышав, проговорил он глухим голосом. – Пока здесь не появился тот подлец с деньгами. Купил ее и дело с концом. Продала все за звон золотых – меня, честь, происхождение.
– Так может она любит его, – тихонько предположила я, решив хоть немного сгладить ситуацию.
– Любит? – взревел мальчишка. – Любить своих надо! А не этих тварей серых, которые подмяли наш ковен под свой клан! Любит…А он же почему ее не любит? Почему запрещает видеться со своим братом? У него же денег мешки! Почему она ни одним золотым ни разу не помогла мне! Почему какая-то девчонка в своей до умопомрачения сверкающем платье пробирается сюда грязными улочками, чтобы принести сюда эту чертову корзинку с молоком и хлебом, а сестра моя родная…, – он умолк и закрыл глаза.
Видя, с какой силой он сжал свои челюсти, сдерживая гнев и слезы, я подошла к нему и обняла. Знала я, что Клэр не за деньги к вервольфу пошла, совсем нет. А ради того, чтобы ее братишку меньшего на виселице не вздернули за то, что он во время военного переворота лошадей вервольфам тайком травил. Спасла его так, приняв ультиматум того графа об отказе от семьи и всего, что ее связывало с ковеном. Мне мама тогда рассказала, видя, с каким непониманием я отнеслась к тому, что сестра бросила его. Рассказала, но строго-настрого приказала молчать, зная взрывной характер Стеора.
– Ладно, – взяв себя в руки, проговорил он спустя пару минут, поддев мой подбородок. – Беги домой, а то мать твоя искать скоро уже будет тебя.
– А ты? – строго зыркнула я на него. – Опять на улицы?
– Марион, – протянул недовольно он.
– Что Марион? Вот расскажу своей маме, что ты по ночам ходишь к этим бандитам, она враз из тебя выбьет эту дурь, – пробурчала я.
– Я ничего плохого там не делаю, – успокаивающим тоном проговорил Стеор. – Меня просто учат драться, стрелять и не более того. У нас нет более сил, но уметь постоять за себя как-то же надо. А кто меня еще научит, как не уличные? Отца-то нет, – глухим голосом проговорил он.
– Ладно, – строго протянула. – Драться это верно, надо. Кто ж занозу-то твою в разе чего защищать будет? – подмигнула я ему. – Но только не более того, а то их шайка все знают чем промышляет, помимо тех боев уличных.
– Не влезу я никуда, обещаю, – чмокнул он меня в лоб и подтолкнул к двери. – Беги.
Просто пулей вылетев из домишки, я лишь язык показала ему на его окрик: «А хлеб?». Какой хлеб? Я бы и крошки не взяла из его дома, прекрасно понимая, как тяжело живется Стеору без родителей. Хоть и сама недоедала, но моя мама по крайней мере периодически зарабатывала хоть какие-то деньги, которых на кое-какую еду да хватало. А вот Стеору приходилось несладко.
Два года…как за два года все могло так измениться, и мы из вполне себе обеспеченных жителей, принадлежащих к ковену ведьм, способных обращаться в лисиц, превратились практически в людей…вервольфы, чертов клан, который подмял под себя всех в государстве, заставив встать на колени каждого из нас, а тот, кто не встал, враз лег в землю на корм червям. Чертовы волки и их вечная тяга к лидерству. Не жилось им на равных с нами. Мы тоже хороши, особенно те, кто в совете состоял. Головой хотя бы думали, как говорила мама, ведь прекрасно понимали, что венценосец-то не лис, а вервольф, и уж ему точно не понравится то, что наши ему периодически да показывали свои зубки, не желая платить дань за торговлю или вообще не принимая во внимание подписанные им указы. Допрыгались, не иначе. А теперь вот расхлебывали, оказавшись враз на задворках жизни государства. Миллион мыслей роилось в моей голове, пока я, подпрыгивая, направлялась к себе домой.
Едва только скрип открываемой мной калитки донесся до моей матери, как ее ярко-рыжая кудрявая головка высунулась из теплицы, в которой она выращивала цветы.
– Марион! Скоро цветы нести на продажу, а букеты еще не повязаны! Где тебя носит? Опять у Стеора сидела? – строго проворчала она, отряхивая землю с рук.
– Мам, не ворчи, – улыбнувшись, чмокнула ее в щеку. – Сейчас все сделаю, – закатав рукава, я присела подле небольшого столика, на котором лежали свежесрезанные цветы и принялась формировать букеты.
– Ты не играла? – строго бросила мама, пристально глядя на меня.
– Нет, – отмахнулась я, но на мать не посмотрела.
– Ясно. Опять фон Вальцы приходили? – не меняя тон спросила мама.
Помолчав с минуту, я стянула ленточкой стебли и, отложив букетик, проговорила:
– Элеонора приходила с братом.
Мама выдохнула и села напротив меня.
– Сказала бы ты уже ему, – проговорила она.
– Что сказать? – враз волчонком кинула я на нее взгляд. – Что я с Элеонорой в сговоре? Она вроде бы как играть ходит, я вроде бы как тоже, а на самом деле мы не хотим, чтобы он голодал? Я только заикнулась, что он нравится девочке этой и она просто помочь хочет ему, так ты б видела, как он вызверился. А если еще узнает, что я дружу с ней тайком и за его спиной так вместе с ней помогаю ему, да он вообще не знаю, что сделает. Нельзя говорить, мама, иначе вообще на улицы уйдет. Чем милостыню будет получать от вервольфов, да еще с моей подачи, в бандиты лучше подастся. Ты же знаешь, какой он гордый.
– Знаю, – грустно протянула мама. – Он сын судьи, там есть откуда гордости взяться. Его отец никогда ни под кого не прогибался, даже в тот день, когда его принуждали поставить подпись на приказе о сложении полномочий совета. Подписал бы и жив остался бы тогда. А так…и сам в землю лег, и детей обрек на судьбу какую. Клэр в любовницах, Стеор выживает тоже.
– Да, выживаем. И выживем, и с колен когда-то да поднимемся. И Стеор встанет на ноги. Еще пару лет и он сможет пойти в армию к вервольфам. А там и жалование, и будущее, если ему доверять волки будут. Главное, чтобы он не пошел по тому пути, по которому идут остальные. Красть, попрошайничать и тому подобное. Если он упадет на то дно, уже оттуда не выберется. Я знаю. И это знает Элеонора. Она хорошая, несмотря на то, что вервольф. И он ей правда нравится, – проговорила я.
– Да она-то хорошая, – проговорила мама. – А вот про брата я того же сказать не могу. Вчера только со своими друзьями пронесся верхом по торговой улице, со всего размаху дернул навес над лавочкой нашей соседки Матильды. Навес рухнул на лотки с выпечкой, а затем все это свалилось на землю. Она кричать, а этот дьяволенок еще и лошадь остановил, потоптав хлеб копытами. Страх, что за ребенок. Дьяволенок настоящий.
Слушая маму, я нахмурилась, затем проговорила:
– Элеонора говорила, что он скоро уедет. Отец его в военную академию отправляет. А так да, нехороший он. Но в карты играет занятно. Не будь у меня того кольца, я бы точно у него не выиграла бы. Сначала хотела просто с ним поиграть, честно, но потом поняла, что куда там мне. У меня даже голова разболелась, поскольку пришлось держать под контролем всю колоду, запоминая и подменяя иллюзией карту за картой. Страх, как тяжело.
– Влиять на вервольфов иллюзией непросто, Марион. Поэтому ты будь аккуратней. Даже бабушка твоя знала, что с волками лучше не связываться в таком деле. Да и вообще, карты, кости…не лезь в это, девочка. Отец твой в свое время из дома предшественницы мадам Регис не вылезал. Ох и натерпелась я с этим.
– Мам, – простонала я. – Да я же играю не потому, что мне нравится. Мне нравится выигрывать, – прищурила я глаза. – Я же оттачиваю свое умение там. Где еще можно учиться мастерству иллюзиониста? На улице, или в жизни, вдруг что-то да упущу, враз же подметят. А так, когда все как на ладони, то почему не попробовать? Я очень и очень осторожна. Так что, не переживай, – я тронула плечо мамы. – Ну а теперь я побежала, – улыбнулась и схватила со стола навязанные букеты, – сегодня, говорят, возле дома мадам Регис настоящий ажиотаж будет. Говорят, его величество туда придет отдыхать, – повела я бровью и покрутила одним из букетов.
– Да уж, ажиотаж. И смогла же она, стерва, удержаться на плаву после того, как у всех все забрали, а у нее это злачное заведение нет, – закатила мама глаза под лоб.
– Да кто ж кабаре заберет, мам, ну ты что? Да еще и у нее. Говорят, она с советником-вервольфом спит, поэтому он лично хлопотал, чтобы ее доходный домик да не тронули, – прошептала я, склонившись к матери.
– Ох, и все-то ты у меня знаешь, – недовольно хлопнула в ладоши мама. – Иди уже, стрекоза. Да смотри мне, как только распродашь – быстро домой. Нечего сплетни собирать да глазеть на тех разодетых чертей, которые туда ходят.
– Я мигом, – послав маме воздушный поцелуй, я прихватила корзинку с цветами и вышла за калитку.
На улице было уже прохладно, поэтому я посильнее укуталась в теплую шаль и пошла вдоль дороги, тихонько насвистывая какую-то мелодию. Не прошло и часа, как я уже стояла у заведения мадам Регис. Игорный дом, или кабаре, черт его знает, что там было, но то, что вхожи сюда были из наших лишь те, кто смог на плаву при вервольфах удержаться, да сами вервольфы, да и то те, кто занимал отнюдь не последнюю ступень их общества.
– Цветы, цветы, кому цветы? – протянула я свою неизменную сладенькую реплику, улыбаясь во все тридцать два. – Такая красавица леди и без цветов. Сударь, вам не стыдно? – подмигнула я выходящему из заведения разодетому мужчине в компании женщины.
– Сколько? – недовольно буркнул он.
– Два медяка, – улыбнулась я, сощурив глаза.
