Время муссонов
– Господин…, – Готано приподнял голову над циновкой, – вы спите?
Повернувшись на голос, мужчина медленно кивнул, словно поздоровался. Но его взгляд оставался все таким же холодным, немного отрешённым и нейтральным.
– Вы не спали всю ночь? – ещё раз спросил Готано, и сам же себе и ответил. – Не спал. Ладно, пойду помоюсь. Как я понимаю, до вечера вы меня не бросите.
Он встал и медленно побрёл в сторону ниши в стене, где был установлен душ.
Через десять минут, чистый и в новой одежде он стал больше походить на любезного хозяина.
– Я – Готано, – он показал на себя рукой, называя себя. – А кто ты? Как тебя зовут?
Господин Шиида чуть склонился перед гостем, если его так можно было называть, в полупоклоне, стараясь не вызвать его раздражения. Несмотря на свой возраст, он знает, что бывает с заложниками не понаслышке.
– Зови меня Брюс Ли, – ответил мужчина. И широко улыбнулся.
– Странное имя для вас, господин, – ответил Готано. – Вы китаец?
– Моё имя ничего вам не скажет, – по–японски ответил гость. Он говорил так медленно, словно перед ответом глубоко внутри себя провёл совещание со своим вторым «я», на котором таки решил говорить старику правду. – Могу лишь сказать, что я друг Фудо. И я не китаец.
– Друг моего сына?
Горький вздох расползся по комнате патокой недоверия, словно в какой–то момент с потолка стала сползать вуаль паутины лжи, которая могла скрыть под собой собеседников. О, Будда, он называет себя другом моего сына…
– У моего сына не было друзей. – Ками, помогите мне в схватке с этим человеком.
– И всё же я его друг, – твёрдо произнёс незнакомец. Настолько твёрдо, что в этот момент Готано Шиида внезапно охватило чувство, пронзившее его насквозь десятками стрел сопричастности. И он поверил собеседнику и, почему–то, подумал, что в его ответах скрыто желание что–то сообщить ему, Готано. Нечто важное, имеющее значение для обоих. То, чем делятся только с очень близкими людьми.
Чувствуя, как собеседник медленно гребёт по реке беседы, направляя лодку слов в известное только ему русло, ему показалось в одно короткое мгновение, напоминающее вспышку молнии в ночи, что между его сыном и сидящим перед ним мужчиной существует некая связь, настолько прочная, что стальные канаты строительного крана кажутся бельевыми верёвками.
– Он умер.
Мужчина кивнул головой, словно эта новость не была для него неожиданной. Уж кто–кто, а он–то знал, что непонимание – лишь первая фаза недоверия. Когда–то Фудо говорил, что его отцу доверять можно. Об этом его предупредили ранее. Старику доверять можно. Но и доверие надо заслужить.
– Знаю, – ответ мужчины и его вымученная улыбка, вторая за последнее время, открыла Готано Шииде всю правду. И хотя он улыбнулся не так, как японцы. Несколько зажато. Но вполне дружелюбно. Заставив своей улыбкой улыбнуться и Готано, который даже не догадывался, насколько тяжело она далась собеседнику.
Готано всматривался в его черты, и ему показалось, что сидящий перед ним человек очень походит на японцев. Широкоплечий, с его еле уловимым Окинавским акцентом и пугающим шрамом на лице, он уже не заставлял старика волноваться. И эта его робость в словах, перемешанная с волнением, исходящим откуда–то изнутри его сознания, словно повернула время вспять и вернула его в те самые мгновения жизни, которые толкали его на лезвие ножа. Всё это показалось ему настолько близким и понятным, что он безрассудно решился встать плечом к плечу со своим гостем и, если необходимо, бежать вместе с ним в атаку.
– Мне нужна помощь, – услышал Готано низкий голос гостя. Он удивлённо поднял плечи, вопросительно взглянув на собеседника. В который уж раз. И скорее почувствовал, чем увидел движения его губ, произнёсших, практически не задумываясь фразу, о которой когда–то его предупредил его хозяин.
– Ватакуси–ва Токё–га жадзи матэ дэмити–но кодова сампари вакаримасэн. Мне нужен гид по городу, – произнёс он заранее подготовленную кодовую фразу, о которой старика очень давно предупреждали. Слова и место их произношения подобрали таким образом, чтобы исключить вероятность их произношения случайным человеком. Если бы пришлось нечто подобное сказать на улице, то фраза звучала бы иначе.
Затем он показал пальцем на фотографию с его сыном.
– Эта женщина. Она русская. Она друг вашего сына. Её убили в доме напротив. Я убил того, кто убил её. Поэтому, если любите сына, вы обязаны мне помочь.
Круглые глаза Готано готовы были вылезти из орбит. Его гость говорил на японском диалекте Окинавы настолько чисто, что даже язык Готано мог восприниматься им как иностранный.
– И я, как и женщина вашего сына, тоже русский. И вашего сына знаю давно. Я здесь, чтобы всё исправить.
Нобио Фукуда
Бьющий в лицо дождь на короткое мгновение остудил пылающие, как огонь костра, мысли капитана Фукуды. Он пытался ответить на вопросы, которые в очередной раз задавал сам себе. И в поиске ответов он все глубже погружался в сознание, словно подводная лодка, попавшая в прицел миноносца. Он выискивал в закоулках памяти нечто такое, что помогло бы ему понять причины этого жестокого убийства.
Но не находил. Пока.
Вместе с лейтенантом Фумикоми, высоким худым парнем, он вышел из комнаты, где было совершено преступление, чтобы, наконец, плюнуть на всё и отправиться домой. Сейчас он точно никому не был нужен. Но спустя мгновение, заместитель понял, что что–то держало его здесь, заставляя мысленно возвращаться в комнату с лежащими телами. Он вспоминает каждую деталь, каждый штрих, каждую мелочь, которая, безусловно, пригодится для будущих умозаключений. И они уже стали возникать в сознании вспышками праздничного салюта, на мгновение освещая окружающее пространство.
– Ничего странного не заметил? – обратился он к лейтенанту Фумикоми, сопровождающего его практически на всех аналогичных выездах на место преступления, ныне закрывающему лицо от встречного ливня приподнятой ладошкой правой руки.
– Если не считать национальность убитой женщины и отсутствие на месте преступления смартфонов – нет.
– Перед началом межправительственных переговоров, которые начнутся вот–вот. Ты знаешь, что делегация из России прибывает послезавтра?
– А какое отношение переговоры имеют к этому преступлению? Ну, кроме того, что убита русская женщина.
– Пока не знаю. Но первое что приходит на ум – сорвать их на корню.
Он подошёл к машине и коснулся ладонью влажной ручки. Замер на несколько секунд, не обращая внимания на хлеставший дождь. Оглянулся по сторонам. Увидел кафе, где количество посетителей приближалось к нулевой отметке.
Шёл второй час ночи. И третий день с начала осеннего шторма, накрывшего столицу сплошными струями ледяного дождя. Мысль о чашке горячего кофе свечой, зажжённой в сознании чей–то доброй рукой, предопределила его решение.
– Давай согреемся.
Входя в помещение кафе, он обернулся и проговорил.
– Узнай её номер телефона, – капитан Фукуда был уверен, что лейтенант Фумикоми догадается чей. Вообще–то лейтенанту не требовалась накачка. Он всегда все делал настолько правильно, что порой Фукуде казалось, что его помощник умеет читать его мысли.
Они сели у окна, позволяющее видеть всё, что творится снаружи.
Из всех напитков Нобио Фукуда предпочитал кофе и сейчас, несмотря на позднее время и советы врачей из медицинских программ, обжигая губы, сделал первый глоток, испытав неимоверное наслаждение от того, как горячий напиток скользнул в желудок. Оставив за спиной осеннюю слякоть и лейтенанта Кияму, к которому Фукуда относился брезгливо, несмотря на родственные связи последнего, министра Уэду, с которым вместе начинал, в эти минуты он на короткое мгновение мог остаться наедине с собой. Затем после первого, самого приятного глотка, отставив чашку в сторону, осмотрелся и взял на заметку далеко не старого посетителя, сидевшего в самом углу заведения. Встретившись с ним взглядом, кивнул тому головой.
– Вы знакомы? – удивился лейтенант Фумикоми, поймав взгляд незнакомца.
– Нет. Просто поздоровавшись, сделал человеку приятно. Это – некто. Неизвестная величина.
– Ясно. Может, я пойду? – этот день для лейтенанта выдался насыщенным, и он не планировал задерживаться на работе больше положенного, но просьба капитана Фукуды прибыть на место преступление для него была приказом.
– Нет. Посмотри по сторонам. Что видишь? – капитан сделал второй глоток.
– Кафе. Мало посетителей. Заведение – круглосуточное. Сильно накурено, вентиляция слабая. Последние посетители разошлись возможно пару часов назад. Подозреваю, что именно здесь сидели пособники того, убитого, якудзы. И возможно, именно тут находился и наш герой.
Желание прикурить капитан Фукуда отогнал подальше от себя. Дыма в помещении вполне хватало, чтоб насытить лёгкие никотином.
– Сомневаюсь. Если человек, весьма осторожный, и будет кого–то ждать, то только не в кафе. Думаю, наш герой, как ты заметил, не столь наивен, чтобы оставлять своё фото на каждой записи, – тут он указал пальцем на внутреннюю камеру, установленную в углу заведения, – обвинительный приговор для себя. Он ждал снаружи. И где, по–твоему, он мог скрываться?
– Где угодно, – впервые заинтересованно ответил Фумикоми, пытаясь понять, что твориться в голове начальника.
– Это место должно быть таким, чтобы видеть всех, кто входит и выходит из дома. Но самому оставаться в тени. Верно?
– На противоположной стороне улицы, – догадался лейтенант и, пронзив взглядом окно, указал туда, где возможно стоял подозреваемый. – Вон там.
Место, куда указал лейтенант, было скрыто от глаз зеркально–темным стеклом, в котором отражались все посетители киссатена.
– Возможно.
Капитан задумался, сравнивая свои и лейтенанта умозаключения.
– Что тебе показалось странным в квартире русской? – он посмотрел на лейтенанта и увидел поднятые плечи собеседника, продолжая гнуть в сторону сомнений линию, возникшую в его мозгу. – Полиция приезжает практически в ту самую минуту, когда совершалось второе преступление, если считать убитую женщину за первое. Смерть якудзы, по предварительному прогнозу, произошла около девяти часов вечера. Как такое возможно?
– Может соседи позвонили? Услышали шум борьбы.
– Их опрашивали. Никто ничего не видел и не слышал. А это значит, что тот, кто позвонил на номер оперативного дежурного, мог быть в кафе, наблюдая за всем со стороны. И он заметил нашего парня в тот самый момент, когда тот входил в здание. Согласен?
Лейтенант, хотя и работал в этом отделе полиции почти два года, не был в состоянии мыслить столь глубоко, как заместитель Фукуда. Но он был готов выслушать любую версию начальника. Уж он–то знал, насколько необычные решения возникают в голове заместителя Фукуды, даже при расследовании, в общем–то, рядовых преступлений.
– Отчасти, – лейтенант знал привычку Фукуды выслушивать собеседников и составлять о них своё мнение.
– Есть предположение, которое подсказывает моя интуиция. Нашего героя банально хотели убрать руками якудза. Кто–то, нам пока неизвестный, способом с использованием самурайского меча, по причинам пока нам непонятным, заманил мужчину, сильного, умеющего убивать, в квартиру русской машинистки. Которая была убита кем–то до его прихода. Причём не в той комнате. Где его ждал киллер, но жертва оказалась лучше подготовленной.
– Вы сказали не в той комнате? Думаете, тело было принесено?
– Не знаю. Но думаю, что женщина умерла не там. Во–первых, шума борьбы никто не слышал. Во–вторых, слишком мало крови, если отрубить голову. В-третьих, слишком короткий срок между первым и вторым убийствами. А кровь уже успела засохнуть.
– Но тот якудза убил русскую. Ведь это факт. Срез на шее от лезвия вакидзаси. Следы крови на стене. Угол брызг совпадает с местом нанесения удара.
– Об этом он тебе сказал? – улыбнулся капитан Фукуда.
– Так это же очевидно.
– Кому? Лейтенанту Кияме или министру Уэде.
Молодой человек внимательно посмотрел в лицо собеседника, словно увидел впервые. И этот взгляд был полон вопросов.
– А кто?
– Я не знаю. Но в чём уверен точно, что у убитого якудзы был сообщник или сообщники, позвонившие в полицию. Именно тогда, когда увидели того третьего, который вошёл в подъезд дома.
– Который или которые, возможно, находились в кафе, наблюдая за местностью и сообщая последнему обстановку вокруг.
Капитан задумчиво постучал по столу пальцами правой руки, выбивая дробь.
– Не факт. Но уж точно он вышел на охоту не один, – непонятно кого имея в виду, молвил капитан.
Затем Фукуда жестом попросил официанта принести ещё одну чашку с кофе.
– Если у него был пистолет, который, напоминаю, пропал, то почему киллер решил зарезать нашего героя? Сейчас можно использовать оружие практически бесшумно. Один выстрел в голову и всё. Но нет, убийца пытается решить проблему с помощью вакидзаси. Самурайского меча.
– Почему вы думаете, что якудза был с оружием? – спросил лейтенант.
– Подмышечная кобура пуста. А зачем носить её без пистолета?
– Предположим. Но я пока не могу уловить линию ваших рассуждений. По–вашему получается, что тело женщины с уже отрубленной головой было принесено по адресу заранее. И что в комнате с её трупом находился якудза, который знал, что именно в это время к ней заявится его будущая цель? Да это просто невозможно предположить и тем более спланировать настолько чётко, чтобы каждое действующее лицо трагедии появлялось на сцене в тот самый промежуток времени, который по нашим расчётам в реальности и произошёл.
– На самом деле все может быть не совсем так, как ты описал. – Капитан сделал глоток кофе, только что принесённого официантом, наслаждаясь моментом, отчего его скрытые мысли на мгновение отразились на лице, заставив улыбнуться лейтенанта Фумикоми. – Давай мыслить иначе. Предположим, все было не так, как кажется нам. Представь, что ты убийца. Только что разделался с одной жертвой и тут появляется другая. Неожиданно для тебя. Ты должен принять решение. Быстро. Что бы ты сделал в этом случае?
– Постарался убить тем же оружием, которое более доступно и которое держу в руках.
– Но, если женщина убита не в комнате, и её тело лишь принесли туда? Доказательством этому служит отсутствие должного количества крови, окоченелость трупа, но, самое главное – кровь, хотя ею должна быть залита вся квартира. Этого факта почему–то никто не заметил. И зачем убийце держать в руках вакидзаси? Зачем ему вообще нужен был этот меч? Кто из наёмных убийц ходит на дело с самурайским мечом?
И тут лейтенант сообразил.
– Заказ на способ. Именно мечом. Но вы всерьёз думаете, что женщину убили не в комнате?
Капитан Фукуда проигнорировал вопрос, наслаждаясь очередным глотком кофе.
– А когда мы там были, тебе ничего не показалось странным?
Лейтенант задумался, вспоминая обстановку. Мёртвая женщина на полу. Её голова аккуратно лежит неподалёку. Рядом – тело мужчины.
– Согласен. Мало крови для такой смерти. Следовательно, труп туда принесли?
– Ещё что? – подтолкнул он лейтенанта в направлении истины, но не сильно, а лишь чуть–чуть.
– Не знаю, – лейтенант задумался, пытаясь вспомнить, но ни к каким выводам не пришёл.
– Эта квартира одинокой женщины, как утверждают сотрудники посольства. Её квартира. А на столе пыль. Словно она не убиралась как минимум неделю. В шкафу одежда зимняя. Пальто, шапки. Сейчас не так холодно, чтобы их носить. Там я не видел ни одного украшения или косметики.
– У русских и не такое возможно.
– Но не в этом случае.
– И что говорит ваша интуиция?
Капитан Фукуда проглотил последние капли кофе, ещё остававшиеся в чашке. Затем ещё раз осмотрел помещение, глянул сквозь мокрое стекло на полицейские фургоны с проблесковыми маячками и перевёл взгляд на лейтенанта Фумикоми, сидящего рядом, и проговорил:
– Будешь? – указал пальцем на чашку недопитого кофе лейтенанта. Тот отрицательно покачал головой, и тогда Фукуда опрокинул её себе в глотку, затем поставил чашку на стол и одобрительно хмыкнул. – Кто твои родители?
Лейтенант Фумикоми знал привычку своего начальника менять тему разговора, не снижая его накала, и ответил практически мгновенно.
– Они погибли. Автомобильная катастрофа.
– Где?
– Недалеко от Саппоро по трассе в город из Олимпийской деревни. Когда я был совсем маленьким, – соврал Фумикоми. – А у вас есть родные? – тут же задал он встречный вопрос.
Заместитель Фукуда опустил глаза, словно раздумывал, стоит ли отвечать, заполнив две минуты тишины своим молчанием. Затем поднял глаза, выразительно осмотрев собеседника, будто увидел его впервые, скривил губы так, как если бы почувствовал, что внутри борются друг с другом несколько сомнений и наконец произнёс.
– Отец погиб в восьмидесятом, он был полицейским. Брат тоже был полицейским. И тоже погиб. Позднее. На Окинаве. В 1996 году. А в прошлом году похоронил мать. С женой развёлся почти пять лет назад. И ещё, я редко вижусь с детьми.
– Сочувствую….
– Я тоже. Каждый день. Их матери.
– А как погиб ваш брат?
– Вместе со своей женой. Я их вместе так и не увидел.
Фукуда на мгновение застыл, словно в эти мгновения к нему в мозг заглянула очередная версия, которой он был обязан поделиться.
– А как звали вашего брата? – услышал он сквозь приближающуюся усталость.
– Исао. Но он работал под прикрытием и пользовался другим именем. Его тебе я сказать не могу. Федеральный секрет, а у тебя нет допуска.
– Понимаю…, – тихо ответил лейтенант Фумикоми, и внимательно взглянул на собеседника. Если бы в этот момент капитан Фукуда не был занят своими мыслями, он бы заметил, что взгляд подчинённого полон родственного тепла.
– Я думаю, что эта квартира предназначена для встреч. Тайных встреч. А убитая женщина работает не только машинисткой, – вывалил на стол свои мысли капитан Фукуда, вроде бы без логической вязки с последними словами, но несущие в себе весь смысл этой беседы. – Думаю, это дело возьмёт под свой контроль контрразведка. Кстати, они уже тут.
По улице, прикрываясь зонтами, шли два чем–то похожих друг на друга человека в черных плащах. Именно на них указал Фукуда пальцем, но так, чтобы они этого пальца не заметили.
– Господин капитан, а почему вы не сказали о наколке головы красного дракона лейтенанту Кияме? Вы знаете, что она означает? – спросил лейтенант начальника, но уткнулся в его настолько тяжёлый взгляд, что почувствовал, как по позвонку прополз холодок.
Кетсу Киташи
Выискивая в прожитых часах свои возможные ошибки, я заново пережил волнение, испытанное от вида убитой Кати Голицыной. Её смерть вытолкнула на поверхность моего сознания такое количество негатива, что будь он из дерева, то из него можно было бы построить мост длиной в сотни метров.
Накрыв лицо девушки красной кофточкой, я быстро вышел из квартиры, не забыв прихватить её мобильный, поднятый с пола. Его я выбросил спустя минуту, как избавился и от своего. У убийцы телефона не было, но я нашёл деньги. Почти десять тысяч иен. Спасибо придурку, что ходит на дело с пачкой банкнот. Что–то настораживало меня всё это время, и это «что–то» я так и не понял. Впрочем, это не касалось толпы полицейских, наводнявших улицу снаружи.
Даже для токийской полиции реакция на события была сверхбыстрой. На мгновение я вспомнил всё, что предшествовало смерти Екатерины. Капли дождя. Блеск светофора. А также глаза той старой японки, в которых не заметил искр любопытства. Все же, следует признать, противник сработал оперативно. Но это смотря какие цели он перед собой поставил. И возможно, хотя признать это тяжело, Катю убили из–за меня. Жестоко. Подло. Подгадали к моему приходу. Увеличив список наших потерь. Вот только – зачем? В чём секрет этого безумия? И моя задача – разобраться во всём этом хаосе. Но я твёрдо знал, что те, кто это сделал, должны ответить. Иначе жизнь потеряет смысл.
Сначала Алла, затем Фудо и вот – Катя. Трое из пяти – мертвы. И оценить эти потери невозможно. Ибо каждая жизнь – бесценна. За Таню Волкову я не волновался, она самый опытный, после меня, агент. И она не девочка для битья. В этом мне удалось убедиться вчера. А вот для Аллы и Кати это была первая в их жизни командировка. И последняя.
Кто, кроме меня, знал о нашей с ней встрече, не считая генерала Алфёрова? Кто знал о моём приезде в Японию до того, как я переступлю пограничную черту? Кто знал, что я – жив? Мне назначили дату и место контакта через мобильный телефон, который я забрал из ячейки в аэропорту. Он говорил со мной механическим голосом синтезатора речи. Но по вязке слов, похоже, собеседником моим была женщина. Если это была Екатерина, то об этом я уже не узнаю. Слова Алфёрова о предателе внутри группы становились очевидным фактом. Вот только осталось нас всего трое. Я, он и Таня Волкова. Себя и генерала я исключаю. Таня? Маловероятная реальность. В любом случае источник наших потерь надо искать где–то внутри. И без серьёзного разговора с Алфёровым не обойтись.
– Осторожней на поворотах, – предупредило меня моё второе "я".
Нет. Он – не мог! Генерал Алфёров – это старая школа. Но и не только поэтому, хотя я здесь благодаря ему. А скорее – вопреки. Он был единственным, кто узнал, что я остался в живых после Сирии. Первым. Остался в живых благодаря случайности, которая играет в покер нашими жизнями. И это тоже карма.
Вопросы. И ещё раз вопросы.
Екатерина. Как она могла столь опрометчиво войти в квартиру. Не проверившись. Но я видел – за ней «хвоста» не было. Я видел это своими глазами. И это – факт, который из памяти не выбросишь. Факт железный. А если её убийца вошёл туда раньше. И ждал внутри. То дальнейшее не столь важно. Откуда он узнал место и время встречи, о которой знали только двое? Я и неизвестная в трубе мобильного. Двое? Не факт. Кто этот второй? И ещё… зачем нужна такая жестокость? В чём её смысл?
– А как сам думаешь? – спросил меня мой внутренний голос, но у меня не было ответа.
Только пять минут там, если судить по моим внутренним часам, было мне дано, чтобы понять происшедшее. И всё это время меня не покидало осязаемое чувство опасности и непредсказуемости поступков незримого врага. Гремучей смеси реальности и бесконечного, безумного, ужаса, океанской волной захлестнувшей меня в тот самый момент, когда я узнал о гибели Аллы. И те мгновения отчаяния и боли, перекочевавшие из зарытого в потаённых уголках памяти в моё настоящее, вновь напомнили о себе. И устойчивый, но такой неуловимый запах смерти, заполнивший помещение, в котором я стоял полный ужаса, пропитал мою кожу настолько глубоко, что даже спустя сутки, я всё ещё чувствовал его на своём теле.
И в это мгновение произошло озарение, на секунду осветив всю картину бытия, где среди потаённых желаний и непроходимых болот, в паутине лжи и предательства пролегал мой путь.
Остановись!
Вспомни!
Думай!
Катя Голицына была мертва уже несколько часов. Мне ли этого не знать? Её кожа остыла давно, но моё касание её руки в тот момент ни о чём меня не предупредило. Память… Ты порой манипулируешь сознанием, как марионеткой, заставляя совершать поступки, не совместимые с моралью. И я начинаю понимать – почему. Вот только кому это было нужно? Кажется, так говорили древние. Но тогда вспоминай, кого ты видел на улице за пять минут до встречи с Катей Голицыной на конспиративной квартире службы внешней разведки России в Токио? Вспоминай всё, что видел. Рост, фигуру, волосы, походку.
И сопоставь, она была это или нет.
Смерть медленно вошла в мою жизнь, как нож в масло. Впрочем, она никогда оттуда не уходила, прикрывая свои деяния философией или кармой. Моя уверенность в том, что я говорил по мобильному именно с женщиной, строилась на вязке слов, которую могла употреблять только японка. Разговор шёл на Окинавском наречии, который я знал, безусловно, хорошо. И некоторые обороты в предложениях произносились именно с учётом того, как женщина говорит с мужчиной. Если бы не синтезатор речи.
Неужели меня уже ждали, хотя слежки в аэропорту Нарита я не обнаружил. Только недавно я прилетел в Токио. И лишь один человек знал время, когда я прилечу. А может всё совсем не так, как мне кажется. Может реальность иная, чем та, которую вижу я. Может она проявится чуть позднее, надо лишь дождаться этого момента. И не упустить его. А это значит – ждать.
Современные технологии всегда стоят на страже государства. Как я не подумал об этом. Три дня. Срок слишком мал для любой контрразведки мира, чтобы вычислить агента. Значит, как я и предполагаю, течёт изнутри.
– А ты уверен? – спросил меня мой внутренний голос, но у меня опять не нашлось ответа.
Пытаясь вспомнить каждую минуту моего прилёта, я снова прокручивал их в памяти. Мобильный телефон, о котором предупредил Алфёров, лежал в аэродромной ячейке. Взяв его в руки и оставив там свой, я почти мгновенно получил первую СМСку. Затем был звонок. Непродолжительный. Секунд двадцать. Я назвал пароль, стараясь говорить как можно чётче. Голос также сложно подделать, как и папиллярный узор на пальцах. По голосу можно понять психическое состояние говорящего. Голос выдаёт человека более полно, чем его личное дело. Именно поэтому был включён синтезатор речи, делающий собеседника анонимным.