Он полез в карман пиджака и извлек приглашение, напечатанное на бумаге с золотым обрезом. Оно пришло на адрес «Пейпер» пять дней назад. Приглашали на тот же вечер в восемь тридцать «Вечер бокса для джентльменов. Ужин, черный галстук». В нижнем левом углу слова: «ответьте, пожалуйста. Десять гиней: Казначей Риджент-парк спортклуба» – были зачеркнуты, и четким почерком под ними было написано: «Будь моим гостем – обязательно постарайся прийти. Джон.»
Магнус, хмурясь, еще раз взглянул на приглашение. Он не любил благотворительности, даже если ее оплачивал кто-то другой. Но он знал, что идти надо. Если его предчувствия правильны, и кто-то заинтересовался им настолько, что для проверки его частной жизни решился послать к нему на квартиру человека, то он, в таком, случае, кровно заинтересован в том, чтобы узнать, что же им от него надо.
Это вновь заставило его подумать о человеке, который пригласил его на сегодняшний вечер. Это был Джон Остин Кейн, выпускник Оксфорда, душа общества, один из известных британских альпинистов. В тридцатых годах он был страстным идеалистом, лояльно относившемся и к крайне правым и к коммунистам; позже, в годы войны, он сделал карьеру, завершившуюся чином полковника военной разведки в оккупированной нацистами Польше. Когда война закончилась, он ушел в отставку и поселился в графстве Кент, занявшись птицеводческой фермой. Там он предпринял нравственный крестовый поход, выразившийся в написании таких памфлетов как «Человек часа», «Британия на краю пропасти», «Содом и завтра».
Горячий фанатик, непостоянный и страстный, он вряд ли имел много общего с беспутным журналистом типа Магнуса Оуэна. Но их связывали узы, которые Магнус не считал возможным порвать.
Это началось более семи лет назад, когда он лежал в лондонском госпитале, оправляясь от ран, а на заседаниях следственной комиссии решался его вопрос. Его собственные показания были даны им под присягой в постели, и только частично подтверждались его командиром. Но среди всех голосов только один неизвестный ему и никем не приглашенный свидетель добровольно и решительно выступил в его защиту и оправдание. Этим свидетелем был полковник Джон Остин Кейн. С тех пор Магнус чувствовал себя перед ним в долгу.
Он даже начал попадать под его влияние. В первый год пребывания Магнуса в Кембридже Кейн регулярно посещал его, представляя себя чем-то вроде неофициального опекуна; и хотя Магнус любил его и чувствовал даже какую-то духовную близость к нему, он находил опеку этого человека чуть-чуть чрезмерно ревностной. Ему также не нравилось то, что втайне он чувствовал себя обязанным Кейну.
Но у Кейна хватало такта, чтобы понять это, и в итоге на следующий год их встречи стали реже, а затем прекратились совсем. В течение следующих пяти лет Магнус ничего не слышал о Джоне Кейне. Но теперь, с месяц назад, безо всяких предупреждений, от Кейна стали поступать приглашения.
Первой была написанная от руки открытка, адресованная в «Пейпер» и приглашающая его на коктейль в Честер-Роу на следующий день. Заинтригованный, Магнус пошел; но вечер был довольно неприятный: лишь шерри и бисквиты, и никого из знакомых. Кейн был очень приветлив, но слишком занят, чтобы обменяться чем-либо кроме обычных приветствий, и Магнус обнаружил, что он зажат в угол оживленной дамой в громадных очках, которая заставила его выслушивать свои взгляды на необходимость запрета военных игрушек и безнравственных телепрограмм. Поскольку он не имел возможности напиться, то сбежал до окончания вечера, даже не поблагодарив Кейна.
Спустя несколько недель его телефон в редакции вновь зазвонил, и Кейн пригласил его на ленч на Шарлот-стрит. Там был великолепный стол, и хотя вино не лилось рекой (сам Кейн вообще не пил), похвалы в адрес Магнуса лились щедро. Казалось, Кейн прочитал все, что его друг написал, и все остальные нашли, что их взгляды вполне совпадают со взглядами автора. Может быть даже слишком совпадают. К концу второй встречи Магнусу пришла в голову мысль, что внимание хозяина не вполне бескорыстно. Еще давным-давно, в Кембридже, он подозревал, что Кейн, может быть, не давая себе в том отчета, отождествляет его с самим собой в молодом возрасте. Оба были выпускниками университета, оба служили в армии и смотрели в лицо смерти. У Кейна в детстве был полиомиелит, и он хромал. Он часто рассказывал Магнусу, как в школе его до умопомрачения дразнили из-за его хромоты, но он не сломался, занялся спортом, плаванием, альпинизмом, и в итоге стал одним из виднейших покорителей вершин.
Дружба с ним Магнуса смущала, но никогда не обременяла. На этот раз у него, правда, возникло неприятное ощущение, будто он каким-то образом втянут в нечто, имеющее тайный, скрытый для него смысл.
Он вновь посмотрел на помпезное приглашение и пришел к выводу, что хотел бы узнать побольше об организованном полковником Кейном вечере любительского бокса.
2
На улице перед отелем под дождем бегали щвейцары с зонтиками; в гардеробе снималась верхняя одежда, отряхивались вечерние костюмы. За массивными вращающимися дверями стояли двое молодых людей в темных шерстяных костюмах и собирали раззолоченные приглашения, предлагая каждому гостю подняться по лестнице наверх, в зал приемов.
Магнус заметил, что его карточку проверили быстро, хотя и не без интереса: молодых людей явно поразил личный автограф Кейна в нижнем углу.
Он поднялся наверх, но никого не узнал, знакомых лиц не было. Присутствовали только мужчины, и все, по крайней мере, лет на десять старше его. Профессионалы, безукоризненно выглядевшие в своих двубортных темно-синих костюмах, с чистым цветом лица, подтянутыми фигурами – здесь не найдешь и намека на повышенное кровяное давление или отвисший живот. И еще они отличались тем, что вообще не имели запаха – ни табачного, ни лосьона после бритья; напротив, над ними, казалось, висела и окружала их какая-то стерильная чистота, будто они не были сотворены из плоти и крови. Магнус проверил самого себя – нет, он позволил слишком разыграться своему воображению: ни в ком из них не было ничего необычного или зловещего. Просто группа людей среднего возраста и среднего положения собралась на вечеринку, чтобы собрать в благотворительных целях деньги на нужды спорта.
Однако он чувствовал себя неспокойно. У себя дома, одеваясь, он взбодрил себя парой бокалов крепкой водки, и сейчас чувствовал себя легко и свободно, пребывая в лихорадочном возбуждении, которое нельзя было отнести только на счет алкоголя.
Он прошел в длинную комнату, где на столах стояли легкие напитки и бутылочное пиво. Он мог бы выпить еще водки, но никак не светлого пива, которое он едва не расплескал. Он поставил стакан и огляделся, заметив, что никто не курит. Один мужчина держал в зубах трубку, но она не была зажжена. Вот тебе и веселый вечерок, подумал он и почувствовал, как кто-то дотронулся до его рукава.
– Мистер Оуэн? Магнус Оуэн? Замечательно! – Это был маленький круглый человечек, розовый и ясноглазый. – Я Мервин Пум, нас не представили в этой толчее! Полковник Кейн и все остальные уже здесь.
Их было трое, они стояли у стены как раз напротив других гостей. Когда Магнус подошел, один из них прервал на середине начатую фразу:
– О, это вы, Магнус! Рад, что вы смогли приехать!
Магнус пожимал руки, чувствуя совершенно неуместный приступ страха. Джон Кейн тепло улыбался – высокий смуглый человек с густыми бровями и волосами, в которых едва заметно пробивалась седина. Он обернулся и представил своих спутников. Тот, что стоял слева, был общественным деятелем, Магнус видел его фотографии в газетах – сэр Лайонел Хилдер, летчик-ас во время первой мировой войны, а ныне глава многих машиностроительных компаний, мультимиллионер. Это был крупный мешковатый человек лет семидесяти, со шрамом в уголке рта, придававшим его лицу выражение постоянной усмешки. Рядом с ним стоял холодно пожавший Магнусу руку мистер Генри Дип – седой человек с прозрачными глазами.
– А вот и мистер Пум, вы уже встречались, – сказал Кейн, представляя третьего господина. Улыбаясь, Кейн посмотрел на стакан в руке Магнуса.
– Я вижу, вы собираетесь что-нибудь выпить? – Магнус почувствовал, что покраснел, и знал, что Кейн заметил это. Улыбка Кейна стала чуть озорной. – А как остальные?
– Благодарю, мне достаточно, – Магнус, злясь на себя, пытался улыбнуться в ответ. Какого черта он дал себя в это втянуть? Никто из них троих не пьет, и вдруг у него появилось ощущение, что все представление было устроено в качестве проверки. Как посылка вчера того человека, который по-видимому имел задание проверить его квартиру. Хотя было смешно даже подумать, что Кейн, с его положением, мог иметь какое-то отношение к этому инциденту. Магнус вновь отогнал дурные мысли; он потягивал пиво и с признательностью принял несколько грубоватых комплиментов сэра Лайонела Хилдера по поводу своей работы в «Пейпер».
Тем временем Кейн посмотрел на часы.
– Итак, джентльмены, пора идти ужинать. – Он пошел впереди, а сэр Лайонел Хилдер – на шаг позади, будто заместитель своего командира. Толпа мгновенно подалась назад, с кивками и улыбками принимая приветствия проходившего Кейна, и двинулась в зал приемов. Столик Кейна, накрытый на пять персон, находился в углу. Не было ни меню, ни бокалов для вина, стоял только кувшин с ледяной водой, которую официант разливал по высоким стаканам, пока гости садились.
Магнус решил, что остается только скрипеть зубами и постараться выдержать это. С самого начала беседу вели в основном Пум и Хилдер. Мервин Пум был школьным учителем. Его имя, насколько помнил Магнус, каким-то образом было связано с каким-то весьма неприятным инцидентом, имевшим место несколько лет назад.
Во время первого блюда Пум излагал свои взгляды на современное образование. Закрытые школы для мальчиков были пристанищем гомосексуализма, но так называемая прогрессивная система была еще хуже: губная помада и поп-музыка с возраста половой зрелости порождают расу слабоумных. Затем сэр Лайонел Хилдер коснулся обширной темы морального падения нации: длинноволосые продувные интеллектуалы проникали во все слои общества.
Магнус молча жевал, с унынием отмечая, что в основном их взгляды были скучным пересказом его собственных сочинений в «Пейпер» – катехизис избитых фраз, которые можно было услышать на любом городском собрании или в деловом клубе. Он никак не мог избавиться от ощущения, что все это только внешняя сторона происходившей встречи. Его смущало что-то бесконечно фальшивое в четырех сидящих рядом с ним мужчинах; казалось, каждый из них надел на себя маску скучной анонимности.
Генри Дип, как обнаружил Магнус, имел какое-то отношение к министерству внутренних дел. Во время ужина этот человек практически ничего не сказал, и несколько раз Магнус ловил наблюдающий взгляд его бесцветных глаз.
Какое-то непонятное, странное сборище, подумал Магнус. Кейн, который также больше молчал, безусловно являлся доминирующей личностью; во время ужина у Магнуса появилось ощущение, что весь разговор был тщательно подготовлен, словно дискуссия, организованная по телевидению, с Кейном в качестве режиссера. Хотя он и сомневался, лично ему отводилась только одна роль. И он должен был ждать своей очереди, а когда она подошла, сделал все от него зависящее.
Были поданы бараньи котлеты, и разговор перешел от мошенников-психиатров к безнравственным писателям и к правильному, по мнению сэра Лайонела Хилдера, подходу в Советском Союзе к виновным интеллектуалам: заключение либо в тюрьму, либо в сумасшедший дом.
Неожиданно Кейн наклонился и коснулся руки Магнуса.
– Магнус, мы все читали вашу работу. Совершенно ясно, что вы человек чрезвычайно строгих, даже предубежденных взглядов. Нет, не беспокойтесь! Я не критикую. У нас у всех свои предубеждения: было бы лицемерием отрицать это.
Магнус отхлебнул ледяной воды.
– Да, сказал он осторожно, – у меня есть предубеждения. – Его слова упали в тяжелую тишину. – Я был предубежден против этой новой самовлюбленной элиты поп-идолов, и парикмахеров, и манекенщиц, и бесстыжих молодых артистов.
Был момент, когда ему показалось, что он перестарался; но остальным, казалось, это очень понравилось – они ловили каждое его слово. Кейн одобрительно похлопывал его по руке, пока он излагал свои мысли по поводу падения британской драмы. Он как раз высказывал надежду на то, что наконец-то будет предпринята попытка пресечения таких течений в искусстве, как Театр Дьявола, когда сэр Лайонел Хилдер перебил его глухим постукиванием костяшек пальцев по столу.
– С ним покончено. Мы с ним разделались. Справедливость восторжествовала, больше не будет его мерзких пьес, изображающих грязные непристойные ночи!..
Кейн поднял голову:
– Давайте сначала выслушаем, что хочет сказать Магнус, Лайонел.
Лающий смех Хилдера перекрыл шум в комнате:
– Нам больше не придется терпеть подобное! Этот шарлатан Ивор Несбит пытался подняться на верхние ступени общества со своими деньгами и манерностью. Ничего, теперь он получил по заслугам.
Кейн спокойно сказал:
– Мы не должны говорить слишком плохо о мертвых, Лайонел. У меня нет оснований нападать ни на мистера Ивора Несбита, ни на других, ему подобных. Не забывайте, у него осталась жена. И это ужасный конец для человека, несмотря на его грехи.
Вокруг носа сэра Лайонелла словно маленькие червячки проступили сосуды.
– Этот человек пил. Ужасно пил, к тому же был гомосексуалистом. Не зря вынюхивали его около подозрительного клуба…
– Лайонел, прошу вас! – Лицо Кейна потемнело от ярости. – Я сказал, нельзя плохо говорить о покойном. Я нахожу это наихудшим из человеческих пороков.
Магнус напряженно слушал. Он помнил, что нигде не упоминались обстоятельства задержания, – даже не принимая во внимание азартный клуб – ни в одной из вечерних газет, ни в одном из телеграфном сообщений. В этом он был уверен. Лицо его горело, сердце колотилось, пока официанты разносили сыр и кофе. Кейн сумел смягчить разговор, но в конце ужина он утратил интерес к Магнусу и казался погруженным в свои мысли. Наконец, он отпил свой кофе и встал, призывая к тишине.
– Джентльмены, теперь я предлагаю отправиться на основной аттракцион нашего вечера. – Голос его звучал ровно, но рука, оставшаяся на столе с чашкой кофе, нервно двигалась. – От имени администрации отеля я прошу вас оставаться спокойными и не шуметь во время раундов, приберегать ваши аплодисменты к концу каждого поединка.
Кейн провел их в темную комнату, где с высокого потолка свисали люстры. Единственная лампа освещала огороженный канатами ринг, устроенный на помосте между двумя рядами стульев.
Гости занимали места будто по предварительной договоренности. Кейн и его друзья сидели в первом ряду, прямо под канатами; Кейн – в центре, Магнус – слева от него, вслед за мистером Генри Дипом.
Казалось, все происходило согласно протоколу, когда государственные служащие уступали место рядом с Кейном почетным гостям.
Человек в спортивной одежде с микрофоном в руке подлез под канат.
– Джентльмены, приветствую вас на вечере любительского бокса, в котором примут участие шесть подающих большие надежды юношей. В легком весе первый поединок состоится между Доном Мочемом из Финлея, – на ринг вынырнул смуглый подвижный молодой человек в розовых трусах, – и Тэдом Ситоном из Камбервела.
Мускулистый юноша с рыжеватыми волосами, собранными в «хвост», пролез на ринг, поклонился в темноту и сел.
– Начинается первый раунд.
Двое молодых людей покинули свои углы и в наступившей тишине стали слышны глухие удары перчаток. К концу первого раунда на губе у Мочема появилась капли крови и один глаз начал заплывать. Магнус взглянул на Пума, прямо сидящего на стуле: его рот приоткрывался по мере того, как тяжелое дыхание и сопение бойцов становились громче. Они напоминали вздохи двух запыхавшихся любовников и звучали довольно неприлично в тишине зала.
Еще до конца второго раунда проигравшему Мочему помогли дойти до его угла; Тэд Ситон был объявлен победителем. И Кейн, и Хидлер горячо аплодировали, Магнус был вынужден к ним присоединиться. Следующий бой должен был состояться между звероподобным детиной по имени Джуд и высоким бледным юношей, больше похожим на студента-богослова. Юноша вышел на ринг, его лицо под ежиком светлых волос было печально. Наружности прилежного студента противоречила только зеленая змея, обвившаяся вокруг левого бицепса в смертельной схватке со львом, чуть ниже шла татуированная надпись «Добродетель побеждает». У Магнуса было достаточно времени, чтобы прочитать ее, пока молодой человек, представленный как Том Мередит из Кардиффа медленно прошел по рингу, посмотрел вниз под канаты и неторопливо поклонился Кейну.
Джуд вышел из своего угла, протянув волосатые ручищи к Мередиту, который удерживал его на расстоянии в уверенной спокойной обороне. Бой длился три раунда, и Мередит победил по очкам.
Магнус в замешательстве заерзал. Он вновь удивился, какого черта он тут делает, когда Кейн повернулся к нему и сказал:
– Этот парень, Том Мередит – валлиец, отличный боец.
Магнус молча кивнул.
– Вы его знаете?
Долю секунды Кейн колебался.
– Я встречал его.
Тон ответа был приветлив, но что-то в нем давало понять, что вопрос сочтен неуместным: вроде это было бы то же самое, что спрашивать у офицера, как хорошо он знает кого-нибудь из своих подчиненных. Магнус больше ничего не сказал, отметив про себя сдержанный зевок с левой стороны, где вежливо мирился со скукой мистер Генри Дип.
На ринге вновь появился рефери, объявивший последний бой вечера. Магнус взглянул на Кейна, но тот, сидевший к нему в профиль, остался неподвижен. В свой угол прошел юный шотландец с кудрявыми черными волосами, а под канатами пролезал стройный светловолосый человек, когда рефери выкрикнул:
– Питер Склирос из Филхэма!
Схватка началась так быстро, что у Магнуса едва хватило времени, чтобы осознать подобное совпадение. Склирос дрался со спокойным и беспощадным мастерством, которое уловил даже неопытный глаз Магнуса. Боксер двигался легко, как танцор, и дрался с широко открытыми глазами. У его противника не было шансов. Склирос подпрыгивал вокруг него, нанося удары, которые казались беззвучными. Именно его, подумал Магнус, можно назвать настоящим бойцом.
Шотландец, шатаясь, привалился к канатам. Он провисел так секунд пять, пока к нему не приблизился Склирос и, глядя серыми глазами в лицо противника, стал наносить ему удары по голове и по телу, работая кулаками, как поршнями. Судья остановил бой и развел их. Голова шотландца упала на грудь, и он соскользнул на пол, смешно сверкнув ягодицами в ярко-голубых трусах, затем перевернулся и остался лежать. Рефери начал счет.
Магнус мельком взглянул на шотландца, когда его выносили секунданты – тяжело дышавшего, окровавленного, с закрытыми глазами, слизью, истекавшей из носа. Магнус почувствовал минутное головокружение. Все встали со своих мест, и Хилдер громко сказал:
– Что случилось с этим парнем? До сих пор он не проиграл ни одного боя!
– А другой? – рассеянно спросил Магнус. – Как его зовут?
Кейн и Хилдер стояли к нему спиной, и ему ответил Генри Дип:
– Склирос. Я думаю, он держался молодцом.
– Вы о нем что-нибудь знаете? – как бы случайно спросил Магнус, когда они двигались к выходу.
Дип покачал головой.
– Боюсь, я не настолько хорошо разбираюсь в боксе, мистер Оуэн.
Конечно нет, подумал Магнус, – за исключением того, что ты помнишь его имя.
– Склирос, – громко сказал он. – Необычная фамилия.
– Да, довольно необычная. – Генри Дип остановился перед дверью. – Извините, мистер Оуэн. – Он слабо улыбнулся и проскользнул к лестнице.
Магнус остался стоять у двери. Вечер ошеломил его, но если уж он зашел так далеко, дело надо доводить до конца. В этот момент Кейн отходил от коротенького толстого лысого человека, чей пиджак выглядел как с чужого плеча. В человеке не было ничего примечательного, за исключением того, что Кейн обращаясь к нему, быстро говорил на каком-то иностранном языке. Они энергично пожали друг другу руки, маленький человек слегка поклонился и направился к лестнице.
Любопытство Магнуса возросло. Несомненно, это не был ни один из основных европейских языков. Чешский? Может быть, финский? Он стоял позади Кейна, раздумывая, куда идти дальше, когда тот вдруг закричал:
– О, приветствуем героев-победителей!
Магнус обернулся и увидел двух молодых людей, спускающихся с лестничной площадки: их волосы были еще влажными после душа. Один был Том Мередит из Кардиффа, другой – Питер Склирос из Филхэма. Кейн приветствовал их с распростертыми объятиями.
– Ради Бога, что случилось, Питер? Этот шотландец упал словно кегля. Смотри, в конце концов, обязательно найдется кто-нибудь, кто пустит тебе из носа кровь!
Склирос усмехнулся, собрав в ямочки мелкие правильные черты лица.
– Такого еще не нашлось. Кстати, Тэд Ситон просит вас извинить его. Ему нужно вернуться на работу.
– Да, разумеется. Передайте ему мои поздравления. – Кейн повернулся к Мередиту. – Я думаю, вы показали прекрасный бой, Том. Только сожалею, что у вас не было более достойного противника.
– А, этот кровожадный коротышка пытался уложить меня своей головой, да, да! – Он говорил с резким южноваллийским акцентом, который совершенно не соответствовал его строгим чертам.
Склирос ухмыльнулся:
– Том знает, что с такими делать, не так ли, Том?
Мередит хитро ответил:
– Черт возьми, конечно!
Слушая разговор, Магнус продвинулся вперед и теперь стоял рядом со Склиросом.
– Простите, сержант сыскной полиции Склирос?
Аккуратное молодое лицо обернулось, оказавшись всего в нескольких дюймах от его собственного.
– В чем дело?
– Я думаю, случайное ли это совпадение. Я сотрудник «Пейпер».
– Да? – У Склироса были светло-серые глаза.
Магнус сказал:
– Я только что закончил писать некролог Ивору Несбиту. Ваше имя упоминалось в одном из первичных материалов. Сообщалось, что вы были в суде этим утром.
– Совершенно верно. И что из этого?
Магнус хмуро посмотрел на него.
– Извините. Я не должен был об этом говорить.
– Почему нет?
– Ну, – Магнус обнаружил, что избегает взгляда Склироса, – этот случай такого рода, что вряд ли бы вам захотелось, чтобы ваше имя упоминалось в связи с ним, не так ли?
– Вы так думаете? – Серые глаза ничего не выражали; затем Склирос вдруг рассмеялся, дружески, доверительно. – Вы имеете в виду, что это был старый педик? – Он покачал головой. – Я не столь чувствителен, во всяком случае, к вещам такого рода.
– Что же произошло?
– Прошлой ночью с этим старым дятлом? – Склирос усмехнулся. – Обычный случай. Я позволил ему поболтать с собой, а когда он начал меня уговаривать, я арестовал его.
– Это произошло на улице?
Усмешка стала шире.
– Совершенно верно.
– Не в клубе?
Склирос стоял рядом, его руки были опущены вдоль тела в каком-то странном угрожающем положении. Он очень тихо спросил:
– Что-нибудь говорили о клубе?
Магнус пожал плечами.
– Я просто поинтересовался. Потому что Несбит был «своим парнем» в ночных заведениях.
– Разве? Вы знали его?
– Не очень хорошо. Несколько раз я брал у него интервью.
– Понимаю.
Голос его принял бесстрастную четкость, которую он видимо выработал для использования в суде, полиции, тюрьме, а может быть и дома.
– Рад был встретить вас, мистер?..
– Оуэн. Кстати, когда состоится дознание?
– Полагаю, в начале следующей недели. Разве «Пейпер» не информирует вас о подобных вещах?
– Все в свое время, – ровно сказал Магнус. – Я просто поинтересовался, существуют ли какие-либо осложнения, которые могут задержать его.
– Почему они должны существовать?
– Это я задаю вопросы, сержант?
Серые глаза невозмутимо встретили его взгляд.
– Не упоминайте мое звание, мистер Оуэн. Сейчас я не при исполнении служебных обязанностей.
– Я думал, полицейский всегда находится при исполнении служебных обязанностей.
Склирос вздохнул.
– Ну, как вам нравится, мистер Оуэн. Рад был вас встретить. – Он повернулся к Кейну. – Думаю, мне пора, Джон. Спокойной ночи и спасибо за все.
Магнус посмотрел вслед полицейскому, сопровождаемому долговязой фигурой Мередита.
Сэр Лайонел Хилдер повернулся к Кейну и проворчал:
– Я отправляюсь в бильярдную, Джон. Если хотите, мой шофер отвезет вас домой. – Он взглянул на Магнуса. – Что ж, молодой человек, рад, что вы были с нами. – Он холодно улыбнулся и твердо пожал руку Магнусу. Внезапно тревожная мысль пронзила Магнуса: ведь это легендарный знак масонов – прикосновение ладони, молчаливое приветствие тайного общества.
В это время Кейн взял его под руку.
– Вы хотите остаться, Магнус, или предпочтете легкую беседу перед тем, как лечь спать? Вы без машины? Хорошо. – Он уже вел его к лестнице. – Мне как раз на Пикадилли. Это ведь в вашу сторону?