Лига Чистоты

Магнус кивнул, но ничего не сказал. Итак, Кейн знал, что он живет в Баттерси, хотя поддерживал с ним связь только через «Пейпер». В дирекции был адрес Магнуса, но он понадобился Кейну не потому, что тот захотел иметь с Магнусом более близкие отношения? Или, может быть, он понадобился для того, чтобы прислать маленького человечка для проверки утечки газа?

В конце лестницы все еще стояли, как часовые, молодые люди в темных костюмах. Когда Кейн проходил мимо, каждый из них поднял руку в не совсем понятном приветствии. На улице стоял старомодный черный «роллс-ройс». Дверь придерживал шофер в кепке с козырьком и серой форме с длинным рядом пуговиц, как у казаков. Стеклянная перегородка отделяла место водителя от салона.

Некоторое время они ехали в тишине, откинувшись на мягкие сиденья; уличного шума не было слышно, как и в конце ужина. Кейн казался погруженным в свои мысли, и некоторое время Магнус не прерывал его покой; но вскоре молчание начало беспокоить его. Ему ужасно захотелось выпить; ему также чрезвычайно хотелось получить ответы на целый ряд вопросов, но он знал, что преждевременное любопытство может все испортить.

– Я очень доволен проведенным вечером, Джон. Этот последний бой – нечто грандиозное. – Он старался говорить как можно веселее. – Как звали того парня – Склирос?

– А, Склирос! Он действительно сильный противник.

– Ведь он из сыскной полиции, не так ли? – Он внимательно следил за реакцией Кейна; но тот отвернулся к окну, и Магнус мог видеть только часть его подбородка в мелькании огней встречного транспорта. Кейн даже не кивнул.

Магнус немного подождал и затем продолжил:

– Это, наверное, совпадение, но сегодня днем я занимался одним делом, и его имя там упоминалось.

– Вот как? – Кейн не шевелился, голос его звучал спокойно и безразлично. – Каким образом?

– Он связан с сегодняшним случаем в Юго-Западном окружном суде. Этот Ивор Несбит, что был убит прошлой ночью.

Кейн медленно повернулся и какое-то время сидел, поглаживая подбородок; затем невнятно проговорил:

– Да, грязное дело. Даже его конец должен быть запутанным и сенсационным.

Теперь они стояли в транспортной пробке на Шафтсбери-Авеню, заполненной праздной толпой и довольно подозрительными личностям, появлявшимися со стороны Сохо. Кейн взглянул в окно, а затем тяжело вздохнул.

– Только посмотрите. Знаменитый Вест-Энд Лондона, центр того, что когда-то было одним из красивейших городов мира!

Машина немного продвинулась вперед в транспортном потоке, и мимо окна Кейна, заглядывая внутрь и хихикая, прошла компания молодежи – парни с длинными волосами, разбросанными по плечам, девушки в юбчонках, обнажавших бедра, с бусами на голых шеях. Одна из девушек остановилась напротив «роллса», провела пальцем по решетке радиатора и с усмешкой облизала его. Магнус заметил, что она была чрезвычайно хорошенькой; но у Кейна ее жест вызвал более бурные эмоции.

– О, Боже мой! – воскликнул он. – Как мы это терпим? Раньше они меня только раздражали, но теперь они пугают. Если это будущее нации, то мы погибнем так же, как и Рим!

Магнус не мог придумать этой вспышке гнева подходящего объяснения.

Кейн погрузился в мрачное молчание. Несколькими минутами позже они выехали к Пиккадили, на Олбани. Водитель открыл дверь и стоял, внимательно глядя, как Кейн идет мимо домика привратника вдоль каменного прохода.

Апартаменты Кейна помещались на последнем этаже. Один угол комнаты занимал огромный рояль «Стейнвей»; там были старинные кресла, по всем стенам высились книжные полки; масляная картина изображала всадника под лучами полуденного солнца. Мрачное жилище холостяка, освещенное двумя лампами над щитом, под которым висела окантованная фотография известного альпиниста, впервые покорившего пик Маттерхорн в Альпах.

Кейн потер руки и улыбнулся.

– Как насчет стаканчика на ночь? Немного шотландского виски?

Магнус колебался.

– А это удобно?

Кейн заговорщически подмигнул:

– Вполне. Мы сейчас одни. Показываться нет необходимости. Садитесь, расслабьтесь. – Он направился к буфету в углу. – Содовая или чистый виски?

– Содовую, пожалуйста.

Магнус сидел и смотрел на фотографию, пока Кейн не принес непочатую бутылку, сифон и один бокал.

– А вы не будете? – спросил Магнус.

– Нет. А вы наливайте.

Кейн сел в кресло напротив и молчал, пока Магнус открывал бутылку, наливал виски в бокал, разбавив его большим количеством содовой. Когда он поднял глаза, Кейн смотрел на него с улыбкой на смуглом лице.

– Пейте, Бога ради, дружище! – засмеялся он. – Не стоит притворяться, что вы не любите выпить: я вас достаточно хорошо знаю. Кстати, вы выглядите так, будто вам хватит одного бокала.

Магнус плеснул себе еще немного виски, уже без содовой.

– Вы устали, – сказал Кейн. – Вы сыты всем этим по горло, мой мальчик.

Магнус сделал хороший глоток, стараясь преодолеть смущение.

– А я здесь, чтобы помочь вам, – продолжил Кейн. – Мы все.

– Все?

– Мои друзья, Магнус. Я пригласил вас этим вечером, потому что хотел, чтобы вы встретились, чтобы они послушали вас.

– Я не так много говорил.

– О, вы говорили великолепно. На всех произвели впечатление. Я горжусь вами, Магнус. Но сейчас мне бы хотелось узнать, что вы думаете о нас?

Магнус сделал еще глоток и откинулся в кресле.

– Хорошо, Джон, давайте поговорим. Что я об этом думаю? Собрание престарелых анонимных алкоголиков? Отколовшаяся ветвь союза морального возрождения? Новоявленная масонская ложа, поддерживающая связи с бойскаутами? Вы сами мне расскажите.

Кейн минуту посмотрел на него, хлопнул по подлокотникам и рассмеялся.

– Нет, ничего столь сложного. Мы даже не являемся обществом, в том смысле, что у нас нет официального членства. Давайте назовем это свободной ассоциацией обычных людей разного происхождения и разных профессий, связанных общими взглядами и стремящихся к общей цели. Никакой политики, ничего общего с правым крылом, левым крылом; все это только ярлыки. Мы за то, что стоит выше политики – что сломает догмы и экономические барьеры. Нечто действительно замечательное, мой мальчик!

Магнус тихо сидел и размышлял, то ли Кейн слегка сошел с ума, то ли это лишь его причуды.

– Что же это замечательное, Джон?

Но Кейн поднял руку.

– Не торопитесь. Прежде, чем мы пойдем дальше, я должен предупредить вас об одной вещи, Магнус. Этим вечером вы были на высоте. Даже слишком на высоте. О, я знаю, я сказал, что мы все были под впечатлением. Да, да. Вы говорили замечательно, и полностью одурачили остальных. Но не меня. Ложь я чувствую издалека. Изобличать лжецов и обманщиков было моей работой во время войны. Вам, конечно, это известно?

Последовала пауза, комната словно уменьшилась, стала темнее, будто все сосредоточилось в пристальном взгляде черных запавших глаз Кейна.

– Итак, вы думаете, что я лжец?

– Я так не сказал. Просто я говорю, что вы не были с нами совершенно честны. Я не говорю о ваших взглядах. Их вполне можно понять по вашим публикациям. Нет, я имею в виду нечто очень личное, вроде того, что вы представляетесь непьющим. В этом вы лгали, Магнус.

У Магнуса появилось внезапное желание залпом выпить то, что оставалось в бокале и хлопнуть дверью. Его назвали лжецом и мошенником. Но что за мошенник из службы газа был вчера в его квартире? Если бы он выпил чуть больше, он бы поднял этот вопрос и навлек на себя неприятности. Но Кейн пригласил его сюда наверх по каком-то делу. Магнус хотел узнать, по какому.

Кейн сидел и, не мигая, наблюдал за ним. Как Склирос, подумал Магнус, собирающийся совершить убийство за канатами, уверенный и беспощадный. Он хотел, чтобы Кейн продолжал.

– Если вы пьете, то это ваше дело. А я знаю, что вы пьете слишком много. Вы пьете, потому что вы несчастливы, одиноки и боитесь самого себя.

Магнус покраснел и налил себе еще виски – молча, ничего не спрашивая, и Кейн без комментариев продолжил:

– Вы пьете из-за вашей жены.

– Черт с ней, с моей женой.

– Расскажите мне о ней. Что случилось? Что было не так?

– Все не так. Все, кроме постели, да и это обычно лишь только после хорошего ленча.

Он уткнулся в свой стакан, а Кейн мягко продолжил:

– Но решающий момент? Всегда бывает решающая причина, правда?

– Возможно. Кажется, мы были в каком-то клубе. Она отлично танцует и очень любит танцевать. А я танцевать не могу. Наверное, я слишком много выпил, вышел из себя и пытался увести ее оттуда. Она не соглашалась, затем был скандал с одним из ее друзей, и меня попросили удалиться. Все очень тривиально.

– Я так не думаю. А потом?

– Я назвал ее шлюхой, а она меня хромым уродом. Такая вот была сценка.

Он поставил виски и положил руки на подлокотники кресла.

– Но я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору, Джон. Ведь вы пригласили меня сюда не для того, чтобы поговорить о моей жене?

– Я хотел побольше узнать о вас. Я хочу вам помочь.

Магнус ничего не сказал, и он продолжил:

– А что случилось после скандала? Вы не сразу оставили ее?

– Мы пытались помириться, но ничего не получилось. Неудачный брак. Банальный случай.

– Держите это при себе, Магнус. Вы и так позволили себе быть униженным женщиной. Не то, чтобы я вам не сочувствовал, заметьте. Я сам проходил через такую грязь. Но с одной разницей – я не пытался забыться в вине. Я не прятался от себя самого, не ненавидел себя и весь мир вокруг.

– Нет?

Магнус попытался утопить свою ярость в очередном бокале виски. Ты, ханжеская моральная проститутка, подумал он.

– А с вами что произошло, Джон? Ваш брак тоже был не совсем удачен?

– Да.

– Что случилось?

– Случилось? – Кейн быстро перевел дыхание. – Это было в тысяча девятьсот сорок втором году. Я был в Северной Африке и не мог уехать оттуда более пяти месяцев. Однажды мне сказали, что в Англию в трехчасовой срок собирается отправляться самолет. У меня был десятидневный отпуск, который я и решил использовать. Когда мы прибыли, думаю, куда-то в Хемпшир, я мог позвонить домой, но не стал. Я знал, что жена была в Лондоне, но у меня все еще был собственный ключ – я хранил его как талисман от бомбежек. Я хотел сделать ей сюрприз. Действительно, хотел.

Он больше не смотрел на Магнуса, глаза его были опущены вниз, он был обращен внутрь себя; наконец он продолжил низким и странным голосом.

– Она уже встала, надела халат, когда я вошел в спальню. Но мужчина был еще в кровати, натянув простыни до подбородка, будто в сцене французского фарса. Что оказалось весьма уместным, поскольку этот паразит оказался французом.

Если бы не выражение лица Кейна, Магнус рассмеялся бы.

– Я подумал, что он французский офицер связи из окружения де Голля. В тот момент я чувствовал себя удивительно спокойным. Я достал мой служебный револьвер и сел в кресло, глядя им в лица. Жена долго и много говорила, пыталась вымолить прощение и взывала к благоразумию. Она наговорила кучу вздора о том, что война якобы создает особые моральные условия и тому подобное. Француз молчал. Я тоже. Я оставался там почти два часа, размышляя, кого из них прикончить. В конце концов, я встал, убрал оружие и ушел, не сказав ни слова. Я долго бродил по затемненным улицам, потом сознательно напился до чертиков в клубе военно-воздушных сил. Я проснулся с наихудшим, но последним в моей жизни похмельем, а также со странным ощущением внутренней чистоты и покоя. Я очистился от гнева и мог начать жизнь сызнова.

Магнус поморщился и протянул руку к бокалу. Кейн продолжил:

– Вы, Магнус, еще только должны обрести покой. Вы все еще горюете и нуждаетесь в помощи. Я здесь, чтобы оказать вам эту помощь. Но прежде, чем я смогу что-либо сделать, я должен быть уверен в вашей порядочности и честности. Превыше всего честность – во всем, во все времена.

И еще раз любопытство пересилило у Магнуса его гнев на этого нелепого, тщеславного человека. Он осознал, что это был вызов, и глубоко вздохнул.

– Отлично, Джон. Я не счастлив. От меня ушла жена, я слишком много пью, у меня нет ясной цели в жизни. А вы говорите, что хотите мне помочь при условии, что я буду честен с вами. Хорошо, но если я буду честен с вами, я хочу того же и с вашей стороны.

Он попытался посмотреть Кейну в глаза и продолжил:

– Что все это значит, черт возьми? Что имел в виду сэр Лайонел, когда сказал мне: «Рад, что вы с нами?» Этот вечер был чем-то вроде введения в общество?

– В какой-то степени. И мы рады, что вы были с нами – приняв меры, чтобы вы захотели прийти. Нам нужны такие люди, как вы, Магнус. Вы не плывете по течению. И вы не один из этих придурковатых либералов или сентиментальных гуманистов. Про вас нельзя сказать «Кишка тонка».

– «Кишка тонка?» – пробормотал Магнус.

Кейн сел напротив, его глаза светились под темными бровями.

– Разрешите мне поведать вам одну маленькую историю, чтобы объяснить вам, что я имел в виду. Это случилось несколько лет назад, когда я проводил зимние праздники в Зерматте, в Швейцарии. В то время группа из четырех альпинистов пыталась совершить чрезвычайно трудное восхождение на пик Маттерхорн. Погода была отвратительная, и на третью ночь я не мог уснуть, размышляя о них. В конце концов, я встал и отправился прогуляться. Было очень поздно, и улицы были пустынны. Вдруг я заметил одинокую фигуру, идущую по главной улице. Шатаясь от стенки к стенке, человек шел, спотыкаясь и стараясь удержать равновесие. Я слышал, как он что-то невнятно бормотал, и сначала я решил, что он пьян. Когда он подошел ближе, я увидел, что его руки и ступни были замотаны в куски войлока, как у бродяги. Дойдя до меня, он упал и остался лежать на снегу, издавая стоны. Я уже собирался помочь ему, когда из темноты сказали с акцентом:

– Не трогайте его! – Это был местный швейцарский полицейский.

– Разумеется, я узнал в чем дело. Один из четырех пропавших где-то альпинистов возвращался в отель, и я чуть было не нарушил правило всех скалолазов: даже добравшись до вершины и благополучно спустившись вниз, не принимай никакой помощи, пока не пересечешь порог своего отеля.

– Тогда я этого еще не знал, но бедняга оказался единственным оставшимся в живых членом экспедиции. Три его товарища нашли смерть на леднике, и он завершил восхождение в одиночку. Вместе с полицейским мы проводили его до дверей гостиницы, где он упал без сознания и был отправлен в госпиталь. На следующий день ему ампутировали обе руки и ногу.

Он сделал паузу, чтобы дать Магнусу время представить себе одинокого героя, скрючившегося на больничной койке, искалеченного и наполовину сошедшего с ума. Затем, как бы отвечая на мысленный вопрос Магнуса, сказал:

– Ничем не оправданное жертвование молодым здоровым телом, так вы думаете? Но эта жертва доказала нечто благородное и замечательное – победу человеческой стойкости над самыми ужасными силами природы. Победа духа, Магнус. Победа тела и нравственного величия.

Магнус наполнил пустой стакан, а Кейн тем временем продолжал с мягкой настойчивостью:

– Вот в каких людях мы все сегодня нуждаемся: в людях, обладающих достаточной силой духа, чтобы бороться со злыми силами вокруг нас. Мы слабы и нуждаемся в помощи. Мы отчаянно нуждаемся в помощи. Но времени у нас очень мало. Слишком мало, чтобы оставить это политиканам и так называемым лидерам общества. Это общество насквозь прогнило, Магнус. Но пока нам еще не угрожает повторение истории древнего Рима. Мы еще не запуганы. Но варвары не только стучат в наши ворота, варвары уже внутри! – Кейн сделал небольшую передышку и продолжал:

– Я не преувеличиваю, когда говорю, что вокруг нас обдуманно, но тайно, действуют хитрые и ловкие безнравственные люди, которые поедают наше общество, подобно раковой опухоли. Эти модные вольнодумцы, эти паразиты из культурного болота, которые прославляют все – от сексуальной развращенности до прямого грабежа, распространяющие преступность, подозрительность, беспорядок, анархию в искусстве. А что же делают лидеры нашего общества, наши учителя, священники и чиновники? Они стали пассивными союзниками этих хищников, предпочитая занимать свои места и посмеиваться вместо того, чтобы быть осмеянными.

Магнус уныло кивнул, со страхом обнаружив, что согласен с большей частью того, что сказал Кейн.

– Раковая опухоль, Магнус, должна быть отсечена. Раковые клетки должны уничтожаться одна за другой, иначе они могут уничтожить нас.

Кейн стоял, блестя глазами, но взгляд его показался Магнусу слегка встревоженным. Он вдруг вспомнил учителя в школе, который подводил его к святому причастию: суровый бакалавр, бывший армейский капеллан, который говорил о чистоте, добродетели и о дьявольском зле – занятии мастурбацией.

– Вы еще молоды! – воскликнул Кейн. – Но вы тоже осознаете эту опасность. Так давайте бороться с ней вместе!

Он крупным шагом пересек комнату, и Магнус поднялся из кресла ему навстречу. Кейн положил руки на плечи Магнуса, и они прижались лицами друг к другу в странном порыве близости.

– В эти опасные времена, Магнус, надо помнить изречение Берка: «Когда дурные люди объединяются, хорошие люди должны действовать совместно; иначе они будут гибнуть один за другим, в безжалостном жертвоприношении презренной борьбе».

Магнус сделал шаг назад, с облегчением почувствовав, что руки Кейна соскользнули с его плеч. Это был не просто человек с причудами; казалось, он просто сходил с ума. И еще в этом сумасшествии была логика, а за логикой стояла организация. Организация, в которую входили, если Магнус сделал правильные выводы, мультимиллионер, государственный служащий, школьный учитель и, по меньшей мере, один полицейский. Магнус медленно сказал:

– Вы только что ссылались на Берка. Когда дурные люди объединяются, хорошие должны действовать совместно. Прекрасно. Но что дальше? Что вы на самом деле пытаетесь сделать, Джон?

Пристальный взгляд Кейна переместился куда-то поверх головы Магнуса.

– Мы стараемся достигнуть чистоты, Магнус. Чистоты и благопристойности в нашем мире. Но нас так мало, избранное меньшинство, и мы стоим спиной к стене. Если мы потерпим неудачу – на мгновение ослабим наши усилия, забудем о наших обязанностях при обороне из-за нехватки терпимости – тогда, говорю вам, мой мальчик, история не будет к нам милосердна.

Он замолчал и посмотрел на часы.

– Боже мой! Уже половина первого! Я не предполагал!

Его голос зазвучал более живо, будто он резко изменил направление своих мыслей. Магнус чувствовал себя как человек, которому с трудом удалось преодолеть обольщение, но которому в решающий момент учтиво показали на дверь. Этот вечер дал ответ только на один вопрос, хотя поставил кучу других.

Снаружи, на лестничной площадке, Кейн вложил ему в руку визитную карточку с единственной надписью: «Джон Остин Кейн М.А.» и двумя рядами телефонных номеров.

– Мы будем поддерживать связь, Магнус. Если вдруг вы почувствуете, что нуждаетесь во мне – хотите спросить моего совета, обсудить какие-нибудь проблемы – звоните без колебаний. Вы всегда найдете меня по одному из этих номеров.

В тусклом свете лестничной площадки его лицо имело изможденный вид – лицо человека, страдающего от бессонницы.

– Храни вас Бог, Магнус! Будьте осторожны.

К тому времени, как Магнус добрался до огней Пикадилли, его уже охватило благотворное сознание абсурдности происшедшего. Голос Кейна все еще звучал у него в ушах – голос пророка в пустыне, а шумный светящийся Лондон – обороняющийся Рим – жил своей жизнью, не обращая внимания на все предостережения Кейна.

Он ускорил шаги, глядя вверх и вниз в поисках такси. Ему надо было пригнать машину оттуда, где он оставил ее прошлой ночью; но еще ему просто необходимо было выпить, и не одну порцию до того, как отправиться делать то, что, как он знал, делать придется.

Магнус миновал Исландское туристическое агентство, витрины которого были заполнены фотографиями ледников и северных сияний. Они напомнили ему о чем-то, что он никак не мог определить; они волновали его всю дорогу, пока он шел вниз по Пикадилли, поглядывая по сторонам в поисках такси.

Только добравшись до угла Гайд-парка, он вспомнил масляную картину на стене Кейна, изображающую ледник под полуденным солнцем. Кейн мог быть сумасшедшим, но он к тому же был романтиком, и неизвестно, что было хуже.