Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– И она умрет?

– Да.

– Умрет и будет забыта?

– Умрет и будет проклинаема тем, кто ее обожал. Она пристально посмотрела на меня.

– Вы говорите, – промолвила она медленно, – что она умрет насильственной смертью?

– Да.

– От чьей же руки?

– От руки ее собственного мужа. Индианка радостно вскрикнула.

– О, – проговорила она, – разве это возможно?

– В Париже все возможно, когда я там.

– Но наконец…

– А! – сказал я. – Вы хотите узнать? Это бесполезно. Для вас довольно того, что через год маркиза будет убита и проклята своим мужем и. что через два месяца после этого вы выйдете замуж за вашего кузена, который и проведет остальное время своей жизни у ваших ног

Она молча встала и, подойдя к рабочему столу, отворила его.

– Вот вам и задаток, – заметила она, подавая мне листочек бумаги; я взглянул на него и прочел:

«Уплатить подателю сего пятьсот тысяч ливров. Моему банкиру г. Маршону в Лондоне.

Дай Натха Ван-Гоп»

Индианка понимала дело. Можно было безбоязненно начать свои услуги.

После этого она написала еще чек. Этот был написан в виде векселя.

«По предъявлении я уплачу подателю пять миллионов. Дай Натха, маркиза Ван-Гоп»

– Вы поставите число, – сказала она, – в день моей свадьбы, так как это обязательство будет действительно только с того дня.

– Сударыня, – сказал я, – я уезжаю завтра в Париж, где маркиз Ван-Гоп обыкновенно проводит зимы. Не думайте и не занимайтесь мной и будьте уверены, что я сдержу свои обещания. Если вы получите письмо из Буживаля, без подписи, в котором вас будут просить приехать, то не медлите.

Я простился с индианкой, и через два дня после этого мы были уже в открытом море.

– И… – полюбопытствовал Рокамболь, – виделись ли вы снова с Дай Натха, дядя?

– Вчера, – ответил баронет.

– Она в Париже?

– Два дня, она дожидается.

И при этих словах на губах сэра Вильямса показалась адская улыбка.

Рокамболь понял, что маркиза Ван-Гоп осуждена на смерть за пять миллионов пятьсот тысяч ливров.

Баронет пил кофе маленькими глотками, закуривая уже третью сигару.

– Дядя, – спросил Рокамболь, – можно спросить тебя еще об одном?

– Я сказал тебе все, что мог.

– Относительно маркизы: я понимаю ту ужасную драму, которую вы ей готовите. Но что это за госпожа Маласси?

– Это, – ответил баронет, – один из эпизодов этой ужасной драмы, как ты говорил. По виду госпожа Маласси не имеет ничего общего с маркизой Ван-Гоп, в сущности, – эти две дамы идут рука об руку.

– Как!? – вскрикнул Рокамболь.

– Маркиз Ван-Гоп связан с герцогом де Шато-Мальи.

– Он его банкир, кажется?

– Во-первых. Затем еще кое-почему.

– Но мадам Маласси любовница герцога.

– Я это знаю.

– Герцог женится на ней. Если ему это только дозволят сделать. И таким образом, он лишит наследства своего племянника.

– Вас, верно, интересует его племянник?

– Нет, но он заплатит пятьсот тысяч франков, если его дядя умрет от удара.

– Пятьсот тысяч франков не пять миллионов. Индианка гораздо великодушнее.

– Как смотреть на вещи. Но у меня еще много оснований, чтобы вести эти два дела одновременно.

– А! – вырвалось у Рокамболя, который был очень заинтересован делом.

– Во-первых, – продолжал сэр Вильямс, – маркиз Ван-Гоп и его жена положительно не знают, в чем заключаются требования госпожи Маласси, и знают только то, что герцог влюблен в нее и что он имеет намерение жениться на ней. Маркиза любит Маласси как свою родную сестру и считает ее самой честной женщиной и желает от всего сердца видеть вдову женой герцога.

Но маркиз имеет больше оснований. Маркиз любит свою жену и ревнует ее тень.

Племянник герцога был представлен к нему в дом два года назад и вздумал ухаживать за маркизой, через что и сделался смертельным врагом маркиза.

Маркиз Ван-Гоп, искренний друг старого герцога, и советовал ему жениться на госпоже Маласси.

– Это все? – спросил холодно Рокамболь. – До сих пор я, по правде сказать, не вижу еще основательных доводов вести и соединять эти два дела вместе.

– Это, пожалуй, верно. Но настоящая причина моих планов выясняется двумя словами: «Две женщины падают гораздо скорее, чем одна».

В тот день, когда Маласси полюбит, а она в таких годах, когда женщины не могут любить скрытно, она найдет нужным открыть о своей любви маркизе, которая, в свою очередь, будет так поражена этим, что откроется тоже госпоже Маласси.

– Все это очень верно, дядя, но…

– Но, – повторил баронет, наморщив бровь.

– Есть еще другая вещь.

– Может быть, только это последнее слово моего дела, и ты больше ничего не узнаешь.

И, сказав это, сэр Вильямс хладнокровно встал.

– После этого, – заметил Рокамболь, – имея в виду, что вы воплощенная мудрость, мне остается только просить вас извинить мне мою нескромность.

– Прощаю тебя, сын мой.

– А я прошу об одном слове. О пустяках… о цифрах.

– А ты хочешь знать о деньгах?

– Совершенно верно.

– Что ты хочешь знать?

– Дело в том, – начал негодяй, – что вы меня сделали вашим лейтенантом, и я управляю и даю после вас инструкции всем членам клуба червонных валетов.

Итак, было условлено, что половина всего поступает в вашу пользу, четверть мне и четверть членам клуба.

– То, что сказано, то уже сказано, мой сын.

– Будет ли то же самое и в деле Ван-Гоп – Маласси?

– Почти. То есть ты получишь миллион и миллион на остальных. Постой, знаешь, если хочешь, то мы не дадим ничего членам клуба.

– Идет. Но ведь это составляет только два миллиона?

– Потому что три миллиона я оставляю себе.

И баронет произнес эти слова таким тоном, что он не допускал противоречия.

Рокамболь молча опустил голову.

– Мой милый друг! – добавил баронет, – я рассчитываю через год жениться на вдове Армана де Кергаца и поднести ей достойную свадебную корзину.

Сказав эти слова, баронет застегнул наглухо свой сюртук.

– Позвони, – сказал он, – и вели отвезти меня.

Когда Рокамболь исполнил это приказание, сэр Вильямс распорядился, чтобы его отвезли домой.

Доехав до предместья Сент-Оноре, он отпустил кучера и дал ему шесть франков на чай, а сам отправился пешком по направлению к улице Валуа.

Здесь он позвонил у одного дома и, когда привратник отворил ему дверь, вошел в него и, поднявшись по лестнице до пятого этажа, постучал в маленькую дверь.

– Кто там? – спросил чей-то женский голосок.

– Тот, кого вы ждете, – ответил сэр Вильямс.

И при этом он подумал: «Положительно будущая соперница Баккара живет немного высоко. Но она находится теперь накануне перехода из своей мансарды на подушки коляски. Так-то все идет в этом свете».

Дверь отворилась, и сэр Вильямс очутился лицом к лицу с одной из прелестнейших нимф.

Комната, куда только что вошел баронет, служила помещением пороку.

А перед ним стояла молоденькая девушка замечательной красоты. Ей было не больше восемнадцати лет. Ее звали Женни, а история ее жизни была очень обыкновенна и проста.

Шестнадцати лет она вышла из пансиона и осталась круглой сиротой, что и вынудило ее выйти замуж за своего опекуна, который отобрал ее состояние и вручил ей вместо него свою руку и старость.

Подобная жизнь не могла быть приятна молодой женщине, которая только что начинала жить.

Она долго не раздумывала и бежала от мужа.

Но нужно было же жить.

Это заставило Женни попробовать сначала счастье на мелких чиновниках и постепенно подниматься все выше и выше.

Ей повезло.

Женни была молода, грациозна, красива и настолько ловка, что через несколько времени ее уже начали замечать в свете, результатом чего было то, что один очень красивый молодой человек нанял ей прехорошенький отель в улице Лаффит и отдал в ее распоряжение грума и коляску.

Но, увы, счастье ее продолжалось очень недолго.

Ее обожатель поссорился с одним господином, дрался на дуэли и был убит.

И с этого дня до самой встречи с сэром Вильямсом она влачила довольно незамечательную жизнь.

Она была одной из тех женщин, про которых обыкновенно говорят: «У нее есть все, чтобы быть замеченной, но… ей нет удачи». При таких обстоятельствах она встретилась с сэром Вильямсом, который искал женщину, необходимую ему для исполнения его адских предначертаний.

В день известного нам сбора членов клуба червонных валетов, утром, Женни получила следующую записку:

«Ждите сегодня ночью от двух до трех часов; может быть, вы получите состояние от человека, который встретил вас вчера.

Баронет».

И, как мы видим, баронет был точен и аккуратен в своих словах.

Сэр Вильямс извинился перед молодой женщиной, что он обеспокоил ее в столь поздний час, и, усевшись в кресло перед камином, начал внимательно рассматривать молодую девушку.

– Что бы ты сказала, моя крошка, – начал сэр Вильямс насмешливым тоном, – если бы я предложил тебе хорошенький отель, лошадей и грума?

У молодой женщины закружилась голова от этих слов.

– Вы мне даете это?! – вскричала она.

– Я еще не сказал этого, – ответил сэр Вильямс, я вообще деловой человек и не делаю ничего даром.

Но что же вы требуете от меня? – заметила живо Женни. – Вы, может быть, влюблены…

Она произнесла эти последние слова с глубокой иронией.

Сэр Вильямс невольно улыбнулся, и эта улыбка так осветила его лицо, что сразу выказала всю его адскую красоту.

– О, э, – проговорил он, – ты меня плохо разглядела, моя милочка, иначе бы ты не могла сказать таких слов.

– Извините, – прошептала Женни, – но вы так плохо одеты, что вам можно дать около пятидесяти лет, а может быть, вам всего каких-нибудь тридцать.

– Двадцать девять, – поправил спокойно баронет. – Но дело идет не обо мне, моя крошка, так как, если бы я захотел, ты бы полюбила меня только из-за меня.

– Без отеля?

– Да, без отеля.

Тон сэра Вильямса был так самоуверен и насмешлив, что Женни невольно вздрогнула.

– После этого, – прошептала она, – вы, может быть, человек очень могущественный. Кто знает?

– Я говорил тебе об отеле, лошадях и груме, продолжал сэр Вильямс.

Глаза молодой женщины сверкнули особенным блеском.

– Твоя прислуга состояла бы из горничной, кучера, повара и грума.

Женни боялась проронить хотя бы слово из его речи.

– Ах, да, я забыл, – добавил сэр Вильямс, – конечно, все твои расходы были бы уплачены и ты получала бы тысячу экю ежемесячно на булавки.

– Вы хотите, чтобы я сошла с ума! – вскричала опять молодая девушка.

– Итак, моя милая, как видишь, – проговорил важно сэр Вильямс, – я очень рассчитываю на твои услуги, если делаю подобные предложения.

– Значит, вы надеетесь получить обратно свои затраты? – спросила она.

– Конечно.

– Сколько же вы надеетесь взять через меня?

– Двенадцать миллионов.

– Двенадцать миллионов, – прошептала с удивлением молодая девушка, – если бы мне попался человек, имеющий такие громадные деньги…

– Я рассчитываю дать тебе его.

У куртизанки опять закружилась голова.

– Этот человек, – продолжал сэр Вильямс, – женат. Он любит безумно свою жену.

– Его заставят забыть свою страсть, – проговорила холодно Женни.

Я вручаю тебе его, – добавил баронет, придав тону своего голоса ужасное значение.

– И вам возвратят его в том виде, в каком вы того хотите.

– Я тебе даю на это три месяца сроку. Постарайся в это время развратить его и возврати мне его идиотом. Мне больше ничего не нужно.

– А двенадцать миллионов?

– А это другое дело, мы поговорим об этом в следующий раз. Я не тем теперь занят.

– Где вы мне представите голубка?

– Я не знаю сейчас. Мы это увидим еще.

– Можно узнать его имя?

– Конечно. Его зовут Фернан Роше, – ответил баронет и встал. – Ну, прощайте. До утра.

– Спокойной ночи, папа, – проговорила Женни, дрожа всем телом.

Сэр Вильямс сделал несколько шагов к двери и приостановился.

– Кстати, – сказал он, – у тебя нет другого названия, кроме Женни? Оно чересчур простонародно и вообще ничего не выражает.

– Так найдите мне другое имя.

– У тебя очень хорошенькие глазки, – проговорил баронет, – и очень похожи на бирюзу, а потому я тебя назову Бирюзой. Это будет очень мило и оригинально.

– Отлично! – вскрикнула Женни.

– Прощай же, Бирюза, – сказал сэр Вильямс. – До свидания.

И баронет вышел от молодой женщины и направился прямо в отель графа де Кергаца, куда он пришел уже на рассвете.

В то время, когда сэр Вильямс проходил двором отеля, он не мог не заметить света в одном из его окон.

– Постой, – прошептал он, – этот бедный Арман все работает. Вот еще представитель филантропии.

И вместо того, чтобы прямо подняться по лестнице в свою комнату, баронет принял на себя смиренный и убогий вид, с которым он всегда появлялся перед своим братом, и постучался в дверь его комнаты.

– Войдите! – крикнул удивленный граф. Он провел всю ночь в работе.

– Как, дорогой Андреа, – вскричал Арман, увидев перед собой баронета, – вы еще не ложились?

– Я только что вернулся, брат.

– Вы вернулись?

– Да, я провел эту ночь в Париже. Так как вы сделали меня начальником вашей полиции, – проговорил он, улыбаясь, – то ведь нужно же мне и выполнять свои обязанности.

– Уже?

– Да. Я напал уже на след, и червонные валеты, в моих руках.

– Как! – вскричал опять граф, – вы уже имеете доказательства?

– Но они еще так слабы, брат, что я ничего не скажу вам покуда.

И он вышел, опустив голову.

– Бедный брат, – прошептал Арман де Кергац, – какое глубокое раскаяние.

Войдя в свою комнату, сэр Вильямс запер за собой дверь, усевшись в кресло, вынул из своего письменного стола толстую книгу.

На заглавном листе ее красовалась надпись: «Журнал моей второй жизни».

Раскаявшийся Андреа писал ежедневно свой дневник.

– Да, это, право, великолепная выдумка с моей стороны, – шептал он, улыбаясь своей адской сатанинской улыбкой, – я оставлю когда-нибудь нарочно эту книгу на столе, братец мой, вероятно, заметит ее и прочтет этот, например, кусочек.

И баронет раскрыл одну страницу и прочел:

«3 декабря.

О, как я страдал сегодня! Как Жанна была хороша. Жанна, которую я люблю так безумно…» и так далее, и так далее.

– А право, когда он прочтет эти строки, то будет готов убить себя, чтобы только доставить возможность своему братцу жениться на его вдове.

И сэр Вильямс, забыв об этом, задумался о своей первой жертве – Фернане Роше.

На углу улицы Сен-Жермен, при пересечении с улицей Сены, существовал во времена нашего рассказа старый дом особенной постройки, принадлежавший долгое время какому-то провинциальному семейству и проданный впоследствии с аукционного торга.

Он был долго необитаем и, вероятно, так бы и развалился, если бы в один день его не наняла госпожа Шармэ.

Хотя в Париже вообще не принято заниматься кем бы то ни было, но переезд госпожи Шармэ в этот дом вызвал в улице Бюсси известного рода волнение.

Госпоже Шармэ было еще не больше двадцати шести лет, но она отличалась еще замечательной красотой.

Она обыкновенно вставала очень рано и, выходя тотчас же из дому, возвращалась к себе только к двум часам. После этого времени ее посещали множество важных особ, духовных лиц и знатных дам.

Соседи ее не могли не узнать историю ее жизни.

А госпожа Шармэ была не кто иная, как бывшая Баккара.

Как мы помним из первой части нашего рассказа, она поступила в день свадьбы Фернана Роше послушницей в монастырь, где и пробыла около восемнадцати месяцев.

Однажды утром она получила следующую записку:

«Я дрался сегодня утром на дуэли в Медонском лесу и ранен пулей в грудь. Доктор А., которого вы знаете, сообщил, что мне остается прожить всего несколько часов. Не приедете ли вы пожать мне в последний раз руку?»

Письмо это было подписано бароном д’О.

Баккара поспешила на улицу Нев-Матурен и нашла барона уже умирающим.

– Дитя мое, – сказал он, когда молодая женщина опустилась перед ним на колени, – ты была честная и верная девушка; моя любовь довела тебя до порока и моя же любовь даст тебе возможность исправить мою ошибку против тебя и сделать хоть немного добра.

Умирающий вынул из-под своей подушки запечатанный конверт и передал его молодой женщине.

– Вот, – сказал он, – мое завещание. Я последний в своем семействе и роде, у меня нет никого, кроме дальних родственников, которые даже не носят моей фамилии и гораздо богаче меня. Я оставляю и завещаю тебе все свое состояние, чтобы ты могла быть полезной добру.

И при этом барон поцеловал прелестную руку Баккара.

Раскаявшаяся грешница не могла отказаться от такого состояния, при посредстве которого она могла сделать много добра, и тогда-то сестра Луиза оставила монастырь и сделалась госпожой Шармэ.

И с этой минуты она и поселилась на улице Бюсси, в этом мрачном, уединенном доме, о котором мы только что говорили.

Однажды вечером, то есть через два дня после свидания сэра Вильямса с Жённи, в среду, в тот день, когда, как мы знаем, у маркизы Ван-Гон должен был быть бал, раздался звонок: он невольно заставил вздрогнуть госпожу Шармэ, которая занималась в то время надписью какого-то адреса на письме.

Было около пяти часов.

Госпожа Шармэ вышла из своего кабинета в приемную, где лакей доложил ей, что приехала прелестная и добродетельная маркиза Ван-Гоп.

Но нам нужно сказать здесь несколько слов.

Маркиза делала много добра и раздавала бедным порядочные суммы денег.

Она много слышала о благотворительности и добрых делах госпожи Шармэ и вспомнила о ней в этот день по следующему обстоятельству.

Одна молодая девушка, жившая всего в нескольких шагах от маркизы, обратилась к ней е письмом и просила оказать ей какую-нибудь помощь, так как обстоятельства довели ее до того, что ей предстоял выбор между дорогой порока и смертью.

Госпожа Ван-Гоп тотчас же подумала о Шармэ.

Она поехала к ней просить содействия в этом деле и захватила с собой письмо бедной просительницы.

Через час после этого она вернулась в свой отель, где был назначен большой бал и где ей должны были представить Шерубена.

Через несколько часов после посещения маркизой Ван-Гоп госпожи Шармэ у одного из домов улицы Шоссе д’Антен остановился молодой человек и, войдя в него, позвонил в дверь квартиры № 45, где жил майор Гарде н.

– Как прикажете доложить о вас? – спросил его лакей, отворивший ему дверь.

– Шерубен, – проговорил вошедший, следуя за лакеем.

Это был тот член клуба червонных валетов, замечательная красота которого дала ему всеобщее название херувима.

Шерубен прошел через маленькую гостиную и приемную и вошел в кабинет майора, который полулежал в кресле.

Майор был человек лет пятидесяти, высок ростом и имел вполне воинственный вид и грудь, украшенную множеством орденов.

Он был очень странный человек, послуживший на своем веку в Пруссии, Испании и Португалии.

Он жил в Париже уже три года и проживал ежегодно около тридцати тысяч франков.

Был ли майор богат или беден? Этого никто не знал.

Но он жил очень весело и ни в чем не стеснял себя, а большего и требовать от него никто не мог.

Услышав доклад о вошедшем, майор полуобернулся и протянул ему руку.

– Здравствуйте, – тихо проговорил он, – вы аккуратны, а точность уже есть половина успехов. Садитесь-ка, у нас еще есть время выкурить сигару.

И при этом он посмотрел на часы.

– У маркизы соберутся все только около полуночи, а мы приедем в половине одиннадцатого, она будет еще почти одна, и это и будет лучшее время для того, чтобы представить вас.

Шерубен сел в кресло, которое майор подвинул к нему.

– Кстати, – спросил опять хозяин, – как вас зовут, мой уважаемый друг, так как, вероятно, Шерубен только ваше прозвище?

– Меня зовут Оскар де Верни, – ответил молодой человек.

– Вы служили?

– Нет, майор.

– Отлично. Это я вас спрашиваю для того, чтобы не сбиться. У вас такое лицо, которое как нельзя лучше удовлетворяет своей цели, когда нужно вскружить голову какой-нибудь женщине. Шерубен поклонился.

– Но, – продолжал майор, – для любви фигура не единственный ручатель успеха. Даже самому красивому человеку приходится преодолеть и побороться кое с чем в присутствии известных особ, а маркиза…

– Совершенно справедливо, – перебил его молодой человек, – но не беспокойтесь, я хорошо изучил свое ремесло.

Этот ответ, сделанный довольно сухим тоном, заставил майора прикусить язык и удовольствоваться легким наклонением головы.

– Кстати, – заметил опять Шерубен, – вы позволите, майор, задать вам один вопрос?

– Сделайте одолжение.

– Что вы думаете относительно нашего общества?

– Гм! Я думаю хорошо.

– Это не ответ.

– Что же вы хотите знать?

– Очень простую вещь: чем мы рискуем во всем этом деле? Так как, наконец, я должен сознаться вам, что я действую впотьмах.

– Извините меня, – ответил майор, – но я вас буду просить, господин Шерубен, объясниться более ясно.

– Хорошо, – проговорил молодой человек, – скажите, как[вы попали в наше общество?

– Как и вы. При посредстве господина Камбольха.

– И вы не знаете начальника?

– Нет, – ответил майор самым искренним тоном.

– И вы не находите, что мы поступаем чересчур легкомысленно?

– В чем, позвольте узнать?

– В том, что мы повинуемся невидимому могуществу.

– Нисколько! Если оно исполняет свои условия так хорошо, как оно исполняло их до сих пор.

– Но ведь мы играем в большую игру.

Я не нахожу. Наше ремесло не очень опасно, так как самая строгая полиция постоянно констатирует его. Мы любезны и нас любят.

Майор улыбнулся и посмотрел на Шерубена.

– Что же тут худого? – добавил он.

– Действительно, ничего.

– Посмотрим дальше. Случайно может быть, что наша любовь приведет к дурным последствиям и произойдет какая-нибудь катастрофа – так разве это уголовное преступление?

– Вы правы, – повторил еще раз Шерубен.

– Впрочем, – закончил майор, – я не знаю, какая роль выпала на долю наших собратьев, но я нахожу, что ваша совершенно безопасна. Кто может доказать, что я не был знаком с вами вчера или на днях? Мало ли, где мы могли встретиться с вами. На водах, в гостях. Мне всегда казалось, – .го вы очень порядочный человек, и я не затруднился нисколько представить вас маркизе. Положим, могло случиться, что вы полюбили маркизу и она вас тоже, ну чем же я-то тут буду виноват? Что я могу сделать? Следовательно, и маркиз не может быть недоволен мною.

– Вами-то, конечно, нет, но мною?

– И вами тоже. Вы ведь не его друг, а следовательно, и не изменяете ему. Он может вас убить, но дело никогда не дойдет до суда исправительной полиции.

– Вы правы. Мы можем ехать.

Майор позвонил и приказал подавать лошадей.

Ровно в половине одиннадцатого они уже были на улице Шоссе д’Антен.

У маркиза Ван-Гопа было еще очень немного гостей – не более тридцати человек окружали маркизу, сидевшую в своем будуаре, между тем как ее муж принимал гостей в зале.

Маркиз Ван-Гоп был человек лет сорока, хотя казался гораздо моложе своих лет.

Он был высок ростом, белокур и очень красив собой.

Маркиз Ван-Гоп был очень добр, честен, нежен и ужасно ревнив, хотя и ревновал свою жену не потому, что видел измену с ее стороны, но потому, что боялся ее.

И эта ревность отравляла спокойную, счастливую и роскошную жизнь богатого банкира, делавшего всевозможные усилия, чтобы скрыть свои мучения.

Летом маркиз выезжал на воды в Баден, на Пиренеи или в Виши.

В то время, когда вошли майор Гарден и Шерубен, маркиз разговаривал с высоким шестидесятилетним стариком – герцогом де Шато-Мальи.

Герцог и хозяин прогуливались вдоль залы, делая поворот у двери будуара, где сидела маркиза. Подле маркизы Ван-Гоп находилась особа, которая казалась даже издали дивной красавицей.

Эта обольстительная женщина, грациозно игравшая веером, была госпожа Маласси – искренний друг маркизы Ван-Гоп.

Войдя в залу, майор подошел прямо к хозяину.

Маркиз подал ему руку с видом бесцеремонности и любезности, ясно означавшей, что майор был очень коротко знаком с его домом.

– Маркиз, – проговорил майор, – позвольте представить вам моего друга, даже родственника, г. Оскара де Верни.

И при этом он указал на Шерубена, который вежливо поклонился.

Маркиз взглянул на молодого человека и невольно вздрогнул.

Шерубен действительно мог напугать своею наружностью такого ревнивого мужа, как г. Ван-Гоп.

Молодой человек обладал той дивной и убийственной красотой, которая соблазняет всех женщин с живым впечатлительным и романтическим воображением.