– Надо оторваться от погони, идти на клад…
Капитан не успел договорить. К дому подъезжает подкрепление, два джипа, и сразу же открывает огонь, пока другие заряжают РПГ.
– Вот теперь ещё хуже.
Они выпрыгнули из окна, а ракета, влетев в дом, взрывается, создавая дымовую завесу по обе стороны.
Чувствуя себя загнанными крысами, они забежали в переулок, пробирались через узкие улочки, и всё это время по ним продолжали стрелять. Сплошное везение, что в них ещё не попали, или совпадение.
Они вбежали в пространство между домов, угол дома впереди них взрывается, огнём задевает шею Дика, обжигая. Ударная волна сильная, такая, что отбрасывает их, и они бьются об стену и падают на землю.
Из—за дыма ничего не видно, в глазах Дика двоится, перед ним лежит Капитан без сознания. Он дополз до него, схватил за шкирку и потащил эту восьмидесятикилограммовую тушу. Из дыма вылетает пуля, попадает в плечо Дика, он роняет капитана, но тут же хватает его другой рукой, не сдаётся, пытается затащить за угол дома, чего бы ему это ни стоило. Из дыма выходят пара человек, берут их на прицел…
– Пригнись! – из ниоткуда пафосно появились Билл и Буффало, словно сбежавшие актёры из голливудского боевика. Дик рухнул на землю, а ребята устроили шквальный огонь по террористам. Тут же к ним присоединились Роми и Ника. Вскоре всё стихло. Снова надо бежать, пока оставшиеся в живых мексикашки затаились.
Ника и Дик, взяв Капитана под руки, побежали по маленьким улочкам, Роми вёл отряд за собой, а Буффало и Билл прикрывали тыл, изредка отстреливались. Бежали зигзагами между домами, пытаясь сбить врагов со следа.
– Какого хера вы устроили войну? – спросил Буффало.
– Без шума не получалось! – крикнул Дик.
– Почему?
– Да потому что нам нужно было выносить дверные замки, и они по выстрелу находили нас, – ответил раздражённо очнувшийся Капитан на глупый вопрос Буффало.
– Зачем нужно было стрелять в замки? – удивился Билл.
– А как я должен был открывать его, пальцем?
– Так все двери были не заперты, – сказал Ника. – Мы же все дома так прошли.
Здесь Капитан осёкся, вспомнив, что последний дом действительно не был заперт.
– А у нас все двери были заперты! – буркнул он, понимая, что, возможно, не прав, и вскрывание замков через пулю было напрасно. – Да, Дик?!
– Да! – сказал Дик, не веря своему слову, просто чтобы поддержать Капитана.
– Возможно, это был такой план, отвлечь их на себя, чтобы мы могли спокойно обойти все дома, – хихикнул Роми.
– И это тоже, – сказал Капитан.
Отряд увидел кладбище за забором.
– Вон. Мы уже пришли, – сказал Роми.
Картель остановился и не стал преследовать их дальше. Мексиканцы спрятались кто куда: за машины, за деревья, за углы домов напротив кладбища.
Отряд спрятался за могильные памятники и склепы. Добежали до точки.
– Камеры, думаю, стоит выключить.
– Выключаем, – отдал приказ Капитан.
– Ника, вызывай подкрепление, пусть нас забирают отсюда. И скинь им координаты домов.
Ника достал рацию.
– Дельта вызывает подкрепление, принимайте координаты на эвакуацию и на здания…
– Координаты приняты, Феникс, – сказал мужской голос из рации. – Ждите помощь через сорок минут.
Все ахнули.
– Да мы сдохнем за сорок минут! – запаниковал Буффало.
– Сорок минут, не меньше, – повторил голос.
– Так, всем занять позиции на оборону. Мы продержимся, – слегка неуверенно сказал Капитан.
За двадцать минут ни с одной стороны не вылетела пуля. Картель как занял своё место, так и не приблизился ни на шаг.
– Почему они ничего не делают? – задумался Ника, выглядывая из—за памятника.
– Тебе не пофиг? Пусть не делают, – ответил Буффало.
– Может, суеверны…
– Суеверны? Серьёзно? Здесь половина трупов благодаря им.
– Ну, как бы я согласен с Никой, они могут задавить нас числом, – сказал Роми.
– Так радуйся тому, что они стоят как истуканы. Сколько ещё нам ждать?
– Двадцать минут, если он не задержится.
– Задержится? – отреагировал Буффало. – Вертолёт в пробке будет стоять? Что там задерживаться?!
– Надеюсь, что не задержится, – прошептал Капитан. – Куда смотришь, Ника? Пытаешься увидеть вертолёт? Его ещё там нет.
– Я смотрю на луну. Она яркая сегодня, светит на нас, будто прожектор. Как в театрах на актёров.
– Знаете, – Билл тоже посмотрел на луну, – вот сейчас я задумался о предыдущих миссиях. Я думаю, у всех нас были чересчур опасные миссии, настолько, что думали, не выберемся, и там будет наша могила. Но каким—то чудом всё обходилось… Или это только у меня?
– У меня пока не было, у отца только, – начал Роми. – Отец был в горячей точке. Его отряд попал в засаду, начался бой, и всё шло к тому, что это его последний день с отрядом. В их дом залетела осколочная граната, его и друга ранило, а остальные пять человек погибли либо сразу, либо чуть позже от потери крови. Моему отцу осколки попали в ногу, а его другу оторвало руку. В дом зашёл один из террористов. Друг, естественно, не мог поднять оружие и выстрелить. Отец попытался, но пистолет заклинило. Террорист понял, что отец ему не угроза, подошёл к другу, наступил ногой на горло, а отец всё это время пытался выстрелить. «Щелк… Щелк…» Поблизости не было другого оружия, и он всё нажимал и нажимал на курок, не понимая, почему пистолет не выстреливает, и всё наблюдал, как террорист наслаждался его беспомощностью, улыбался. Пока «БАХ», пуля не прошла насквозь через голову друга. Он почувствовал его смерть на себе, будто пуля вошла в его сердце. И тут пистолет выстрелил наконец террористу в грудь. Отец выпустил всю обойму, так как всё жал и жал на курок. Через несколько часов прибыло подкрепление, его вывезли, из—за травмы ноги он уже не мог воевать. Пистолет после проверки заклинивал, его хотели списать как неисправный, но отец попросил забрать его на гражданку как воспоминание. Ему разрешили, ведь пистолет не представлял опасности. Но мой отец всё равно держал пистолет заряженным. В плохие дни напивался, воспоминания мучали, он постоянно видел мёртвого друга, его безжизненный взгляд и дырку в голове. Ничто не помогало забыть его, и отец подносил дуло к виску, и всё тот же звук, «Щелк». Пуля не вылетала, он допивал бутылку, шёл спать, зная, что завтрашний день будет труднее, чем сегодняшний. Работал то там, то сям. Всегда его мучал вопрос: почему, почему он не погиб? Пока не встретил маму, она смогла его чуть оживить, надолго он забыл про бутылку и пистолет. Нам уже было по 16, как отец вновь начал срываться из—за боли в ноге, с каждым днём она усиливалась, а затем вернулись сны о том дне, таблетки не помогали, даже хуже, он смешивал их с алкоголем, и на столе вновь появился тот зловещий пистолет. Он сторонился всех нас, сидел в одиночестве за столом. Таблетки, алкоголь и пистолет – его новая семья. Любой громкий хлопок переносил его в тот день, в тот миг. Мать хотела обратиться к психологам, отец запрещал, устраивал истерики, скандалы. Он винил себя, что не смог спасти друга, загубил жизнь. Мать просила его спрятать пистолет, ведь его могут взять дети, но отец лишь смеялся на эти заявления. Дуло к своему виску демонстративно прислонил, продолжал смеяться, говоря: «Я каждый божий день до нашего знакомства приставлял его к виску, и знаешь что? Он не выстреливал, этот чёртов пистолет не хочет работать». И я думаю, вы догадались, к чему я вёл… В ту же секунду кровь появилась на стене. На наших глазах…
– Вам кто—нибудь говорил, что все ваши истории прекрасны? Одна лучше другой! – Буффало нервно хохотнул. – У одного убеждения, что всё предрешено, по ходу, я уже понял откуда. А что у тебя, Роми? Такие же убеждения, как у брата? После такого я вряд ли бы пошёл в армию и стал наёмником.
– Возможно, история с отцом бы и спугнула. Мы его очень любили, но и возненавидели после того случая. Мы все не могли понять, как он посмел нас так бросить. Видимо, мучаясь этим вопросом, подсознательно решили пойти по его пути хотя бы примерно. И знаешь, я теперь почти понимаю его, если такое бы случилось с Никой, я тоже не смог бы смириться с этим. Здесь мир меняется… Но, слава богу, мы ещё живы.
– Что с пистолетом? – спросил Билл.
Роми поднял руку.
– С этим пистолетом?
– Ты его с собой носишь? Только не говори, что он у тебя боевой, у тебя же есть нормальный, да?
– Нет, Буффало. Он – мой основной пистолет, и он всякий раз стрелял с тех пор, когда мне разрешили его взять.
– Да твою мать, ты же рискуешь постоянно жизнью своей и любой, с кем вместе на операции.
– Я в нём уверен, он не подведёт.
– Нахуй мне твоя уверенность, тупой идиот? Твой пистолет может заклинить в любой момент и не спасти чью—то жизнь, возможно, мою… Тебя ничему не научила история твоего отца?
– Буффало, прекрати…
– Капитан, это ненормально!
– Роми, твой пистолет проходил проверку?
– Да, и успешно. Вы знаете, его здесь не было, если бы не прошёл.
– Вот видишь, Буффало, всё хорошо.
– Ну, значит, чушь твоя история, какой—то магический пистолет: то работает, то не работает. Ещё чушь о времени. Я думаю, что это всё выдумка, так же, как и наши имена. Кроме одного, да, Дик? Или твоё имя тоже выдумка, как и наши? Давай, расскажи свою историю, раз мы пошли по этому пути. Не стесняйся.
– Ты лучше расскажи свою историю из жизни, – перебил его Билл. – Раз ты такой весь из себя правильный. Давай, Буффало, а после, может, и я с Диком расскажу.
– Хорошо. В моей жизни нет таких безумных историй, она пряма, тяжела, как и мой член…
– Важное уточнение, – заметил капитан. – Спасибо. Ты продолжай, Буффало.
– Мы с мамой поехали на юг, мне было лет 8, я тогда впервые увидел море и не умел плавать. Пока мать пошла надевать купальник, меня оставила охранять вещи и приказала: «Не вздумай лезть в воду без меня, сегодня волны большие, так что дождись меня, и тогда мы вместе будем учиться плавать». Мать всегда была строга, так, возможно, она проявляла заботу. Она ушла, на тот момент мне показалось, что её слишком долго нету, а день был жаркий. Я захотел просто освежиться, промочить ноги. Я так и сделал. Я зашёл в море, вода была прозрачная, увидел маленьких рыбок и немного увлёкся, зашёл где—то по пояс, и здесь меня накрыла волна и сбила с ног. Потом следующая волна не дала высунуться из воды, потянула за собой вглубь. Я уже не доставал до дна, запаниковал, нахлебался и не мог вздохнуть. Я бултыхался, пытаясь удержаться на поверхности, но напрасно, и после ещё одной волны пошёл ко дну. Очнулся я уже на берегу, меня откачивал спасатель по прозвищу Буффало, его я запомнил, по левую сторону стояла мама с испуганным бледным лицом. Она меня обняла, поцеловала в лоб, улыбнулась. Поблагодарила всех, кто хоть как—то участвовал в моём спасении, в особенности Буффало. Уже подходя к нашим вещам, она отпустила мне подзатыльник. «Слушай, если ты идёшь куда—то без меня, то спроси – ты справишься с этим? Сможешь не потонуть, как сейчас? А если нет, то смысл тогда?» И ещё раз, уже слабее, вмазала мне и спросила: «Ты понял меня!?». «Я понял, мама», – это я запомнил до сих пор, как видите, и до сих пор справляюсь со всеми задачами, которые беру на себя. Вот и всё. Ну, кто следующий? Капитан, Дик?
– То, что вы сейчас говорите, включая и историю про пистолет, это ведь тоже можно считать удачей, ведь до сих пор он тебя не подвёл, думаю, ты и не раз с его помощью спасал брату жизнь. Капитан это говорил, а Роми кивал, соглашаясь. Этот день у меня сегодня был, другого такого я и не могу вспомнить за 35 лет. Я думал, эти одиннадцать домов не закончатся, уже считал, что мы в могиле или же в аду, в котором повторяются эти дома раз за разом. Дик, так что насчёт тебя? Это настоящее имя?
– И да, и нет…
– Ещё один загадочный. Ника, Роми, вы в младенчестве ещё одного брата не теряли?
– Возможно. – Ухмыльнулся Дик. – 8 лет мне было, когда родители отдали меня в приют, после такого можно ли их называть родителями? Я их больше никогда не видел, а до этого – не помню, где жил. Это меня сильно задело, я не понимал причины, что я такого сделал, почему меня выбросили и забыли. Хорошо помню, что родители сказали моё имя на крыльце приюта перед тем, как уйти, и по их потерянным лицам складывалось ощущение, что они его придумали только что. Поэтому я и говорю – и да, и нет. В приюте мне было хорошо. Я познакомился с такими же ребятами, как и я. Со временем их становилось всё меньше, кто—то находил новый дом, кто—то достигал совершеннолетия и уходил. Я точно так же не хотел быть ещё раз брошен, так что принял решение пойти в армию, потом подписать контракт. И вот я здесь.
– А что за сны у тебя? – спросил капитан.
– Не могу точно сказать, ведь это не простые сны, а кошмары. С детства вижу один и тот же кошмар, других у меня и не было. Я постоянно в непонятном месте, чем—то похожем на психиатрическую больницу. Там грязно и неприятно, я боюсь и слышу крики каких—то раненых людей. Не хотел бы я там оказаться в реальности.
– М—да, ты, кажется, ошибся работой. Достаточно нашей одной горячей точки, и уедешь в психушку навсегда. – Усмехнулся Билл. – Возьмём отца Ника и Роми, со всем уважением, но, видимо, у него было посттравматическое расстройство плюс тот самый синдром выжившего, вот это и довело вашего отца, человек безуспешно пытается рационализировать, почему он выжил, почему пистолет заклинил? Загнал он себя в депрессию, постоянно прокручивая тот момент, как надо было сделать, логически пытаясь распутать клубок, который сам же завязал.
– Знаю. Но и такая ситуация, как сегодня, у меня впервые. Поначалу у меня совсем была другая работа. Я сидел в штабе на контракте, заполнял документы, писал статьи на ту или иную тему. Был журналистом, в общем. А потом ко мне пришли с предложением, мол, я подхожу по всем критериям, деньги предложили отличные, пенсию. Было условие – миссии были опасные, меня не будут хоронить, если погибну. Обо мне забудут. Основной критерий – у меня нет семьи, обо мне никто не вспомнит, мы все понимаем, что от нас открестятся. Нет семьи – нет проблем. Не существующие люди. А если какое—то говно поднимется, то есть такие люди в штабе, как я когда—то, они придумают мою историю, выльют на меня говно и напишут в моём деле «Уволен с позором». А то, что мой труп нашли там, где не должны, то это его проблема, человек просто хотел наживы, вот они и нашли друг друга с наёмниками. Отщепенец, и погибли как отщепенцы.
– Да. Солдаты задним числом. Я слышал о таких.
– Так зачем согласился на такой безумный контракт, разве только из—за денег и пенсии? В такой работе, думаю, пенсия не нужна.
– Да, и по секрету скажу, всё—таки приют даёт о себе знать, большого мира я всё равно немного побаиваюсь, так что не вижу себя на гражданке. В глубине души я надеялся, что после ужасы войны мои кошмары поменяются, исчезнут или сам погибну. А насчёт психушки, думаю, всё в моих руках, я же здоров.
– Мы все так думаем, а потом – раз, и оказывается, нам нужна помощь специалиста, – с грустным лицом сказал Билл.
Вдруг Ника резко поднял палец, чтобы все замолчали. В тишине отчётливо был слышен какой—то шорох, будто лёгкое царапание по бетону. Дик включил камеру.
Капитан тут же упал на колени с пробитой насквозь грудью через бронежилет, кровь вытекла изо рта. «Снайпер!» – кто—то из отряда прокричал. Буффало поднял оружие и вслепую выпустил очередь. В ответ картель открыл огонь.
Перезарядил автомат, вставив новый магазин. Все попрятались за могилами и начали стрелять. Буффало же стоял лицом в сторону картеля, зажав курок, не боясь пуль. Как вдруг его руки вывернулись, он направил на себя автомат, и пули от лба до шеи прошили Буффало. Дик, отстреливаясь, увидел, как Буффало убил себя. Прозрачная энергия белого света вспыхнула возле тела Капитана и Буффало. Отряд остановил пальбу, не понимая, что произошло, зачем Буффало это сделал. Не может быть, чтобы он просто не удержал автомат в руках и не отжал курок.
Билл, не поднимая голову из—за памятников, подбежал к Буффало, проверить его тело, может, ещё можно помочь. Осматривая Буффало, он сам встал во весь рост под пули. Но вот он приподнялся над землёй, будто кто—то взял его, глаза Билла испуганно забегали. Картель продолжал стрелять, и пули прошили насквозь Билла. Тот дёргался, но не упал, стоял как вкопанный и даже успел вынуть гранату и сорвать чеку.
Дик заметил чью—то бледную и прозрачную руку на лице Билла. Она держала его за челюсть. У женщины были длинные тёмные волосы и красные глаза. Она повернула голову и взглянула на Дика. Затем она резко дёрнула руками, разорвав рот Билла. Его рука отпустила гранату.
Взрыв отбросил Дика в сторону, и он ударился головой о памятник. Он не мог встать, был на грани потери сознания. Сквозь дымку взрыва он увидел, что Ника уже лежит у ног своего брата и смотрит на Дика мёртвым взглядом с разорванным лицом.
Роми приставил дуло своего зловещего пистолета к голове и выстрелил в висок. «Действительно, и в этот раз пистолет не подвёл», – подумал Дик перед тем, как потерять сознание.
Когда он открыл глаза на несколько секунд, то почувствовал, что его положили на носилки. Он обернулся и увидел чёрные мешки. Из одного мешка торчала рука – это была рука Роми, он узнал её по часам.
Дик снова вырубился, но когда вертолёт взлетел, он ещё раз открыл глаза. Вокруг были взрывы. Это самолёты бомбили дома.
Куда—то тащат, взяли под руки. Он без сил, боль по всему телу, безумный холод ломает кости. Грязный кафель, меняющийся от чёрного к белому квадратику. Его заносят в камеру с одним окном, кидают на кровать. Он скрутился от боли, трудно даже вздохнуть. Двое мужчин в рубашках и брюках белого цвета, как санитары психбольницы, выходят из комнаты, закрывают за собой дверь с хлопком…
Он открыл глаза, звук ещё стоит в ушах. Впервые за долгое время ему приснилось что—то другое, что отличалось от прошлых кошмаров.
Вокруг всё белое – стены, пол, тумбочка, на которой лежала одежда такого же цвета, кровать с белой простыней. Яркие лампы по всей комнате. Он схватил бутылку воды, во рту пересохло. Не спешил пить, открыл, понюхал.
– Это вода, не беспокойтесь. Можете пить.
Женский голос, раздавшийся из ниоткуда, его не сильно убедил. Понюхал ещё раз и поставил бутылку назад.
– Где я? – охрипшим голосом из—за сухости спросил Дик.
– В военном госпитале.
– Откуда вы говорите?
– В дальнем правом углу от вас стоит камера, там же динамик.
– Кто вы?
– Сержант Уоллес. Я наблюдаю за вами… точнее, за вашим состоянием. Моя смена скоро подойдёт к концу, меня заменят. Я уже доложила, что вы проснулись, но отказались пить воду. Вы можете попить, не беспокойтесь, вас не отравят.
– Почему я не должен беспокоиться об этом?
– Как минимум потому, что мы вас и спасли. Вы ещё живы! Если бы мы хотели, вы бы уже не проснулись. Так что это просто вода. Можете не пить, вам всё равно предложат такую же воду чуть позже.
– Сколько я здесь?
– Уже неделю. Вы впервые проснулись за это время. На сегодня это был последний мой ответ, скоро меня заменят и ответят на ваши вопросы, если они будут. А до этого отдыхайте, приходите в себя. Не волнуйтесь, вы в безопасности, советую попить, станет лучше.
Прозвучал звук отключения. Дик посмотрел на бутылку. Открыл, пригубил, чтобы утолить сухость во рту. Чуть позже переоделся.
Ему не сиделось, он начал ходить по комнате. Рассматривал камеру в углу.
– Вы готовы? – внезапно прозвучал мужской голос.
– К чему?
– Встретиться с психиатром, поведать, что произошло на миссии. Доклад, в каком—то смысле.
– А если я скажу «нет»!? – Дик не доверял, пытался узнать, как поведут себя люди, которые следят за ним.
– Я переспрошу позже. – В динамике раздался продолговатый и глухой звук разрыва связи. Дик продолжил ждать – сидел, лежал, ходил по комнате от скуки.
– Вы готовы? – спросил уже другой мужской голос.
– Да, – ответил Дик, понимая, что бессмысленно говорить обратное.
– Ждите!
Чего ждать? Опять появился протянутый глухой гул. Дик продолжил ходить по комнате, попивая водичку. Так ещё два часа он прождал, появилась боль в шее. После открылись двери, в коридоре стояли два солдата.
– Пойдёмте, вас ждут.
Они вышли, прошли по коридору, и Дика провели в пустой кабинет.
Там стоял один стол и два стула друг напротив друга. Дик сел лицом к выходу. В комнату зашёл пожилой невысокий человек в костюме, в белом халате, ему лет за пятьдесят, лысый, в очках. На стол он положил папку и небольшой железный контейнер. Наконец сел напротив Дика.
– Что—нибудь скажете? Почему меня продержали два часа, когда я согласился на встречу?
Доктор не ответил, только достал из контейнера маленький металлический шар.
– Вау! – воскликнул Дик. – Это же новый вид русских камер! Откуда?
Доктор снял силиконовую наклейку с чёрного отверстия, закрепил на висок, глаз шара загорелся синим, а сам он взлетел над головой доктора.
– Теперь можем говорить. Какой сейчас год?
– 2033 год.
– Сержант Дик Адамс, 25 лет. Вы – военный корреспондент, контракт заканчивается через два месяца, правильно?
– Да. – Дик продолжал безотрывно наблюдать за шаром.
– Шар – это подарок русских. От нас тоже был подарок разработки кампании «Мираж».
– Голограммы? А что там такого сложного, сложнее, чем «Глаза»?
– Они неправильно… Скажу своим языком, неправильно распределяли мощность – то, что мы им подарили, поможет наладить свою голограмму по названию разработки компании «Мираж». А мы уже разберёмся с шаром и, возможно, запустим производство в массы. В будущем доступы будут только у военных, медиков, военных психологов.
– Не расскажете, как эта штука работает?
– Почему бы и нет? Это устройство регистрируется на отдельного человека и может подчиняться только ему. Кстати, при регистрации можно назвать его как захотите. Мой сынишка назвал его Кении, правда, мило?
Дик кивнул.
– Этим глазом, – доктор показал на правый глаз, который стал полностью белым, – я вижу через устройство, за это его и назвали «Глаз». Управление голосовое, смотрите. Кении, облёт стола. – Шар медленно залетел за спину Дику, потом за доктора и прилетел в ту же точку, с которой начал.
– Это классно. Мне бы такую!
– Да, интересно. Русские сейчас пытаются усовершенствовать, чтобы можно было отдавать команды мысленно. Но, надеюсь, мы сделаем это первыми, – гордо улыбнулся доктор. – А теперь давайте приступим к разговору. Воды?
– Если можно.
Через секунду солдат вошёл в комнату с бутылкой воды, поставил возле Дика.
– Неделю назад вас привезли в медицинский центр с небольшими ранениями, ничего серьёзного для жизни: ожог второй степени на шее, ранения в плече, несколько царапин, ушиб головы и по всему телу синяки. После перевели к нам, в психологический центр, чтобы мы могли вас обследовать. Мы просмотрели записи камер, там была мясорубка, хоть вы и выполнили поставленную задачу. Но после случившегося необходимо проверить вашу психику. На данный момент вы на обезболивающих, вы почти всё время в коме пролежали под капельницей. Вам следует пить больше жидкости, чтобы этот препарат вышел из крови, потому что он притупляет мозговую активность. Мы пропишем уже другое обезболивающее, но перед сном будем давать это. Мы вас не сразу вызвали, это была часть наблюдения. У вас появилось параноидальное беспокойство, недоверие ко всему, хотя вы были в безопасности и вам ничего не угрожало. Ну и плюс мы увидели по камере, что у вас появились болевые ощущения, а значит, с вами можно разговаривать, препарат не будет мешать вашему мозгу. Я могу ответить на ваши вопросы, если они есть. От вас же хочу, чтобы вы рассказали полностью – с момента, как сели в вертолёт на задание в Мексике, и до сегодняшнего дня. И да, я доктор Аврор Нейт. Можно просто Аврор. Можете приступать.
Он понимал, что придётся всё вспомнить, пережить снова. Обычная практика после миссии, но в этот раз перед ним сидит психолог, профессиональный мозгоправ, а не простой военный, как раньше. Дик собрался с силами, постарался не обращать внимания на боль, которая усиливалась, и начал рассказывать.
Шло время, стаканы менялись на столе – пустые уносили, приносили полные. От истории Ника Дик решил отказаться, сосредоточился на плену, спасении, в подробностях описывал каждый поход по дому. Глаза постоянно отворачивались от Аврора, Дику было стыдно, ладони потели. Страшно, хоть всё это позади. Доктор слушал внимательно, делал записи в блокноте, не перебивая Дика.
– Что было на кладбище, как погибли ваш отряд?
Дик заколебался, почему доктор спросил про кладбище, этот тон с таким акцентом на словах «как погибли», они что—то увидели на камере? То же, что и Дик? То, что ему даже страшно описать?
– На кладбище был ещё кто—то…
– Кто?
– Первым погиб капитан, в его груди появилась дырка размером с кулак. – Дик не обратил внимание на вопрос, погрузившись в ту ночь. – После у Буффало сорвало крышу, он начал полить по картелю, а потом почему—то расстрелял себя. К Буффало кинулся Билл, и… Произошло ещё более странное. Он буквально взлетел, а потом я увидел её…