Идя долиной смертной тени
Божич поднялся на крыльцо один: да, нарушение собственного приказа, но рядовые уже отправились на поиски живых – своих и чужих, Венька тоже поехал за матерью, и Тед себе не простит, опоздай друг из-за него. Да и уж справится он сам как-нибудь – в пистолете полная обойма, ещё две про запас под рукой… Тед сжал крепче пистолет правой рукой, а левой немного неловко выудил из кармана связку ключей, придавил «таблетку» к замку и выругался сквозь зубы: тот не работал.
Упихиваться обратно в карман ключи не хотели, и Тед со злости едва не вышвырнул их в кусты, сдержавшись титаническим усилием воли. По лестнице на родной третий этаж Божич поднимался, держа наготове пистолет, и «отрабатывая» каждый пролёт по всем правилам, но вокруг было тихо: ни людей в подъезде, из-за дверей – ни музыки, ни шагов, ни собачьего лая… слишком тихо. Настолько, что стук собственного сердца оглушал, а от каждого тёмного мазка на стене или пятна на полу в животе что-то тошнотворно сжималось. Дверь в квартиру, недавно поставленный металлический монстр с отделкой «под дерево», как он и ожидал, была заперта, но облегчения Тед не ощутил: почему-то сейчас, после показавшегося бесконечным пути по ступенькам, это вызывало не надежду на безопасное пространство внутри, а мысли о захлопнутой ловушке.
Медленно, практически беззвучно Тед вставил и провернул в замке ключ раз, другой – жена вечно ленится закрывать на четыре оборота – потянул дверь на себя… и оцепенел.
В дальнем конце длинного, кишкообразного коридора, покачиваясь, стояла Марина, одетая лишь в «спальную» майку и трусы. Её лицо, с бессмысленным мёртвым взглядом, глубокой запёкшейся ссадиной на виске и вяло разомкнутыми губами, было развёрнуто к Теду и всё целиком, как и шея, и грудь, и руки, и даже колени, выпачкано чем-то тёмным.
– Нет… – неверяще выдохнул Божич, стискивая пальцы на рукояти пистолета. – Мариш, нет…
Та, что стояла напротив, словно только по звуку голоса определив присутствие Теда, издала клокочущий хрип и рванулась вперёд, разом превращаясь из Марины – любимой, родной, надышаться не мог, смех и гнев, нежные губы и крепкие кулаки, русые косы и «никаких юбок!» – в чужеродную, чудовищную тварь, которая нацепила знакомую личину, но не знает, как двигаться в этом теле.
Натыкаясь на стены, запинаясь о разбросанную обувь, противоестественно выворачивая конечности, тварь бежала к Теду медленно, как во сне, как сквозь густой кисель. И также медленно двигались вверх руки мужчины, сжимающие оружие. Голова опустела, только бился в ушах пульс – каждый удар длиной в вечность. И всё равно она была всего в шаге, когда Тед выстрелил. Первая пуля разворотила плечо, отбросив и развернув лёгкое тело, но тварь (не Марина! Это не Марина!) даже не остановилась. Картинка плыла перед глазами как сквозь текучую воду, но тело двигалось будто само: пока где-то глубоко внутри настоящий Тед выл от ужаса и боли, капитан Божич сместил прицел чуть выше и правее и выстрелил снова. А потом переступил через затихшее тело и пошёл вперёд.
– Лиля! Оля! Дима! – позвал он, и почти не вздрогнул, когда из дверей в детскую комнату к нему рванула низкорослая тень.
Синяя пижама с самолётиками висит заскорузлыми багровыми клочьями, левая рука болтается на одном лоскуте кожи… Божич встретил тварь прицельным пинком берца в центр груди и выстрелом между белёсых бессмысленных зенок.
Это не Димка. У него умные синие глазищи, вырастет – беда девкам…
– Пап… – сиплым, сорванным голосом позвали сзади. – Папа!
Тед рывком развернулся, вскинул пистолет – и тут же опустил, встретив живой, полный отчаяния взгляд. Дверь в ванную была тоже новой, с узкой вертикальной полосой матового стекла, теперь разбитого почти ровно посредине, и вот в этой пробоине, обрамлённой трещинами и кровавыми разводами, виднелось лицо девочки, трясущейся и судорожно зажимающей себе рот.
– Оля! – выдохнул мужчина, бросившись к ней.
Отступившие было эмоции нахлынули разом, руки заходили ходуном так, что Тед не сразу сумел поймать ручку. Дёрнул, чертыхнулся и толкнул от себя, но дверь не поддалась.
– Лёлик, открой, – просипел Тед, – не хочу ломать дверь, пораню же.
Дочь закивала, всхлипывая и пытаясь провернуть защёлку непослушными пальцами, но почти сразу сдалась и осела на пол, рыдая в голос.
– Па-апа… мама… Димку!.. И Лильку…
Тед скрипнул зубами: не успел! Но вслух сказал только:
– Оль, залезь в ванну и пригнись. Буду дверь ломать.
…Уже вызволив дочь и вынеся её в подъезд, Тед заторможенно сообразил: она босая и в одной футболке. Велев ждать его, не сходя с места, он вновь шагнул в разорённую квартиру, не глядя вниз, прошагал в комнату дочерей – и споткнулся, наткнувшись взглядом на Лилю. Её тело полулежало у раскрытого и залитого тёмно-красным платяного шкафа, тонкие руки прижимались к животу, будто в попытке прикрыть рваные раны.
Божич сглотнул, не в силах ни отвести глаза, ни даже моргнуть… но тут из кармана раздалось шипение и треск, и мужчина поспешно отвернулся, одной рукой хватаясь за рацию, включая на приём, а второй сгребая с ближайшего стула ворох каких-то тряпок. Никогда больше не будет ругать Ольку, что вещи в шкаф не убирает!..
– Серб, это Доктор! Серб, как слышишь?
– Слышу, Доктор.
– Серб!.. – Несмотря на помехи, в голосе Лема отчётливо послышалось облегчение: кажется, он не был уверен, что услышит ответ. – Я забрал мать, ещё с нами Чача и Комар со своими, и трое гражданских. Готовы подхватить тебя уже через минуту. Вы готовы?
Тед закрыл глаза.
– Будем ждать на углу дома через три минуты. Конец связи.
Перед тем как выйти к Оле, Тед вынужден был ещё раз обернуться к шкафу и выстрелить в начавший шевелиться труп.
***
Максимов появился на точке сбора, назначенной у стелы на выезде, с последним грузовиком. Один.
Его бескровное, мертвецки бледное лицо не выражало ничего, а глаза неподвижно смотрели перед собой почти как у заражённых, и единственное, что показывало, что лейтенант жив – частое мелкое дыхание и быстрые движения языка, поминутно облизывающего сухие губы.
Когда Тед за локоть потянул друга за собой, в «Тигра», Максимов не сопротивлялся.
– Макс, – глухо позвал Лем, когда они выехали за пределы пригорода, видимо, не в силах выносить гнетущее молчание. – Что… там произошло? Ты можешь рассказать нам… если хочешь.
– Я не успел. Чуть-чуть, – ровно ответил Макс, но Тед понял несказанное – и содрогнулся.
До самой части больше никто не проронил ни слова.
***
На третий день зомби-апокалипсиса полковник Валерий Бруско окончательно сошёл с ума.
В первый день он пытался запретить колонне военных со спасёнными гражданскими въезд на территорию базы: приказывал разворачивать машины, требовал подчиниться, напоминал о режиме секретности и грозил трибуналом. Если бы Тед в тот момент был способен хоть к какой-то рефлексии, то испытал бы к Бруску почти благодарность: по крайней мере, этот безобразный скандал надёжно отвлёк и его, и Макса, и всех, кто потерял близких в происходящем безумии.
Поручив странно затихшую, будто припорошенную пылью Олю медикам, Божич бульдогом вцепился в полковника, отстаивая право людей остаться под защитой стен.
Потом – право получить еду, воду и первую помощь.
Потом – право разместиться в хоть сколько-то пригодных помещениях.
Потом… потом они снова ехали в город, ища среди множащихся живых мертвецов просто живых и отправляли в часть. Собирали еду, одежду и медикаменты, безжалостно разграбляя магазины и аптеки. Размещали людей, наводили порядок, успокаивали отчаянно рыдающих – и отчаянно наглеющих. Упокаивали майора Триполева, который скрыл укус, а через несколько часов умер и снова поднялся. Проверяли всех на укусы. Отправляли отряд на защиту ядерной станции: потому что если не подумать об этом сейчас, станция рванёт, и тогда они сами кончатся немногим позже электричества…
К вечеру третьего дня в «активе» у Теда были одиннадцать рейдов в город, десятки… упокоенных заражённых, три драки с чересчур нервными гражданскими и две – с бойцами. А также пять часов сна, двенадцать банок самых убойных энергетиков и звенящая, кристальная пустота в голове.
Возможно поэтому в ответ на приказ Бруско, озвученный перед ужином посреди заполненной людьми столовой, он не ответил «не понял приказа» или «вы охренели, полковник?!», а ровно-ровно уточнил:
– То есть как – вернуть людей в город?
– Очень просто! – рявкнул Брусок. – Пусть катятся по домам! Гражданским не место на секретном объекте!
Люди вокруг встревоженно загомонили, и Тед заставил себя сосредоточиться на смысле слов, выплёвываемых командиром.
– Полковник, – медленно, тщательно проговаривая, начал он, – при всём уважении, им некуда возвращаться. То, что творится в городе…
– Меня не волнует! Я получил приказ! – голос Бруско сорвался, пустив петуха.
– Приказ?!
Люди загомонили громче, кто-то заплакал, а Тед изумлённо моргнул. За прошедшее время ни сотовая связь, ни интернет так и не восстановились: устранять обрывы кабелей и поднимать рухнувшие вышки было попросту некому, а какими иными каналами могли доставить приказ – передать по радио, прислать посыльного?.. Почему тогда он не в курсе?
– Да! Приказ! – брызжа слюной, выкрикнул Бруско и взмахнул рукой с зажатым в ней длинным узким бумажным листком: – Вот! Вот здесь у меня написано: гнать всех посторонних к чёртовой матери! Всех, кто их привёз – под трибунал! Всех!!! Порядок должен быть на объекте!
Тед попытался найти разумные доводы против, но бессонная голова была пуста. А потому он просто сделал выпад, попытавшись выхватить «приказ» у полковника, однако Бруско с неожиданным проворством увернулся.
– Исполняй, капитан!!!
– Сперва покажите приказ. И того, кто его доставил! – Тед сделал ещё одну попытку забрать листок и почти преуспел: Бруско оступился, не упал, но разжал пальцы, и полоска бумаги отлетела в сторону толпы, крутясь, как кленовый «вертолётик».
Полковник попытался её поймать, не успел и, обвёдя людей вокруг налитым кровью взглядом, сжал кулаки и заорал:
– Убирайтесь прочь с моего объекта! Пока я вас всех под трибунал… на расстрел не отправил!!!
– И не отправите.
Услышав этот тонкий детский голос, пробившийся сквозь нарастающий шум в зале, Тед, даже несмотря на отупляющую усталость, ощутил, как на миг останавливается сердце.
– И в город не вернёте, – звонко добавила Оля, разглядывая бумажную полоску у себя в руках со странной, почти блаженной улыбкой. – Тут ведь пусто!
– Заткнись! – рявкнул Бруско.
– И тут пусто, и там пусто, – поднимая на него расфокусированный взгляд, продолжила девочка, покачиваясь из стороны в сторону, словно под неслышимую музыку. – Мир порвался, и в щели ветер принёс красную пыль и белые цветы. Только пыль везде, а цветы нет. И ничего уже не будет по-прежнему, потому что пыльные люди едят людей, а пыль везде…
Багровое от ярости лицо полковника внезапно побледнело, только на скулах остались нездоровые пятна.
– Заткнись! – завизжал он. – Заткнись, дрянь!!!
– Чистых людей совсем мало, и некому приходить, а ещё никто не видит цветов, а они такие краси-ивые…
Бруско зарычал, потом рванулся, налетел на Олю всем весом, вцепился ей в горло, приподняв над полом, проревел:
– ЗАКРОЙ! РОТ! ТЫ!..
А в следующий момент лишь на секунду опоздавший среагировать Божич шагнул к полковнику, обхватил ладонями его затылок и подбородок и резко повернул.
И стало тихо.
– Ой, пап… – растерянно и хрипло сказал Оля.
Бочком обошла обмякшее тело, потирая шею, на тонкой бледной коже которой уже проступали багровые пятна синяков, и Тед машинально обнял дочь. Прижал к себе, одновременно ища взглядом друзей, но натыкаясь только на бледные пятна лиц толпы вокруг.
Ослепляющая ярость схлынула так же быстро, как накатила, оставив вместо себя тошнотворное омерзение и медленно накатывающее осознание сделанного.
– Король умер – да здравствует король, – голос Лема, полный мрачного веселья разорвал напряжённое молчание, накрывшее толпу. – Что прикажете делать, капитан Божич?
Тед медленно моргнул, пытаясь свести в голове воедино только что свершившееся убийство, этот почти издевательский вопрос и робко-выжидательные взгляды гражданских. Картина не сводилась, но люди явно ждали ответа и он, прокашлявшись, ответил единственное, что пришло в голову:
– Тело убрать. Очередь на ужин не задерживаем.
По помещению прокатился облегчённо-одобрительный вздох, и Тед почти с ужасом осознал: люди действительно ждали его указаний! Они готовы исполнять этот приказ! Они действительно считают, что он теперь главный!..
– Серб, отпусти ребёнка, а? – шагнув ближе, негромко сказал Мишин. В наполнившем столовую нервно-деловитом гуле его вряд ли услышал кто-то, кроме Теда и Оли. – Ей бы в лазарет, шею обработать… Я отведу.
– Да… да, спасибо, – пробормотал Божич. Силы как-то разом кончились, но разжать руки оказалось сложнее, чем он думал. – Василь, я…
– Пойди поспи, капитан, – ровно посоветовал тот, подхватывая Олю на руки. Девочка, будто вовсе не испуганная, и не подумала сопротивляться, охотно обхватила «дядю Васю» руками за шею. – Или теперь уже майор? Полковник?
Тед содрогнулся.
– Нет!
– Комендант? – предложил сбоку Венька. – Мы же теперь типа… крепости, а ты тут главный.
– Я только что убил командира!
– Он был не в себе и угрожал безопасности людей, – холодно заметил Макс. И со странной, лишённой веселья усмешкой добавил: – Комендант, мне кажется, вполне подходящее звание.
– Вы с ума сошли!.. – пробормотал Тед, закрывая глаза рукой.
– И ты сойдёшь, если хоть немного не отдохнёшь, – настойчиво сказал Мишин. – Иди спать, Серб. Я пригляжу за девочкой.
Тед устало поднял глаза, обводя взглядом друзей, дочь, зал… Оля, после вспышки говорливости, снова впала в равнодушно-созерцательное состояние, в котором пребывала с той самой ночи. Макс смотрел равнодушно, будто не отсюда, будто его происходящее не касалось вовсе. Венька и Василь, кажется, испытывали облечение, что не им пришлось решать проблему безумного командира – а также все дальнейшие проблемы. А люди вокруг… двое рядовых уже тащили прочь тело Бруско, по-простому, без носилок, а гражданские, стараясь не смотреть на их скорбный груз, спешили поесть и уступить место следующим в очереди. Полное безумие.
– Мне… мне правда нужно… нужна передышка, – сказал Тед. – Я пойду… пойду.
Неловко взмахнул рукой и вышел прочь.
…До офицерских боксов Божич не дошёл – свернул у ангара, в который загоняли на ночь тяжёлую технику, привалился к рифлёной железной стене, и сполз по ней, как тяжелораненый. С силой потёр лицо ладонями, словно в надежде разогнать этим дурноту, и… Всё, от чего он бежал эти бесконечные три дня, всё пережитое и всё совершённое, дважды мёртвые Марина, Лиля и Димка, расфокусированный Олин взгляд, кровь на улицах, живые мертвецы и готовые пойти за убийцей испуганные живые – всё это нагнало его разом, навалилось приливной волной и раздавило.
Тед рухнул ничком, вжимаясь лбом в сухую каменистую землю, и завыл.
Глава 7
– …и таким образом, человеческие потери в рейде составили семь бойцов. Потери техники – одна единица, бронеавтомобиль «Волк». – Котов говорил намеренно монотонно, будто зачитывал список покупок, потому что позволь он себе малейшее проявление эмоций, его бы снова начало трясти от бессилия, ярости и горя. – Добычу в рейде захватить не удалось.
Андреев, занимавший стул напротив коменданта, мерзко ухмыльнулся при последних словах и даже изобразил пару хлопков, будто аплодируя. Горняк, сидящий по левую руку от Котова, сжал кулаки, и Котей украдкой глянул ему в лицо, но не смог понять – тот соболезнует коменданту или злится из-за потерь.
– Учитывая… изменившуюся обстановку в районе бывшего ТЦ «Мега», проводить повторный рейд в том направлении считаю нецелесообразным.
Сидящие вдоль стен офицеры загомонили: сегодня здесь присутствовала не только «верхушка» базы, но и командиры взводов, главврач с заместителем, подпевалы Андреева – хромой инструктор кадетов Фетисов и заведующий складами Сахарчук тоже притащились… Ухмылка Андреева стала шире. Поднявшись со своего места, он несколько раз стукнул костяшками пальцев по столу, привлекая внимание.
– Иными словами, вы признаете, что рейд обернулся провалом, капитан? – вкрадчиво спросил он.
– Да, – сквозь зубы выцедил Котов.
Андреев заложил руки за спину и качнулся с мысков на пятки.
– Я всё понимаю… У вас личные счёты к коменданту Ковчега… Да и обидно, – он издевательски наклонил голову, – прийти к важной точке и встретить там конкурентов! Но подвергать опасности себя и людей?
– Я думал, мы успеем, – буркнул Котей.
– Думали? – ядовито улыбнулся Андреев. – Наши люди мертвы. Наш броневик ржавеет в центре Города, и вряд ли нам удастся забрать его в ближайшее время. А наш бензин уехал в Ковчег.
Котов дёрнулся и сжал кулаки. Этот ублюдок! При всех офицерах!..
– А что бы сделали вы на моём месте, лейтенант? – зло поинтересовался он вслух. – Устроили бы стрельбу с людьми Божича?
– Как минимум, не стал бы связываться с мертвячьим гнездом, – без улыбки отозвался Андреев. – А если уж у вас так взыграло ретивое, что нельзя было уйти и оставить добычу тем, кто успел первым, ну так с вами был лейтенант Горняк. Которого, помнится, вы протолкнули в командование за его выдающиеся навыки… диверсий. Устроили бы Ковчегу ловушку, думаю, хотя бы один тягач удалось отбить, нет?
Котов скрипнул зубами. Проглотив очередной похабный намёк Андреева на них с Гномом – не до того сейчас! – Котей скрипуче проговорил:
– Легко рассуждать «что бы, кто бы, если бы». Вас там не было.
– Ничего, я наслушался очевидцев. Говорят, вы были не в себе, капитан… может, стоит сложить с себя полномочия, если ваша тонкая душевная организация не выдерживает бремени власти? – с притворной заботой посоветовал Андреев.
Котов невольно обежал взглядом собравшихся, будто ища хоть какую-то поддержку, но, казалось, среди младших офицеров предложение Андреева вызвало какой-то нездоровый ажиотаж, а старшие мрачно молчали. Даже Денис Иванцов, поджав губы, глядел куда-то сквозь своего друга. Котов судорожно сжал и разжал пальцы. Нет, сдаваться он не собирался – слишком многие пострадают, стоит Андрееву взять верх, но чем возразить…
– Мужики, знаете, я чего не пойму? – затягивающуюся паузу внезапно нарушил голос Сани Горняка. На Котова он не смотрел, но капитан всё равно ощутил прилив надежды. – В какой части пламенной речи нашего лейтенанта нужно начинать плакать?
В тесном, заполненном помещении воцарилась гробовая тишина, только Фетисов издал чуть слышный смешок, а Андреев ошарашенно уставился на Гнома, явно не зная, что отвечать.
– Ну да, говёный получился рейд, не поспоришь. – Гном, сидевший на стуле вразвалку, выпрямился, обвёл присутствующих взглядом. – Но раньше-то такого никогда не было! Мы ж из Города всегда-всегда возвращались в полном составе, а трофеев привозили – во, хоть купайся! Никто из нас не поддавался эмоциям, не совершал ошибок, ангельский сонм во плоти…
Он скорчил постно-скорбную гримасу, и ещё кто-то из офицеров, не сдержавшись, фыркнул.
– В этом рейде я потерял товарища, человека, который не раз прикрывал мне спину и кого не раз прикрывал я, – посерьезнев, продолжил Горняк без улыбки. – Но если бы не наш капитан, половина из вас тут не сидела бы уже давно, ребятки. Потому что или полегла бы в Городе, или вовсе сюда, на базу, не попала. Добрый, не напомнишь, кто из присутствующих старших офицеров был за то, чтобы пустить на базу гражданских, а кто требовал гнать всех нахер?
– На тот момент не было известно, насколько всё серьёзно, – не дав Иванцову сказать, рыкнул Андреев. – Я действовал по уставу!
– Ну а Котов – по зову души. Да, как оказалось, его душа не всегда принимает верные решения, – с кривой невесёлой усмешкой добавил Гном, – но подозреваю, потеря Арти – уже достаточно серьёзное наказание для кэпа, и теперь он будет подключать ещё и голову. Так давайте и мы тоже её подключим и не будем устраивать грызню из-за каждого провала!
Офицеры снова загомонили, но Котов с тайным облегчением различил в их бормотании скорее, согласие со словами Гнома.
– Если ты такой умный, – помолчав, далёким от доброжелательности голосом сказал Андреев, – может, сам и решишь, что нам делать теперь и как компенсировать этот, с позволения сказать, провал?
Горняк вздохнул с видом человека, вынужденного объяснять очевидное.
– Перестать ковырять одни и те же «делянки», на которых мы пасёмся уже пять лет, толкаясь задницами с Ковчегом. – Гном мрачновато улыбнулся, и в сочетании со шрамами это выражение сделало его лицо жутковатым даже для привычного Котея. – Так что я бы рекомендовал вам, лейтенант, переставать убиваться по поводу смерти Артура Фишера и остальных, собрать своих… хм, разведчиков, и разведать нам что-нибудь новенькое, скажем, к западу от обычных маршрутов.
С этими словами он небрежно похлопал ладонью по карте Города на столе. Невольно глянув на неё, Котов вынужден был согласиться: за пять лет они, на пару с заклятыми товарищами по несчастью со второй базы, “зачистили” от силы восьмую часть Белогорска. Так что по идее ещё лет двадцать можно кормиться… капитан постарался отогнать мысль, что большинство вещей, не говоря о продуктах, на такой срок хранения просто не рассчитано.
– Кстати об убивающихся по Фишеру, – с ненавистью глядя на Гнома, процедил сквозь зубы явно задетый Андреев: камень в его огород был немаленький. – Надо бы утешить его шлюху… может, мне этим заняться?
Лицо Горняка из жутковатого внезапно сделалось пугающим, настолько, что заухмылявшиеся было офицеры притихли.
– А тебе больше заняться нечем, лейтенант? И работа сделана, и жена обласкана?.. – нежно-нежно спросил Гном. – Но ты не беспокойся, я парень холостой, найду часок-другой для бедной девушки.
Лицо заместителя коменданта пошло малиновыми пятнами, но он сдержался. Демонстративно отвернувшись от Гнома, Андреев вперил тяжёлый взгляд в коменданта:
– Вы… одобряете… идею вашего… лейтенанта Горняка, капитан? – с полными отвращения и гнева паузами спросил он.
– Утверждаю, – кивнул Котов небрежно, будто так всё и задумывал.
Но позже, когда обсуждение деталей завершилось (ни Андреев, ни Горняк не сказали больше друг другу ни слова) и собравшиеся потянулись на выход, Котов, всё ещё сидящий у стола, поймал проходившего мимо Гнома за руку.
– Спасибо.
– Засунь своё «спасибо» знаешь куда? – буркнул тот, но его голос звучал куда мягче прежнего. – В следующий раз, когда решишь сделать что-то настолько же долбанутое, предупреждай заранее – я попытаюсь свалить подальше. И вообще, Котей, ты ещё не намурчал на моё прощение, понял?
– Понял, понял, – хмыкнул Котов и, не удержавшись, серьёзно добавил: – Не знаю, что бы я без тебя делал…
– Подозреваю, что всякую хрень, – буркнул Гном и пихнул командира кулаком в плечо. – Ладно, поднимай свою задницу. Ты построение объявил через десять минут, а за Андреевым не заржавеет докопаться до тебя снова, если опоздаешь.
– Копалку обломает, – фыркнул Котов, но всё же встал, поправил форму и зашагал наружу.
А уже у самого выхода, поддавшись порыву, неожиданно сгрёб Гнома в охапку и стиснул так, что тот сдавленно захрипел.
– Хорошо, что ты приш…ёл именно к нам, – с запинкой сказал капитан.
– Ага, – выдавил Горняк, – сам в восторге. Только Серый… отпусти, а? Задушишь.
В спокойном молчании, которого Котову так не хватало последние дни, они пересекли половину внутреннего двора базы и уже подходили к месту построения, когда до слуха капитан донёсся гнусавый голос, из тех, что называют «козлетоном»:
– Капитан, Котов!
Гном поморщился.
– Слушай, Серый, можно, я пойду? Я этого гондона штопаного терпеть не могу!
– Бросаешься меня наедине с этим? – Котов, вполне разделявший отношение Горняка (да и большей части базы) к идущему к ним человеку, поморщился, но взмахнул рукой, отпуская друга.
Прапорщик Сахарчук, тощий и невысокий, да ещё и сутулящийся мужичонка самого погано-алкоголического вида, тряской рысью догнал Котова, вытянулся во фрунт и коснулся пальцами пегого виска под засаленной фуражкой.
– Вольно, – неохотно буркнул комендант, с неприязнью глядя на кривоватое (челюсть ему ломали и вправили погано) лицо собеседника, заросшее неаккуратной клочковатой щетиной. Вот как можно быть настолько, хм, средоточием мерзких черт?! – Что случилось, Гни… Гриня?
Тот подобострастно улыбнулся, хотя взгляд так и остался настороженным и холодным, как у дикой крысы.
– Да вот уточнить хотел, сколько литров выпивки готовить к сегодняшнему вечеру. Всё-таки, будем за наших ребят пить. Надо, чтоб всё честь по чести…