23
Мои психические атаки приносили страдания сыну, удерживавшему меня от попытки… выпрыгнуть из окна, например. Точнее сказать, от имитации попытки. В такие минуты я чувствовала себя странно: одна часть меня заставляла говорить о суициде, драться с сыном, оскорблять, насмехаться над ним, кричать и брыкаться; в то время как другая размышляла над тем, что будет, если вдруг сын отпустит меня, сдастся, позволит делать, что хочу, точнее, говорю. Как же будет стыдно, думала я, ведь я не сделаю этого, потому что знаю, вижу, там, куда попаду в таком случае, темно и страшно, неприветливо.
Одно дело, выскочить туда на время, переждать в темноте, у порога, на пороге; побыть там, пока тут льется из чьего-то пальца кровь, грубит воспитатель, оскорбляет и насилует муж, или гинеколог загоняет в тебя тампон, насаженный на полуметровый пинцет, в отместку за то, что ты невольно спалила ее перед главным врачом. И совсем другое – остаться там незваной, неприглашенной визитеркой; вечно жить, спать в прихожей, перед закрытой дверью, лежа на неуютном, обитом железным уголком деревянном сундуке, с ненастоящими, но нарисованными, мертвыми цветами и бабочками…
24
О понуждении к суициду, аллохтонности тех желаний можно судить и по тому, что пока я дралась, кусалась, царапалась и щипалась, катаясь по полу и пытаясь вырваться из рук сына, я отмечала, что потею, следовательно, худею, и это хорошо; успевала подумать, что Иман тоже потеет, но скорее от слабости, и это плохо. Потом я вновь переключалась на свое тело, удовлетворяясь тем, что оно достаточно стройное и гибкое. Затем думала, что нельзя кусать сильно, и щипать больно, но все равно делала это и не могла остановить происходящее, потому что была не в силах слышать за всем этим… рыдание Матери где-то там, в глубине; боялась соприкоснуться с ее отчаянием от своей беспомощности; от того, что ничем не может помочь своему Сыну…
25
Грань безумия очень тонка, на самом деле, но она реально есть. Сначала я не видела ее, но раз увидев, вдруг вспомнила слова психиатра из фильма «Прерванная жизнь». Она спрашивала пациентку что-то типа: «Неужели ты позволишь себе остаться тут (в сумасшедшем доме)»?
Увидев ту грань, я не захотела ее преступать.
Сначала появилась мимолетная, неуловимая, но реальная мысль выбора, и потом стало легче. Это касается не только конкретного эпизода. Но в иные периоды в одиночку не справиться, то есть мне бы не справиться; читатель наверно, наверняка, сильнее.
Я вроде и пыталась бороться за себя, за свою жизнь, но видела, что сбиты все зубцы и не за что зацепиться, потому отступала, даже можно сказать, сдавалась; имея намерение жить, но признавая, что нет сил. Тогда-то и появлялись какие-то люди, что-то предпринимали спасительное для меня, и затем вновь исчезали. Всякий раз, когда это случалось, я знала, это от Бога, Живого Бога…
Кстати, читатель знает Живого Бога? Сейчас скажет: «Да, знаю». А я вот сомневаюсь, что знает… Кто знает Живого Бога, такие книги не читает. Если он не психолог, конечно3.
26
В периоды, когда я особенно нуждалась в помощи, обессилев до предела, начинала думать, что могу все. То есть я и прежде так думала, и находила тому подтверждение. У меня, действительно, получалось все, за что бралась: хочу шить – шью, хочу вязать – вяжу, хочу писать – пишу, любой текст пойму, любой документ составлю, любое дело сделаю, за которое берусь. Но одно дело мочь, и совсем другое, выбрав путь, твердо следовать ему, становясь специалистом. Я же бралась за то дело, которое в данный момент требовалось сделать: не ища портнихи – шила сама, не ища плотника – строгала, и так далее. Если мы говорим о бытовых делах; и в работе то же самое. Нужно было только чуточку сосредоточиться.
Смешно, на самом деле, называть это всемогуществом, ибо одно это характеризует масштаб моей личности и уровень притязаний. Я бы с удовольствием вязала свитеры и жила традиционной семейной жизнью… Что же меня эта жизнь так мотает?..
27
Говоря теперь о всемогуществе, я не имею ввиду таланты левши, безусловно ценные в повседневной жизни, и доступные каждому из нас, но имею ввиду могущество иного рода. В состоянии полного социального бессилия и физического истощения оно приходит с постами, молитвой и бдением, проявляется и растет уверенностью, что ты можешь буквально все. Если только захочешь. Но желаний-то как раз и нет, зато растет покорность и смирение, чувство достаточности того, что дается…
Наверняка, чувство всемогущества ложно. И даже если оно истинно, можем ли мы говорить о нашем всемогуществе, ни разу не проверив его на деле, не применив? Но как применять, если нет желаний, кроме одного – быть покорной Богу. Думаю, знаю, что все могу, но ничего не хочу, потому что всем доволен (довольна), все и так хорошо. И только если люди просят о помощи, проявляется та самая сила (угодная Богу мысль), которую некоторые называют магической. Причем, просить должны люди чужие, потому что близкие, члены семьи, близки слишком – они тоже вы, то есть, тоже Я, а Я, как уже сказала, всем довольна.
Ps. И тут я, конечно, напрочь отметаю, как доказательство бессилия мага, слова, сказанные о Христе: «Других спасал, а Себя не может спасти… пусть теперь сойдет с креста…» Шудров обо мне скажет подобное, наверняка, понятия не имея, что цитирует своих предков по духу: «Помогала же она нам, решала наши вопросы, пусть помогает и себе». Не сравниваю себя со Христом – Боже упаси, да и миссии у нас с ним разные, но, наверняка, читатель тоже находил в своей жизни эпизоды, схожие с моментами из жизни других людей.
28
В то же время, как сомневаться в возможности всего самого невероятного, что только может прийти на ум? В том числе в вашей персональной способности творить все, что только может прийти на ваш ум? Сомневаться в этом – все равно, что сомневаться во Всемогуществе Всевышнего.
Что же касается ощущения удовлетворенности, смирения, это, скорее всего, бесовские ловушки… если вы в миру и у вас обязательства, конечно. Вы, например, молитесь-молитесь, ходите в храм, ставите свечки на последние копейки, исповедуетесь, каетесь, причащаетесь, в итоге приходите в состояние абсолютного покоя, умиротворения и…обнищания.
А потом, в один день, на выходе, вам показывают, буквально тычут вас носом в сторону веселых парней, разъезжающихся после службы на люксовых тачках. И вы удивляетесь, почему так? Неужели именно так должно быть по истине? Вы ведь точно знаете, что храм и его служители на финансировании прихода. Спрашивается, разве не лучше, не честней, вместо покупки крутого авто, на те же деньги открыть приют, или ночлежку для бомжей и бывших зеков, или благотворительную столовую? Наконец, поделиться с сельскими коллегами, им гораздо беднее живется; или устраивать летние лагеря тем, кто не может позволить поездки на моря́?.. Раз деньги есть, и доходы оказываются выше прожиточного народного минимума.
А то получается, ты молишься, отдаешь свое время, силы, жизнь, деньги… и кому? Шатру? И кто там верховодит? Бесы?
29
Бесы! Эти бесы чувствуют себя в том шатре ничуть не хуже, чем в любом другом месте. Там они говорят с тобой даже четче, чем в сортире.
В сортире бесы молчат. Никогда ни один бес не говорил со мной в туалете. Зато в шатре…
рта не закрывают!
Или лекции йогов об аскетизме… тоже умиляют. Но попробуйте найти хоть одного йога без твердого прейскуранта цен на асаны. Какой же он аскет с такими бабками?
Так что, если вы начинаете испытывать чувство удовлетворенности, умиротворения, а в вашей кастрюле пусто и в доме шаром покати, вы точно в бесовской ловушке, как рабы пашете, черт знает на кого. Может это судьба ваша, не исключаю, если вы, к примеру, монах или мирянин-одиночка, но если у вас семья…
Разгадать, что вы попали в плен, тем более освободиться из него, не так-то легко, даже таким как я. Говорю «даже», потому что с детства дружу с интуицией. Приведу два примера работы моей интуиции; оба – из детства.
30
Когда мне исполнилось семь лет, я начала учить младшую сестру преодолевать грусть. Трудно поверить, но Марине всего пять, а она в глубокой печали, без причины, почти всегда. Я объясняла сестре, что даже если ей очень-очень грустно и она не знает почему, нужно просто повторять приятные слова, вроде «спасибо», «все хорошо» или «я счастливая» и со временем настроение улучшится….
Теперь эти упражнения называют аффирмациями…
Сколько себя помню, любила танцевать. Стоило зазвучать музыкальным аккордам, любым, я бросала свои занятия, любые, и принималась упражняться перед зеркалом: «танцевать балет», прыгая, кружась и так далее. Балет, потому что во времена нашего детства и юности по радио и телевизору звучало много классики.
Но вот передача заканчивалась, я оставалась без музыкального сопровождения, пыл угасал, а желание стать красивой, стройной оставалось. Тогда я принималась делать зарядку. Но сухие упражнения не приносили радости.
Однажды, вспомнив ежедневную утреннюю радио-гимнастику, меня взяла досада. Подумала, почему нельзя делать те же упражнения под современную ритмическую музыку? В следующий миг ритм и пластика вошли в меня, буквально, взламывая мое физическое тело, проникая в него мелкими, очень приятными осколочками и, одновременно, словно продувая меня бесчисленными пузырьками наисвежайшего чуть прохладного воздуха. Происходящее сопровождалась музыкой; она звучала в коже, под кожей, и в глубине. В тот же день я легко села на шпагат и сделала мостик.
А затем, в восьмидесятых, все мы услышали о Джейн Фонда и аэробике.
31
Как видим, определенного рода предрасположенность к нестандартным способам получения информации обнаружилась уже в раннем детстве. Так что и моя религиозность, и общение то с ангелами, то с архангелами, то с вестниками беды (не знаю, почему их так называют) эльфами, джиннами и, конечно, дьяволом (куда же нам без него), в каком-то смысле, вполне ожидаемы.
Этот дьявол меня таки жестко напряг, сопровождая неотступно весь описанный в этой книге период. О встрече с ним еще расскажу, но сначала о знакомстве с двумя джиннами…
Они пришли не в сумерках и не перед рассветом, не пробрались ночью, как дьявол, но средь бела дня, летом 2003-го. Я почувствовала сильную слабость и легла на пол. Затем погрузилась в состояние, которому подходит слово «пограничное». В комнату вошли трое; Алекс впереди. Он привел с собой двух мужчин, один из которых ощущался не только старшим по возрасту, но и главным. Алекс хотел, чтобы тот осмотрел меня; «главный» был кем-то вроде доктора, гинеколога. До осмотра, которому не могла противиться, поинтересовалась у «доктора»: «Вы кто?» Он тут же представился джинном. «Я джинн», – сказал он просто. Помню его руки, с длинными, сантиметров пятнадцать-двадцать, гибкими пальцами-щупальцами, с большими подушечками на концах.
Непосредственно перед осмотром я отключилась полностью; от страха захотела лишиться чувств.
32
К тому времени у меня уже был негативный опыт общения с гинекологом во плоти, страшной женщиной с «большим опытом работы» и длинным пинцетом. Она делала мне аборт, но неудачно – плод продолжил развиваться.
Аборты делают в абортарии, кто не знает. Я, например, сначала не знала об этом. И даже узнав, побоялась идти к незнакомым, пошла к разрекламированным, несмотря на предупреждение участковой, что аборт – сложная манипуляция, равная полостной операции.
В моем случае аборт отягощался опухолью. Наблюдала ее у «страшной женщины». Именно из-за опухоли не могла делать мини-аборт и вообще не должна была его делать, но рекомендовалось рожать… хотя и рожать тоже нежелательно.
В общем, параллельно с лечением опухоли, я договорилась об аборте. Заплатила как положено, но аборт, с давно запрещенным в стране анестезирующим препаратом, не удался. И тогда я вернулась в отделение, довести начатое до конца – другие врачи отказывались браться за исправление чужой ошибки. К слову, тогда я впервые столкнулась с корпоративной солидарностью врачей и тем как иногда интерпретируется понятие врачебной этики…
Мой второй заход на аборт начался с неприятности. Главный врач больницы, тоже гинеколог, зайдя в процедурный кабинет по каким-то своим делам, сразу поняла, что готовится левая манипуляция. Она подошла ко мне и по праву руководителя пожелала осмотреть.
33
Опять же, к слову, никого не осматривали сразу семь гинекологов? В моем городе, в том отделении, оказалось, раз в неделю проходит осмотр с участием ординаторов. В эти дни все гинекологи отделения – их может быть и больше семи, как придется – разом лезут к вам внутрь. Вы лежите в кресле, в абсолютно беспомощном состоянии и к вам выстраивается очередь. Сначала вас смотрит врач, потом главный врач, у них одно зеркало на двоих; затем подходит ординатор, ставит свое зеркало, смотрит-говорит, что видит, извлекает зеркало; следом подходит другой ординатор, вновь ставит зеркало – молодежь учится ставить зеркала, – говорит, что видит и вновь извлекает зеркало; и так далее…
Ну да, ординаторам надо же на ком-то учиться. На ком же еще учиться, кроме как не на пациентах государственной бесплатно-платной больницы?
34
Главврач скомандовала: «Расслабьтесь!» и я, само собой, еще больше напряглась и зажалась. Главную это разозлило, но она закончила осмотр, сказала: «Большая опухоль, надо оперировать», и ушла.
Моя лечащая и главная соперничали; они конкурировали между собой много лет. Потому «моя» тоже разозлилась.
– Неужели так трудно расслабиться? – спросила она как-то мерзко улыбаясь. – Жалко улыбаясь в ответ, я ответила: – Я такая. – Ах, ты значит такая? – сказала она мне, и… наказала не только полуметровым пинцетом с тампоном, который засадила в меня, но и вторым неудачным абортом, приведшим к кровотечению, температуре и третьей чистке…
Боже, не приведи мне снова жить на этой Земле без доброго, заботливого мужа.
35
Беременность эта случилась в последний год нашей с Мухой супружеской жизни, до моей бракоразводной измены. Мы не планировали детей: жили на съемной квартире, Муха предохранялся. Сначала он удивился: – Как это случилось? – Затем, когда сказала, что мне нельзя делать аборт, но нужно рожать, он рассердился: – Будешь пузатая ходить!? Задушу, убью, – и так далее…
И хорошо, что так случилось. Это было накануне нулевых. Тогда во мне уже «разоблачили» сотрудника под прикрытием и кошмар стоял на пороге, просто я еще не знала …
Что же касается собственно аборта, процедура, как уже сказала, чуть не стоила мне жизни, а к страху перед близостью с мужчиной, прибавился страх перед гинекологом.
Теперь, надеюсь, понятно, почему я с удовольствие потеряла сознание, когда пришли джинны осматривать меня…
+
Перечитала написанное. Пошлю роман на психфак…
36
Придя вновь в сознание, точнее в состояние вúдения, в данном случае сопровождавшееся продолжающимся обездвижением, я услышала, что джинн-доктор и Алекс обсуждают мое «женское» здоровье. Другой, второй джинн, в это время стоял рядом с ними и слушал. Он казался моложе и вел себя как ординатор, но в отличие от ординаторов во плоти не лез куда не просят.
37
По каждому из эпизодов моих встреч с представителями других миров такая вот, весьма обрывочная информация. В связи с этим меня удивляют многочисленные подробнейшие описания, что есть в изотерической литературе. Можно сказать, завидую таким авторам; мне другие миры открывались только на миг, на один взгляд, на один какой-то эпизод и вновь закрывались, оставляя множество вопросов.
Единственное, что хочу еще отметить – думаю, это важно – некоторые контакты случались с моего внутреннего согласия, но иногда, как с джинном, Алекс действовал на свое усмотрение.
В то же время, у меня есть чувство, или даже скорее ощущение, отголосок вúдения, что мое общение с другими мирами – точнее, в других мирах – происходит постоянно. Не знаю, впишется ли в эту книгу мой скромный, но чудесный опыт мусульманского периода жизни, но именно тогда я пришла к мысли, что общение происходит всегда.
Какая-то часть меня всегда бодрствует и без устали, без конца, творит…
38
Поскольку творение, общение, изменения происходят постоянно, очевидно, важны наши глубинные установки. Опасаюсь, что мы не способны их контролировать сознательно. Возможно, тренировка осознанности – что бы это ни значило – это то, на что не стоит жалеть и всей жизни. Но возможно ли научиться бодрствовать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю на всю глубину своего Я? Несомненно.
Но, пока этого не случилось, мы несем «неожиданные», «непредвиденные», «случайные» потери. Которых, верю, можно избежать при экологичной, гармоничной личной и общественной самоорганизации. Мы не должны страдать. Можно жить не страдая. Можно, не страдая, терять. Потеря без страданий, как осенний листопад, заложена в нас природой.
39
Если продолжить о чудесном, наверно, одним из самых ярких, но не единственных, явлений этого ряда можно считать появление трех ангелов накануне моего крещения. Случится это годы спустя после джиннов, но опишу встречу теперь же.
Ангелы пришли в эмоционально страшную для меня ночь, когда я узнала и тут же потеряла свою любовь. Они просидели возле моей постели до зари. В тот период я спала на полу. Спать на полу – не в традиции моего народа, но привычка, полезная не только для позвоночника, но и для фигуры.
Итак, ангелы. Они объясняли причины происходящего события в то время как я, обливаясь слезами от непрерывной острой боли, спрашивала их о Боге, просила о просветлении и знании; уверяла, что больше не выдержу, не могу, не смогу жить без человека, мысль о котором всю сознательную жизнь примиряла меня с биологической причастностью к этому, такому чужому, такому неприветливому, адыгскому народу.
«Мне очень больно. Не бывает бо́льшего страдания, чем то, что я сейчас испытываю; так почему же я не могу видеть Бога? Разве эта боль и эта невозможная любовь не достаточная плата за просветление моего сознания, за право видеть Его? Где Он? Не могу терпеть эту боль», – так я говорила, пока не заснула, незаметно для себя.
Проснувшись на рассвете, ощутила невероятный покой и такую чистоту, словно омыта изнутри. Утро встречало тишиной. И в этой пронзительно прекрасной тишине, я услышала, как в соседней комнате тихо напевает сын…
«…но мало, мне мало, я хочу к нему», – сказала я в то утро. И хотя я с детства чувствовала себе слишком взрослой, чтоб знать одни забавы, в то утро я была еще слишком молодой, чтоб вовсе не желать счастья.
40
Теперь же опишу самих ангелов. То немногое, что видела, так как они сидели спиной, не поворачиваясь ко мне. Собственно, я видела только их крылья. Они напоминали крылья стрекозы, но, наверно, менее прозрачные, достаточно плотные, и, само собой, значительно бóльших размеров.
В сложенном виде крылья составляли, примерно, сто пятьдесят – сто семьдесят сантиметров в высоту, а в ширину сантиметров шестьдесят-семьдесят. Сидели ангелы – или стояли? – ко мне спиной, плотно прижавшись друг к другу крыльями. Несмотря на то, что чисто арифметически, общая ширина их крыльев составляла, если посчитаем, более трех метров, я так же видела, что они не заходили за края постели, то есть умещались где-то в два метра.
Создания, мысль о которых и теперь служит утешением, что я не самый конченный человек (какой себя ощущаю), объясняли, почему со мной приключилось несчастье, которое опишу, наверно, в следующей книге, хотя оно и случилось в период, описываемый в этой, то есть, между встречей с двумя джиннами и накануне появления трех ангелов. Собственно, ангелы и явились как раз из-за той моей личной трагедии.
По ходу повествования расскажу еще о нескольких встречах с невидимым миром, но они тоже содержат лишь отрывочные сведения, малоинтересные для читателя, искушенного по части мистики и эзотерики. Так что любители мира духов могут завершить чтение сего произведения.
41
Нечиновникам, неправоохранителям, недепутатам Госдумы и их непомощникам, нечленам известной партии и тем, например, кто никогда не писал обращений в органы власти, не нуждался в жилье, тем, кого никогда не обманывал работодатель, не подставляли коллеги, не предавали друзья, тем, чьи телефоны никогда незаконно не прослушивали, кого не травили и не преследовали, чьим детям не угрожали смертью, тем, кто никогда не обращался к президенту, не проигрывал в судах, тем, чьих родных не убивали врачи, кто не утопал в долгах и не совершал никаких безумных поступков, тексты эти тоже вряд ли покажутся близкими.
Даже те, кто найдет здесь параллели со своей жизнью вряд ли получат ответы на свои вопросы. Единственное, на что читатель может рассчитывать – что чтение окажется легким и приятным. Легким – потому что это всего лишь записки; приятным – потому что речь в романе идет о моих бедах: чужая рана, как известно, не болит.
Потому, уважаемые, читайте на здоровье, радуясь моментам, где в аналогичной ситуации вы оказались успешнее, умнее, счастливее меня.
Уверена, ознакомившись с моей историей, вы отыщете – или уже отыскали – много позитивных моментов в своей. И, как знать, возможно тоже решите изложить на бумаге историю своей жизни. Как сказал один писатель, у каждого должны быть свои записки сумасшедшего. Как сказал другой писатель, все в писатели!
42
Записки, безусловно, носят и познавательный характер. Особенно этот аспект моего литературного творчества актуален для тех, кто верит, что может сделать жизнь лучше. Здесь есть мысли. Они разбросаны, вкраплены специально для вас, будущие генералы, президенты, министры, полицейские, врачи и ученые, женщины-матери будущих генералов, женщины-матери будущих мужчин и женщин.
С бешеной любовью и верой в ваш ум.
43
Если читатель пробрался сквозь выстроенные мной преграды, он может смело хвалить себя за терпение, а я продолжу рассказ о том, как мы с Алексом покупали квартиру, весной 2003-го года.
Не знаю у кого как складываются отношения с их ангелами, а мне общение с Алексом давалось непросто. Уже некоторое время я выбирала жилье и посмотрела достаточно квартир, но все они не соответствовали нужным параметрам. Когда предложили квартиру на последнем этаже панельного пятиэтажного дома, посмотрев ее, дала согласие на покупку. О чем сообщила хозяевам и в агентство недвижимости. Устала смотреть, согласна на все, думала я, отмечая про себя, что хозяева не ответили на вопрос, почему у них в кухне горят все четыре конфорки; вроде не готовят…
Не успела сказать, что куплю ту квартиру, как на меня обрушились отчаяние и страх за сына. Я начала бояться, что он не сможет подниматься на пятый этаж, что дует с балкона, что газовая плита непременно взорвется, что квартира угловая и в ней холодно зимой, а летом жарко, что течет с потолка, потому что крыша дома покрыта с нарушением технологий. «Но я ведь уже обещала, что куплю; неудобно перед людьми», – говорила я Алексу и слышала в ответ, что хозяева не сто́ят сочувствия, потому что они хитрецы, скрывшие от меня перечисленные выше недостатки.
Была ли информация подлинной или я имела дело со страхами – не знаю; но мысли приходили через боли в теле и колоссальный дискомфорт. Неутихающий страх за сына присутствовал до тех пор, пока я не позвонила риелторам и не отказалась от квартиры. «Что теперь? Подлый Малыш может передумать, отозвать деньги. Не могу же я ходить к Старейшине каждый день, мы ищем квартиру уже целый месяц».
44
Продолжая возмущаться собственным малодушием, однажды утром мне вдруг захотелось на улицу «подышать и размяться», и, «на всякий случай», с кошельком. Без видимой цели я вышла из квартиры, которую все еще снимала.
Жила я в тот период одна; квартиру оплачивала сестра, категорически запрещая мне переселяться к ним. Марина убеждала, как только я вернусь к матери, как принято у нас после развода, Малыш откажется от своих слов, и мы, вчетвером, с Иманом, застрянем в маминой «двушке».
Не работая, имея уйму свободного времени, Имана я не забирала даже на выходные и почти не навещала – только звонила. Не забирала потому, что не было денег его кормить, не навещала, потому что мы с сестрой скрывали от мамы, что я уволилась.
45
Мое увольнение из налоговой полиции в никуда – та еще глупость. Неужели я не понимала, что, уволившись, оставляю сына без куска хлеба? Неужели не думала о маме, проблемах, которые создам для сестры, лишившись заработка? Конечно думала, и все же написала рапорт на увольнение по собственному желанию.
Само собой, обыски, проверки, бойкот со стороны коллег (не только из-за распространения «компромата», но и прямого давления на них с требованием не общаться), тотальное исключение из служебного потока мало кого могут оставить равнодушным, но к тому времени я была неплохо тренирована, чтобы уходить из-за этого со службы. Рапорт по таким основаниям я бы сочла личным поражением, бегством. Тем более позорным, что при свалившейся на меня тогда тяготе была и льгота: меня больше не принуждали нарушать закон, что хорошо само по себе; потом, я плавала сколько хотела в бассейне санатория МВД. Так что нет – я подала рапорт не из-за невыносимых условий службы, созданных Малышом, как могло показаться моим преследователям, но сделала это по соображениям совести.